Рассчитаешься с Игорем, Андрей! кивком головы поблагодарив Барского, как бы между прочим сказал ему, а вернее, приказал Катков, выпуская большой клуб дыма. В те же сроки!
Конечно, Веня! улыбнулся тот. Как договорились!
А как у тебя? взглянул Катков на Блата.
Он согласился! кивнул головой тот. А кассация ушла еще вчера!
Ларс довольно кивнул. Он был уверен в этом согласии. По его глубокому убеждению, Санька был замешан из того же теста, из которого и выпекалось все настоящее. Странно было другое. Как он, с его умом и врожденным аристократизмом, мог работать на этих людей? Они не только платили ему жалкие гроши, но в конце концов его же и подставили, как какую-нибудь шестерку! Да он и был для них самой обыкновенной шестеркой, несмотря на свои две звезды на погонах с двумя просветами. Но в суде он, к великой своей радости, увидел прежнего Саньку, сильного и свободного! А это уже дорогого стоило
Что же касается кассации, то он мало верил в нее. Не для того его убрали, чтобы выпускать. Впрочем, пусть работают, за то и деньги получают!
В камеру постучали, и дверь с неприятным, чисто тюремным скрежетом открылась. Из-за нее показалась всклокоченная голова одного из вертухаев. На его плоском лице было написано некоторое смущение.
Вениамин Борисыч, почтительно проговорила голова, извини ради Бога, время
Да, бросил быстрый взгляд на часы Ларс, я помню!
Удовлетворенно кивнув, голова исчезла, и Барский быстро наполнил рюмки.
Ну, Веня, засуетился он, на посошок!
Они выпили, и Катков, проводив корешей до дверей камеры, вернулся к жене. С трудом сдерживая слезы, та бросилась ему на шею, и несколько минут они простояли, тесно прижавшись друг к другу. Но вот за дверью послышалось деликатное покашливание вертухая, и Катков недовольно посмотрел на часы: времени и на самом деле оставалось в обрез. Нежно поцеловав жену, он негромко сказал:
Все, Оля, пора
И та, понимая все правильно, быстро повернулась к нему спиной и подняла свою нарядную, плотного китайского шелка юбку. Спустив до колен черные ажурные трусики, так соблазнительно выделявшиеся на белой гладкой коже, Катков ласково провел пальцами по ее давно уже ждущему лону. Ольга слегка вздрогнула, как всегда вздрагивала, когда он трогал ее там, и наклонилась еще ниже. И Катков с превеликим наслаждением, ощущая нежное влажное тепло, вошел в нее. Ольга застонала, а он принялся накачивать ее, ощущая при каждом качке прохладную упругость ее сладостных в любви бедер и на какие-то мгновения забывая, что будет лишен этого, может быть, самого великого на нашей грешной земле наслаждения на долгие три года
На одной из остановок Баронин вышел из поезда. Было тепло и пасмурно. С утра шел дождь, и мокрый асфальт платформы до сих пор еще дымился в лучах уже появившегося на чистом, вымытом небе солнца.
На этой станции поезд стоял непонятно долго: целых тридцать минут, и после долгого сидения на одном месте Баронин решил размяться. Обходя мелкие лужи, в которых плавали принесенные ветром листья, он медленно шел по перрону мимо коммерческих палаток. Цивилизация дошла и сюда, и теперь там, где при историческом материализме не всегда можно было купить хлеба, торговали пепси-колой и «Мальборо». Выпив чашку на удивление хорошего кофе, Баронин, чтобы только не стоять на месте, спустился к запасным путям. И тут дорогу ему неожиданно преградили солдаты внутренней службы с автоматами на груди.
Все, земляк, прохрипел здоровенный сержант с заячьей губой, приехали! Дальше пути нет! Давай назад!
И он многозначительно положил свои крупные руки на автомат. Присмотревшись, Баронин увидел за оцеплением несколько «столыпинских» вагонов. Он хорошо знал эти темницы на колесах, поездка в которых в мороз превращалась в самую настоящую пытку, а в жару в них люди разве только что не сходили с ума. Железные решетки, камеры на шестьдвенадцать человек каждая, убогий свет, полки, грязь и огромный штат охраны. И на каждой станции крупного города они пополнялись новыми арестантами.
Баронин поморщился. Именно в такой тюрьме путешествовал сейчас и Ларс. Ибо даже авторитеты его уровня пока еще не избегали общей участи на этапах, замерзая и жарясь в этих преисподнях, как и остальные зеки. Впрочем, Ларсом, прославленным и грозным вором в законе, коронованным на огромный регион российской воровской элитой, он был для других, а для него и по сей день так и остался все тем же Венькой, с которым он когда-то сидел за одной партой и даже был влюблен в одну и ту же девчонку. Умные и тонкие, они резко выделялись на общем фоне, и это сближало их, уже тогда проводя резкую грань между ними и их сверстниками. После школы они не виделись почти восемь лет, и первым из друзей, к кому направился, возвратившись в родной город после окончания университета и двух лет работы в МУРе Баронин, был, конечно, Венька. Но долгожданная встреча получилась натянутой и холодной. Другой, конечно, она и не могла быть. Теперь бывшие друзья стояли по разные стороны баррикад. Толком тогда так и не поговорили. Слишком сильным было отчуждение. Посидели, выпили и разошлись, чтобы уже не встречаться. Узнавали друг о друге заочно. Но карьеру при этом делали оба. Каждый на своем поприще. И к сорока оба прославились. Правда, каждый по-своему. Санька, или уже Александр Константинович Баронин как классный опер, а Ларскак «правильный» вор в законе. На их счастье, за прошедшие годы дороги их так ни разу и не пересеклись. Хотя в глубине души и тот и другой чувствовали, что рано или поздно судьба, или, точнее, рок, обязательно сведет отмеченных ею в великий момент истины. И она свела их
В тот день его вызвали в Отрадное, где на конечной остановке автобуса обнаружили истекающую кровью Анечку Веселовскую, пропавшую два дня назад. Ее, шатаясь и чуть не падая, притащил туда и сам измазанный кровью какой-то молодой парень. Не доходя до остановки, он поставил девочку на землю и, держась за левый бок, быстро скрылся. Дачу, где разыгралась пока неведомая оперативникам трагедия, они нашли быстро. По большим пятнам крови на земле и траве. А заодно обнаружили и еще два трупа. Обыск дачи ничего не дал, а вот на дворе оперативников заинтересовала свежевырытая яма, уж очень напоминавшая могилу. И судя по размерам, детскую. А когда они копнули рядом, то увидели уже начинавший разлагаться труп мальчика, потом еще и еще. Страшное это было зрелище, и даже привыкшие ко всему санитары работали в тот день с посеревшими лицами.
Вернувшись после этих жутких раскопок домой, он с ходу пропустил стакан водки. А когда, покурив, налил второй, ему позвонил Венька. Через полчаса Баронин уже прохаживался по лужайке у Трех дубов, как они много лет назад называли то заветное место, где постигали тайны кунг-фу под суровым присмотром китайца Ли Фаня, работавшего у них в школе истопником. Это был невзрачный на первый взгляд мужчина неопределенного возраста, не вызывавший у ребят никакого интереса. Но однажды они с Венькой случайно подсмотрели одну из его тренировок, и их поразила не только невероятная пластичность Ли Фаня, но и таившаяся в молниеносных ударах его рук и ног страшная сила, которую не могли не почувствовать даже они, совсем не искушенные в боевом искусстве подростки. Долгих пять лет постигали они тайны великого искусства даосской йоги и шаолиньского кунг-фу, попутно изучив Тайцзицюань и знаменитый Вин Чун, с которого начинал свой путь Дракона великий Брюс Ли. Это была жестокая школа, но они с честью прошли ее, к восемнадцати годам превратившись в великолепных бойцов, умевших виртуозно защищаться и молниеносно нападать
Одетый в черные джинсы и ковбойку Венька не заставил себя долго ждать.
Ну что, Саня, улыбнулся он, пожимая Баронину руку и пытливо глядя ему в глаза, отметим встречу?
Отметим! кивнул Баронин.
Они подошли к машине, и Катков достал из нее несколько банок сока, термос с кофе, бутылку коньяку и закуску. Они выпили, и, к удивлению Баронина, Катков заговорил об Отрадном.
Эту суку, брезгливо поморщился он, зовут Гнус! Не наш, залетный! И вся его бригада из таких же! Не скрою, Саня, уж очень мне хотелось самому раздавить эту гадину! Ну да ладно, бери его себе! Ведь ты, кажется, ищешь его уже год?
Спасибо, Веня искренне произнес Баронин.
Брось, Саня, улыбнулся Катков, мы ведь тоже как-никак люди
Ладно тебе! поморщился Баронин.
В общую камеру ты его, конечно, не посадишь! усмехнулся Катков.
Конечно нет! пожал плечами Баронин.
Какая, к черту, общая камера! Себе дороже! Поскольку проживет этот Гнус в ней ровно столько, сколько потребуется вертухаю, чтобы закрыть за собою дверь. Братва презирала подобную мразь и судила ее куда быстрее
И вот тогда-то он и произнес так дорого стоившую ему впоследствии фразу: «Да какая разница, до зоны он все равно не доедет»
Послышался лай караульных собак, и Баронин увидел большую группу осужденных, которых вели под конвоем к вагонам. С грустью смотрел он на серые, невыразительные лица будущих воров, сук и петухов. Он вздохнул. Что тут говорить? Россия есть Россия, и этим сказано все
Засмотревшись на зеков, Баронин чуть было не опоздал на поезд и вспрыгнул в свой вагон уже на ходу. Проходя по коридору, он вдруг заметил сидевшего у открытой настежь двери в соседнем с ним купе мужчину в кожаной куртке и коричневых джинсах, погруженного в чтение купленного им на остановке «Спорт-экспресса». Лицо его показалось Баронину знакомым. Присмотревшись к попутчику повнимательнее, он еще больше утвердился в своем предположении. Да, он уже где-то видел и эти серые внимательные глаза, и мясистый, прямо-таки римский нос, и сильную шею
Почувствовав на себе изучающий взгляд Баронина, мужчина оторвался от газеты и вопросительно посмотрел на него.
Извините! улыбнулся тот. Засмотрелся на снимок!
И он кивнул на застывшего над очередным поверженным претендентом на корону Майка Тайсона.
Да, хорош! холодно согласился мужчина и, не имея, видимо, никакого желания продолжать разговор, снова погрузился в чтение.
Появление в вагоне знакомого лица неприятно подействовало на Баронина. Ему не нравились подобные совпадения, и успокоился он лишь после того, как поклонник Майка Тайсона вышел из поезда за две остановки до Дальнегорска.
Проводница принесла чаю, и в купе вкусно запахло земляникой и медом, настолько он, настоянный на таежных травах, был душист. И Баронин, от души наслаждаясь этим таежным нектаром, задумчиво смотрел на мелькавшие за окном осенние пейзажи Да, скоротечно дальневосточное лето Да что там лето, сама жизнь теперь казалась Баронину не менее быстротечной. Это ведь только так кажется, что она идет медленно. Он только-только начинал по-настоящему понимать, что к чему, а уже надо было возвращаться с ярмарки
Постепенно мысли убаюканного мерным стуком колес Баронина снова вернулись в недавнее прошлое
Спасшего Анечку парня они повязали быстро. Через пользовавшего его врача. Но то, что оперативники услышали, потрясло даже их, повидавших в уголовном розыске виды.
Гнус страдал серьезным заболеванием крови, и два раза в месяц ему требовалась детская кровь. Высасывал он ее прямо из живых детей, которых для него похищали шестерки. Но когда Хижняк, такой была фамилия спасшего девочку парня, увидел, как «лечится» их «крестный папа», нервы у него не выдержали. Пристрелив охранника, он, не помня себя от ярости, принялся и за самого вурдалака. И, наверно, убил бы его, если бы не Анечка. Пристрелив по дороге еще одного гнусенка, а заодно и сам получив от него пулю в бок, он дотащил-таки Анечку до остановки автобуса. Куда сбежал Гнус, Хижняк не знал, но показал, что не так давно случайно услышал разговоры о готовящемся нападении на инкассаторов, возивших зарплату старателям золотых приисков в тайгу. Гнус и его компания уже давно косились на эту кассу, и их пока останавливало только отсутствие у артели денег. Под видом инкассаторов оперативники поехали в тайгу сами. Другого пути как можно быстрее выйти на этого зверя у них не было, а ждать после страшных раскопок на детском кладбище они уже не могли. Анечкина мать сошла с ума, а сама девочка, не только обескровленная, но и изнасилованная, лежала в реанимации с мизерными шансами на жизнь. По мнимым инкассаторам бандиты, как и ожидалось, ударили с двух сторон. И только благодаря чуду и пуленепробиваемым стеклам никого из оперативников даже не зацепило. Видно, кто-то крепко молился за них в тот день. Потом Баронин долго бежал по тайге за последним из оставшихся в живых бандитом. И никогда еще Баронин никого не бил в своей жизни с такой яростью, с какой молотил того гнусенка, когда, догнав, обезоружил его. И видел он перед собой не перекошенный страхом и болью кровавый оскал, а детские трупики и хохочущую с безумным взглядом Анечкину мать. И ошалевший от ужаса и боли гнусенок, взмолив о пощаде, тут же сдал своего бывшего босса со всеми его гнилыми потрохами.
Дача, куда переехал Гнус, находилась на отшибе и была окружена высоким деревянным забором. В доме, судя по доносившейся из него классической музыке, царили покой и безмятежность. Когда они ворвались в комнату и перебили охрану, Баронин подошел к лежавшему на роскошной кровати толстому человеку с отвратительным лицом и безобразно распухшими ногами и, с трудом подавляя в себе страшное желание разрядить в его омерзительную рожу пистолет, холодно сказал:
Ну вот, гадина, мы и нашли тебя!
Гнус слабо поморщился и закрыл свои заплывшие жиром бесцветные глаза с нависшими над ними дрожащими веками.
Если бы вы только знали, вдруг замурлыкал он, как, наверно, мурлыкал бы над своей кровавой добычей ягуар, будь он в хорошем настроении, растянув в блаженной улыбке толстые мясистые губы, какая это прелесть детская кровь! Особенно у девочек! Пьешь ее и чувствуешь, как в тебя с каждой каплей сила
Раздавшиеся три выстрела прервали откровения чудовища, и он так и умолк со своей блаженной улыбкой на толстых губах. Самое действенное лекарство в миресвинцовые пилюли, весом по девять граммов каждая, раз и навсегда избавили Гнуса от его страшной жажды.
Застреливший нелюдя Варягов, так и не проронив ни слова, положил пистолет на стол. Потом достал из кармана джинсовой куртки удостоверение и положил его рядом с пистолетом.
В комнате стояла тишина Все почему-то сразу вспомнили, что именно ему, Варягову, и принадлежала идея с инкассаторами, что ему всего двадцать три года и что у него есть невеста, к которой он уже сегодня может не вернуться. И теперь все зависело только от Баронина. Даст делу законный ход, и Варяговакак ни крути, а преступление он совершилждал бы срок
Но уже в следующую секунду все вздохнули с облегчением.
Барон и сейчас остался Бароном! И не зря его держали за «правильного» даже те, с кем он боролся!
Что ты разложился как в бане? крикнул он на Варягова. А ну забирай свои причиндалы! Баронин, положил тяжелую руку Варягову на плечо:Ты сделал то, спокойно проговорил он, о чем мечтал каждый из нас Но в другой раз думай!
Варягов не проронил ни слова, но его красноречивый взгляд все сказал за него сам.
К удивлению Баронина, Турнов воспринял смерть Гнуса как должное и даже не стал вдаваться в подробности. Застрелили так застрелили! Туда ему, гадине, и дорога! Шеф был явно доволен именно таким исходом, суд, конечно, хорошо, но куда приятнее осознавать, что тварь уже уничтожена! Да и с измучившими ГУВД страшными «висяками» было наконец покончено! На радостях шеф даже извлек из стола початую бутылку коньяку
Дальнегорск! громкий голос проходившей по коридору проводницы вернул Баронина в купе. Кто просил билеты, пожалуйста!
Баронин усмехнулся. Прошли, к счастью, те времена, когда ему были нужны для отчетности билеты. Теперь командировочные ему выписывали совсем другие люди. Попрощавшись с радушной проводницей и от души поблагодарив ее за великолепный чай, Баронин вышел из вагона.
Моросил мелкий дождь, и на мокрой платформе не было ни души. Встречавшие предпочитали коротать время в здании вокзала. Но как только поезд Николо-АрхангельскЛенинград остановился, на перроне сразу же появилось несколько десятков человек.
Баронина не встречал никто. Но это его, похоже, нисколько не огорчало. Сойдя с поезда, он подошел к ярко освещенному газетному киоску и купил несколько газет. После чего направился в вокзал. Поднявшись на второй этаж, Баронин зашел в полупустое кафе. Заказав кофе и пирожных, он закурил и принялся просматривать газеты. Через минуту к нему подсела одна из местных путан, красивая девушка лет двадцати пяти, одетая в темно-синие джинсы и такую же джинсовую, но только голубую рубашку. Рубашка была расстегнута почти на треть, что позволяло невзначай увидеть ее красивую высокую грудь. Окинув цепким взглядом Баронина и сразу же поняв, что ей здесь «не светит», представительница первой древнейшей профессии тем не менее поинтересовалась: