Да, господин лейтенант, отчеканил Александр.
Тогда свободны. Отдыхайте, у нас завтра тяжелый день.
Тарасов вышел из кабинета и направился в жилой корпус. Александр лег на койку и закрыл глаза. Где-то раздавались незнакомые голоса, слышались зычные немецкие команды. Он не заметил, как уснул.
***
Вечер прошел в штатном порядке. В двадцать два часа был объявлен отбой, и Александр с наслаждением вытянул уставшие за день ноги. Все началось около двух часов ночи. Его разбудил дежурный и приказал быстро одеться и выйти в коридор. Там его ждал лейтенант Хейг, около которого стояли два однокурсника Тарасова. Все, молча, вышли из здания и сели в автомобиль. Путь до аэродрома занял несколько минут. Они прошли в небольшое помещение и стали переодеваться в форму работников НКВД. Александру досталась форма капитана. Он посмотрел на себя в зеркало и остался доволен своим внешним видом.
Кто пятый? спросил Тарасов лейтенанта. Вы мне вчера сказали, что нас будет пятеро.
Пятого не будет. Руководство решило, что для выполнения этого задания достаточно четырех человек. Еще вопросы есть?
Александр промолчал. Ему не понравилось, что в самый последний момент план почему-то поменялся.
Надев на себя белые овчинные полушубки и валенки, и взяв парашюты, они по команде лейтенанта погрузились в кузов автомашины, которая направилась к стоявшему на взлетном поле «Юнкерсу».
Перед посадкой в самолет немец построил их и тщательно проверил экипировку: оружие, грузовой мешок с взрывчаткой. После этого он разрешил посадку в самолет, дюралевое тело которого через минуту-другую вздрогнуло и медленно тронулось с места. Вырулив на полосу, «Юнкерс» взревел моторами, начал разбег и плавно оторвался от земли.
Тарасов сидел напротив двери самолета, и ему было видно всех своих попутчиков: двое курсантов заметно волновались, а лейтенант был абсолютно спокоен и, похоже, даже дремал.
«Интересно, почему лейтенант включил в группу Токаря и Цветного, которые были неуспевающими на курсе? подумал Александр, продолжая наблюдать за ними. Задание важное, а исполнителитак себе».
Токарь и Цветной были из одной с ним группы и не особо выделялись умственными способностями. Как они прошли отбор в курсанты, для многих оставалось загадкой. Они явно не тянули на роль диверсантов, способных решить поставленную задачу. Насколько он знал, они были из одной деревни, служили в одном подразделении, и оба добровольно сдались немцам еще в начале октября сорок первого года.
Александр закрыл глаза и стал вспоминать правила, которые нужно соблюдать при ночных прыжках с парашютом. Ровный рокот двигателя за бортом самолета успокаивал его.
Сколько они летели, Тарасов не знал. Из кабины пилота вышел штурман и подошел к лейтенанту. Нагнувшись над ним, он толкнул его рукой в плечо и, когда Хейг открыл глаза, начал ему что-то говорить. Прошло несколько томительных минут, и над кабиной пилотов загорелась лампочка. Стрелок-радист открыл дверь самолета и, словно приглашая всех к прыжку, сделал галантный жест рукой. В салон самолета ворвались холодный воздух и рев моторов.
***
Они прыгали с интервалом в десять секунд. Несмотря на отсутствие сильного ветра, компактного приземления у них не получилось: их разбросало в разные стороны на довольно приличное расстояние. Александр приземлился на небольшую полянку среди высоких вековых елей и сосен. Выбравшись из глубокого сугроба, он быстро погасил купол парашюта и, собрав его, засыпал снегом. Поправив лямки вещевого мешка, он вытащил из кобуры пистолет «ТТ» и, передернув затвор, сунул его в карман полушубка. Осмотревшись по сторонам и сверив свое положение с картой, он направился к точке сбора, которая находилась неподалеку.
Тарасов шел по глубокому рыхлому снегу, который в отдельных местах был ему, чуть ли не по пояс. Снег набился за голенища валенок, от чего портянки стали мокрыми, и через некоторое время он почувствовал, как ноги стали понемногу замерзать.
«Если я не выйду до рассвета на дорогу, то придется весь день отсиживаться в лесу», подумал он.
Вдруг среди темноты мелькнула узкая полоска света. Он затаился, прижавшись всем телом к дереву. Через минуту он услышал звук двигателя автомашины. В метрах сорока от него промчалась легковушка. Когда звук двигателя поглотила ночь, Александр достал из кармана полушубка небольшой фонарик и сделал несколько условных сигналов. Однако ответа на них не последовало.
«Почему они молчат? Может, их далеко разбросало при приземлении или их уже взяли в плен?»
Наконец кто-то мигнул ему из темноты красным огоньком фонарика. Он радостно вздохнул и направился в ту сторону. Он вышел на дорогу и, отряхнув с одежды снег, стал оглядываться, стараясь определить место, с которого дали условный сигнал. Тарасов был на сто процентов уверен, что сигналили ему со стороны дороги. Он еще несколько раз мигнул своим фонарем и, не получив ответного сигнала, направился по ней. Он прошагал метров сто, когда услышал за спиной хруст снега. Он выхватил пистолет и оглянулся. Перед ним стояли несколько красноармейцев с направленными в его сторону винтовками.
Стой! произнес один из них. Предъяви документы!
Я капитан НКВД, заместитель начальника особого отдела дивизии. У меня в двух километрах отсюда сломалась автомашина, и я вынужден был пойти пешком. Вы сами, из какой части, бойцы? Где ваш начальник, срочно позовите его сюда.
Неожиданно что-то с силой опустилось на его голову сзади. Дорога, на которой он стоял, вдруг стала кривой, и он, не удержавшись на ней, рухнул лицом в снег.
***
Александр очнулся от сильной боли в затылке. Он попытался потрогать это место рукой, но понял, что не может: его руки были связаны за спиной брючным ремнем. Повернув голову в сторону, он увидел двух своих бывших «попутчиков», которые сидели у стены и о чем-то негромко разговаривали.
Ну, что? Очнулся? с ехидцей спросил его Токарь. Что будем делать дальше?
Где мы? тихо поинтересовался он у них. И почему я связан?
А ты что, не понял? У русских мы, у русских. Теперь, брат, у нас одна судьба, и ее называют не иначе, как стенка. А связали тебя, Татарин, за то, что ты пытался оказать им сопротивление и чуть не убил их командира.
«Не может этого быть!» словно искра промелькнуло у Тарасова в голове.
А где лейтенант Хейг? Что с ним?
Нет больше твоего лейтенанта. Нам сказали, что он погиб при приземлении: запутался в стропах и замерз.
Тарасов напряг память, стараясь вспомнить, как он оказался в этом подвале. Последнее, что отчетливо запечатлел его мозг, красноармейцы с винтовками. Затем сильный удар и провал.
Токарь! Тебя уже допрашивали? спросил Александр.
Да, допрашивали, односложно ответил тот. А что тут крутить, они все о нас знают. Мне этот майор сразу сказал, какая у нашей группы была задача. Сказал и то, что ты у наскомандир. Интересно, откуда они все это знают?
Да брось ты, Токарь! произнес Цветной. Я же тебе говорил, что нас сдал этот немец. Татарин сдать не мог, он только что очнулся.
Но, лейтенант, же погиб, как они говорят.
Да мало ли что они говорят, возразил ему Цветной. Говорят, в Москве кур доят. Ты этому веришь?
В подвале повисла тишина.
Руки мне развяжите, обратился к ним Тарасов. Терпенья нет, затекли так, что не чувствую.
Извини, брат, не мы тебя вязали, и не нам тебя развязывать.
Если что, скажете, что я сам развязался, снова попросил их Александр.
Нет, брат, извини. Зачем нам лишнее. Ты уж сам выпутывайся из этой ситуации.
Их разговор прервал скрип открываемой двери. В подвал заглянул молоденький солдат в натянутой на уши пилотке. Заметив, что Тарасов пришел в себя, он передернул затвор винтовки и приказал ему следовать за ним. Александр шел по узкому коридору, стены которого были выкрашены в грязно-зеленый цвет. В спину ему упирался трехгранный штык винтовки. Стоило ему замедлить движение, как он больно впивался в нее.
Стоять! громко скомандовал солдат. Лицом к стене!
Тарасов выполнил команду. Боец открыл дверь и с силой втолкнул его в какое-то помещение. В дальнем углу за небольшим столиком сидела женщина средних лет, одетая в военную форму. Синяя шерстяная юбка плотно облегала ее крутые бедра. Она повернулась к нему и смерила его презрительным взглядом. Напротив нее за большим столом сидел майор. Ворот его шерстяной гимнастерки был расстегнут. Первое, что бросилось в глаза Александру, была шея майора, а если вернееее отсутствие. Обвислые щеки офицера буквально лежали на петлицах его гимнастерки, закрывая знаки различия.
Проходи, Татарин, проходи. Семенов, развяжи ему руки, приказал он солдату.
Тот отставил винтовку в сторону и стал развязывать Тарасову руки. Офицер достал из лежащего на столе портсигара сигарету и закурил.
«Странно, подумал Александр. Почему майор курит сигареты, а не папиросы, которыми, как правило, снабжают офицеров наши тыловики? Впрочем, здесь фронт, и наверняка, курят то, что имеют».
От одежды солдата, что развязывал ему руки, тоже пахло знакомым запахом немецких сигарет.
«Может, мне все это чудится? спросил он сам себя. Давно не курил, и желание втянуть в себя табачный запах вызывает эти вкусовые галлюцинации».
Садись! приказал ему майор и указал на стоявший посреди кабинета табурет.
Тарасов сел и начал растирать затекшие руки.
Нам все известно, Татарин, поэтому я рекомендую ничего не скрывать.
А что вам известно, товарищ майор? спросил его Тарасов.
Тот усмехнулся.
Ты, наверное, шутник, Татарин. Я же сказал тебе, что все. Я знаю, что ты являешься заместителем командира немецкой диверсионной группы. Знаю твою кличку, которую тебе, как собаке, дали немцы. Знаю задачу твоей группы. Всего этого достаточно, чтобы поставить тебя к стенке. Мне все это рассказали твои подчиненныеТокарь и Цветной. Они, в отличие от тебя, поняли, что лучше все рассказать сразу, а не ждать, когда мы из них вытянем эти сведения клещами.
Он сделал паузу, стряхнул пепел от сигареты в массивную чугунную пепельницу, стоявшую на краю стола, и спросил:
Что молчишь? Ты что, удивлен хорошей работой НКВД?
Почему удивлен? Я сам являюсь сотрудником особого отдела. Людей, что вы назвали, я не знаю и никогда их не видел. Я вам еще раз говорю, что я капитан НКВД, сотрудник особого отдела 157-ой стрелковой дивизии, возвращался из госпиталя в часть, которая, по моим сведениям, сейчас отведена на отдых в пригород Ярославля. Воспользовался попутной машиной, которая по дороге сломалась. Пришлось идти пешком, а тутваши солдаты.
Не нужно мне врать, Татарин! 157-ая стрелковая дивизия уже три дня назад передислоцировалась в город Рыбинск. Это для справки.
За разговором Тарасов не заметил, как в кабинет вошел еще один человек в форме НКВД и встал за его спиной. Когда майор закончил фразу, мужчина нанес ему сильный удар ногой в бок. Тарасов слетел с табурета и упал к ногам майора.
Ты случайно не убил его? спросил хозяин кабинета лейтенанта.
Тот нагнулся и, нащупав пальцами на шее Александра сонную артерию, улыбнулся.
Живой, просто отключился, коротко бросил он и, достав из кармана синих галифе носовой платок, вытер им свои пальцы.
Офицер выглянул в коридор и, заметив часового, приказал ему убрать неподвижное тело. Солдат закинул винтовку за спину и, схватив за ноги массивное тело Александра, потащил его волоком в камеру.
***
Тарасов открыл глаза и долго не мог понять, где он находится, сильно болела голова и бока. Откуда-то с потолка в помещение проникал серый дневной свет, от которого облупленные стены камеры делали ее мрачной и абсолютно безжизненной. Недалеко от него в углу сидела большая крыса и лапками мыла острую мордочку. Ее маленькие блестящие глазки сверкали, словно два драгоценных камня. Стоило Александру пошевелиться, как крыса с писком исчезла в норе. Он хотел приподняться, но сильная боль в левом боку заставила его ойкнуть.
«Кто же меня так сильно ударил?», подумал он, стараясь восстановить последние события.
Тарасов с трудом приподнялся на локтях и осмотрел камеру. Она была небольшой: метра четыре в длину и два с половиной в ширину.
«Может, стоило представиться этому майору? Тогда я, наверняка, сейчас лежал бы в чистой палате госпиталя и пил горячий чай».
Эта мысль невольно развеселила его: он представил себе, как вытянулось бы от удивления лицо майора от его рассказа.
«Нет, я никому не должен говорить о своем задании. А вдруг это немцы? Ведь не зря же Проценко предупредил меня о провокации. Прежде чем раскрыться, нужно узнать, где я нахожусь».
За металлической дверью раздались гулкие шаги надзирателя, которые затихли около двери его камеры. Глазок открылся, и в отверстии сверкнул глаз охранника. Неожиданно с улицы донеслась немецкая речь.
«Откуда здесь немцы? промелькнуло у Тарасова в голове. Если нас выбрасывали далеко за линией фронта, то немцев тут быть не должно».
От этой мысли ему стало не по себе.
«Выходит, это все игра, и меня проверяют, сдамся я или нет, но почему именно меня? Если это так, то мне не только нужно включиться в эту игру, устроенную немцами, но и сыграть в ней одну из главных ролей».
Металлическая дверь со скрипом открылась, и в камеру вошел все тот же красноармеец, который поставил перед ним металлическую миску с едой.
Слушай, земляк, обратился к нему Александр, меня действительно расстреляют без суда и следствия или передадут в военный трибунал?
Боец растерянно посмотрел на Александра: он явно не знал, что ответить.
Скажи, а до города далеко? У меня там живет сестра. А то расстреляют, и никто не узнает, где могилка моя, закончил он словами известной тогда песни.
До какого города? переспросил его боец. Если до Смоленска, то не так далеко.
«Выходит нас выбросили не под Ярославлем, как говорил мне Хейг, а под Смоленском. Значит, я прав, этоигра».
Слушай, брат, ты передай своему майору, что я готов рассказать все, что знаю. Пусть он меня вызовет на допрос.
Хорошо. Передам, произнес боец и направился к двери.
Через мгновение она закрылась, и в камере повисла мертвая тишина.
***
Ждать пришлось довольно долго. Серый свет, который был за окном камеры, исчез. Тарасов вытянул руку и вдруг почувствовал, что коснулся чего-то живого. В ту же секунду он ощутил сильную боль в ладони. По всей вероятности, он в темноте задел крысу, и та укусила его. Громко выругавшись матом, Александр оторвал полу от нательной рубашки и стал перевязывать укушенную ладонь.
«А вдруг она бешеная?» почему-то подумал он, вспомнив соседа, который скончался от бешенства после укуса лисы.
От этой мысли ему стало не по себе, и он еще сильнее стянул рану куском ткани, словно это могло спасти его от этой болезни. Его слух в темноте обострился так, что он мог безошибочно сказать, в каких камерах сидели заключенные, а в каких нет. Он дважды попытался связаться с ними, громко кричал, но ответа не было. Засов на двери противно лязгнул, и она широко открылась. Яркий луч света заставил его зажмуриться.
Вставай! скомандовал боец и, пропустив его, двинулся за ним.
В узком коридоре горели тусклые электрические лампочки. Откуда-то потянуло запахом жареной картошки, от которого Александру сразу захотелось есть.
«Живут же люди», успел подумать он, прежде чем боец приказал ему остановиться и повернуться лицом к стене.
Через мгновение он оказался в знакомом кабинете. За столом сидел все тот же майор. В этот раз он был лишь в белой нательной рубашке.
Присаживайся, Татарин. Как я и предполагал, ты продержался не так уж долго. Этозакономерно. Предав один раз, несложно предать и в десятый.
Он сделал паузу и потянулся за сигаретой.
И так, я слушаю тебя, Татарин. Меня интересуют следующие вопросы: когда и при каких обстоятельствах ты попал в разведшколу. Фамилии преподавателей и инструкторов, которые преподавали тебе специальные дисциплины. Самое главноепсевдонимы курсантов твоей группы, их приметы. Запомни, твоя жизнь зависит от того, как ты ответишь на эти вопросы. А сейчас рассказывай.
Он повернулся к секретарю, давая ей понять, чтобы она начала фиксировать все, что будет говорить этот человек. Майор радостно потер ладони и, взяв сигарету, закурил.
Гражданин майор, вы правы. Я не капитан НКВД и не сотрудник особого отдела 157-ой стрелковой дивизии. Я хотел бы убедиться в том, что Токарь и Цветной действительно признались, что онинемецкие агенты, а также, что я являюсь заместителем командира их группы.
Выходит, ты не веришь мне? Жаль, очень жаль. Я ведь тебя не обманываю.
Он усмехнулся и, порывшись в папке, достал из нее лист бумаги, который протянул Тарасову.
Вот, держи, Татарин. Я надеюсь, что ты можешь читать, или мне самому зачитать их показания?