Особо Георгий любил принимать участие в массовых казнях, расстреливать красноармейцев и мужиков из пулемета. Разумеется, не у всех сослуживцев его рвение к расстрелам и массовым казням вызывало одобрение. Находились офицеры, что и здоровались с ним с брезгливым равнодушием, называя его за спиной «мясником», но ему было все равно. Своим трезвым, аналитическим и практическим умом Званцев не одобрял подобных интеллигентов и внутренне презирал их за слабость. Крушение Деникина он воспринял спокойно, без трагедии, не впустил в себя отчаяние, не пустил пулю в лоб, а вместе с напарникомвахмистром из юнкеров, тоже основательно «запачканного» пролетарской кровью, подался в среднюю Россию. Еще в прежние времена Званцев подготовил себе новые надежные документы, по которым он стал красноармейцем, раненным в боях за Крым.
На Тамбовщину он попал в трудное время. Интуиция подсказала ему, чтобы он не присоединялся к крестьянскому восстанию, так как шансов опрокинуть власть просто не было. По новым временам он вел себя незаметно и тихо. Однажды Званцева вызвали в ЧК. Это было так неожиданно, что он сначала решил не ходить, затаиться у своего знакомого до лучших времен. Но, просидев в доме около суток, Георгий набрался мужества и направился в ЧК. Званцев сидел в кабинете оперативника, который вот уже около часа пытался установить его личность. Чекист размахивал перед его носом револьвером, все время, угрожая ему расстрелом.
Скажите, какая у вас настоящая фамилия? беспрестанно задавал вопрос чекист. Какой смысл упираться, если равно тебя завтра расстреляют. Умрешь ты Сидоровым или Ивановым, какая разница.
Документы лежат перед вами. Якрасный командир, был ранен в боях за Перекоп, почему вы мне не верите? Да, бывший офицер, но кровь я проливал за Россию. Свяжитесь со штабом Фрунзе и вам подтвердят мою личность
Странный вопрос, господин штабс-капитан, почему я вам не верю. Я хорошо осведомлен, что выбывший сотрудник деникинской контрразведки, а не красный командир. Вот почитайте заявление, вас опознал гражданин Северцев, которого вы в свое время пытали.
«Вот он конец! промелькнуло в голове Званцева. Но этого не может быть, я никого не оставлял живым. Северцев? Я не помню Северцева! Это провокация!»
Званцев взял в руки бумагу, на которой большими кривыми буквами сообщалось о нем. Георгий улыбнулся и вернул назад заявление.
Бред. Он у вас в своем уме или нет? Может мне раздеться и показать вам свои раны, которые я получил в боях за Советскую власть?
Чекист, словно не слыша слов Георгия, продолжал что-то писать, слюнявя огрызок карандаша. Наконец он оторвал свой взгляд от листа бумаги и посмотрел на него.
Посмотрим, что вы скажите, когда сюда войдет гражданин Северцев.
Чекист поднялся из-за стола и направился к двери.
***
Где-то на улице щелкнул выстрел, затем второй. В ту же секунду тишину разорвала длинная пулеметная очередь. Это в город входила одна из сотен атамана Антонова. Оперативник побледнел и на какой-то миг забыл о нем. Он выхватил из кобуры «Наган» и бросился к окну.
«Что делать? промелькнуло в голове Званцева, Убить чекиста и бежать или остаться?»
Он взял со стола в руки заявление Северцева и сунул его в карман брюк. Что-то остановило его. Пуля ударила чекиста в плечо и тот с громким стоном, упал около стола. Револьвер вылетел из его руки и оказался у ног Званцева. Георгий подобрал оружие и выстрелил чекисту в голову. Дверь кабинета приоткрылась и в помещение, вжав голову в плечи, вошел мужчина. Званцев сразу узнал его, это был рабочий из мастерских по ремонту паровозовСеверцев. На лице вошедшего мужчины был страх. Георгий поднял револьвер и дважды выстрелил ему в лицо, а затем начал стрелять по антоновцам.
Где-то на втором этаже застучал ручной пулемет. Званцев отчетливо слышал звон латунных гильз, которые, словно танцоры, запрыгали по мраморным ступеням здания. Неожиданно пулемет замолк. В здании ЧК стало тихо. Недолго думая, Георгий метнулся наверх и, оттащив убитого чекиста от пулемета, открыл огонь по атакующим мятежникам.
Через день он уже работал в ЧК. Опыт работы в контрразведке заметно выделял его из среды других сотрудников ЧК. Через год его перевели в Тамбов, затем в Петроград. Он уже стал забывать свое прошлое, но оно само напомнило ему о себе. Он шагал по Невскому проспекту, когда к нему подошел незнакомый мужчина.
Извините, но мне знакомо ваше лицо, тихо произнес мужчина. Что у вас с лицом, гражданин старший лейтенант?
Он машинально коснулся рукой щеки, где был небольшой шрам, оставленный шашкой красноармейца.
«Откуда он мог знать о нем?» невольно подумал Званцев, чувствуя, как волна страха буквально захлестнула его.
Откуда вам известно об этом? спросил он зараз охрипшим голосом.
«Что делать? мелькнуло у него в голове. Бежать?»
Успокойтесь! Я не побегу в ОГПУ докладывать им, кто вы на самом деле. Я просто хочу передать вам привет от одного нашего общего знакомого.
Какого знакомого? У меня много разных знакомых.
Это ваш старый и добрый знакомый.
Мужчина загадочно улыбнулся Георгию. Он назвал имя барона. Званцев почувствовал, как земля словно колыхнулась под его ногами. Но это продолжалось лишь долю секунды.
Что вам нужно?
Пока ничего. Мы просто напомнили вам, что вас никто не забыл.
Мужчина передал ему довольно толстую пачку денег и бумажку, где было написано лишь одно слово: «Жди»
***
В палатке стало тихо. Никитин с интересом посмотрел на Ивана Константиновича, стараясь угадать, кто он и как он мог оказаться участником этой сложной операции. Мужчина поймал на себе взгляд лейтенанта и усмехнулся. Достав из кармана пачку папирос, он закурил. Судя по его поведению, он ждал от Никитина вопроса.
Разрешите спросить, как к вам обращаться, я имею в виду по званию? спросил его лейтенант?
Зачем тебе мое звание? Вот так и называй, Иван Константинович, произнес он. Я не люблю, когда меня называют по званию. Это слишком, казенно. А что? Есть какие-то сложности, лейтенант.
Взглянув на них, капитан Гуревич начал свой инструктаж. Он говорил долго, в том числе о немецких частях, которые противостоят им на участке перехода. Лицо капитана было каменным, ни улыбки, ни других, свойственных человеку эмоций. Его темные, вьющиеся волосы были зачесаны назад, и в эти минуты он был больше похож на артиста, чем на офицера НКВД. Внешне он был очень спокоен, о том, что он волнуется, говорили руки, которые слегка подрагивали. Гуревич то и дело бросал свой взгляд на Ивана Константиновича, который с нескрываемым интересом слушал его инструктаж. Он иногда делал какие-то записи в своей маленькой записной книжке.
Извините, Иван Константинович, но вести записи категорически запрещено руководством НКВД. Вы же это хорошо знаете.
Вы правы, капитан, простоэто привычка.
Иван Константинович был невысокого роста, широк в плечах. Его руки чем-то напоминали грабли, были длинными и сильными. Его скуластое лицо было покрыто веснушками.
Надеюсь, вы окончательно усвоили поставленную перед вами задачу? словно подытоживая свой инструктаж, произнес Гуревич, поправляя свои волосы. Если что-то непонятно, спрашивайте сейчас, там спрашивать будет некого.
Никитин посмотрел на Ивана Константиновича, как на своего командира. Тот, откашлявшись, ответил:
Задача ясна, капитан, когда выход?
Оттого, что он назвал капитана Гуревича просто капитаном, Никитин сразу понял, что он был выше по званию.
Я хотел бы лично отобрать людей, неожиданно для Гуревича произнес Иван Константинович.
Вы что не доверяете мне? спросил его капитан. Все люди проверенные, не раз ходили за линию фронта.
Иван Константинович промолчал, давая ему понять, что вопрос Гуревича он просто проигнорировал.
Соберите людей, распорядился он, не забудьте про радиста.
. Красноармейцы стояли и наблюдали за реакцией мужчины, одетого в пыльник. Иван Константинович остановился напротив одного из бойцов и ткнул в его грудь своим кривым пальцем.
Красноармеец Добровольский, на одном дыхании выпалил боец.
Где воевал? спросил его Иван Константинович.
В финскую компанию в разведке, отчеканил тот.
Выйди из строя, приказал Иван Константинович и пошел дальше, вдоль строя.
Фамилия?
Красноармеец Яковлев.
Выйди из строя.
Наконец он остановился перед бойцом, у ног которого стоял зеленый фанерный ящик с радиостанцией. Смерив его взглядом с ног до головы, Иван Константинович, приказал ему выйти из строя.
Остальные все свободны, устало произнес он. А вы, все за мной.
Они снова вошли в палатку. Он представил разведчикам лейтенанта Никитина.
Сегодня ночью уходим, как-то буднично произнес он. Сейчас всем отдыхать. Об операции ни слова.
Разведчики покинули палатку и разошлись в разные стороны. Неожиданно в палатке зазвонил полевой телефон.
Да, капитан Гуревич. Есть включить в группу еще одного человека, произнес офицер и посмотрел на Ивана Константиновича.
Вы, наверное, уже и так поняли. Приказ включить в вашу группу еще одного сотрудника НКВД. Этим человеком буду я.
Иван Константинович кивнул головой и вышел из палатки.
***
Званцев закрыл сейф и направился к выходу. В коридоре его остановил заместитель начальника городского отдела НКВД.
Как идут дела? спросил он Григория. Кручу одну группу троцкистов. Все отрицают. Особенно Ефремов, товарищ капитан. Твердит, что вместе с Владимиром Ильичем Лениным был в эмиграции, что член партии с 1903 года
Прижали мы их, вот и визжат Зайди завтра ко мне, есть серьезный разговор.
Григорий осторожно вошел в кабинет и в нерешительности остановился около дверей.
А, это ты, проходи, произнес капитан.
Когда Званцев сел за стол, хозяин кабинета пододвинул ему портсигар с папиросами.
Кури, предложил капитан Григорию. Дело в том, что Генрих Ягода смещен с должности и арестован.
За что?
Сейчас не стоит об этом спрашивать, так как за подобные вопросы можно оказаться в списках заговорщиков. Ежов сейчас начнет чистить аппарат.
Капитан замолчал и посмотрел на Звягинцева.
Главное сейчасостаться на плаву. Я составляю списки сторонников Ягоды. Их в нашем городском управлении не мало. Вот посмотри, если у тебя есть какие-то дополнительные кандидатурывнеси.
Григорий взял в руки списки и начал читать. В них было чуть меньше половины сотрудников управления.
Товарищ капитан, что и Гогидзевраг? Он же начинал под руководством Орджоникидзе?
Это ничего не меняет, кто и с кем начинал. Ты помнишь слова Сталина о классовой борьбе? Что сказал вождь, что борьба только усиливается с каждым годом
Григорий задумался. Он моментально вспомнил младшего лейтенанта Голышева из отдела кадров, который обещал устроить в отношении его проверку.
Товарищ капитан, внесите в список Голышева из отдела кадров. Я сомневаюсь в его искренней преданности пролетарской революции.
Хорошо.
Разрешите идти, товарищ капитан?
Идите.
Уже вернувшись в свой кабинет, Званцев приказал ему доставить в кабинет подследственного Мехельсона, обвиняемого в организации зиновьевской ячейки.
Присаживайся, приказал Григорий арестованному, когда того завели к нему в кабинет.
Мехельсон сел на табурет и посмотрел на чекиста.
Садись к столу! приказал арестованному хозяин кабинета. Возьми бумагу и начинай писать.
Званцев начал диктовать текст. Мехельсон несколько раз останавливался и смотрел на Григория, но тот словно не обращая внимания на арестованного, продолжал начитывать ему текст. Когда тот закончил писать, чекист приказал отвести его обратно в камеру. Званцев хорошо знал, что завтра Мехельсон и с ним еще пятнадцать человек будут расстреляны. Когда за ним закрылась дверь, Григорий еще раз прочитал текст, в котором сообщалось, что руководил их подпольной зиновьевской группой заместитель начальника городского отдела НКВД. Именно от него они получали задания и инструкции по подрыву Советской власти. Довольно улыбаясь, он сложил лист пополам и вложил его в конверт. Написав на нем адрес, Григорий сунул его в портфель. Через неделю, капитан НКВД, заместитель начальника городского управления был арестован, а через три недели расстрелян.
Званцев получил направление в центральный аппарат НКВД. Через две недели он уже шагал по булыжной мостовой столицы.
***
Ночь выдалась темная. Луна то выныривала из облаков, то снова тонула в них. Где-то недалеко то и дело бил немецкий пулемет, словно споря с тишиной. Впереди двигались трое саперов, они снимали противопехотные мины, которые сами установили два дня назад. Немцы то и дело швыряли в небо ракеты, которые освещали не живым светом кусты и кочки. Иногда немецкие пулеметчики открывали огонь по невидимым им целям, давая тем самым понять, что они не спят.
Товарищ командир, кажется все. Там за кустами уже чисто, произнес сержант-сапер. Удачи вам
Спасибо, сержант, ответил ему Иван Константинович. Дальше мы сами.
Где-то в метрах сорока хлопнул выстрел и в небо, шипя, словно пчела, ушла зеленая ракета. Командир приложил палец к губам и все моментально затаились, стараясь вжаться в землю. Ракета погасла и снова стало темно.
Давай, вправо, тихо приказал Иван Константинович. Обойдем охранение.
Все активно заработали локтями и, прикрываясь густыми кустами, стали огибать немецкий дозор.
Хальт! испуганно закричал немецкий солдат, заметив их. Хальт!
В ту же секунду длинная пулеметная очередь разорвала тишину ночи. Огненная трасса, словно коса, срезала кустарник, за которым они находились. Пули засвистели над головами, заставив их прижаться в землю. Добровольский размахнулся и швырнул гранату в темноту, стараясь угадать место, из которого стрелял пулемет. Взрыв гранаты буквально ослепил разведчиков. Разведчики продолжали лежать неподвижно, гадаяжив пулеметчик или нет. Прошло пять минут. Они снова двинулись вперед. Пулемет молчал
Вперед! громко скомандовал Иван Константинович и, вскочив с земли, устремился в темноту леса.
Они упали на землю раньше, чем в небе вспыхнула очередная немецкая ракета. Командир подполз к Добровольскому и схватил его за грудки.
Ни шагу без моей команды, ты понял? прошипел он со злостью. Здесь я командую Главное, чтобы немцы не догадались, что мы у них в тылу, а иначе, жить нам не больше суток. Ты понял?
Понял, прошептал Добровольский и со страхом посмотрел на Ивана Константиновича. Я же, как лучше хотел
Раз понял, вперед, скомандовал командир. Чего молчишь, Никитин?
Выкомандир произнес лейтенант на выдохе. Как скажетевперед, значит вперед.
Не скажите, а прикажете. Усвоил?
Да, коротко ответил лейтенант и направился вслед за Добровольским, чья спина маячила в метрах пяти впереди него.
***
Группа разведчиков миновала лес и вышла к дороге. Несмотря на темноту, по ней, не останавливаясь, пылили грузовики с пехотой. Иван Константинович разложил карту и, укрывшись палаткой, включил фонарик. Никитин лежал рядом с ним и наблюдал, как тот изучает карту. Иван Константинович взглянул на лейтенанта и ткнул пальцем в точку на карте.
Последний их выход рации был вот из этого района, словно размышляя сам с собой, произнес Иван Костантинович, тыча пальцем в карту. До этого места около семидесяти километров. Если не нарвемся на немцев, то дня за два- три сможем выйти в этот район.
Трудно сказать, Иван Константинович. Здесь немцев больше чем грибов, в тон ему, произнес капитан Гуревич. Утром немцы поймут, что в тыл к ним ушла разведгруппа, вот тогда они и заблокируют район.
А если не выйдем? задал вопрос Никитин. Что тогда?
Что значит, не выйдем? Я что-то не понял тебя, лейтенант! Есть приказ, следовательно, его нужно выполнять.
Они поднялись с земли и бегом направились в глубину леса. Несмотря на то, что Никитин считал себя неплохим спортсменом, он сразу понял, что ему не угнаться за Иваном Константиновичем.
Командир, нужно остановиться, обратился он к нему. Бойцы отстали, нужно их дождаться.
Они вдвоем повались на землю. Минут через пять на поляне появились Добровольский, Яковлев и радист. Замыкал группу капитан Гуревич.