Иван улыбнулся и, откусив кусочек картофеля, произнес:
Это естественно, Иван, она ведь женщина, а я мужчина. Да и отцы у нас с ней разные. Разве Зоя вам об этом не говорила? Мы с ней родные лишь по матери.
В этот момент в комнату вошла Зоя с большой сковородой, на которой вкусно шипело жареное мясо. Мужчины прекратили разговор и молча стали есть.
Скажите, Иван, а почему вы не в армии? задал вопрос Эстеркин. Я смотрю, вы здоровый мужчина и не в армии.
Иван замер и, положив вилку на край стола, посмотрел на своего собеседника.
У меня броня, Боря. Я работаю на железной дороге, и есть приказ Совнаркома не призывать нас на фронт. А вы, почему не на фронте, Борис? Вот вы сидите в квартире моей сестры, пьете водку, жрете ворованное вами мясо и задаете мне такие провокационные вопросы в отношении фронта? Вы никогда не задумывались, Борис Львович, что с вами будет, если об этом узнает НКВД? Я имею в виду регулярно похищаемые вами с воинских складов продукты. Здесь, я думаю, фронтом не отделаешься, это тянет на стенку.
Лицо майора сначала вытянулось, а затем медленно побелело. Он явно не ожидал подобного от родственника своей любовницы. Он вскочил из-за стола и, протянув руку, схватил портупею с кобурой. Каково же было его удивление, когда он не обнаружил в кобуре своего пистолета. Зная о предстоящем разговоре, Зоя заранее вытащила пистолет из кобуры и сунула его в ящик комода.
Я бы на вашем месте не делал этого, спокойно произнес Проценко и усмехнулся. Майор, я вам советую вспомнить то, что по ночам рассказывали моей сестре. Вспомнили или вам напомнить об этом? Да, да, именно то, что вы ей рассказывали о прибытии в город новых воинских подразделений, их численности, направлении следования. Разве все это не является военной тайной?
Проценко замолчал и, протянув руку, плеснул в стаканы водку. Лицо Бориса Львовича оставалось по-прежнему бледным и застывшим. Ивану показалось, что тот, словно окаменел от услышанных слов. То, что он не был родственником Зои, Эстеркин уже не сомневался. Он понял, что эти люди специально загнали его в тупик, из которого для него не было выхода.
Скажите, майор, вы согласны помогать немецкой армии? Впрочем, о чем это я вас спрашиваю? Куда вам деваться, не побежите же вы в НКВД жаловаться на все это или я ошибаюсь? Кстати, немецкая разведка высоко оценила ваши сведения.
Эстеркин, сверкнув глазами, посмотрел на Зою.
Что вам от меня нужно? еле слышно спросил он Ивана. Я лишь снабженец и никакими секретами не владею.
Ничего особенного, делайте то, что и делали раньше. Сообщайте нам номера воинских частей, их численность и направление движения.
Иван, молча, поднял стакан с водкой и, коснувшись стакана Бориса Львовича, опрокинул содержимое в рот. Он протянул Эстеркину чистый тетрадный лист и карандаш.
Пишите, майор. Обратной дороги для вас уже нет.
Закончив писать, майор вернул расписку Ивану и выпил налитую им водку. Не закусывая ее, он достал папиросу и закурил.
***
К полудню группа Тарасова вышла к небольшому хутору. Александр поднес к глазам трофейный бинокль и стал рассматривать дворовые постройки. Он уже хотел дать команду об остановке на отдых, как увидел немецкого солдата, который вышел из дома. Немец подошел к колодцу и, зачерпнув ведро воды, понес его в дом.
«Сколько их там, подумал Александр, пять, десять? А впрочем, какая разница, вступать с ними в бой все равно нельзя. Если немцы сядут на хвост отряду, они уничтожат его».
Он опустил бинокль, и отряд снова двинулся вперед. Пройдя еще километров десять, отряд остановился на ночевку в лесу.
Огонь не разводить, приказал он красноармейцам, кругом немцы. Не будем привлекать их внимание.
Утром Тарасову доложили, что ночью бесследно исчез Романов, который прихватил с собой часть имеющихся продуктов и оружие. Искать в лесу человека, который специально ночью покинул расположение отряда, было не только бесполезно, но и небезопасно. Однако Александр, словно, забыв об осторожности, дал команду на его розыск. Бойцы затратили более двух часов на поиски пропавшего, и, лишь поняв бесполезность этого, прекратили поиск.
Весь остаток дня отряд, не делая ни одного привала, двигался на восток. Выйдя вечером к дороге, отряд остановился и залег в кустах. По дороге с небольшими перерывами двигались техника и пехота противника. Переходить дорогу было опасно, и Александр решил дождаться темноты. Вскоре интенсивность движения стала снижаться, и они, воспользовавшись этой паузой, пересекли дорогу. Тарасов шел рядом с повозкой, и все время думал о Павле. Ему не верилось, что тот мог, вот просто так, все бросить и дезертировать.
«Что же произошло? Почему он сбежал, прихватив продукты? Может, решил самостоятельно двинуться через фронт, а может, в этом виноват я? Наверное, виноват я. Не стоило тогда его отталкивать от себя», думал он, не находя ответа ни на один свой вопрос. То, что Павел был слабоват духом, он понял еще в вагоне воинского эшелона, когда тот подсел к нему. Александр понял, что Павлу был нужен человек с твердым характером, который мог бы его поддержать в трудный момент.
Идущий впереди группы Воронин остановился, увидев солдата из боевого охранения, который бежал в его сторону. Заметив Тарасова, боец подбежал к нему.
Товарищ сержант! Впереди хутор, выпалил он.
Где-то недалеко слышался собачий лай.
Воронин, проверьте, нет ли там немцев. Если чистозайдем, может, удастся, хоть чем-то пополнить свой провиант.
Хутор был чист, об этом Тарасову доложили разведчики. Он дал команду, и обоз, свернув с проселочной дороги, направился в сторону хутора. Хозяин встретил солдат с хмурым и недовольным лицом. Ему не нравились эти усталые и молчаливые люди, которые оказались в эту ночь в его зажиточном доме.
Вынадолго? сразу спросил он Тарасова, мгновенно признав в нем старшего этой группы красноармейцев. У меня долго нельзя, кругом немецкие гарнизоны.
Все зависит от тебя, хозяин. Накормишь бойцов, дашь в дорогу, и мы уйдем быстро. Если начнешь плакаться, что сам умираешь с голоду, останемся здесь до тех пор, пока не найдем у тебя еду.
Товарищ командир! Но у меня действительно ничего нет. Я бедный крестьянин, откуда у меня столько продуктов, чтобы прокормить такую ораву.
Ты, мужик, не прибедняйся. Ты думаешь, я не знаю, как живут бедные люди? Бедный человек всегда поделится с голодным. Ну, как? Будешь кормить или нам самим поискать провиант у тебя?
Лицо мужчины перекосилось от злости, которую не смогла укрыть от глаз Тарасова даже темнота ночи.
Хорошо, командир! Я накормлю твоих солдат. Но я попрошу не заходить в мой дом. Там у меня жена и трое малолетних детей. Мы староверы, и не любим чужих людей.
Договорились, коротко ответил ему Тарасов. Неси еду, можно поесть и на улице, мы люди привычные.
Мужчина вынес из дома полный чугунок вареной картошки, несколько крынок молока и сметаны. Забив трех кур, он все это отдал бойцам. Пока солдаты ели, он вынес из сарая два мешка картошки и погрузил на телегу.
Командир, это все, что могу дать, произнес он. Кстати, вот еще два шматка сала вдобавок. Давайте доедайте и уходите с хутора. Не дай Бог, нагрянут немцы или эти из УПА. Тогда точно нас всех повесят на воротах этого дома.
Кто-то из бойцов Тарасова вышел из сарая и выкатил оттуда станковый пулемет и две коробки патронов.
А это что? с угрозой в голосе спросил Тарасов у растерявшегося хозяина. Откуда у тебя оружие? Ты же человек верующий, и оружие держать в руках не можешь? Выходит, ты наврал мне все?
Этот вопрос был задан Тарасовым неслучайно. Среди красноармейцев уже давно шли разговоры об обстреле наших маршевых подразделений, двигающихся на фронт, и колонн беженцев местными националистами, которые, укрывшись в лесу, старались нанести нашим частям потери в живой силе.
Этоне мое! Это ваши солдатики оставили, когда уходили, прошептал он побелевшими от страха губами.
Врешь ты все, мужик. А ну, Воронин, проверьте, кого он прячет у себя в доме.
Несколько солдат во главе с Ворониным вошли в дом. Через минуту из дома послышались несколько выстрелов, и солдаты, тычками в спину, вытолкнули из дверей хаты двух раненых мужчин.
Товарищ сержант, двоих пришлось уложить на месте, они попытались отстреливаться, доложил Тарасову Воронин. В доме, помимо людей, мы обнаружили еще несколько винтовок и два цинка с патронами.
Тарасов с нескрываемой ненавистью посмотрел на хозяина хутора.
Воронин! А ну давай, веди их сюда. Посмотрим на этих ночных гостей. Что скажешь теперь, хозяин? Кто эти люди, и почему они скрывались в твоем доме?
К Александру подвели одного из раненых мужчин. Он стоял в одной нательной рубашке, прижимая правую руку к ране, из которой обильно сочилась алая кровь.
Кто вы, и как оказались здесь? спросил раненого Тарасов. Судя по вашим брюкам, вы, наверное, из украинского национального батальона?
Мужчина молчал.
Все ясно. Значитнационалисты, сделал заключение Александр. Выходит, это вы расстреливали колонны беженцев?
Мужчина продолжал молчать.
Воронин! Всех расстрелять, в том числе и хозяина дома.
Сволочи! вдруг завизжал хозяин дома. Коммуняки недобитые. Отольются вам наши слезы!
Чего стоишь, Воронин. Приказ не ясен?
Их отвели в сторону и поставили у стенки сарая. Раздалась автоматная очередь, и они замертво повалились на землю.
Тщательно осмотрите дом и заберите продукты. Через пять минут уходим.
***
Сосед Тарасова по дому, сотрудник уголовного розыска, Александр Горшков с самого начала войны был переведен в отдел государственной безопасности. Он и сотрудники его отдела, которую неделю охотились за вражеской радиостанцией, которая периодически выходила в эфир из пригорода Казани. Судя по тому, что радист постоянно менял места выхода в эфир, руководство отдела сделало вывод, что радист, возможно, работает водителем автомашины или использует этот вид транспорта в своих целях. Горшков встал из-за стола и подошел к карте республики, которая висела на одной из стен его небольшого кабинета. На ней красными флажками были отмечены места выхода радиста в эфир. С каждой неделей этих флажков становилось все больше и больше. Все эти точки располагались вдоль дорог, связывающих Казань с районами республики. Он долго стоял у карты и молча, рассматривал дюжину красных флажков, разбросанных по карте вдоль дороги, ведущей в Арск.
«Почему в этом районе больше всех выходов в эфир? Может, радист живет в Арске или часто выезжает в этот район, в связи со служебной необходимостью? думал он, затягиваясь табачным дымом. Но это не факт, что он живет в Арске или выезжает туда по рабочим вопросам. Не исключено, что данная дорога менее загружена автотранспортом и на ней проще, найти место, с которого можно выйти в эфир. С другой стороны, там и дорога довольно приличная, и выезд из Казани туда не занимает много времени».
Он махнул рукой от отчаяния и сел за стол.
«Как же мне тебя вычислить? подумал он. Ты же человек, а это значит, что все твои действия должны попадать под определенную логику, и не исключено, что рано или поздно ты все равно совершишь ошибку. Вот только когда ты ее сделаешь? Сегодня ты выходил в эфир в Арском районе, предыдущий твой выход был в районе Камского Устья. Почему? Что произошло, что ты поменял точку выхода?»
Горшков снова поднялся из-за стола, и уже в который раз за этот день подошел к карте. Он смотрел на карту, стараясь предугадать место следующего выхода радиста в эфир.
Александр! Зайди ко мне, произнес начальник отдела, заглянув в его кабинет.
Горшков быстро схватил со стола свой старый блокнот и карандаш и поспешил вслед за начальником.
Я только что от начальника управления, произнес капитан Семенов. Есть хорошая новость, нашим шифровальщикам удалось расшифровать перехваченные радиосообщения. Это первое. Второе, не совсем приятное для нас, все передаваемые радиограммы, это точные сведения о движении воинских составов через Казань и станцию Юдино. Похоже, что немецкий агент живет или работает на этой станции. Нужно плотно заняться этим направлением. Включи в группу лейтенанта Грошева и Губайдуллина. Это толковые ребята, и они здорово разгрузят тебя в розыске радиста. И еще один очень важный момент. Из последней перехваченной шифровки следует, что вражеская агентура располагает полными сведениями о воинских подразделениях, прибывающих в Казань, ну те, что на Первых Горках, а также убывающих на фронт. Вот здесь нам с тобой придется поломать голову, кто их снабжает этими сведениями. Круг лиц, владеющих данной информацией, довольно узок. Если мы с тобой напролом полезем туда, то сможем напугать предателя.
Ясно, товарищ капитан. Я вот сидел и пытался понять логику радиста, а именно, почему он в основном выходит на связь из Арского района. Получается интересная картинадва раза из района Арска, а затем из другого района республики. Все эти выходы происходят на расстоянии не более шестидесяти километров от города, то есть на расстоянии часа езды. Выходит, что ему достаточно всего три часа для выезда, передачи и возвращения в город. У нас всего несколько дорог, которые выходят из города, и я предлагаю установить посты на этих дорогах, где-то на расстоянии тридцати километров от города. Именно там мы сможем засечь эту машину.
Капитан задумался. Он посмотрел на Горшкова и невольно улыбнулся. Ему нравился этот молодой и настырный парень, который перешел к ним на работу из уголовного розыска.
А что, неплохая мысль. Правда, это долгоиграющая конфета, но выстрелить может. Насколько я тебя правильно понял, нам нужно на этих постах просто фиксировать выезжающие и въезжающие в город машины, а потом проанализировать все эти записи.
Все правильно, товарищ капитан. Нам не нужно проводить тотальный анализ, мы его будем проводить лишь по тем дням, когда радист будет выходить в эфир. Я думаю, что нам удастся вычислить эту машину.
Молодец, Горшков. Умная у тебя голова, светлая.
Лицо Александра залила краска. Он машинально разгладил гимнастерку и посмотрел на своего начальника.
Разрешите идти, товарищ капитан?
Иди, Горшков, работай!
Закрыв за собой дверь, он направился в кабинет, который занимали Грошев и Губайдуллин.
***
Мужчина в форме лейтенанта инженерных войск сошел с поезда и, оглядевшись по сторонам, направился к зданию железнодорожного вокзала. На нем была выгоревшая гимнастерка с Орденом Красной Звезды, старые поношенные кожаные сапоги, а за спинойвещевой армейский мешок. Весь его вид и перевязанная левая рука, висящая на грязном бинте, перекинутом через шею, говорили о том, что за плечами этого человека был фронт. Перед входом в здание вокзала его остановил военный патруль.
Товарищ лейтенант! Предъявите документы, обратился к нему офицер с одной шпалой в петлице. Вы с фронта?
Лейтенант расстегнул левый карман гимнастерки и достал из него удостоверение личности и справку из госпиталя. Все эти документы он, молча, протянул офицеру. Офицер внимательно прочитал предъявленные документы и посмотрел на лейтенанта.
Если это не секрет, куда вы направляетесь, лейтенант? спросил он его.
Хочу навестить мать своего погибшего в бою товарища. Перед смертью я пообещал ему, что если у меня представится такая возможность, то я обязательно это сделаю. Она проживает в Казани на улице Архангельская. Скажите, товарищ капитан, это далеко от вокзала? А то мне через сутки снова на фронт.
Капитан пожал плечами.
Не знаю, лейтенант. Сам недавно в этом городе. Что ж, удачи вам, лейтенант.
Капитан протянул ему документы, и патруль двинулся дальше по перрону. Лейтенант вышел на улицу и, заметив ехавший по дороге армейский автомобиль, поднял руку. Машина, вильнув на дороге и едва не сбив человека, остановилась в метрах трех от него. Он ловко вскочил на подножку автомашины и, слегка нагнувшись, обратился к водителю.
Браток! Скажи, ты случайно не в Адмиралтейскую Слободу едешь?
Водитель оценивающе посмотрел на лейтенанта, словно прикидывая про себя, сколько можно содрать с этого раненого офицера.
Что ты молчишь? Поехали, не обижу, произнес лейтенант.
Садись, произнес водитель. Время у меня пока есть, почему бы не уважить фронтовика, тем более орденоносца. Скажи, куда тебе конкретнее нужно, а то слобода большая.