«Вот, сучка драная, выругался он про себя, я бы с большим удовольствием посмотрел, как ты запоешь, когда тебя повяжут сотрудники НКВД. Вы здесь все смелые: и ты, и Проценко. Зачем я только связался с этим Лабутиным? Деньги тебе нужны были, дурачку. Сейчас вот возишь эту суку и дрожишь при каждой проверке машины».
Смотритепост! удивленно произнес Илья. Что за дела? Раньше здесь никогда никаких постов не было. Может, они нас с вами ищут?
Сиди спокойно и не дергайся, прошипела Зоя, доставая из сумочки «Браунинг». Веди себя естественно, тычестный человек, и тебе нечего бояться этих солдат. Думаю, что ты не забыл от страха, что нужно говорить при проверке документов?
Стоявший у дороги солдат поднял руку и жестом, указал на место, где он должен остановиться. Шубин принял вправо и нажал на педаль тормоза. Машина заскрипела тормозами и застыла в двух метрах от красноармейца. Рука Ильи автоматически нащупала в кармане куртки документы, и, достав их, он стал ждать, когда к нему подойдет офицер, который в этот момент проверял документы у другого водителя. Молоденький лейтенант вернул документы водителю и направился к их машине. Заметив это, Зоя вышла из машины, и, красиво виляя бедрами, пошла навстречу офицеру.
Товарищ капитан! Ну, в чем дело? Что за проверка? Я так могу опоздать к своей маме. Ей сегодня исполняется шестьдесят лет, и она очень ждет меня. Мой муж, директор порохового завода, не мог поехать со мной, и я вынуждена была одна поехать к маме.
Лейтенант мило улыбнулся. Эта молодая и красивая женщина была, словно роза, оказавшаяся в заснеженной тундре. Ее большие глаза были такими красивыми и глубокими, что в них можно было утонуть.
Вы меня извините, служба. Кстати, я не капитан, а лишь лейтенант. Скажите, где живет ваша мама?
Зоя улыбнулась, показав свои белые, словно жемчуг, зубы.
Вы простите меня, товарищ лейтенант. Я женщина и плохо разбираюсь в знаках различия. Если вылейтенант, то, наверняка, скоро станете капитаном. Товарищ офицер, вы, почему меня спрашиваете о маме? Может, хотите со мной прокатиться?
Я бы с большим удовольствием поехал с вами, но не могуслужба.
Вот так всегда, стоит лишь намекнуть красивому мужчине о чем-то, как он ссылается на свою занятность. Ну что вы молчите, лейтенант? Хотите осмотреть нашу машину? Осматривайте ее, скорее, я же опаздываю.
Проезжайте, барышня, ведь вас ждет дома мама. Кстати, передайте ей привет и от меня. Я тоже очень люблю свою маму.
Она мило улыбнулась ему и, подойдя к машине, села в нее.
Поехали. Ты что, замерз? Давай же, трогай!
Водитель выжал сцепление, и машина покатила дальше. Через сорок минут чекисты зафиксировали очередной выход в эфир вражеской рации.
***
Капитан Ганс Нойман стоял навытяжку перед полковником Шенгардом и, чеканя каждое слово, докладывал ему о возвращении из Казани контролера Абвера. Закончив доклад, он замолчал и пристально посмотрел на своего начальника, стараясь отгадать, о чем может сейчас думать этот старый и опытный разведчик. Лицо полковника было абсолютно спокойным, ничего не выражающим. Наконец оно ожило, и на нем появилась улыбка.
Значит, наш контролер не заметил ничего такого, что говорило бы о работе агента под контролем?
Так точно, господин полковник.
Это меня радует, но и настораживает, Ганс. Почему за все это время НКВД не попыталось вычислить Пиона? Ведь это несложно просеять всех работников станции Юдино и выйти на него? Я не думаю, что они настолько глупы. Здесь, что-то другое
По всей вероятности, господин полковник, чекисты до сих пор не могут взломать наши коды и поэтому не могут знать, о чем сообщает нам агент. Все может поменяться, если им удастся взломать шифр.
Полковник задумался. В логике капитана что-то было.
«А ты не так глуп, Ганс, как хочешь казаться, подумал полковник. Из тебя вышел бы неплохой разведчик, если бы ты не работал на СД».
Передайте Пиону, чтобы он уволился со своей работы. Не нужно так рисковать. Пусть подберет кого-нибудь, кто сможет заменить его на этой работе. Сейчас все усилия должны быть сосредоточены на операции «Эшелон». Кроме всего того, что он передает, рейху нужны победы, как на фронте, так и в тылу красных. Нужно сделать так, чтобы Советы не знали покоя, чтобы их тыл стал местом борьбы за наш новый порядок, который несет рейх миру.
Полковник замолчал. Он хотел еще что-то сказать капитану, но, видимо, передумал.
Разрешите исполнять, господин полковник?
Идите, Ганс. Мне нужно немного подумать перед докладом Канарису.
Капитан вышел из кабинета и, на секунду задержавшись около двери, быстрым шагом направился к себе в кабинет. Закрыв дверь на ключ, он налил себе в рюмку французского конька и выпил. Подцепив вилкой маслину, он положил ее в рот и плюхнулся в большое кожаное кресло. Сейчас, когда тепло коньяка стало растекаться у него внутри, он почувствовал, как тяжело дался этот не простой для него день. Он закрыл глаза и попытался сконцентрировать все свои мысли вокруг проводимой им операции по внедрению группы выпускников разведшколы в небольшую группу советских солдат, пробивающихся на восток. Впервые за последние годы, что он работал с полковником Шенгардом, он лично сам отбирал курсантов для этой операции, разрабатывал легенду, с которой они должны были влиться в группу русских. Особое внимание он уделил командиру этой группы, на которого в основном и делал свою ставку. Как ему доложили наблюдатели, его людям удалось удачно влиться в эту группу, не вызвав недоверия.
«Если его группа удачно перейдет линию фронта и реализует поставленную им задачу, они затмят собой не только работу Пиона, но и всех агентов, заброшенных в тыл русских», подумал он.
Он взял со стола радиограмму лейтенанта Коха и снова перечитал ее. Текст радиограммы не мог не радовать его. Группа русских шла по разработанному им маршруту и сегодня ночью должна была остановиться на ночлег в небольшом украинском селе. Он, конечно, хорошо понимал, что его ожидает в случае провала этой операциипонижение в должности или звании, но сейчас это не волновало его, а наоборот подталкивало к активным действиям.
Он мысленно отбросил весь возможный негатив от провала этой операции, зато в случае успеха его ждала дальнейшая карьерная лестница и, как минимум, железный крест. Если провал этой операции станет достоянием гласности, то у него есть люди в СД, которые, по его убеждению, должны были помочь ему, ведь он уже длительное время информирует их обо всех действиях своего шефа.
Он приподнялся с кресла и снова налил себе маленькую рюмочку великолепного французского коньяка и выпил ее. Нойману нравилась эта марка коньяка, и он позволял себе иногда наслаждаться вкусом этого напитка. Он закусил выпитый коньяк долькой лимона и встал с кресла. Открыв дверь кабинета, он вызвал к себе офицера связи.
Лейтенант, подготовьте шифровку для Пиона. Сообщите ему, что мы рекомендуем срочно поменять работу. Второе, информация Снабженца весьма ценна, поэтому мы советуем ему плотнее работать с этим человеком. Напомните Пиону о том, что немецкое командование настаивает на форсировании операции «Эшелон». Вам все ясно, лейтенант?
Лейтенант щелкнул каблуками начищенных до блеска хромовых сапог и, сложив блокнот, в котором он записал указания капитана Ноймана, развернулся, чтобы выйти из кабинета, но его остановил голос его начальника.
Так точно, господин капитан. Наблюдатели сообщают, что группа красных осталась ночевать в этой деревне. Командует этой группой сержант Тарасов. Численность группы около двадцати человек.
Можете идти, лейтенант, произнес Нойман. Всю информацию о движении группы сообщать лично мне.
Лейтенант развернулся, забыв щелкнуть каблуками сапог, и вышел из кабинета.
«Наверное, нужно дать команду агенту на разоблачение сопровождающих его солдат. Тогда его позиция в отряде будет значительно укреплена», подумал он и, пододвинув к себе карту местности, стал рисовать дальнейший маршрут группы.
***
Тарасов вошел в дом и посмотрел на хозяйку, которая убирала со стола остатки ужина. В углу на полу, широко разбросав руки, крепко спал лейтенант. Из-под гимнастерки, что аккуратно была сложена на табурете, виднелся уголок топографической карты, по которой они двигались уже около двух суток. Александр нагнулся над спящим лейтенантом и осторожно взял карту в руки. Он был не силен в чтении топографических карт, но это не помешало ему разглядеть на карте путь движения его группы, прочерченный красным карандашом. Он быстро нашел на ней название деревни, в которой они заночевали, дальше черта, проведенная на карте чьей-то уверенной рукой, вела их к другой деревне.
«Вот, оказывается, чем можно объяснить успешное продвижение группы к фронту, невольно подумал он. Значит, лейтенант ведет их по специально оговоренному с немцами маршруту? Да, неплохо придумано: пересечь линию фронта в составе группы, выходящей из окружения. Вот ответ и на вопрос, почему лейтенант отказался от командования группы: за продвижение отряда отвечает командир, и только он несет ответственность за тех лиц, что вывел из окружения».
От этой мысли ему стало как-то не по себе. Он аккуратно положил карту обратно под гимнастерку и достал из кобуры лейтенанта наган, разрядил его и сунул обратно в кобуру. Он вышел на улицу и, сев на завалинку, закурил.
«Что делать? размышлял он. Арестовать его здесь или дать ему возможность перейти линию фронта в составе группы, а там сдать танкиста в руки НКВД? Нет, наверное, будет правильно арестовать его здесь и по указанному на карте маршруту перейти линию фронта. Вдруг при переходе фронта он исчезнет, где его будут искать? Для начала нужно решить, что делать с его группой? Буду ждать Воронина, а там и решу, как поступить дальше».
Он загасил цигарку и посмотрел на хозяйку дома, которая выходила из избы.
Сынок, иди, ложись. Устал, наверное, по лесу мотаться. Вон смотри, как твой командир спит, из пушки не разбудишь. Может, тебе на сеновале постелить?
Спасибо, мамаша. Я еще посижу немного, подышу воздухом. Уж больно красивые ваши места. Говорят, что и охота была у вас отличная, дичи было много, произнес он и посмотрел на восток, где небо было красным от всполохов огня.
Какая охота? Бог с тобой, сынок. Да у нас здесь никогда не было таких мест.
А вот лейтенант говорил, что сам неоднократно приезжал сюда пострелять дичь.
Он, наверное, что-то путает. У нас рядом были артиллерийские склады, поэтому здесь, никогда и никто не охотился, несмотря на то, что места здесь знатные, красивые.
Александр прошел в сарай и, бросив на сено телогрейку, лег на пахнущую разноцветьем траву. Он сам не заметил, как уснул. Проснулся он от громкого крика петуха, который сидел на заборе и, подняв голову в сторону восходящего солнца, громко кукарекал. Как он мог уцелеть после захвата немцами деревни, оставалось большим секретом.
«Кричит, словно и нет войны», подумал Тарасов, поднимаясь на ноги. Он вышел во двор и направился к колодцу. Набрав в ведро холодной воды, он умылся и посмотрел на бегущего в утреннем тумане солдата. Это был Воронин.
Командир! чуть ли не закричал он, увидев Тарасова. Но, встретив его суровый взгляд, мгновенно осекся. Тарасов отвел его за баню, и только тут попросил доложить, что он «нарыл» за эту ночь.
Товарищ сержант! Онине наши, это точно. Я вчера посмотрел, как они пили. Русскиетак не пьют.
Ты не суди по себе, Воронин. Все люди пьют по-разному. Вот лейтенант вообще не пьет, что из этого?
Да я не об этом. Когда они захмелели, то двое из них, которые, по словам танкиста, были контужеными, стали разговаривать не по-нашему, не по-русски
Он не успел закончить, как Александр прервал его речь.
Ты что, Воронин, хочешь сказать мне, что они говорили на немецком языке?
Нет, не по-немецки, товарищ сержант, но говорили они не по-русски, это точно.
Тарасов почесал затылок и взглянул на Воронина.
Собери группу, и постарайтесь разоружить их. А я возьму здесь этого лейтенанта. Смотри, чтобы все было тихо без единого выстрела. Понял?
Есть, коротко бросил тот и растаял в утреннем тумане.
Тарасов посмотрел на дверь дома, в проеме которой показалась фигура лейтенанта.
С добрым утром, товарищ лейтенант! Как спалось?
Тот улыбнулся и, подняв руки вверх, потянулся.
Не польешь водички, я хочу умыться, обратился он к Александру.
Почему не полить? Полью.
Лейтенант снял с себя нательную рубашку. На груди его сверкнул серебряный крестик.
«Вот тебе и на? подумал Тарасов. Если бы он был настоящим советским офицером, то, наверняка, не носил бы на себе крестик».
Танкист подставил руки под струю холодной воды и закрыл глаза от предстоящего удовольствия. Тарасов с силой ударил его ведром по голове. От удара лейтенант упал на траву и на какой-то миг потерял сознание. Однако это продолжалось всего мгновение. Он открыл глаза и хотел вскочить на ноги, но Александр всем своим телом придавил его к земле. Сильным ударом в лицо он решил исход этого поединка. Лейтенант замер на земле, снова потеряв сознание.
***
Зоя без стука вошла в комнату, которую со времени приезда в Казань снимал Эстеркин. Борис Львович сидел за кухонным столом и пьяными глазами смотрел на нее. От этого остекленевшего взгляда выгоревших карих глаз ей стало как-то не по себе. Она остановилась посреди комнаты, не зная с чего начать разговор.
В чем дело, Боря? Почему ты вчера не был у меня? строго спросила она. Я тебя прождала до восьми часов вечера.
А, зачем? Мне и так ясно, что наши дни с тобой, Зоя, сочтены. Три дня назад к нам на базу приезжали сотрудники НКВД. Эти люди, поверь мне, просто так не приезжают. Правда, они со мной не разговаривали, но я подслушал их разговор с моим начальником.
Хватит канючить, Борис, ты же, наконец, мужчина! Что ты раскис, словно кисейная барышня. Мало ли по какому вопросу эти люди могли приезжать к вам на базу. Почему ты решил, что они приехали по твою душу?
Он достал из пачки папиросу и, ломая скрюченными пальцами спички, прикурил.
Я сразу почувствовал, зачем они приехали. Они спрашивали моего начальника: кто, кроме него, располагает сведениями о прибывающих и убывающих воинских частях. Начальник назвал несколько фамилий, в том числе и мою.
Зоя громко рассмеялась и, отодвинув в сторону остатки пищи, присела за стол.
И поэтому ты запил, Борис? Мне стыдно за тебя. Если бы они приехали за тобой, то без тебя бы они точно не уехали. Да и мало ли кто владеет этими данными? Это и начальник вокзала, и военный комендант. Раз ты сейчас сидишь, дома и пьешь водку, значит, ты ошибся.
Нет, Зоя, предчувствие меня никогда не подводило, они приходили ко мне. Нужно что-то делать. Может, мне на фронт попроситься? А что, это неплохая идея. А может, я там совершу какой-нибудь подвиг, и мне вручат медаль или орден?
Зоя пересела на диван напротив него и как бы случайно задрала подол своего красивого темно-синего платья. Борис Львович невольно посмотрел на ее оголенное бедро и сглотнул слюну. Он смотрел на нее, словно видел в первый раз. Изгиб ее бедра был настолько красив, что он не мог отвести от него взгляда. Перехватив его взгляд, она поправила платье и продолжила, как ни в чем не бывало.
А это идея, Борис! Попросись на фронт. Возьми и напиши рапорт о том, что хочешь пойти на фронт добровольцем. Этот рапорт даст тебе возможность понять, приезжали ли эти люди в отношении тебя или тебе это просто показалось.
В комнате повисла тишина, которая продержалась недолго.
Ты что? С ума сошла? А вдруг начальник базы удовлетворит мой рапорт! Я на фронт не хочу!
Он сглотнул слюну и продолжил:
Зоя! Давай, уедем отсюда куда-нибудь вместе. У меня есть все, что нужно для жизнизолото, драгоценные камни. Я сумел на них обменять кое-какие продукты. Ты ни в чем не будешь испытывать недостатка! Я люблю тебя, Зоя!
Борис Львович встал из-за стола и, шатаясь, направился к ней. Он опустился перед ней и обнял ее колени.
Ну что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь!
Она с презрением оттолкнула его от себя и встала с дивана.
Борис! Я тоже люблю тебя и готова с тобой уехать отсюда хоть на край света, но я не могу этого сделать. Мой брат меня не отпустит. Если я тебе так дорога, как ты говоришь, то ты должен сделать для меня одно дело, и тогда брат, может быть, отпустит меня с тобой. Мы уедем далеко-далеко, где никто и никогда не найдет нас, ни они, ни НКВД. Но сейчас, извини, я не могу.
Зоя, что это за дело? Я готов сделать для тебя все, что ты захочешь. Ты веришь мне?
Борис! Скажи, ты часто бываешь на пороховом заводе?
Эти слова немного отрезвили его. Он посмотрел на Зою и тихо произнес:
Да, приходится бывать там по делам службы. А что?
Дело в том, что нам нужно, чтобы ты оставил там кое-что. Ты не пугайся, просто оставить один небольшой предмет в том месте, где я тебе скажу.