После сна, давшего силы, он мог задать, наверное, и такой вопрос. Но попытался оправдаться и перед самим собой, хотя никто не требовал ответа: да, прикорнул. А что могло случиться? Вернее, случиться могло все что угодно, но почему именно сейчас и здесь? Не надо думать, что мы центр Вселенной или пуп Земли. Лежали развалины никому не нужными год и еще столько же пролежат, пока полностью не зарастут бурьяном. Единственное успокоение и благо, что Василий продолжал спать. Подполковник поправил на нем куртку Вахи и «Крону», а когда пограничник попытался пробиться сквозь пелену и проснуться, успокоительно положил руку на грудь:
Спи. Все в порядке, спи.
Прислушался к дорогедвижение почти смолкло. Конечно, кто на ночь глядя осмелится выехать в пасть волку? Зато шумом постепенно наполнялся сам поселок. Звенели ведра: видать, неподалеку находился родник или водопроводная колонка. Урчали трактора, блеяли овцы, мычали коровы. Много детских голосовребятня то ли в футбол сражалась, то ли боролась. Нормальная мирная жизнь, если не глядеть на развалины. Руины чьей-то некогда возможно счастливой поры.
Что?проснулся-таки Туманов.
Вроде тихо. Как самочувствие?первым делом дотронулся до лба капитана.
Тот, видимо, сам хотел услышать о температуре, потому как успел забыть критерий, по которому определяется нормальный уровень здоровья.
Есть еще,сообщил подполковник.
Поламывает. Точнее, грызет внутри. И грудь давит,добавил штрихи к нарисованной картине пограничник.
Семь дней,напомнил Заремба срок, который Туманов сам и определил для болезни.
Попил бы,облизал губы пограничник.
Заремба взвесил фляжки. Одна пустая, во второй меньше половины. Правда, ведра гремят совсем недалеко, можно попробовать и добраться до воды.
Два глотка. Под таблетку,разрешил капитану. Тот припал к металлическому горлышку, но оторваться все же смог сам, хотя Заремба сдержался и не стал отбирать фляжку.
Извини.
Я все же порыскаю, может, тряпье какое найду. Отдыхай.
Грустное это занятиекопаться в остатках и ошметках чьего-то бывшего уюта и счастья. Мало-мальски пригодное для жизни оказалось давно растащенным или истлевшим, поэтому вернулся подполковник почти ни с чем, если не считать нескольких кусочков фанеры: все не на бетоне лежать. Вот и денег вроде полно, а не купишь на них ни свободу, ни тепло, ни здоровье. Угораздило.
Туманов лежал, прикрыв глаза. По шагам определив, кто идет, не стал тратить силы, чтобы удостовериться в догадке.
Сейчас сотворим спальные апартаменты,пообещал Заремба.Мы еще здесь так заживем, что и уходить не захочется.
Вдруг заметил, что говорит с пограничником как с маленьким: больные, оказывается, невольно заставляют менять тональность разговора с ними. Ну и шут с ним, с детсадовским тоном, лишь бы шло на пользу. А делать и поступать нужно так, как подсказывает душа. Солнце садилось медленнолетние вечера столь же длинны, как и день. Поэтому Заремба успел еще немного поползать среди камней и приволочь обрывки проволоки, погнутую алюминиевую кружку, полуистлевший, тронутый с одной стороны огнем клок ваты и стекло. Применения им еще не виделось, но хороший хозяин несет в дом, а не из дома.
Пей, ночью сползаю к колонке,протянул остатки воды капитану.
Тот с готовностью отпил несколько глотков.
Сам хлебни,протянул остатки командиру.
Заремба больше сделал вид, что пьет, но губы и горло тем не менее смочил. Принять решениеэто лишь полдела. До воды нужно еще добраться.
И не ошибся в своих опасениях.
Когда стемнело и подполковник в последний раз мысленно прокладывал при угасающем свете дорожку к трассе и затем к колонке-роднику, как раз там, на другом краю увидел тени. Крались, оглядываясь по сторонам и глуповато-счастливо похихикивая, парень и девушка. За первыми развалинами они присели, принялись исступленно целоваться. Насытившись первыми глотками любви, привычно, наверное бывали здесь не раз, заскользили дальше, глубже в развалиныеще дальше от людей, поселка. Но ближе к затаившимся спецназовцам.
Туманов, впервые за день приподнявшийся, тронул автомат. Им с Зарембой прятаться места не оставалось. Самое укромное прибежище могло быть притягательным и для влюбленных. Целуясь, ласкаясь, они и приближались к их устрашающей, но не для невидящих надписи «Мины».
Не увидели предупреждения. Ничего не замечали, кроме друг друга. Уже не таясь, не оглядываясь воровато, как раз напротив разведчиков сцепили объятия, зашептали горячие слова. Но уединение требовалось совсем не для этого. Торопливо и нетерпеливо, не отрываясь губами от губ, принялись расстегивать друг на друге одежды.
Бледно заблестели оголившиеся плечи, и парень припал к небольшим остреньким бугоркам подруги. Девушка в истоме отбросила голову назад и, скорее всего, прикрыла глаза, потому что не увидеть стоявших напротив, прижатых неожиданностью случившегося спецназовцев мог и в самом деле только слепой. Или, как теперь стало ясно, и влюбленный.
«Шариат шариатом, а чувства чувствами,подумал Заремба. И усмехнулся внутри над мужчинами-чеченцами:Даже если наденете на своих женщин паранджу, все равно ведь потом снимать ее придется. Зачем тогда лицемерить?»
Отвернуться бы, а еще лучшеуйти, оставить влюбленных наедине, но любой шорох спугнет голубков, а вслед за ними поднимется стая воронья, закаркает, накличет беду. Поэтому приходилось держать парочку на контроле, смотреть на любовные игры молодых, почти вплотную стоя к дрожавшим девичьим плечам.
Девушка сама направила губы парня вниз, к животу, и тот послушно и желаемо принялся стаскивать юбку, открывая разведчикам дрожавшую в нетерпении и страсти фигурку. Развалины не только похоронили чье-то счастье. Они рождали в своих пределах и новое
И тут, оставшись голой, ожидая, когда и парень сорвет с себя остатки одежд, девушка открыла глаза и вскрикнула от страха, увидев наконец глядящих на нее русских офицеров. Свернулась калачиком, закрываясь, и парень тоже глянул снизу вверх, переведя взгляд от только что сброшенных на землю брюк и юбки на офицеров. Будь он одетым, попытался бы, наверное, отскочить в сторону, но голый человек беззащитнее ребенка.
Тихо, не кричать,направив на них оружие, властно приказал Заремба.
Не не надо,прошептала пересохшими губами девушка.
Потихоньку, спокойно одевайся,разрешил ей подполковник.
Та одной рукой стала дотягиваться до вещей и кое-как набрасывать их на себя. Парень продолжал сидеть под стволом автомата. Первый испуг у него прошел, он сумел понять, что русские здесь не случайно, что они прячутся. В то же время это предполагало самое худшее, так как именно человек прячущийся не желает иметь свидетелей.
Туманов тоже требовательно посмотрел на командира. Влюбленные поняли его взгляд, обреченно замерли, забыв про одежды.
Не надо,вновь попросила девушка, но теперь она уже просила не о том, чтобы ее не насиловали, а чтобы не убивали.
И что с вами делать?откровенно признался в своем бессилии Заремба, стараясь не встречаться взглядом с Тумановым.Отпустите,попросил парень.
Небось, из банды,усмехнулся капитан, заранее зная обратный ответ.
Нет, я не воюю. Мы скоро поженимся.
Он не воюет, нет,заступилась за друга и девушка. И подтвердила:У нас скоро свадьба.
Кого поддерживает село?
Н никого,честно признался парень.Сами по себе. Со всеми мирно.
А чего же не воюешь вместе с остальными?продолжал дотошно допытываться пограничник, пытаясь поймать того на неточности и избавиться от угрызений совести перед предстоящим убийством.
Не пошел. Не хочу. Мясом откупаюсь, барашками.
Ага, значит, помогаешь боевикам,нашел-таки оправдание капитан и снова посмотрел на Зарембу.
А тот смотрел на девушку.
Она смущенно прятала за спину лифчик и одергивала блузку: одеваться под взглядом незнакомца оказалось не менее стеснительно, чем раздеваться. Выглядела она лет на семнадцатьвосемнадцать, по-горянски была смугла, глазаста. Неужели и девушки хотят, чтобы взбесившиеся от собственной независимости и значимости мужики загнали их в семнадцатый век, в паранджу и бесправие?
Одевайся,разрешил двигаться и парню.Пойдете пока с нами.
Да-да,согласился тот.
Зато девушка, более бесхитростная или более смелая, поинтересовалась:
А куда?
До Моздока, конечно, мы вас не потянем, но пару километров пройдете. На всякий случай, чтобы шума не поднимали.
Мы неначал парень, но Туманов одним движением автомата заставил его замолчать.
Возьмитесь за руки и следуйте за мной. Гена,опять перешел Заремба на никому не нужную конспирацию.При малейшей попытке бежать стреляй на поражение.
Есть,с удовольствием согласился с приказом капитан. Не думали, что придется столь скоро покидать приютившие их развалины. А тут не только от воюющих сторон покоя нет, но и от влюбленных. Где теперь прятаться? Где тот уголок в районе, куда не заглянет ни одна собака? И воды не набрали Шли медленно, все по тому же оврагу выбираясь к лесополосе. Но сколько раз она может выручать? Да и не выручит. Хотя бы потому, что сама продувается насквозь ветрами, просматривается насквозь взглядом, простреливается навылет любым выстрелом. В лесополосе спасения нет
Все,остановился Заремба. Как ни плавно передергивал Туманов затвор, а металл клацнул, заставив чеченцев вздрогнуть и сжаться. Передернутый затвор под слово «все»это в самом деле все.
Однако решимости и решительности в действиях командира капитан по-прежнему не увидел. Неужели пример с Вахой недостаточен: ехали бы сами за рулем, уже пересекли бы границу с Ингушетией. А отпустить чеченцевэто пустить по своему следу гончих псов. Непротивление злу насилием? Толстовщина какая-то
Заремба, наоборот, думал о Туманове. Вдруг отыскал, высветил в чехарде всякой всячины тот основной штрих, из-за которого он с самого первого раза все же не очень возжелал иметь рядом пограничникатот показался ему чересчур агрессивным. Если лично он настрелялся в своей жизни вволю, то Туманов лишь начинает это делать. Ему укажи на врага и дай в руки оружиеи он станет мстить. Беспощадно и в какой-то степени справедливо. За свою передвинутую заставу, за прошедшую, оказавшуюся глупой, жизнь. За поруганнуюв первую очередь высшими чиновниками и государственными мужамиРодину. Собственные семейные неурядицы. Тем более нет нужды жалеть чеченцев, которые копят злобу к его товарищам по оружию и всегда готовы пустить в ход свое.
Но разница между начинающим войну и ее заканчивающимкак раз в десятках загубленных жизней. Подчас невинных
Бегите домой, чтобы пятки сверкали,отпустил влюбленных подполковник.
Те недоверчиво, не спуская глаз с автоматов, попятились. А когда капитан сделал неосторожное движение, сердечки у них оборвались и они окаменели.
Я сказал, бегите,повторил Заремба.
Третьего раза не потребовалось. Схватившись за руки, парень и девушка бросились к редким огонькам поселка. К продолжению жизни и любви.
А ты не скажешь, зачем нам вообще автоматы? Просто таскать и пугать кошек?поинтересовался Туманов.Ты веришь в их благородство и надеешься, что они никому ничего не скажут?
Нет, не надеюсь. И надо уносить ноги, если хотим, чтобы они нас еще носили по грешной земле.
Благородно, конечно, но глупо, И когда они тебе или мне станут вспарывать живот или отрубать голову, не забудем вспомнить этот миг.
Надо уходить.
Куда? «Спереди застава, сзади западня»,песенку такую слыхал?
Слыхал. И сто раз проходил ее на практике. А уходить
Пересекаем трассу и в обход селаснова к блокпосту.
Ты что-то забыл сказать Приходько?
Думаю, да.
Что?
Помнишь солдата, что лежал около сгоревших машин? Надо похоронить.
Сказал, конечно, о первом вспомнившемся, но в то же время именно с этим и согласился: раз не забывается, если сидит в подсознании, то все едино отыскалось бы. И мучило бы потом всю жизнь. Очень хорошо, что вспомнился непохороненный солдат
Знаешь, это не ты не хотел меня брать с собой,вдруг снова вспомнил Балашиху капитан.Это я не хотел с тобой идти. Что-то чувствовал в тебе надломленное. Извини, но это так.
Зарембе, который сам несколько минут назад думал что-то подобное о Туманове, оказалось неприятным это признание вслух. Не желая усугублять конфликт, первым тронулся с места:
Надо спешить. Трогаемся.
Пошли,не стал спорить и Туманов.
Свое слово он сказал, прекрасно в то же время понимая, что им суждено ради спасения держаться только вместе. Это потом, в России, можно разойтись в разные стороны и больше никогда не касаться друг друга. Но в Россию надо выйти
Едва успели перебежать трассу и начать обход поселка, как около развалин послышался собачий лай, голоса людей, замелькали фонарики. Туманов скосил глаза на командира: а я о чем говорил? Заремба, кажется, в глубине души надеялся, что ничего подобного не произойдет, и правота пограничника откровенно удручила его. Впрочем, почему должны доверять ему люди, которые боятся теперь и собственных развалин? Все закономерно.
А Приходько наверняка сразу всадит нам по паре магазинов,продолжал прогноз Туманов.Лично я на его месте всыпал бы,боясь все-таки ошибиться, поправился пограничник.
Но Заремба окончательно вознамерился идти к старшему лейтенанту. Или убедит его помочь, или или все годы службы и работы с людьми пошли насмарку и он не разбирается в жизни.
Ты постоишь в сторонке,ограждая капитана от неожиданностей в виде той же пары магазинов, распорядился подполковник.
Пойдем вместе,не согласился с командиром пограничник.Только вдвоем.
Извини, но вот этоточно глупость. Прикроешь меня.
Капитан усмехнулся:
Своих стрелять у меня рука не поднимется. Даже ради тебя, командир.
Тогда держи,Заремба снял с пояса сумку.Здесь, надо полагать, несметные суммы. В долларах. Пока ты будешь с ними, ты, с одной стороны, останешься подвержен невероятному риску, но с другойприкрыт на будущее. Если не вернусьраспоряжайся по своему усмотрению.
Неладно что-то у нас с тобой, Алексей,не трогая сумки, проговорил капитан.Нам бы выползать вместе, а мы на радость своим и чужим полируем грани.
Значит, не роботы. Значит, думаем и не желаем превращаться в тупых и слепых исполнителей, которым наплевать на собственное мнение о себе. Все нормально, Василий. К тому же я убежден, что вернусь.
Возвращайся,пожелал и Туманов, хотя про себя добавил:На влюбленную парочку тоже надеялся
Вместе с сумкой оставив и автомат, Заремба вышел на трассу и пошел по пустынной дороге в сторону поста. Оттуда долго его не замечали, потом раздались команды и в воздух ушли трассеры. Подполковник остановился, успокаивая солдат и давая время Приходько выйти из землянки. Тот попусту стрелять не станет. В самом делевверх ушла зеленая осветительная ракета. Заремба поднял руки, но не сдаваясь, а показывая, что без оружия, и медленно пошел на блокпост. Его напряженно ждали. Старший лейтенант в красивое кино играть не желал и выходить навстречу тоже безоружным не намеревался. Встретил Зарембу у первых изгибов «змейки» при оружии, показывая, кто здесь распоряжается.
Узнав подполковника, долго молча смотрел на него, стараясь предугадать, что привело командира «похоронной команды» к нему повторно и чем это грозит его людям и его собственной офицерской карьере. Честно признался:
Не ждал.
Мне бы с тобой поговорить, старший лейтенант. Тет-а-тет.
Мы уже говорили.
И все-таки.
Ну что ж, давай присядем. Товарищ-то держит сейчас нас на мушке?
Нет. Своих не стреляем. Чужих без дела тоже.
Кто вы на самом деле?
Вот об этом и хочу рассказать. Давай все-таки присядем.
Где посчитаешь нужным.
Пойдем к землянке. Костя,позвал племянника. Когда тот оказался рядом, кивнул:Обыщи.
Санинструктор со смешанным чувствомнеприязни за предыдущий захват и в то же время не забыв, что ничего плохого им так и не сделали, подступился к подполковнику. Заремба сам отдал ему «короля джунглей», попросив:
Только потом вернешь.
Посмотрим,неопределенно отозвался старший лейтенант и пропустил подполковника впереди себя.