Валяю. Выстрел типично снайперскийв голову. Малополезная информация. Дюжина моих знакомых предпочитают левый глаз, а я, например
правый, закончил Емельянов. Не отвлекайся.
Что интересноэто оружие. Винтовка явно нестандартная и очень мощная. Выплюнуть разрывную пулю, что разворотила башку в клочья, это, я скажу тебе, штучка! Сошкисущественная деталь. Очень немногие, поверь мне, стреляют с сошек. Винт снайпер не сбросил. Значит, дорожит своей пушкой, онанеотъемлемая часть его почерка. Пожалуй, всё.
Робин Гуд выжидательно уставился на шефа.
Не густо, согласился Берсерк. По такой наводке мы стрелка не вычислим. Он нервно прихлопнул по карманам, выудил сигареты, пристроился на ящике рядом с Сагайдачным и сердито задымил. Вспомнил, порылся в нагрудном кармане, протянул напарнику несколько фотографий.
Вот, погляди. Это не разрывная пуля. Херня какая-то, вроде гранаты для подствольного гранатомёта, только форма странная, со стабилизатором. Хлопцы собрали осколки, что нашли, через компьютер прокрутили. Там одно перо стабилизатора уцелело. По нему компьютер нарисовал весь снаряд. Вот что получилось.
Сагайдачный жадно сграбастал снимки, долго вертел их в руках, и так, и эдак щурил умные серые глаза. Наконец повернулся к Емельянову и уставился на него соболезнующим взглядом.
Что? заёрзал тот беспокойно.
Извините, господин полковник Хоть Вы и мой шеф, и благодетель, и я Вас искренно уважаю, но в некоторых вопросах Вы гм несколько некомпетентны, как и ваши сраные эксперты.
Емельянов готов был принять любую критику, лишь бы она носила конструктивный характер. И теперь он сглотнул покорно слюну и преданно воззрился в лицо подчинённому. Чувствовал: сейчас тот выдаст на-гора Нечто.
Робин Гуд не обманул ожиданий.
Это ж уникальный, снаряд, реликтовый, он помахал фото перед носом Емельянова. Ему же цены нет.
Ну рожай, рожай, почти простонал полковник.
Наствольная бронебойная граната, повторяю, наствольная! Плюс две сошки. А сплав какой? Ты это хоть прочитал? Это ж не отечественный стиль и материал. Мало тогоэто пятидесятые-шестидесятые, не позже. Держу пари: это граната под «Беретту ВМ 59» тысяча девятьсот пятьдесят девятого года выпуска. Потом и «беретты» стали оснащать подствольными гранатомётами, а эту гранату сняли с производства.
Хорошо, хорошо, Емельянов примирительно замахал руками. Пусть так. Но мог же твой киллер приобрести такую игрушку где-нибудь здесь? Мало ли дерьма сейчас на наших рынках?
Хрена, отрубил Сагайдачный. На кой ляд, когда есть пушки и поновей, и получше, и, пожалуй, подешевле этого антиквариата. Вот что Робин Гуд набрал в грудь воздуха и решительно выдохнул. Моё мнение такое: это не наш парень работал, не совдеповский.
Аргументы? прокурорским тоном вопросил Емельянов.
А аргументов нет. Сагайдачный виновато улыбнулся и развёл руками. Есть только предчувствие, интуиция, если хочешь, переходящая в уверенность.
Емельянов потёр пальцами подбородок, призадумался.
В предчувствия он верил. Его лично они редко обманывали. Да и сентенции Сагайдачного вытекали не из фантазий, а из весьма логичных умопостроений плюс завидный личный опыт.
Убийство высокопоставленного и круто стоящего государственного чиновникадело нешуточное. Тот самый случай, когда «на уши» ставят МВД, ФСБ, прокуратуру. Отечественному киллеру приходится туго. Так или иначе, но он непременно повязан с уголовным миром, ибо подобную работу не предлагают в рекламных блоках радио и телевидения, а сам киллер, увы, не может толкнуть в масс-медиа рекламный ролик с музыкальным клипом. И приходится беднягам, даже одиночкам, кормиться либо от паханов-авторитетов, либо от структур, которые, по идее, должны этих паханов ловить и сажать за решётку. А когда начинается основательная чистка обоих ведомств, тут уж бедолаге киллеру деваться некуда. По всем правила искусства за горемыку берутся его же коллеги, коим чужд корпоративный дух. Так что любой уважающий себя отечественный мокрушник тысячу раз подумает, прежде чем возьмётся отработать столь крутой заказ. Разве что отморозок какой подвернётся. Другое делоиностранный рабочий. Этому плевать и на местных авторитетов, и на их государственных пастырей. Лишь бы зарплата соответствовала. И поди потом, cыщи соловья-разбойника по всем иноземным городам и весям.
Емельянов неторопливо раскурил ещё одну сигарету, ещё раз провернул в памяти все известные ему детали дела.
По факту убийства следственную комиссию создали с неслыханной оперативностью. Бригада уже умудрилась перелопатить пол-Москвы с пригородами. Емельянова с его орлами приняли в бригаду с распростёртыми объятиямив таких объятиях и душат. Начальник бригадыследователь-«важняк» Генеральной прокуратуры, матёрый и битыйпредоставил Емельянову добытую с пылу информацию, но сделал это с такой охотой, с какой приговорённый к повешению разглядывает верёвку, на которой его вздёрнут. Да и относился он к Емельянову, как к прыщу, что вскочил на носувыдавить больно, но и терпеть нет желания. Впрочем, производственные отношения везде одинаковы, и Емельянов прекрасно понимал старого «важняка». В подобной ситуации он сам бы точно также относился к навязанному приказом свыше соглядатаю.
Чужаков же и неудачников в столице вообще терпеть не могут. Емельянов и его янычарычужаки, о которых никто в Москве слыхом не слыхивал. И на первом же оперативном совещании полковнику Ротмистрову дали это понять. Ну, да он абсолютно никакой прыти не выказал, просидел молчком, с предположениями и предложениями не лез. Разумное теля двух маток сосёт. А для него сейчас главный молочный продуктинформация, и худо-бедно он её получил.
И была в этой информации очень любопытная и немаловажная деталь. Шапок-невидимок даже иноземная технология пока не освоила, и кое-кто из жильцов дома наблюдал некую загадочную личность. Крутился в окрестностях мужичок лет сорока, эдакий крепыш в спецовке, с чемоданчиком и телефонной трубкой, как у монтёров АТС. Кто-то из старожилов двора даже обращался к личности с вопросом. В ответ мужичок буркнул нечто невразумительное типа «сам дурак» и быстренько ретировался. Оперативники пошерстили основательно АТС и выяснили без особого напряжения, что никаких монтёров в те дни ни в злополучном доме, ни в соседних не предвиделось. Это, конечно, был след, да только по нему и на мелкого домушника не выйдешь.
Одна деталь всплыла сейчас в натруженном емельяновском мозгу. Именно вот тот невразумительный ответ на банальный бытовой вопрос. Русский мастеровой отвечает не всегда просто и доходчиво, всё зависит от настроения и градуса, но всегда вразумительно. Для этого в русской лексике есть короткие, удобопонятные и, главное, легко произносимые в любом состоянии выражения.
«Надо бы встретиться со свидетелем и выяснить подробности, решил Емельянов. Чем чёрт не шутит. Как бишь его»
Он ещё поднапрягся и выудил из омута памяти: «Онищенко. Квартира двадцать три.»
Ну, пошли, полковник поднялся и отряхнул сзади штаны. Заглянем к одному престарелому аборигену из двадцать третьей квартиры.
Ага, согласился Сагайдачный. А потом попытаешься выпросить у экспертов осколки и смотаешься в Киев.
Куда? удивлённо вытаращился на него Емельянов.
Робин Гуд, пока шеф обмозговывал ситуацию, видимо, построил собственную сюжетную линию. Теперь оставалось выяснить, как далеко эта линия тянулась.
В Киев, невозмутимо повторил Сагайдачный. В институт стали и сплавов.
А зачем? вполне резонно спросил Емельянов.
Есть там лаборатория одна, она на секретку раньше работала. А в лаборатории той паренёк сидит, Лёха Свиридов, кандидат технических наук. Мы с ним когда-то дружили. Осколки нужно отвезти ему на экспертизуэто его профиль, и в Союзе, могу тебя заверить, никто лучше него в подобных штуках не просекал.
Да? уже заинтересованно округлил глаза Емельянов. А что нам даст эта экспертиза?
Робин Гуд обречённо вздохнул, словно смирившись с идиотизмом начальства, и тихо пояснил:
Лёшка точно скажетв какой стране и на каком заводе изготовлена граната.
Ну протянул полковник. Тогда придётся ехать мне, конечно. М-да А пока пошли к аборигену.
* * *
Абориген оказался вовсе не таким престарелым, как воображал Емельянов. Скорей наобороткремезный дядька с кирпично-оранжевой рожей и ручищами-ковшами. Профессияпод стать внешности, некогда гордая и уважаемая: сталевар. Гостей нежданных хозяин принял не то чтобы неласково, но как-то натужно. Он долго маялся в узком коридорчике, не решаясь пригласить визитёров в комнату, что-то бормотал о ночной смене, а на удостоверение даже не взглянул.
Да вы не волнуйтесь, поторопился заверить Емельянов. Мы буквально на минутку, выяснить маленькую деталь.
А ладно, сталевар вздохнул облегчённо, словно принял единственное правильное решение и стряхнул его тяжесть с плеч. Заходите, мужики, вот сюда, на кухню. А то в комнате жёнка прихворала, спит, а тут и поговорим.
Емельянов окинул коротко-профессиональным взглядом предложенный аудиенц-зал и сразу определил причину колебаний хозяина. На столе дымилась наполненная до краёв тарелка с борщом, плавала по верху ядрёная красная перчина. Увесистая краюха серого хлеба, тёплая и пористая, густо натёртая чесноком, заняла позицию слева от тарелки. А перед ней гордо красовалась бутылка «Столичной особой» с уже свёрнутой золотистой головкой.
Ну чё, мужики, может, борщику? Борщик знатный и в достаточном объёме, стесняясь скромного угощения и обстановки, предложил сталевар.
Не, не, я уже завтракал, испуганно открестился Сагайдачный.
Емельянов, что привык ещё в свой деревенский период плотно завтракать, покосился на тарелку, повёл носомблагоухало нестерпимо, а если ещё с вечера не трескавши
Ну, разве что чуть-чуть уговорил наконец сам себя.
О! Это наш разговор! обрадовался хозяин.
Тарелка, копия первой, тотчас нарисовалась на столе.
Во, сметанки, приговаривал сталевар, сноровисто орудуя половником и ложкой. Перчику, чесночку, хлебца Готовосадитесь.
Он подвинул гостям домодельные, основательные табуреты, молча, как нечто само собой разумеющееся, выставил два гранёных стаканчика.
Он за рулём, упредил Сергея Емельянов.
Ясно, Онищенко под краёк налил Емельянову и себе. Ну, давай, значить, за знакомство.
Они почти одновременно крякнули, опорожнили гранчаки и засопели над обжигающе-аппетитным борщом. Сагайдачный, что больше для приличия прихлёбывал предложенный чаёк, сглотнул слюнку. Он даже ощутил нечто похожее на чувство голода, хотя пять минут назад готов был поклясться, что не протолкнёт в себя и ложку узконационального лакомства. Его сотрапезники меж тем непринуждённо «повторили», закусили и, наконец, отложили ложки.
Вот Теперь можно и поговорить, хозяин блаженно прищурился и потянулся за пачкой «Примы».
Может, такую закурим? подсунул ему «Мальборо» Емельянов.
Можно и такую, согласился Онищенко. Они ничего, крепенькие. Ты, извини, по званию кто будешь?
Ты ж в удостоверении видел.
Так я в него для проформы смотрел. Я ж и так секу, что люди из органов.
Емельянов хохотнул:
Значит, глаз, говоришь, намётанный? Это хорошо, а по званию я полковник, полковник ФСБ Ротмистров Александр Николаевич.
Ого! брови Онищенко уважительно переместились вверх. Важная птица. Молодецвроде и не старый по возрасту, а не гордый. А тут до тебя много начальников побывало. Надутые все, что первомайские шары. А волнует тебя, как я понимаю, тот телефонист?
Точно.
Хозяин задумался, пыхнул дымком:
Ну что тебе нового сказать Я уже раза три рассказывал. Ну, видел мужика. Понимаешь, я ведь Лёху, монтёра нашего с АТС, хорошо знаю, корешевали с детства. Он, значить, всегда наш участок обслуживал. А тут гляжуметётся с телефонной трубкой из подъезда мужик. Я на лавочке отдыхал, ждал, может кто подвалит «козла» забить. Ну и спрашиваю я его: где, мол, Лёха? Приболел, что ли? А он что-то мекнул непонятноеи ходу. Больше ничего и не вспомню.
А не заметил ты чего странного в его виде?
Да в том-то и дело, Онищенко досадливо скривился. Заметил, а вспомнить не могу, забыл. Только подумал тогда: «Не наш это мужик». Понимаешь? Он постучал литым кулаком по столешнице. Ну, как ещё сказать?.. Вот тыхоть и полковник, но свой. И товарищ твой свой, хоть и за рулём. А тот Э
Он махнул рукой и решительно разлил остатки водки:
Давай по третьей.
Давай, не стал отпираться Емельянов. А всё же постарайся вспомнить. Что? Может, лицо, одежда? Не торопись, подумай!
Онищенко быстро хлопнул третьюи вдруг едва не поперхнулся, выкатил глаза, выдавил сквозь силу:
Вспомнил, точно перевёл дух и подался вперёд, к Емельянову. И одежда, и лицо. Понимаешь, спецовка на нём новёхонькая, синяя, точно из магазина. Я ж говорю, Лёху, телефониста, хорошо знаю. Это при Лёне у них робу справно выдавали, и то редко кто носил. А теперь и вовсеходят все в чём попало. Я и сам человек рабочий, проблему понимаю. Вот Лёха, тот вообще в спортивном костюме ходит. То же и с чемоданчиком, что в руках у мужика был. Рабочий человек такой чемодан не купитодин разор, а пользы нету. А ежели государство разорится, выдасттак он его упрячет подальше, чтоб не потёрся.
Ну, а лицо, лицо? затормошил хозяина Емельянов.
И лицо Я ведь в армии служил на Кавказе, насмотрелся там на чурок. И этот вроде чуркачернявый такой, смуглый. Но не наш, не наш чурка. Не ара, не грузин, не армянин.
Может, грек или итальянец? подал неожиданно голос Сагайдачный.
Ага, точно, радостно осклабился сталевар, словно его осенило наконец. Или, к примеру, испанец.
Ну, ты молодец, Коля, Емельянов крепко прихлопнул хозяина по широкому сталеварскому плечу. Это дело. А говоришь, забыл! У тебя же клад, а не память. А нашим, что до меня были, ничего этого не говорил?
Не мотнул головой Онищенко. Не говорил. Это ты молодец. Без тебя я бы и не вспомнил.
Тогда давай так, Емельянов, раскрасневшийся от водки, заговорщицки подмигнул, если будут ещё спрашиватьи не говори. У нас, понимаешь, тоже контор много, и каждая поперёд другой в пекло лезет. Мы ж на твоей информации друзей-товарищей и обскачем.
И найдёте гада? усомнился хозяин.
Найдём, не беспокойся, многозначительно заверил Емельянов. И притом именно мы найдём. А уж если мыто и до суда дело, может, не дойдёт.
Вот это правильно, понимающе одобрил Онищенко. Таких сволочей давить на месте нужно. А то развели бардак, понимаешь.
Ну всё, спасибо за угощение и за доброе слово, Емельянов поднялся и протянул хозяину свою не менее заскорузлую крестьянскую лапу.
Ага, крепко стиснул её сталевар. Как найдёшьнепременно заходи. Поговорим, бутылочку раздавим. А я покамогила
* * *
Полковник тяжело опустился в кресло голубого «опеля Вектра» и любовно погладил округлившийся живот. Сагайдачный покосился на него неодобрительно, буркнул:
Борщ с водкой с утра, в такую жару Бр-р Извращение, босс.
А я и борщ, и водку могу хоть утром, хоть ночью и в любую погоду, радостно осклабился Емельянов. А за такую информацию не грех и выпить. Ты, пожалуй, поезжай в «аквариум», а я по дороге поразмыслю над раскладом.
Он откинул спинку кресла далеко назад и блаженно прикрыл глаза. После принятой дозы в голове приятно шумело, но мысли текли правильным потоком под лёгкий шумок автомобильного кондиционера. Перспектива, конечно, открывалась заманчивая, но Емельянов не особо обольщался. Вероятность того, что наёмный киллер окажется иностранцем, составляла, по прикидке Емельянова, процентов десять. Но отработать версию следовало тщательно, ибо сулила она невиданные дивиденды. Во-первых, открывалась возможность обскакать на голову конкурентов. Спецов, что могли провернуть деликатную и специфическую работёнку за бугром, в Генпрокуратуре, конечно, не имелось. Да и в СВР осталось негусто, очень негустосчитанные единицы. Емельянов смело мог считать себя зубром из «Красной книги». Были ещё, конечно, дедушки вроде Долганова и Аверина, что могли спланировать и обсосать любое дельце от переворота в Кении или Занзибаре до похищения японского микадо, но воплотить планы в жизнь могли только рукастые-головастые, а их-то великая держава и растеряла походя, недальновидно и позорно.