Сейчас Мухаммед очнется, и вы сходите куда-нибудь, посидите, выпьете. Ведь вы любите кофе? Да, месье?
Глаза за дымчатыми стеклами жили отдельно от этих словФарук смотрел безжалостно, и не допуская возражений. Жан-Пьер нервно сглотнул, оставаясь на месте, и ему уже не хотелось никуда бежатьон отчего-то понимал, что это не только бесполезно, но и опасно.
Да, месье Я я люблю кофе, месье
За забором продолжали раздаваться голоса: низкий уже отчитывал, высокий оправдывался. Солнце спряталось за облако, словно невеста за свое покрывало и ветер посвежел. И тут далеко, в самой глубине города, запел свой призыв к предвечерней молитве муэдзин. Протяжный унылый голос, усиленный громкоговорителями, плыл, разносимый ветром и неминуемо рассеивался, когда достигал туристического побережья.
И этот призыв муэдзина остался без внимания в саду старого Фарука.
гнусное порождение шайтана! мял в руках свою фуражку Мухаммед.
Ну-ну, похлопал его по колену Фарук и слабо улыбнулся. Не стоит так чернить Гончара. Он вовсе не делал его таким.
Они сидели у дорожки, как несколько дней назад, только на этот раз океан был спокоен. Уже вечерело и ехидный Камиль давно ушел со своим столиком и нераспроданным арахисом. Отлив далеко обнажил гладкий песок пляжа. Со стороны бульвара уже раздавалась музыка и на склоне горы, возвышавшейся над портом, зажглась огромная надпись, гласившая по-арабски: «Аллах. Отечество. Король».
Кто мог подумать, что смерть Марселя будет нужна его брату! О, их несчастные родители! стенал Мухаммед, горестно и бессмысленно глядя на далекую надпись. Откуда было знать, что этот нечестивый Жан-Пьер промышляет наркотиками и вся доля причитающегося ему наследства их отца давно и без остатка вложена в этот проклятый бизнес! Покуситься на жизнь брата, одинокого и больного человека ради завладения и его долей тоже
Мухаммед принялся разглаживать смятую фуражку, помолчал немного и стал рассказывать дальше:
У него было алиби: он будто бы гостил у своего приятеля Все ложь. Он был в тот день у Марселя. И помог приготовить ему шприц якобы с лекарством. У этого Жан-Пьера в доме нашли зелье, точно соответствующее остатку в шприце, которым пользовался в тот вечер Марсель О Аллах, кто мог знатьпробормотал Мухаммед и вдруг осекся и посмотрел на сидевшего рядом непроницаемого Фарука. Постой, дядя
Фарук слушал племянника, глядя на спокойный океан. Мухаммед заглянул в его дымчатые очки и спросил:
Ты знал с самого начала?
Фарук кивнул. Помолчав немного, он сказал:
Людьми управляет множество вещей, никакого отношения к милосердию не имеющих. Человек суть яйцо и обычно из него получается омлет. Но из яйца может появиться и птица.
Я тоже омлет, почтенный Фарук? спросил Мухаммед, немного помедлив и его лицо было серьезно и печально. Фарук тихо и благодушно рассмеялся:
Курица тоже рождается птицей, мой мальчик. Но она не умеет летать, потому что это ей ни к чемузачем покидать насест и кормушку? Человек не птица, но весь фокус в том, что крылья-то у него все-таки есть. Только почти никто об этом даже не догадывается. И крылья эти вовсе не для того, чтобы покрывать в этом мире расстояния и куда-то лететьгде есть другой насест и еще лучшая кормушка. Эти крылья побуждают человека к действию в то время, когда кажется, что все потеряно и жизньвсего лишь череда неприятностей, следующих одна за другой. Они помогают понять, что любовьсовсем не то, что принято приписывать некоторым потребностям организма, а перьями (пусть даже птичьими) нельзя набивать подушки. Такие крылья дают человеку возможность подняться над тем, что постижимо лишь с помощью логики и осознать, что душане набор знаний об этом мире, накапливаемых при помощи опыта, и даже вовсе не «что», а «как». И времяне то, что можно измерить горсткой песка в стеклянной колбе или несколькими шестеренками, вращающими стрелки. Крыльяне часть тела или души, а ключ к восприятию Вечности. Но перед тем как появится возможность поставить перед собой все эти вопросы, необходимо понять, что из тебя пытаются сделать яичницу.
Кто пытается? спросил Мухаммед.
Те, кого ты привык называть «Я», ответил Фарук.
Было уже почти совсем темно. Огромный пляж пустовал, лишь вдали бродили у самого прибоя двое. Дорожку, возле которой сидели Фарук и Мухаммед осветили два полусонных фонаря, не способных ослепить выплывший из-за глыб отелей запрокинутый навзничь востроносый месяц. В начале дорожки, ведущей с улицы, показалась одинокая фигура идущего к пляжу человека. Фарук посмотрел в ту сторону и поднялся, подхватывая пакет с апельсинами и опираясь на клюку.
Мне пора, Мухаммед, сказал он. Береговой патрульный Мухаммед молча поцеловал старику руку. Фарук двинулся прочь от пляжа, а Мухаммед, придвинув ящик из-под кока-колы поближе к забору и бережно припрятав под него забытый Фаруком молитвенный коврик, пошел по песку к давно остывшему квадроциклу.
По дорожке навстречу ей шел старик с клюкой. Он был одет в обычный для здешних мужчин балахон белого цвета, очень похожий на длинную, до самых пят, рубашку. На голове старика была небольшая круглая шапочка, а его лицо, обрамленное редкой бородой, закрывали огромные старомодные очки. В руке он держал полиэтиленовый пакет, в котором светились оранжевыми боками апельсины.
Она видела этого человека впервые, но почему-то была уверена, что шел он навстречу именно ей, и что он обязательно с ней заговорит. Пожилые мужчины редко вели себя здесь подобным образомразговорами с чужеземными женщинами обычно тешили себя молодые арабы. Она уже успела к этому привыкнуть, и либо просто молчала в ответ, либо говорила, что ничего не понимает.
Старик подошел ближе и остановился, приветливо ей кивнув. Она тоже остановиласьпройти мимо ей даже не пришло в голову. Старик приподнял свои апельсины, и что-то сказал по-французски.
Я вас не понимаю, виновато улыбнулась она.
Ля рюс, почему-то удовлетворенно кивнул старик и вдруг произнес по-русски, лучше любого москвича, всю жизнь не вылезавшего из Новых Черемушек: Добрый вечер, дитя мое.
Вы говорите по-русски? удивилась она.
Впервые, хитро улыбнулся старик, и за дымчатыми стеклами его смешных очков стали видны в свете фонаря пронзительные спокойные глаза. Как вас зовут?
Она грустно улыбнулась:
Один человек называл меня Птицей.
Старик ничуть не удивился и протянул ей свой пакет:
Черный Фарук хочет подарить Птице эти апельсины.
Спасибо, ответила она, принимая пакет. Здешние апельсины очень вкусные.
Старик кивнул и, не прощаясь, пошел дальше. И его туфли совсем не шаркали по дорожке, как это обычно бывает у стариков.
Мухаммед не спешил уезжать. Он дождался, пока девушка с апельсинами поравнялась с ним, приближаясь к океану, и сказал:
Вам очень повезло, мадам. Почтенный Фарук не каждому дарит апельсины, выросшие в его саду. Иным он предлагаем самим сорвать их с деревьев. Тем, кого Фарук отмечает, он дарит апельсины из своих рук. Вам очень повезло сегодня, мадам.
Я не понимаю, покачала головой девушка и пошла дальше к самой кромке прибояпожелать Океану доброй ночи.
Мухаммед завел двигатель и поехал по песку туда, где сверкал огнями шумный и беззаботный бульвар.
Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.