Как тебя зовут? Азбука любви - Колокольников Стас 3 стр.


Любимая, не жди меня этой ночью, этой ночью я буду глядеть на другую звезду.

В

Bene dignoscitur, bene curatur

(Хорошо распознается, хорошо вылечивается)

Любовь всегда с веселым хрустом перемалывает наши кости ради нас самих. Она наваливается со всей силой, подминая, размазывая по жизни, как масло по бутерброду. Проси пощады, вымаливай прощенияей всё равно, она без устали будет наносить раны одна глубже другой. Оттуда брызнет не кровь, а соленый океан.

Думаешь, тебе больно? Нет, брат. Любовь не причинит боли. Любовьне боль, а высокое-высокое напряжение. И если не смог пропустить её через себя, подставился под силу, которая проходит через миры, разгоняя тьму, демонов и космические корабли, то почувствуй, каково всему, что стоит на её пути.

У любви нет ни боли, ни обиды, ни ревности. Они производные лжи и смертиэто темный фундамент распада жизни. Мы чувствуем боль и умираем настолько, насколько не бываем истинными. Все наши трудности легко объяснимы. Они от недостатка любви. Любовь отправляет людей под пули, лавины и колеса. С одинаковой радостью она опускает на ладонь бабочку и пускает пулю в лоб. И ей мало, всё мало. Её нежность заставляет дрожать, плакать и задыхаться. Тебе покажется, это боль кромсает твое тело и душу, а на самом деле это любовь нежно целует тебя.

Разве не любовь направила пулю Дантеса прямо в цель? Разве не любовь перекрыла дыхание Джими Хендрикса? Разве не любовь остановит завтра твое сердце? Почему она поступает так? Потому что мы слишком смиренно несем бремя времени, и по-другому с нами нельзя. Страданияэто не более чем игра воображения, они реальны только во времени.

Каждый день стрелка компаса моего сердца искала магнитный полюс любви, а находила окаменелости бронтозавров, ползущих через вечность к последним теням мира. Припасть пересохшими губами к источнику любви и пить из него бесконечно. Вот была моя мечта.

Летом в горах у озера я познакомился с женщиной. Но опять не повезло, я запал по полной, она же лишь позволяла таскаться за ней, как собачонке.

 Что мне делать?  спрашивал я приятеля, напиваясь с ним в придорожном кафе среди проституток и дальнобойщиков.  Я влюбился до безумия, а она только хвостом вертит.

 Может, споить её и невменяемую затащить в постель. А?  сразу предложил приятель.

 Думаешь, надо действовать решительнее?

 Конечно. Я вчера зашел к знакомой. Хотел занять червонец на автобус. Подыхал с похмелья. Она сама замужем, а я когда-то ухаживал за её дочкой. Мамочка тогда посчитала, что я староват для доченьки. Расстались. И чё я к ним пошел? Ну да, ближе некуда. А с похмелья стояк такой, что штаны разрывает. Иду, и ноги об член заплетаются. Открывает она дверь, и так вопросительно смотрит; она молчит, и я молчу, и вместо того, чтобы деньги спросить, хвать её и взасос. И тут же прямо в коридоре отымел. Только кончил, а она меня уже за дверь выталкивает. Стою в подъезде, ширинку застегиваю, голова кружится, и думаю, что же это было-то

 Любовь, короткая, но взаимная,  засмеялся я.  Червонец взял?

 Не, пешком добирался. Вот такое с добрым утром до колен, ха-ха,  поддержал приятель.

Мы сидели, разглядывая проституток. Их оголенные ляжки и бедра напоминали размороженные полуфабрикаты.

 А может тебе плюнуть на твою бабу,  предложил приятель.  Сам подумай, она тебя не любит, ты себе впустую голову забиваешь.

 Хорошо бы

 Она живет одна?

 Одна.

 Поверь, я знаю таких женщин, они холодны и расчетливы. Зачем ты ей, у тебя ни гроша за душой. Ты хорош, когда веселый и при деньгах, а загрустишь, молоко скисается. Езжай в столицу, сделай себе имя, сколоти состояние, и вернешься победителем.

 Лет так в сорок.

 А то и в пятьдесят,  засмеялся приятель.

Пошучивая, мы напились в компании придорожных шлюх. Ночью я нашел телефонную будку, разбудил женщину и стал допытываться, как добиться её любви. Она недолго терпела мою болтовню, посоветовала лечь спать и положила трубку.

На следующие выходные я пришел к ней в гости. Она очень много работала, и застать её можно было только в воскресение.

 Как поживаешь?  спросил я.

 Нормально, живу. Зарабатываю на самостоятельную жизнь. Люблю комфорт.

 Устаешь?

 Да, но ты же знаешь, я трудоголик.

Я задавал вопросы, но меня интересовало только однокто я для неё. Трубадуру Раймбауту Оранскому его дама позволяла лишь трогать тыльной стороной руки её голую щиколотку. Мне даже это не светило.

Она была умопомрачительна. Глядя на неё, я награждал её самыми невероятными качествами. Будто знал её тысячи лет, и именно она посвятила меня в тайны первых деревьев и трав. Мир был лишь её тенью. Эта женщина не принадлежала никому. Каждый, кто потом пытался вспомнить её, вспоминал лишь белую птицу, летящую вдоль широкой реки. Если она не спала ночью и глядела на небо, появлялись новые созвездия. Любой, кому она пожимала руку, на долгие годы оставался счастливым; удача отворачивалась, если он трижды осквернял руку семенем, кровью и чужой слезой; чтобы вернуть удачу, нужно было прижечь ладонь от церковной свечи, зажженной с её именем.

Выпив, я спрашивал:

 Ответь на один вопрос. Как ты живешь в мире? Какое имеешь отношение к людям, к их суете? Ты же богиня.

 О чем ты? Я обыкновенный человек. Это ты меня обожествляешь.

Она привыкла к моим признаниям, последнее время я чаще делал их по телефону и в письменном виде, запечатывая в конверт и пересылая почтой.

Глядя на неё, я думал: «Неужели кто-то доводит тебя до оргазма. Хотел бы я пожать руку этому человеку. Навязался бы ему в приятели, а потом придушил». Готовый вылить на мир столько тоски, что в нем сдохли бы даже микробы, я слабо надеялся, что руку придется пожимать самому себе.

Я жил не в ладу с действительностью. Единственная любовь держала меня на расстоянии, давая лишь убедиться в том, что она есть. Скажи она, не сходи с места еще тысячу лет, и я бы превратился в дерево под её окном. Я не был робок с другими женщинами, но рядом с ней преображался и говорил себе: «Разве можно махать хером перед лицом богини? Должен быть еще способ войти в её сердце». Прикоснись я к её обнаженному телу, меня бы убило, как разрядом тока.

Но какими бы волшебными эпитетами я её не наделял, я всегда понимал, что на самом деле нас разделяло. Она обладала трезвым умом. Она верила в материальность мира. Она верила в работу и деньги. В то, что никто не способен избежать участи им принадлежать. И чем-либо удивить её было практически невозможно. Даже если чудо будет потрясающим, она позабудет его, как только её ладонь коснется чего-нибудь материального и более плотного, чем чудо. Я же, напротив, считал, что именно материальное ломает нам жизнь. Работа. Деньги. Семья. Общество. Ты должен! Ты обязан! Подобные обстоятельстваодно из величайших надувательств, механизмы лжи. Они так легко и нагло перекраивают нашу жизнь, что кое-кто лишь на смертном одре и догадается, как его жестоко надули, предоставив возможность довольствоваться лишь тенью от жизни, держать в руках счищенную кем-то кожуру.

Несколько месяцев я её не видел. Чтобы как-то подняться над реальностью, я стал сочинять рассказы, вернее записывать все, что со мной происходило. Однажды в мою дверь постучала незнакомая женщина. Увидев меня, она удивилась также как и я.

 Вы кто?  первая спросила она.

 Я живу здесь.

 А бывший хозяин?

 Не знаю, я снимаю квартиру третий год

 Странно,  сказала женщина.  Можно позвонить от вас?

 Проходите,  пригласил я.

Набирая номер, женщина смотрела на ворох исписанных бумаг.

 Вы пишите?  положив трубку, спросила женщина.

 Что?  не понял я.

 Вы писатель, журналист?

 Начинающий,  игриво проговорил я.

Женщина мне понравилась, молода, обаятельна и с хорошим телом. Наверное, она считала себя натурой творческой. Заглядывая мне в глаза, она мягко сказала:

 Давно мечтала познакомиться с писателем. Дайте хоть одним глазком взглянуть на ваше творчество.

Я наугад взял со столика листок. Гостья его схватила, как рыба наживку, и стала читать вслух, видимо, полагая, что тем делает мне приятно:

 Вглядитесь в вашу жизнь, вслушайтесь в ваши чувства. Возможно, то, чем вы жили и продолжаете жить, и не жизнь вовсе, а непрерывное ощущение смерти. Эти мысли и чувства, цепляясь за механизмы лжи, не дают радости истины пробиться к вам. Сбросьте это ярмо, и путь к победе над временем будет положен. Конечно, время скоро почувствует, что вы ускользаете из его сетей, и удесятерит свою ловкость. Но стоит ли бояться, когда впереди свобода и любовь. Найдите свою женщину, найдите своего мужчину, найдите любовь ради любви, соедините ваши сердца и пусть они станут сердцем великана. Это и будет сердце новой жизни

 Неплохо!  восторгалась женщинаЧто это будет роман или рассказ? И о чем там пойдет речь?

 Неважно. Все слова и сюжеты написаны о любви. Даже если в сборнике задач по математике или физике вчитаться между цифр и формул, то станет понятно, что авторы вписывали их с мыслью о любви.

 Здорово!  восхитилась женщина.  Вот вы и говорите, как настоящий писатель.

Женщина поправила волосы и приятно улыбнулась. Она явно не собиралась уходить, а хотела что-то предложить. Что может предложить женщина, известно. И это очень мило с её стороны. Большое спасибо, Женщина! От вас, от меня, от того парня за стенкой.

 Можно еще листочек?  спросила она.

 Тяни сама наугад.

Вытянув, женщина стала читать:

 Можно жить, как хочешь, изображать из себя кого угодно, хоть трубадура, хоть короля чеснока, хоть паука с Марса. Человек, находящийся на уровне самосознания, может увидеть себя во всех главных измерениях. Всё уже есть. В этом нерушимость мира. Правда, существует некоторая размазанность будущего, и в этих пределах может быть осуществлена коррекция, однако будущее уже зафиксировано, и связь через время мгновенна. Только поэтому вселенная нечто целостное, и мы в ней живые нити, связывающие эту целостность.

Узнав обо мне самое интимное, женщина ушла утром, пообещав любить и помнить. Ушла. И больше я никогда её не видел. Но запомнил, как она была нежна со мной. А так ли уж часто наша суровая жизнь нарушается нежностью? Не инстинктом, а нежностью, что идет от матери, от любви к жизни, к детям, к деревьям, к цветам и солнцу.

Я научился пребывать в гармонии, но случались дни, когда все рушилось от мысли, что мне нужна любовь одной единственной женщины. В такие дни я бегал пьяный по дому и не знал, где приткнуться, хватаясь то за голову, то за пенис, то за гитару. Отбрасывая гитару, я подбегал к двери. От мысли, что там за ней столкнусь с вереницей людей, спокойно и уверено идущих по своим делам, приходил в ярость, пинал дверь и со слезами отчаяния падал на кровать. Но это был опыт, в тетради с рассказами я записал: «Человек существо противоречивое. Зная правила истинной жизни, поступает наоборот и, раздавая гнилые зерна лжи, имеет лишь мучительную жажду жизни».

Мир дышал моими легкими и, когда я задыхался, он задыхался вместе со мной. А когда я правильно понимал зов, что без конца звучал во мне, он помогал разорвать змеиный обруч времени и пространства. В такие дни я шел спасать мир, все во мне дрожало от радости. Наполненный легкостью и силой, я хотел поделиться ими с каждым сердцем. Я кружил по городу, словно танцуя и призывая всех танцевать, танцевать, танцевать. Было удивительно, как я мог жить по-другому. Еще мгновение, и весь мир шагнет вместе со мной навстречу вечной радости. В таком состоянии, готовый покорять пространство и время, я купил билет до столицы.

Я зашел к ней проститься. У её дверей я подумал, что уезжаю, чтоб был повод повидаться сейчас и потом, когда вернусь.

Она завела себе черного котенка.

 Я называю его сынок, он такой милый,  счастливо улыбалась она.

Улыбался и я, глядя на «сынка», прыгавшего по мне, как обезьянка.

За бутылкой вина мы мило болтали о пустяках, смотрели кино, смеялись. В полночь я засобирался.

 Надолго уезжаешь?

 Как получится.

 Не теряйся,  мягко проговорила она.

Я ощутил себя эдаким пролетарием от любви и поэзии. Если бы я лопотал по-французски, так бы и сказал: «je ne suis donc quum proletaire», и от лица Маяковского добавил: «Быть пролетариемгрядущее любить, грязь подвалов взорвавшееверьте». В общем, хорошо звучалопролетарий любви. В моем случае это тот, который исправно заходить поглядеть, как поживает его муза. А она вполне хорошо поживает без влюбленного в неё поэта, но все равно ему шепчет: «Не теряйся..»

 Постараюсь,  буркнул я.  Как бы тебе не пришлось искать меня, как искали Дэвида Пейна у индейцев.

 Кто это?

 Герой рассказа Джека Лондона. Почитай на досуге, скво.

Меня не было полгода. В столице я безуспешно пытался сделать имя и сколотить состояние. Я писал ей и звонил, но выходило так, что пишу и звоню самому себе. Она меня не любила. А я никак не мог избавиться от привязанности, каждый день мысленно обращаясь к ней.

 Хочешь, я займу тебе денег,  предложила она в телефонном разговоре, когда я рассказал о попытках пристроить рассказы.  Мне очень хочется, чтобы тебя напечатали.

 Спасибо,  удивился я.  Надеюсь, деньги заплатят журналы.

Её неподдельное участие тронуло, я даже подумал, что она соскучилась. Эта мысль так овладела мной, что я решил вернуться.

Моё появление её даже не удивило. Ничего не изменилось, только кот заметно подрос. И еще она подсела на сериал «Друзья», на стенах висело несколько фотографий Мэтью Перри.

 Самый лучшийэто Чендлер,  восхищенно убеждала она.  Сейчас он дружит с Моникой, а раньше дружил со всеми подряд. Я не пропускаю ни одной серии! Пока я на работе, новая серия пишется на видео. Прихожу с работы и смотрю.

 Сходишь с ума от одиночества?  тревожно спрашивал я.

 Почему? Меня этот сериал вытягивает из серой повседневности в иную волшебную жизнь.

 А я подсел на жизнеописание трубадуров. Мне кажется, я был присяжным на судах любви средневековья и выносил осуждающий приговор тем, кто шел против влюбленных.

На день святого Валентина я достал из груди пухлое розовое сердечко, взял сладостей, приготовил два четверостишия о не разделенной любви и пошел к ней.

Она открыла дверь с котом на руках, у животного глаза были стеклянные, ничего не видели, да и она носом шмыгала так, что слеза наворачивалась.

 Сынок заболел?  расстроился я.  Или умер кто?

 Сегодня мы были у ветеринара,  призналась она,  теперь он не мужчина.

 Как?!  не поверил я.

 Вот так! Чик и всё.

 Что ж ты котам яйца отрезаешь?  с негодованием спросил я.  Нельзя так!

 Можно. Так лучше ему, и мне,  надув губы, сказала она.

 Чем?

 Я буду спать спокойно, а он о кошках меньше думать. Врач сказал, так сейчас поступают с семьюдесятью процентами котов.

 Значит, счастливы только тридцать процентов котов,  не унимался я.

 Перестань!  приказала она.

Постоял я, потоптался в дверях, достал сердце. И тут мой мозг пронзила безумная мысльа ведь и моя любовь к ней кастрированная. Это знак. Я прихожу в гости на День всех влюбленных, а меня встречают котом без яиц. Мои сердечные дела запутались в конец.

Вздохнул я и даже проходить не стал, только сердце и сладости отдал. Только сердце не то, которое из груди, а другое запасное, плющевое.

 А я не ем сладкое,  сказала она, складывая сердце и шоколад на полку.  Слишком много калорий.

 Да это и неважно теперь,  сказал я.

И ушел.

Брел я по улице, а внутри так противненько и грустно, что кишки от слабости на сердце наматываются. И еще кастрированный кот с ошалевшими шарами перед глазами стоят, точно моё отражение.

Зашел я в аптеку, купил настойки послабее, чтобы на травах была и успокаивала. Пиона, кажется, или овса. И прямо там же весь пузырек и сглотнул.

И, вроде, успокоился, лучше стало. Я даже аптекарше подмигнул. Мол, не дрейф, фармацевт, прорвемся. И откусанным гематогеном ей помахал.

 Мужчина, вам здесь не закусочная,  сказала она с неприязнью.  Уходите.

Ну я и ушел.

На улице потеплело. Снег повалил. Я стоял у подземного перехода и курил сигареты одну за другой. И вдруг глянул на проезжавший мимо троллейбус. А там за окном женщина лицом похожа на ту, от которой я только что вышел. И она так посмотрела на меня, словно не видела тысячу лет, и никак не может узнать. Меня даже парализовала на время от её взгляда. Вот оно видение другой счастливой жизни! Вот она та, которую я искал!

Я бросился следом за троллейбусом, трагично вытянув руки вперед. Сделал всего шагов пять, поскользнулся и упал. И так ударился затылком об лёдчудом не насмерть. У меня даже в глазах потемнело, и круги пошли тёмно-фиолетовые с искорками.

Долго я лежал и ждал, пока меня добьют. Ведь нельзя жить с таким хроническим невезением в любви. Как дальше жить, когда мимо собственное счастье проплывает. И на чём? На старом безмозглом троллейбусе.

Но никто меня добивать не стал. Не нужен я никому. Полежал я, поднялся и пошел себе дальше. Только и подумалесли еще пару лет так протяну, и то хорошо.

Назад Дальше