Да вроденеуверенно произнесла она и посмотрела на небо. Дайте вспомнить Кажись, он говорил про телевизоры и компьютеры
Воронцов кинул вопросительный взгляд на участкового. Тот развел руками и пожал плечами.
Лезь в кабину, сказал ему Воронцов, и выгребай всю документацию, путевые листы, накладные, сертификатывсе, что найдешь.
С этими словами он взялся за край брезентового полога и приподнял его. Кузов был пуст. Даша ахнула и присвистнула.
Чисто! произнесла она.
Воронцов отпустил полог, и тот шлепнул девушку по темечку.
Что ты еще расскажешь про сегодняшнее утро? спросил он, прикуривая. Кстати, а в босоножках удобно ходить по траве?
Не очень, призналась Даша. Каблук землю дырявит.
Дырявит, согласился Воронцов. Что ж ты не снимешь?
Сниму.
Так снимай!
Что, прямо сейчас?
Прямо сейчас.
Он курил и, улыбаясь, смотрел ей в глаза. Даша стала теряться. Кажется, она покраснела. Быстро наклонилась, чтобы он не видел, как она стыдится, расстегнула ремешки и скинула босоножки. Теперь Воронцов не сводил глаз с ее ног. Это для Даши превратилось в настоящую пытку. К счастью, эту пытку невольно оборвал участковый. Он подошел к Воронцову с кипой желтых бумажек и молча протянул их следователю. По тому, как он тяжело дышал и как дрожали его мясистые губы, можно было сказать, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
Ну? спросил Воронцов, принимая бумажки.
Вот накладная, негромко и торопливо заговорил участковый, тыча толстым пальцем в лист с текстом. Получатель Бондаренко Валерий Александрович, представитель торговой фирмы «Высокие технологии». Четвертый склад таможенного терминала города Бреста. Телевизоры «Тошиба»восемьдесят штук, телевизоры «Сони»сто двадцать
Вижу, оборвал его Воронцов, бегло просматривая накладную.
Даша стояла поодаль, все еще ощущая себя окутанной пламенем стыда. «У меня пятки аж черные! И он это заметил. Позор-то какой!»
Перекрыть все дороги, отрывисто приказал Воронцов Шурику, делая глубокую затяжку. Чтобы мышь полевая из деревни не выбежала. Чтобы даже клоп вонючий не выполз. Усек?
Никто не выползет, Юрий Васильевич! заверил участковый. Нас только один большак с городом связывает. Но после дождя по нему даже трактор вряд ли пройдет. Когда хорошо прольет, мы, считай, неделю без почты и хлеба сидим.
Все равно большак перекрой.
Даша стояла на подмытом обрывистом берегу и смотрела на мутную после дождя воду. Потом кинула босоножки на траву и подошла к самой реке. Она присела, окунула в веселый поток руки. Вода была прохладная, но это ее вовсе не обеспокоило. Больше всего на свете ей сейчас хотелось разбежаться по полоске мокрого песка и нырнуть с головой в эту свежую, разбавленную дождем воду. И плескаться там до тех пор, пока ее пятки опять не станут розовыми.
Она посмотрела по сторонам и решительно направилась к густому кустарнику, растущему неподалеку у самой воды. Она уже не могла избавиться от навязчивой мысли, ей уже казалось, что все тело зудит и задыхается, и, не сдержавшись, она побежала.
Ты далеко, малыш? крикнул ей вдогонку Воронцов.
Даша остановилась, повернулась. Ее пальцы безостановочно теребили тонкие бретельки сарафана.
Я? зачем-то переспросила она, словно рядом мог находиться еще какой-нибудь «малыш», и праздничным голосом добавила:А я решила искупаться! Водапросто парное молоко! Я уже давно хотела искупаться, да вот только А вы не могли бы отвернуться на несколько минут?
Было бы на что глядеть, проворчал Шурик, но все-таки отвернулся и оперся о борт фургона. Воронцов тоже отвернулся. Некоторое время они молча смотрели на скрытую за волнами садов деревню.
Девчонка что-то недоговаривает, Юрий Васильевич. Надо ее допросить как следует.
Допросить я ее всегда успею, ответил Воронцов. Никуда она не денется. Нам телевизоры искать надо.
А где их искать?
Воронцов посмотрел на участкового как на неразумное дитя.
В погребах, дорогой мой. В сараях и на чердаках. В сортирах и курятниках. Знаю, что не хочется. И мне не хочется. Но есть такое слово: «надо». Давай-ка споем! «Наша служба и опасна и трудна» Не мычи, подхватывай!
Эх, Юрий Васильевич, у меня, считай, ни здоровья, ни слуха, ни голоса для пения нет.
Короче, полный инвалид Ах, голова! Он вдруг хлопнул себя по лбу и круто повернулся. Что же она делает!
Под недоуменным взором участкового Воронцов кинулся к девушке, которая, уже раздевшись, медленно заходила в воду. Спрыгнув с обрыва на песок, он на полном ходу влетел в воду и крепко схватил Дашу за плечи. Она, успев зайти в реку лишь по щиколотку, взвизгнула, повернула голову и испуганно заговорила:
Что ж это вы, Юра, делаете?.. Пожалуйста, уйдите
Воронцов рывком повернул Дашу к себе и сжал ее запястья. Заливаясь краской стыда, она смотрела на него со страхом, при этом пытаясь опустить локти и скрестить ноги. Она понимала, что ее движения нелепы, прямо-таки танец маленьких лебедей на речке Коста близ деревни Упрягино, но не могла ни расслабиться, ни взглянуть в безумно-красивые глаза Воронцова.
Руки покажи! спокойно сказал Воронцов, силой заставляя ее развернуть ладони.
Ой, мамочка, стыд какой! едва не плача, бормотала Даша, не зная, как бы прикрыть свою наготу. Она не понимала, что он от нее хочет, она сейчас вообще не была способна понимать его слова, и ее желания были схожи с желаниями кошки, загнанной шумными детьми под шкаф.
Да перестань же ты дергаться, без тени раздражения произнес Воронцов и приблизил ладони девушки к своему лицу. Теперь ногти! Да покажи мне ногти!
Ее силы иссякли, она не могла больше сопротивляться ему и расслабила рукипусть побыстрее смотрит и оставляет ее в покое. Воронцов крутил ее безвольную кисть перед своими глазами и наконец отпустил. Ей показалось, что он даже легко оттолкнул ее от себя, как нечто пустое и бесполезное. Почувствовав желанную свободу, Даша немедленно плюхнулась в воду и быстро отплыла на глубину.
Воронцов вернулся к машине. У участкового было достаточно времени, чтобы догадаться о смысле поступка следователя, и он не преминул продемонстрировать это:
Напрасно торопились, Юрий Васильевич. Вон там, где явор торчит, она уже успела ополоснуть руки.
Галстук надень, ответил Воронцов, казалось бы, не обратив внимания на реплику участкового. Сотрудник органов правопорядка должен быть всегда одет аккуратно и по форме.
Виноват, ответил Шурик и, засопев, выудил из кармана помятый галстук. Он не понял, что за муха вдруг укусила следователя и почему он стал разговаривать с ним таким официальным тоном.
Во-первых, где сейчас пастух?
Евсей? Я ему сказал, чтоб нашел себе замену и сидел дома.
Начнем с него. И во-вторых: отправь запрос в фирму «Высокие технологии». Пусть приезжает представитель и подсчитывает убытки. А машину опечатать и организовать круглосуточную охрану из числа надежных людей.
Ясно, закивал участковый. Будет сделано.
Даша тем временем вышла из воды и быстро натянула на мокрое тело одежду. Ее колотил озноб, но этот дискомфорт был мелочью в сравнении с удивительным ощущением чистоты и свежести. Расческу она оставила в рюкзаке, а подходить к Воронцову лохматой ей не хотелось. Пришлось низко опустить голову и отхлестать спутавшиеся мокрые волосы ладонью, чтобы разровнялись. Ну вот, теперь порядок. Теперь она чувствует себя уверенной и спокойной.
Ничего девочка, сказал Воронцов участковому, глядя на Дашу, которая шла по лугу с высоко поднятой головой, словно по подиуму. Если б еще научить ее брить под мышками
«Бабник он порядочный, вот что, подумал участковый. Послал же мне бог наказание!»
Даша подошла к Воронцову. Хоть она так и не поняла, зачем он хватал ее за руки и рассматривал ногти, зато уже намного легче воспринимала его печальный, чуть насмешливый взгляд. Будто он вдруг стал ей роднее и ближе.
У тебя с собой есть какие-нибудь вещи, документы? спросил Воронцов, снимая налипший с ее шеи розовый цветочный лепесток.
Конечно, паспорт есть. Принести?
Она подбежала к кабине, ловко запрыгнула внутрь, разулась и встала ногами на сиденье. Полка со смятой постелью напомнила ей вчерашний дождь, мокрый асфальт с пузырящимися лужами и раскисшую обочину. Даше стало немного грустно. Она даже на мгновение закрыла глаза, рисуя в воображении теплый салон, уютную постель, бутылку пива «Хлебное» Вот и эта страничка жизни закончилась. Жаль только, что фургон разграбили. Непонятно только, кто и когда успел это сделать? Даша вытащила из-под подушки рюкзачок. Он все еще был влажным. Она расшнуровала горловину и вытащила маленькую тряпичную сумочку с документами, косметикой и деньгами. Рюкзачок затолкала под матрац. Потом наскоро разровняла одеяло, взбила подушку и перед тем, как спрыгнуть на траву, посмотрелась в зеркальце над ветровым стеклом.
Вот, сказала она Воронцову, протягивая паспорт. Только я тут сама на себя не похожа. Фотографировалась в Мстиславле, и как раз в тот день ветер был страшный, и можете представить, что у меня потом на голове было, да и фотограф, по-моему, был после какого-то большого праздника
Воронцов закрыл паспорт и, нежно глядя на Дашу, сунул его себе в карман.
А больше ничего ты мне не хочешь сказать, Верстакова Дарья Михайловна?
Даша захлопала глазами.
А что я должна сказать? спросила она, закидывая лямку сумочки на плечо.
Ну, раз нечего сказать, тогда пошли, а то, кажется, снова дождь собирается!
Куда пошли?
Да вот товарищ старший лейтенант обещает нас салом накормить. Да, Шурик? Заодно поищем хозяина «КамАЗа».
И он снова опустил руку на плечо девушке, только на этот раз она не стала сопротивляться. Ей было приятно, спокойно и интересно: чем все это кончится?
4
По улочке, ведущей по покатому склону, «УАЗ» взобрался без особых проблем, так как мелкая трава крепко держала грунт и не давала ему расползаться под колесами. Центральная деревенская улица пострадала от дождя намного сильнее, но водитель вовремя съехал с дороги на обочину, ближе к палисадникам, где тоже росла трава. Проблемы начались тогда, когда машина выехала на большак, связывающий Упрягино с районным центром.
Да что ты все время виляешь, как уж на сковородке? крикнул Довбня водителю. Покойник, между прочим, не может держаться руками за борта!
Грунтовая дорога больше напоминала грязевой поток, чем коммуникацию. Надрывно воя мотором, «УАЗ» месил колесами жидкую глину, брызгался тяжелыми коричневыми каплями, подпрыгивал, плюхался в жижу брюхом, и его заносило то к одной обочине, то к другой.
А что я могу поделать? оправдывался водитель, дурными глазами глядя на дорогу. На тракторе надо было ехать! У меня же не джип! У меня ласточка!
Тем временем «ласточка» зарылась в жижу по самый кузов и остановилась посреди пустынной дороги. Как назло, начал накрапывать дождь.
Все, приехали! злобно процедил водитель, продолжая давить на педаль газа. Слабо покачиваясь, машина визжала, булькала, салютовала грязевыми брызгами, и ее, словно подбитый танк, окутывал сизый дым.
А ты враскачку, враскачку! давал дурацкие советы медик, оттягивая тот момент, когда ему придется выталкивать «УАЗ» из грязи.
Враскорячку! проклиная судьбу, огрызнулся водитель. Он и без того чувствовал себя ущемленным, что приходится развозить покойников, а такая омерзительная дорога окончательно добила его самолюбие. Выталкивать надо!
Довбня сделал вид, что не расслышал последних слов водителя. Он лихорадочно думал, что бы еще предпринять, и с надеждой вглядывался в даль. Но дорога была пустынной, дураков не было ездить тут в дождь. Наконец он решился. Снял обувь, подкатал брюки и спрыгнул в грязь.
Враскачку! кричал он, упираясь плечом в борт машины. И раз! И два!
Машина скрипела и раскачивалась, словно язык колокола, внутри фургона что-то перекатывалось, и медик морщился и вполголоса матерился. И вдруг машина, подобно большой лягушке, выпрыгнула из ямки, нырнула в кювет и перевернулась кверху колесами. Довбня ринулся к машине, рухнул перед дверью на колени и посмотрел в заляпанное окошко. Водитель продолжал сидеть за рулем вниз головой, упираясь темечком в гнутый потолок кабины. Лоб его, словно потом, был покрыт жирными каплями крови.
Я же говорил, со стоном произнес водитель, морщась так, что его лицо стало неузнаваемым, что это ласточка, а не джип. Загубил машину из-за вашего жмурика!
Медик схватился за ручку и рванул дверь на себя. Водитель стал выползать, упираясь руками о землю, лег на траву, поджал к животу ноги и прикрыл глаза, словно приготовился умереть.
Кажется, ты башку разбил, дрожащим голосом сказал Довбня, убирая с окровавленного лба водителя прядь волос.
Что? Мозги видно? простонал водитель.
У тебя аптечка есть?
Какая, на хрен, аптечка! Я же не раненых вожу, а покойников!
Довбня снова схватил водителя за плечи и усадил его, прислонив к перевернутой машине.
Как же тебя так угораздило? бормотал он, с отчаянием глядя по сторонам. Глазу не за что было уцепиться. Вокруг, словно море, простирались поля, над которыми плыли клочья тумана.
Ой, череп раскалывается, причитал водитель, закатывая глаза. Помираю
Кровь заливала ему глаза.
Тихо, тихо, не на шутку испугался Довбня и, опустившись на корточки, стал ползать вокруг машины, заглядывая в окна кабины. Он искал какую-нибудь тряпку, чтобы перевязать водителю голову. Ничего, кроме старой футболки, выпачканной в смазке, он не нашел. Отбросив бесполезную тряпку в сторону, медик стащил с себя рубашку, оторвал от нее рукав и соорудил на голове водителя повязку.
Идти можешь? ласковым голосом спросил он и заискивающе посмотрел ему в глаза. Ноги хоть целы?
Водитель слабо кивнул. Довбня закинул его руку себе на плечо. Морщась от боли и напряжения, водитель встал.
Ничего, братан, ничего, подбодрил Довбня. Надо выбираться из этого проклятого места. Может, встретим машину или найдем какую деревню. Хотя бы бинт, перекись и промедол, и все будет хорошо
Они поковыляли по лугу туда, где за темной рощей проглядывали крыши домов.
5
Воронцов присел на край сруба и посмотрел в жерло колодца. Темная торфяная вода была рядом, и он увидел свое отражение, похожее на портрет в черной рамке.
Эту воду пить нельзя, сказал участковый. Зацвела. Только на полив годится. Чистить надо, а некому.
А я умираю пить хочу, сказала Даша, тоже заглядывая в колодец. И она обратила внимание, что отражение напоминает портрет в черной рамке. «А мы неплохо смотримся вместе!»
Много людей в деревне живет? спросил Воронцов.
Да где там много! Три калеки! ответил участковый. У нас же тут чернобыльская зона. Радиоактивное облако прямо над нами прошло. Кто смог, тот уехал. Кого дети забрали, кто сам помер
Хороши калеки! сказал Воронцов и со смыслом взглянул на участкового. Двести телевизоров растащили.
Я сам не знаю, как такое могло случиться, развел руками Шурик. Люди тут, считай, безобидные. Ну, бывает, напьются, подерутся. Но чтоб
Воронцов махнул рукой, чтобы Шурик придержал язык.
Они поднимались вдоль картофельных участков, огороженных кривыми, почерневшими от времени жердями. Участковый с подъемом справлялся хуже всех и потому отстал.
А вот и хата Евсея, Шурик кивнул на покосившийся дом.
Его жена дома? Дети?
Женка его померла. Еще три года назад. Остался Евсей вдовцом. А дети У него три девки, да все, кроме младшей, разъехались.
Ни забора, ни плетня. К терраске, окна которой вместо занавесок были закрыты пожелтевшими газетами, вела утоптанная тропинка, щедро усеянная куриным пометом. В сарае истошно визжал поросенок. На крыльце сидел черный худой кот и вылизывал у себя под хвостом. Петух, балансируя на покосившейся лавочке, захлопал крыльями, вскинул голову, но, увидев незнакомых людей, горланить передумал.
Шурик первым поднялся по ступеням крыльца, по-хозяйски широко распахнул дверь и, гремя ботинками, зашел в сени.
Хозяин! громко позвал он. Евсей, ты дома?
Воронцов зашел в дом за ним следом. После яркого дневного света сени, казалось, были наполнены непроглядным мраком. Пахло старой рухлядью и керосином. Шурик прошел вперед по скрипучим, прогибающимся доскам и открыл еще одну дверьтяжелую, пухлую, обшитую разноцветными тряпками. Пригнувшись, чтобы не удариться лбом о низкий косяк, он заглянул в комнату: