Тебя. Ну, ты же новая Хозяйка.
Чего?!
Хозяйка Порога. Этого лоскута Междумирья. Извини, не знаю, какой термин сейчас в ходу у советников. Вообще-то я удивлен, ты такая юная, а уже
Совсем, видимо, из ума выжил! На голову простыл. Шапку носить надо! Чтобы потом не заговариваться и не лезть к прохожим, которые просто
Ну чего ты?
При мысли о моей беде в носу странно защипало, словно после того, как выпьешь залпом стакан газировки. Захотелось сесть на снег и разреветься по-детски со словами: «Я папу потеряла-а!».
Но я только неловко шмыгнула носом, запрокидывая голову и про себя моля слезы не показываться в самый ненужный момент. А потом еще раз. И еще, пока не начали вздрагивать плечи.
Э-ээ, брат, тут дело, кажется, серьезное. Иди-ка ты домой, я скоро буду.
То ли из-за темноты, то ли из-за влажной мути перед глазами, показалось, будто собака коротко дернула головой, точно кивая, и тут же скрылась в сумраке за спиной хозяина. Тот осторожно приблизился и тихонько приобнял меня за плечи.
Пойдем, расскажешь, что у тебя случилось.
Я всхлипывая размазывала слезы по щекам и истуканом стояла перед ним, не собираясь делать и шага, но в конце концов парень сам повел меня к подъезду, и я очнулась, только когда мы оказались перед дверью в нашу квартиру.
Ты здесь живешь?
Я рассеянно шарила по карманам, вспоминая, куда сунула ключи, пока не осознала, что действительно их с собой не брала.
И куда ты теперь? понял мой растерянный взгляд парень. Друзья есть? Подружки, там.
Я помотала головой, догадываясь, к чему он клонит.
И соседи уже все, наверное, спят, задумчиво глядя на соседнюю дверь. Пойдем! и добавил на мои испуганные округлившиеся глаза: Клянусь, я тебя и пальцем не трону. У меня жена дома, она тебе поможет. Должен же я как-то отплатить тебе за помощь утром.
Наверное, стоило отказаться, сославшись, что мне есть куда податься, но еще не успев об этом подумать, я согласно кивнула:
Хорошо.
Расскажи мне подробнее, что произошло. Меня, кстати, Герман зовут. А тебя?
Берта.
Берта? Очень приятно. Марта.
Берта? Очень приятно. Марта.
Худая, как спица, блондинка в черных обтягивающих джинсах и белой длинной тунике по-хозяйски стянула с нас куртки, кинула их в темноте на вешалку и погнала обоих в ванную мыть руки перед ужином.
Дом Германа находился в паре улиц от нашего, возле самого леса, где кончался район. В отличие от стоявших вокруг, этот образец городской архитектуры не жался к земле, а казался похожим на поставленный ребром спичечный коробок.
В квартире на седьмом этаже нас ждали.
Мартажена моего нового знакомогодовольствовалась коротким пояснением Германа, что я попала в беду и нуждаюсь в ее помощи, спокойно кивнула и удалилась в конец коридора, откуда лился приятный теплый свет и пахло домашней едой.
Замешкавшись в ванной в поисках выключателя, я услышала, как разогревавшая ужин девушка легонько упрекнула Германа за опоздание и спросила, почему тот прихрамывает на правую ногу.
Да бабушка опять пошутила, вяло отмахнулся он. Видимо, тема двоим была хорошо знакома, Марта промолчала. Я мысленно отметила: выходит, случай на кладбище вовсе не был розыгрышем.
Только сев за стол, я услышала характерное «цок-цок-цок» собачьих когтей по полу и почувствовала, как нечто тяжелое и теплое ткнулось в колени и тяжело заворочалось, устраиваясь под столом.
Вот, видишь, и Волк тебя уже совсем заждался.
Перед нами появилось по большой, наполненной до краев тарелке ароматного супа, ложки и куски черного хлеба. Я уже хотела отнекиваться, но едва ощутив запах горячего наваристого бульона, вспомнила, что за вечер так и не проглотила ни крошки, и начала бодро орудовать ложкой.
Минут десять прошли в увлеченном молчании, только Марта заинтересованно переводила взгляд с меня на мужа, сидя между нами и подперев голову кулачком. При ярком свете кухонной лампы она была похожа на помолодевшую и более симпатично одетую версию нашей соседки Светланы. На вид Марте было не больше двадцати двух лет. Грея руки о наполненную чаем чашку, она терпеливо ждала, пока кто-нибудь пояснит ей суть ситуации.
Герману по дороге я все уже рассказала, а заодно успела немного успокоиться, поэтому перед Мартой предстала уже в нормальном виде, без хлюпающего носа и красных от слез глаз.
У Берты пропал отец, прихлебывая суп, пояснил Герман. Она мне сегодня с утра хорошо помогла, поэтому ты не могла бы посмотреть, где он сейчас находится?
Я слушала, затаив дыхание и решив до поры до времени не встревать, пока сами не спросят, но все-таки как это«посмотреть»? Не по камерам видеонаблюдения же.
Могу. Только ты знаешь, для этого нужно.
У, кстати! Берт, у тебя есть с собой фотография твоего отца?
Я неуверенно кивнула.
Пока я искала в мобильнике подходящий кадр моего папы, Герман отнес пустые тарелки в раковину, тем самым освобождая пространство посередине стола, а Марта разложила перед собой выуженную откуда-то из-за шторы колоду карт.
Я в недоумении замерла, так и не выпустив из рук телефон. Правда? Девушка собралась гадать? Радостное предчувствие, вновь появившееся в груди, дрогнуло, как слабый огонек свечи, готовое вот-вот исчезнуть. Но я решила взять себя в руки.
Так подойдет? спросила я.
Мой телефон оказался в центре стола, под лампой. Девушка с сомнением прищелкнула языком, быстро перемешивая в руках колоду.
Не знаю. Так сложнее будет. Сейчас посмотрим. Марта замерла с серьезным выражением на лице и вдруг забормотала нараспев, точно скороговорку. Беру тебя, колода моя, из тридцати шести картейкоролей, дам и кумовей. Тузывремя, десяткибремя
Когда она начала говорить, я замерла на стуле и напряженно вцепилась пальцами в сиденье.
Мой дух Марии Лисовской ублажите.
Наконец Марта закончила читать, еще пару раз перетасовала колоду, погрев карты в собранных лодочкой ладонях, и принялась раскладывать их на столе вокруг моего мобильника.
Мы с Германом молча наблюдали за ней, не отводя глаз, пока на лбу девушки не пролегла белая вертикальная морщинка и она с сомнением не замотала головой.
Ничего не понимаю, недоуменно пожала плечами она. Карты говорят, человек жив, но где сейчас находитсянеясно, пришел он туда по своей воле, а уйдет против. И вернется так, словно никуда и не уходил, хотя будут свидетели его отсутствия. Как такое может случиться, ума не приложу.
Может, ты не так смотришь? предположил Герман. Девушка сердито стрельнула в него глазами, но в ту же секунду улыбнулась как ни в чем не бывало.
Я ничего не понимала. Какие-то ритуалы, магия, когда, может, уже стоит бить тревогу о пропаже! Но мысль, что мой папа жив и скоро должен вернуться, давала надежду, которую не могли внушить никакие доводы разума. И несмотря на странность происходящего, я впервые за вечер почувствовала: страх немного отступил. Затаился перед этим волшебством?
Ладно, давайте уже укладываться, снова сказал Герман, прервав едва начавшийся диспут на тему неудачного гадания, и первым встал из-за стола.
Проигнорировав мои попытки ретироваться обратно домой напоминанием о ключе, без которого я все равно не смогу открыть дверь, он взял свои вещи из комнаты и отправился спать в кухне, героически уступив спальню нам с Мартой.
В темноте, добравшись до большой двуспальной кровати, я заметила у стены в дальнем углу маленькую детскую кроватку и мирно свернувшегося под ней огромного черного пса, так напугавшего меня своим рывком у подъезда. Следуя негромким подбадриваниям Марты, я стянула с себя верхнюю теплую кофту, оставшись в одной футболке и штанах, и залезла под одеяло.
А чем ты таким ему сегодня помогла? спросила девушка в тот момент, когда я уже подумала, что она крепко спит.
Я сдавленно хихикнула.
Он застрял ногой в ограде, когда гулял с собакой по кладбищу, и увяз в сугробе. Так крепко. Как будто держал кто-то специально, я вспомнила выражение лица Германа и нелепую позу, в которой он распластался на снегу, пытаясь освободиться. И сорванный с ноги ботинок.
Я не могла видеть, но почувствовала в темноте, что Марта тоже улыбается. Ее отзывчивость располагала к себе. Вообще они были определенно странные, но, очевидно, очень приятные люди. Увидев девушку в беде, вроде меня, они не прошли мимо и не оставили ночевать на морозе. Даже попытались своеобразно помочь. И я решилась.
Скажи, а они всегда там гуляют вдвоем? Герман и ваша собака.
Ответ меня не разочаровал:
Он не собака, онгрим. Житель Междумирья. Ему на одном месте сидеть совсем плохо. Вот Герке и приходится с ним через кладбище таскаться к самой границе. Да и некуда больше, без чужих глаз Ты бы видела, когда он на солнце прозрачный и синим светится. Хотя, на мой взгляд, история о том, как мы с Геркой познакомились, гораздо более занимательна.
Марта усмехнулась, ненадолго задумавшись о чем-то или вспоминая.
Мы были прямо не разлей вода. Буквально прикованы друг к другу, девушка снова тихонько засмеялась. Напомни мне как-нибудь, я тебе расскажу. Обхохочешься! Ладно, давай спать уже. Утро вечера
Я зевнула, переворачиваясь на спину и глядя в незнакомый белый гладко оштукатуренный потолок. Это были очень странные и интересные люди. А может, я просто устала за вечер удивляться.
ГЛАВА 3
Мы проснулись ни свет ни заря. Почувствовав легкий тычок в бок, я удивленно распахнула глаза, не понимая, где нахожусь, а потом воспоминания о вчерашних происшествиях кадр за кадром всплыли в голове.
Приложив палец к губам, Марта велела мне идти на кухню, после чего сама удалилась, озябши запахнувшись в махровый халат. Быстро одевшись и еще раз проверив телефон на наличие входящих звонков, я последовала за ней.
Так непривычно оказалось начинать утро в незнакомой квартире. Пока девушка колдовала у плиты в рассеянном сумеречном свете, пробивающемся сквозь снежный налет на окнах, появился пропадавший все это время Герман уже полностью одетый и, видимо, собиравшийся куда-то уходить.
Пожелав нам доброго утра, он нежно чмокнул жену в щеку и уселся за стол напротив меня. К тому времени жарившиеся на сковородке блинчики уже были готовы, и за завтраком Герман поведал нам свои планы. Мы собирались еще раз наведаться ко мне домойпроверить, изменился ли расклад за ночь и расспросить соседей в случае, если мой отец пока не вернулся. Вдруг те что-то видели или слышали за время моего отсутствия.
Потом они с Мартой разговаривали о своем. Несмотря на неосведомленность, я все равно чувствовала себя участником беседы. Да и вообще вести себя с ними получалось так естественно и легко, как будто мы были знакомы уже десяток лет.
Поэтому я с некоторым сожалением надевала ботинки и прощалась с Мартой. А еще с каждой секундой, приближавшей меня к дому, в душу наползал навязчивый страх.
Когда мы вышли на улицу, уже совсем рассвело, и на расчищенных от снега дорожках и тротуарах виднелись заспанные фигуры прохожих.
Знакомые одинаковые улочки. Наверное, я могла бродить по ним в детстве, видя все те же дома, те же окна и те же лица, и преспокойно не замечать того, с кем сейчас шла рядом. А может быть, я вообще никогда его не видела.
Герман, вы давно здесь живете? спросила я, меся подошвами коричневую жижу по краям тротуара. По сравнению со вчерашним днем значительно потеплело, и сугробы по сторонам от дороги развезло.
Четыре месяца назад переехали. Пришлось искать другую работу, а в таких маленьких городах ее обычно навалом, в отличие от мегаполисов. Не веришь?
Я скептически хмыкнула. Всегда казалось, в реальности дела обстоят с точностью до наоборот, но я предпочла сменить тему.
А сколько тебе лет?
Двадцать шесть. А тебе?
Тринадцать. Через месяц будет четырнадцать, зачем-то добавила я.
Глядя на Германа, я с трудом верила, что ему может быть больше двадцати. Скорее, парень смахивал на моего ровесника. Ну, максимум, на ученика из старшего класса.
Внезапно меня посетила другая мысль, от которой внутренности сжались в пронзительный колючий клубок.
Гер, а если папа не вернется, тогда? Меня заберут в детдом? от страха на глазах снова появились слезы, застилая окружающее. Герман быстро обхватил меня за плечи и крепко сжал, не давая замкнуться на фантазиях.
Все будет хорошо. Соберись!
Мы приближались к моему дому. В подъезде стоял привычный запах сырости и кошек. Я медленно поднялась по ступенькам и остановилась напротив входной двери, не решаясь нажать кнопку звонка.
Давай так: ты успокоишься, и если сейчас ничего не получится, то ты отправишься назад, к Марте. Надеюсь, адрес и дорогу ты запомнила. У меня, к сожалению, нет возможности сейчас тебя проводить. А потом мы будем думать, что делать дальше. Хорошо?
Я кивнула. Парень несколько раз подергал дверную ручку, в надежде открыть, а затем зажал кнопку звонка.
Секунд тридцать ничего не происходило. Сквозь тонкую стенку я слышала дребезжащую в пустом коридоре музыку. В квартире никого не было. Я снова ощутила поднявшуюся к горлу волну отчаяния, когда дверь дернулась и медленно подалась изнутри на лестничную клетку.
В образовавшемся проеме показалась лохматая со сна фигура отца, щурившегося из тёмной прихожей в подъезд. Было видно, что его выдернули из постели и лег он недавно.
Опять оставила ключи, а теперь трезвонишь? проворчал он, впрочем, в недовольстве не было ничего серьезного.
От поднявшейся внутри радости и облегчения я с визгом бросилась ему на шею, целуя и говоря о том, как сильно его люблю и вообще больше никогда не отпущу его от себя, пусть даже не надеется. Папа, улыбаясь, чуть приостановил мой порыв, снимая с себя. Кажется, он даже выглядел немного смущенным и поэтому переключил внимание на стоявшего рядом Германа.
Твой новый друг? Здравствуй, и протянул ему руку.
Доброе утро. Ладно, Берт, я рад, что у тебя все наладилось. Пока! До свидания! кивнув отцу на прощание и махнув мне рукой, он торопливо побежал по лестнице вниз.
Папа проводил его задумчивым взглядом.
Ты где был вчера?! накинулась я, едва мы вошли в квартиру и закрыли за собой дверь.
С лица отца все еще не сходило странное выражение. Будто он отчаянно пытался что-то вспомнить и не мог. А потом внезапно опомнился.
Нет, она еще спрашивает. Я пришел домой, тебя нет, ключи на тумбочке, ужин на кухне нетронутый, на звонки не отвечаешь
«Это я тебе звонила!» возмущенно вспыхнув, хотела сказать я, но мне не дали шанса.
У него ты ночевала?!
У подруги, соврала я, сбитая с толку, и покраснела до самых ушей. Не убедительно.
Не обманывай! Ты была у него! И сколько же твоему молодому человеку лет? Девятнадцать? Двадцать? Не слишком ли рано ты стала взрослой?
Я нервно усмехнулась, потупившись на свои ботинки. Конечно, Герман выглядит старше меня не на много, но в этом случае бесполезно говорить про жену и ребенка. Будет еще больший скандал.
Он не мой молодой человек. И что за дело такое, из-за которого возвращаются домой под утро? тихо добавила я и, не дожидаясь ответа и не раздеваясь, прошла в нашу комнату.
Стало очень обидно, что меня совершенно не желают выслушать, и не хотелось продолжать разговор.
Я просидела в комнате несколько часов, тупо глядя в угол и дожидаясь, пока схлынет пришедшая взамен радости волна обиды, и успокаивала себя: с папой, по крайней мере, все в порядке и он снова дома. Все хорошо. А позлитсяи перестанет. С кем не бывает.
Наконец уговоры возымели действие, и я со вздохом принялась за обычные повседневные дела: перестелила разворошенную кровать, выкинула из сумки учебники, сняла со стула и убрала в шкаф одежду, саму школьную сумку забросила под стол и, включив лампу, села разгребать ворох домашнего задания на следующую неделю.
Нужно разобраться, пока есть время, чтобы потом жилось полегче.
Меня не сильно утруждали задания в школе, но необходимо было сосредоточиться, а именно это сделать сейчас и не получалось. Над головой постоянно стучало и бухало об потолок, хотя я знала, что нахожусь на последнем этаже и даже чердака никакого под крышей нет. Наверное, так проминался, давя на крышу, накопившийся снег или ветер гнул антенны и сбрасывал сугробы по скату вниз, а оттого казалось, будто сверху что-то постоянно скребется и шуршит.
И еще постоянно горели и зудели ладони. Не больно, но неприятно. Словно не отпуская держишь в руках чашку горячего чая.
К тому моменту, как я закончила делать уроки, было уже около четырех часов дня и на улице постепенно стемнело. Отложив исписанную английскими словами тетрадь, я устало потянулась, вставая из-за стола.