Чего вы уставились на меня? огрызнулась она. Отвернитесь.
Откуда у вас эти синяки? На спине, плече.
Зря он указал на них. Из зрачков Делоре засочилась болезненная, униженная злоба.
А вам так интересно?
Да.
У меня есть еще интересности. Я вообще вся интересная, ухмыльнулась Делоре, поднимая руку и с эксбиционистким удовольствием демонстрируя полосы шрамов, белеющие на коже.
Лицо торикинца окаменело, и Делоре стало немного странно оттого, что он испугался. Разве ее повреждения, такие привычные для нее, действительно пугают?
Что, неприятно? Как так? Разве это не красиво?
Нет.
Разве не забавно?
Нет! возразил он сердито. Хватит. Оденьтесь. Вы можете простудиться.
Сказал как отрезал, даже Делоре не может не подчиниться. Он не отвернулся, но снял очки и, отыскав у воротника свитера сухой клочок, начал протирать стекла.
Делоре застегнула пуговицу на джинсах, натянула свитер, и стало не так обжигающе холодно. Она подобрала свое пальто, рядом с которым валялась поспешно сброшенная куртка торикинца. «Никакой благодарности я к нему не испытываю, решила Делоре. И правильно».
Под пальто тело немного согрелось, но душа продолжала свое превращение в лед. Делоре не смотрела на торикинца. Когда посмотрела, увидела, что он снял свитер и выжимает из него воду. Без одежды он выглядел пугающе массивным. Его выпуклый живот, мощные грудь и плечи покрывала сине-красная татуировка. Сплетающие змеи
Делоре точно под дых ударили. Ей стало страшно. Растяпа-неудачник? Если бы Она попятилась. На секунду ее голову заполнили смутные, пугающие образы. Они не были частью ее памяти или тем, что она позволила бы себе представить.
Кто ты? пробормотала она. Кто?
И, развернувшись, пошла прочь от него. Онразумеетсяза ней, след в след. Ей хотелось бежать сломя голову, но так унижаться она не станет. Горло сжалось. Ей не хватало воздуха, тепла, еще чего-то. Ее жизнь медленно сползала к краю бездны, и Делоре уже ощущала холод, поднимающийся из зияющей пустоты. Она была измучена, растерзана. Ничего не хотела знать.
Делоре, он схватил ее за руку.
НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! выкрикнула она, оборачиваясь. Ее лицо было белым, точно неживым, но глаза так и вспыхивали от злости. Она чувствовала (или ей казалось, что чувствует), что страх и неуверенность бьются в нем, как птицы в клетке. У него было такое грустное лицо, что прежде ей, возможно, стало бы его жаль. Но сейчас она была готова кусать всех без разбора, и его тоже. Особенно его, потому что он подобрался к ней слишком близко.
Но теперь он отступал.
Боишься меня? издевательски рассмеялась Делоре, и боль резанула ее изнутри. Вы все боитесь! Скоро вы начнете разбегаться, едва меня увидев, точно от бешеной собаки.
Нет, возразил он. Я просто растерян. Хотя я понимаю, что мне следует соблюдать с тобой осторожность.
Я могу сделать так, чтобы ты заболел. Хочешь? Нет? Я сделаю, если ты не оставишь меня в покое.
Он улыбнулся осторожно и криво.
Это ты меня боишься.
Делоре смотрела с немой угрозой.
Дай мне сказать, попросил торикинец. Дай мне одну минуту.
Только минуту, едва пошевелила губами Делоре.
Я знаю о твоей жизни больше, чем кто-либо еще. И она по-настоящему страшная.
Делоре ухмыльнулась.
Ну что вы. Все, как у всех. Серая обыденность.
Я приехал сюда, чтобы разобраться с этим. О тебе сообщила мать. Случай с твоим мужем окончательно убедил ее, что ты смертельно опасна. Она не знала, к кому ей обратиться, поэтому позвонила в полицию. Там ее не восприняли всерьез. Лишь после ее гибелинепростительная халатностьсообщение было передано куда следует. Расследование поручили мнечистая случайность. Хотя может быть, судьба? Собирая сведения о тебе, я нашел среди документов твою фотографию еще школьную. Такой грустный взгляд Мне стало жаль тебя.
Делоре поморщилась. Последнее, чего она хотела для себятак это его жалость. Тем не менее перебивать торикинца, чтобы озвучить свои возражения, она не стала. Его слова замирали возле ее ушей, подрагивая, как колибри, не проникая внутрь.
Но кроме жалости, возникло и другое чувство непонятное. Ты по-настоящему зацепила меня. Я запросил твои медицинские карты. Мне пришлось провести около двух недель в ожидании. Ответ пришел Аутоагрессия, боли непонятного происхождения. С тобой определенно творилось нечто жуткое. И я поехал к тебе. Некоторое время я наблюдал, не позволяя заметить себя. Потом решился приблизиться.
Минута прошла. И даже больше, отчеканила Делоре. Она развернулась в сторону лестницы, но торикинец схватил ее за руку.
Электрическое прикосновение. Превосходящая сила. Делоре яростно рванулась, и он отпустил.
Я хочу помочь тебе! воскликнул торикинец. Почему ты так равнодушна?
Потому что мне плевать, чего ты хочешь, объяснила Делоре. И мне не нужна помощьни твоя, ни чья-либо еще. Ничего ни от кого. Убирайся.
О нет, я останусь. Даже при том, что никогда еще не ощущал себя более бесполезным. Мое беспокойство о тебе перестало быть частью работы оно стало личным. Яон посмотрел на нее. Глаза широко раскрыты. Его простодушный добрый взгляд лишь сердил Делоре еще больше. Я был в твоей квартире в Льеде. Под шкафом в спальне я нашел твой дневник. «Когда мне плохо, я пишу об этом. Если бы я могла кому-то рассказать но некому. Поэтому я пишучтобы успокоиться, чтобы отдать все это и после сделать вид, что оно не имеет ко мне ни малейшего отношения. Просто буквы».
Делоре молчала, не способная даже удивиться. Она надеялась, что ее неопределенное молчание мучает его больше, чем любые слова.
Да, я его прочел. Я познакомился с тобой еще до того, как увидел. И ты оказалась именно такой, как я тебя представлял. Это нечто необъяснимоеон рассмеялся, заполняя секунды растерянности. Какая-то одержимость Делоре, в тебе утонуть можно.
Какой бред, пробормотала Делоре. Оставь меня в покое. Перестань ковыряться во мне.
О да, Делоре, усмехнулся торикинец. Это то, что я мог бы сделать: перестать в тебе ковыряться. Абстрагироваться. Начать воспринимать тебя, как общественно опасный объект, требующий устранения.
Устранения? Делоре подняла на него вопрошающий взгляд.
Я мог бы просто свернуть тебе шею. Одно движение рукии ты больше никому не угрожаешь, хладнокровно пояснил торикинец. Вместо этого я ищу, ищу способ спасти тебя Я изучил всю историю этого города с момента его основания. У меня в голове мешанина из событий и людей. Хотя я, кажется, нащупал решение. Одна проблемаоно дает тебе минимальный шанс выжить. Если вообще дает. Все это сложно, Делоре. Суеверия порождены хаотичным сознанием множества людей. Поэтому они нередко противоречат друг другу. Ты можешь противопоставить действие одного из них действию другого, но ты не можешь предсказать наверняка, какое из них окажется сильнее и сработает.
Он говорил что-то ещебыстро, сбивчиво. Взгляд Делоре остекленел. Она слово проваливалась в сон, делающий ее бесчувственной и спокойной, в то время как весь ее прежний мир рушился. Тот мир был вещественным, постоянным, рациональным. В этом, формирующемся на руинах предыдущего, будто и нет ничего материального, за что можно ухватиться, чтобы задержаться среди мчащегося потока, сложенного из чужих слов, мыслей, сомнений, страхов и предрассудков, в которых постепенно растворяется ее собственная личность.
Однако, даже если это выход в никуда, он, возможно, единственный. Ты в комнате с опускающимся потолком. То, что тебя раздавитлишь вопрос времени. И потом мы должны позаботиться о других людях.
Хватит, не могу это больше слушать, безразлично произнесла Делоре. Она облизала губы. Они были сухие и соленые. А с волос все еще капала вода. К чему этот ничего не меняющий разговор? Только один вопрос касательно «выхода» Должна ли я?..
Он смотрел на нее и моргал.
Отвечайте, устало потребовала Делоре, замечая, что снова перешла на «вы».
Вероятно, вам все же придется. Но это нужно сделать правильно.
Она кивнула, подняла воротник пальто и начала подниматься по лестнице.
Не провожайте меня.
Люди на улице удивленно косились на нее. Она могла представить себе, как выглядит сейчас, с мокрыми спутанными волосами, синевато-бледным лицом и расплывшейся косметикой. И она слышала их шепот. Слова тянутся, соединенные в длинные нити, оплетают ее, словно паутина. Этот город ждет ее смерти даже торикинец сказал, что ей придется значит, они правы? Что ж. Ну и ладно.
«Вееееееееедьма», обвилось вокруг нее кем-то брошенное слово.
Делоре даже и не посмотрела в сторону злопыхательницы. Она задумалась о ведьмах. Они казались ей женщинами, заслуживающими сочувствия. Никто и не знает, как этоносить в себе такое зло. И как поступали ведьмы до нее и как будут поступать после, Делоре расправила спину и подняла повыше подбородок. Приняла надменный вид. Вы меня ненавидите? А я васпрезираю.
В доме было тихо и сумрачно. Делоре разделась прежде, чем дошла до ванной, бросая одежду на пол. В прошлом она так не поступала, но в настоящем, когда ее жизнь стремительно ускользает от нее, странно беспокоиться о таких мелочах, как порядок.
В ванной она задвинула занавеску (белая, с синими рыбками) и включила душ. Такой горячий, какой только может выдержать. Согревающие потоки заскользили по ее промерзшему, покрытому мурашками телу. Она почти наверняка простудилась Колени дрожали. Делоре села, подтянула ноги к груди и обвила их руками. Опустила усталую голову. Капли били ее по затылку и спине. Боль, как кошка, свернулась клубочком, спрятав когти на время. Минута покоя, после которой мир Делоре продолжит разрушатьсярасплываться по осколкам, как большая растрескавшаяся льдина.
Она вовсе не страдает. Она только внушила себе, что это так, но на самом деле она совершенно бесчувственнагвоздь вколоти, она и не заметит. Они ошибаются, если думают, что смогут расстроить ее по-настоящему. Делоре потерлась щекой о коленку. Все равно. Убедив себя в этом, можно пережить что угодно. В голове было мутно, жарко, и мысли медленно плыли, похожие на багровые облакакажется, она и в самом деле заболела.
Они начали расследование. Зачем? Какое преступление она совершила? Устроила обвал в горах силой мысли? Торикинец не из полиции. Тогда откуда? Он уже долго следит за ней. А она не замечала
Делоре припомнилось, как невозмутимо он рассуждал о том, чтобы свернуть ей шею, и даже сейчас, под ливнем горячей воды, вдоль ее позвоночника растекся холод. Неуклюжий добродушный простак с плохим зрениемвсе обман. Лишь способ ближе подобраться к жертве.
Возникшие в ее воображении образы были очень четкими, приходили как будто бы извне. Скользкая кровьсначала на его пальцах, потом разводами вокруг стока кухонной раковины. Он был хладнокровен? О да, он был очень хладнокровен. Он знал этих людей? Или видел их впервые? Он убивал по личным причинам? Или следуя приказу? О чем он думал до, во время и после? Он испытывал чувство вины, отвращение? Вряд ли. Иначе он не смог бы сохранить этот чистый, внушающий доверие взгляд. Он предпочитал холодное оружие или собственные руки. Стрельба не позволяет по-настоящему прочувствовать, что дело сделано.
Теперь Делоре боялась его. Немного. Совсем чуть-чуть. Следы его прикосновений, не поддающиеся воде, все еще оставались на ней, распространяя жгучие волны желания по истерзанному, саднящему телу.
Поэтому он не осуждает ее? Потому что знает, как это, когда ты Убийца понимает убийцу. Делоре шумно задышала. Она не убийца. Никто не докажет обратного.
(Прикончив его, ты была так довольна собой. Ведь ты смогла отомстить ему с той же безжалостностью, с какой он оставил тебя.)
Делоре накрыла голову руками. Мокрые плотные волосы. Она никого не убивала. И ей не больно. Правда.
Селла сказала, палачи не плачут. Да. У них все слезы кончились.
Когда Делоре вышла из ванной, ее лицо было уже не бело-синим, а красным. Она высушила волосы феном, заглотила таблетки (всего-то три штуки) и, даже губ не накрасив, отправилась за Милли.
Ближе к ночи у нее поднялась температура. Делоре достала уже початую бутылку вина из холодильника и ушла в свою спальню, прижимая бутылку к животу нежно, как маленького звереныша. Пользуясь тем, что никто не гонит ее, Милли до трех часов ночи смотрела в гостиной телевизор и с почти истерическим оживлением заглатывала печенье, которое некому было отобрать.
А Делоре досталась беспокойная ночь. Лучше не становилось, а только еще хуже. Она довела общий счет таблеток до дюжины, запивая их вином. Она куталась в одеяло или сбрасывала его на пол; открывала и закрывала окно; выключала свет, потому что он жег ее усталые глаза, а затем снова щелкала по кнопке, испугавшись темноты. Ей было жарко, а затем вдруг становилось холодно, и ее лицо то краснело и увлажнялось от пота, то белело, как мел. Она пила вино прямо из горлышка бутылки, в чем было какое-то болезненное удовольствие. Ей хотелось быть сейчас где-нибудь, в каком-нибудь ужасном месте, с каким-нибудь ужасным татуированным мужчиной и делать ужасные вещи, которые совершенно не похожи на нее. Впрочем, ей было вполне ужасно и здесь.
После полуночи она направилась в кухню в надежде отыскать еще одну бутылку и в процессе поисков устроила настоящий разгром. До нее доносился смех Милли. «Наверное, по телевизору показывают что-то смешное, подумала Делоре. Или она тупо смеется просто так». Она вернулась в комнату.
В какой-то момент ей показалось, что она пьяна как никогда в жизни, но уже в следующий она обнаружила, что трезва как самое чистое стеклышко в миреомерзительно чистое и тошнотворно прозрачное. Ей вспомнилась песенка, что некогда так раздражала ее, доносясь из каждого утюга в Льеде: «Сдохни, неудачник, сдохниии!» Сейчас эта песня звучала бы просто прекрасно.
К четырем часам утра у нее кончилось вино. Делоре попыталась поставить бутылку на пол, но та упала, глухо стукнув по ковру. Но это был не единственный звук, который услышала Делоре. Ему вторил раскат грома.
***
Однажды Делоре попыталась попросить помощи у матери. Но мать лишь отмахнуласьмол, ты всегда была склонна к меланхолии. Меланхолия? В том возрасте Делоре даже не знала значения этого слова.
Это всегда начиналось одинаковос постепенного затемнения. Как будто небо ее души затягивается тучами. Делоре еще могла улыбаться и вести себя так, будто ничего не происходит, но уже слышала первые раскаты грома. К тому времени, как начиналась гроза, она уже сильно ослабевала, извещала родителей, что хочет спать, и отправлялась в кровать. И отец провожал ее мрачным недоверчивым взглядом
Делоре сворачивалась клубком под одеялом, и ее глаза оставались открытыми всю ночь. В ее голове было холодно, и мокро, и темным-темно. Нет даже серебристых вспышек молний. Нет радости. Нет надежды. Только мрак.
К утру ей становилось лучше. На какое-то время она могла расслабиться, но знала: следующая гроза приближается. «Что со мной не так?» спрашивала себя Делоре. Она повторяла этот вопрос изо дня в день, из года в год каждый раз, когда смотрела в фиолетовые, как смородина, глаза своего отражения Но ее отражение не могло ей ответить.
«Что со мной? ЧТО? Все, что я знаю, что-то не так».
В четырнадцать лет Делоре решила убить себя. Конечно, не прямо сейчас. Дать себе время. Убедиться, что все погублено окончательно.
«Тридцать, думала она. Хорошее, круглое число. С приятными округлыми линиями. Это будет даже не самоубийство. Скорее уж эфтаназия», Делоре много читала и знала разные умные слова.
«Я убью себя в тридцать, напоминала она себе в худшие ночи. Гроза закончится. Навсегда».
Делоре периодически обдумывала, как именно она сделает этоесли ей придется, конечно. Но ни один из доступных способов не казался достаточно надежным. Она предпочла бы застрелиться, просунув дуло пистолета в рот (что может быть вернее, чем крупнокалиберная пуля, разрывающая мозг?). Однако пистолета у нее не было. Повешение казалось омерзительным и грязным. В древности вешали преступников, а онане преступница. Да и завязывать скользящий узел она не умела и не имела понятия, кто мог бы ее научить.
Вскрыть вены было самым очевидным решением, и Делоре не сомневалась, что ей хватит на это духупросто полосни чуть глубже, чем обычно. Правда, потом она вычитала в одной книжке, что покончить с собой таким образом та еще морока, потому что кровь свертывается и приходится резать снова и снова. Не хотелось бы растягивать процесс надолго.