Я догадываюсь, о чем вы хотите поговорить со мной, сказала Никаэла после долгой паузы. Меня уведомили о вчерашнем происшествии. Хотя моей непосредственной вины здесь нет, я приношу вам свои извинения, Делоре. Я сделала выговор воспитательнице за то, что она недосмотрела и тем самым дала детям возможность наговорить лишнего вашей дочери. В дальнейшем я не допущу подобного.
Надеюсь, когда встревоженный и одновременно холодный взгляд темных глаз Делоре коснулся лица директрисы, та вздрогнула, и в Делоре пробудилась застарелая обида. Страшно? Страшно. Как и прежде, я пугаю вас, Никаэла. «Наговорили лишнего» смягченная формулировка. Милли очень испугалась.
Дети жестоки, пожала плечами Никаэлакак будто это все оправдывало.
О, это мне известно, не удержалась Делоре.
Да уж, касательно милых деток у Делоре не было никаких иллюзий. Странные существа, склонные к агрессии ничуть не меньше, чем взрослые, а может даже больше. Делоре не любила детей, кроме одного ребенкасвоей дочери, чего ей было более чем достаточно.
Делоре, мне хочется быть с вами откровенной
Неужели? С каких пор?
Так что позвольте сказать вам прямо: не в ваших возможностях изменить что-либо в отношениях вашей дочери с другими детьми. Все, что вы можете сделать и что должны сделатьэто научить Миллину принимать ее изолированность как данность. Не смотрите на меня так яростно, Делоре. Я всего лишь говорю вам правду.
Глаза Делоре широко раскрылись.
Если выначала она.
Я знаю свои обязанности, и мое сердце не изо льда, Делоре. Я не позволю детям унижать вашу дочь. Но я не могу заставить их играть с нею.
То есть вы намерены оставить все как есть? ледяным тоном осведомилась Делоре.
Никаэла развела руками.
Мы ничего не можем сделать.
Вот как. Однако же у меня есть подозрение, что сложившаяся ситуацияэто как раз результат ваших действий, процедила Делоре.
Никаэла изогнула четко очерченную бровь.
Что вы хотите этим сказать?
Голос Делоре был полон гнева:
А то, что дети повторяют за взрослыми.
Никаэла сняла очки и, прищурившись, посмотрела на Делоре.
Серьезное обвинение, Делоре. И несправедливое. Могу вас заверить, что сама идея, что кто-тоя или воспитателиспециально настраивает детей против вашей дочери, абсолютно абсурдна.
А если не специальното это уже не считается? Кроме того, у этих детей есть родители, за которых вы отвечать не можете.
Вот именноя не отвечаю за них. Делоре, вы решили предъявить все претензии к нашему городу лично мне? Я понимаю, что вас распирает обида, но
Делоре посмотрела в лицо Никаэлыеще спокойное, но уже с проступающим на нем негодованием. Да, сейчас будто бы весь город воплотился для нее в одной Никаэле, обычно безмятежно-спокойной, всегда немного сонной на вид, сквозь бесчувствие которой Делоре пробивалась три года детства и так и не смогла его преодолеть: упругое, словно резина, оно натягивалось под ее напором, но не рвалось. Некоторое время Делоре считала свою безответную симпатию к воспитательнице взаимной До того летнего утра, когда, рассеянно улыбаясь, Никаэла произнесла: «Я устала от тебя. Избавлюсь при первой же возможности». Просто мысль, которая не должна была быть озвучена, но выскользнула. Возможно, Делоре следовало просто прикинуться глухой.
Раз уж сегодня вас распирает искренность, ответьте мне на один вопрос, Никаэла: вся эта враждебность ко мне связана с тем, что у меня фиолетовые глаза?
Никаэла замерла, положив руки перед собой, ладонями вниз. На мизинце тускло блестело серебряное колечко.
Почему вы молчите? Вы знаете ответ. Я попала в точку? Все ваши причиныэто глупое суеверие? Да или нет? Даили нет?
Аккуратно сжав дужки указательными и большими пальцами, Никаэла подняла висящие на серебристой цепочке очки и водрузила их на нос. Когда ее голос зазвучал, Делоре поразилась произошедшей в нем перемене. Он был так холоден, что мог заморозить.
Не притворяйтесь жертвой, Делоре. Уж кем, а жертвой вас точно не назвать. Скорее наоборот. Солнца ваша дочь не ощущает не потому, что мы ей не позволяем, а потому, что на нее падает ваша черная тень. Признайте это. Я полагаю, разговор можно считать завершенным?
Нет, почему же, Делоре вымучила усмешку. Он только-только стал интересным.
Хорошо, как скажете, высокомерно отозвалась Никаэла, всем своим видом выражая: да пропади ты пропадом.
Скажите, вы все в этом городе сговорились? спросила Делоре. Мне просто интересно. Не думайте, что я буду кричать или ругаться. Всего лишь пытаюсь прояснить: почему, стоило мне здесь объявиться, как каждый поспешил выразить мне свою неприязнь, в том числе и люди, которых я знать не знаю.
Директриса сцепила пальцы и хрустнула суставами. Звук был настолько неприятен, что Делоре поморщилась.
Вам не приходило в голову, что причины следует прежде всего искать в себе, Делоре? Или вы продолжаете с тупым упрямством сохранять уверенность, что все заблуждаются насчет вас, все, только вы одна и правы?
Кто может знать меня лучше, чем я сама, возразила Делоре и почувствовала, что оправдывается. Она стиснула свою сумку и встала.
Вы не знаете себя, Делоре, улыбнулась Никаэла, и стекла ее очков сверкнули, скрывая глаза. А от вас такой злобой веет, что и дикий зверь отпрыгнет. И холодсмертельный. По сравнению с вами, Делоре, эта промозглая осень ощутится как лето. И люди это чувствуют. Вот объяснение, и нет здесь никакого заговора, хотя для вас удобнее считать именно так, снимая вину с себя.
Делоре проиграла, но она не собиралась сдаваться так просто.
Эти фигуры во дворе страшные твари отвратительно, просто тошнотворно. Чего вы пытаетесь этим добиться?
Дети должны знать, как выглядят национальные божества.
Идолопоклонничество мерзость, Делоре запнулась после последнего слова, а затем застучала зубами. Не поворачиваясь спиной к Никаэле, она попятилась к двери, слепо нашарила дверную ручку и нажала на нее. Бесполезно.
Ваш отец приучал вас относиться к божествам с любовью и почитанием. Если бы вы прислушались к его словам, он, как и ваш муж, был бы жив, Делоре.
Делоре отвернулась, надавила на ручку сильнее и та, наконец, подалась. Как ошпаренная, Делоре выскочила в коридор и хлопнула дверью, отделяя от себя улыбочку директрисы, нацеленную на нее, как дуло. Она потеряла контроль; но, может, у нее и не было шансов, когда она увидела, кто перед ней. В горле было много-много слез, но из глаз, к счастью, не упало и слезинки. Она любила эту женщину, была обманута ею и получила свой первый горький урок. Никто, никто в целом мире не относился к тебе по-настоящему хорошо, Делоре. Просто некоторые весьма убедительно притворялись.
Делоре сбежала по лестнице. Возле шкафчика с нарисованным на дверце лисенком стоял мальчик. Он поднял на Делоре пусто-любопытствующий взгляд и сказал:
Ведьма.
Делоре резко вскинула руку и согнула пальцы, будто держала в них шар.
Ангина, сказала она и запустила воображаемый шар в мальчика.
Он заревел в ту же секунду. «Сумасшедший дом какой-то», подумала Делоре, зажимая уши и выбегая на улицу. Она торопливо шла по тротуару, и навстречу ей еще попадались припозднившиеся в сад мамаши, волокущие нерасторопных отпрысков. Как все-таки хорошо, что Делоре потеряла способность плакать; вот уж сейчас слезы были бы совсем ни к чему.
Она пришла на работу с двадцатиминутным опозданием, но с такой сияющей улыбкой, какой у нее за всю ее жизнь никто не видел. Если они думают, что могут расстроить ее, они просто идиоты. Никто не способен огорчить Делоре. Делоре неуязвима и всемогуща! Она сама устанавливает себе настроение, какое хочет. Сегоднярадостное! А Милли через год в школу, где ее все реже будут травить словами и все чащедействиями Проклятье.
Селла посмотрела на нее странно и только сказала:
У тебя волосы растрепаны.
Селла, налей мне чаю, пожалуйста.
Делоре достала из своей сумочки зеркало. Охватившее ее оживление, наполнившее тело дрожью и хаотичной энергией, должно было придать цвета ее щекам, но лицо, отраженное зеркалом, выглядело страшно бледным. Зрачки, окруженные колечками фиолетовых радужек, словно черные затягивающие дыры. Делоре стало жутко смотреть на себя, она быстро провела расческой по волосам и убрала зеркало.
Селла заварила ей чай, и через две минуты Делоре суетливым неосторожным движением сбила чашку на пол. Пока она, присев на корточки, собирала осколки, случилось еще одно событие, призванное испоганить этот и без того на редкость паршивый деньпришел торикинец.
Делоре помнила его имя, но из вредности притворилась, что забыла. «Сегодня он одет еще хуже, чем в прошлый раз», отметила она со злорадством. Интересно, он вообще знает, что одежду нужно гладить? Хотя бы иногда? Хотя бы некоторую? Большой и неуклюжий, он подошел к Делоре, склонился над ней, чем дополнительно взвинтил ее нервы, и спросил:
Скажите, у вас есть книга «Суеверияэто бред»?
Такой нет, грубовато ответила Делоре, подбирая последний осколок и поднимаясь.
В момент, когда она выпрямилась, торикинец шагнул ей навстречу. Обнаружив себя в опасной близости к его широкому телу, Делоре отшатнулась, как будто испугалась обжечься. Торикинец послал ей умильную улыбку. При ее невысоком росте смотреть на него снизу вверх было неприятно, и Делоре отступила еще на пару шагов. Стоя с разбитой чашкой в руках, иногда опуская взгляд на лужу разлитого чая, она вдруг растерялась.
А что насчет книги «Портить кому-то жизнь из-за своих ограниченности и скудоумиянастоящий сволочизм»?
Кажется, нет, неуверенно пробормотала Делоре, уронив осколок. Не могу припомнить.
Возможно, я немного ошибся в названии, предположил торикинец.
Спросите вот у нее, подцепив Селлу за локоть, пробормотала Делоре и поспешила испариться.
Вне поля зрения торикинца, стоя возле корзины для бумаг, Делоре накрыла пальцами щекивот теперь ее лицо горело. Она выждала немного, а затем, выпрямив спину и тщательно контролируя свои движения, прошла к своему столу.
Приходится брать что есть, вздохнул торикинец, шагнув к ней.
Делоре очень серьезно посмотрела в его голубые глаза. В них прыгали иронические огоньки, и в то же время что-то еще. Делоре перевела взгляд на длинные ящички с бланками.
Вы зарегистрированы у нас? официальным тоном осведомилась она, хотя и так знала, что нет. Зарегистрированы? она снова посмотрела на неготолько секунда, и ее взгляд ускользнул, несмотря на попытку торикинца задержать его.
Нет.
Нужно зарегистрироваться. Вот здесьона протянула бланк, укажите ваше первое и второе имя, адрес фактического пребывания, адрес постоянного места жительства и
Нет, это долго, перебил ее торикинец. Мне нужно идти. Придется вам читать эту книгу самой, он улыбнулся Делоре на прощание и стремительно удалился.
Селла проводила его ошарашенным взглядом.
Он странный, заявила она. Потом указала на Делоре пальцем: И ты тоже странная.
Делоре посмотрела на оставленную книгу. Темно-зеленая обложка с заглавием: «Легенды, мифы и суеверия Ровенны». Потянувшись к книге, Делоре раскрыла ее наугад и увидела на картинке нечто змееподобное, с торчащими из его длинного тела перышками. Ее зрачки задвигались, выхватывая случайные строчки.
Что, так интересно?
Не особо, сказала Делоре, продолжая читать. Сегодня среда?
Да.
Тут написано, что средадень самоубийц. Не зря я чувствую в себе готовность, тон Делоре звучал насмешливо. Я же до сих пор не суициднулась только потому, что не смогла найти времени и достаточно острого ножа, она фыркнула. А еще здесь говорится, чтоей вдруг припомнилось что-то, и она начала смеяться. Делоре смеялась, смеялась, смеялась и не могла остановиться, только положила ладонь на разболевшийся от смеха живот. Она не смеялась уже очень давно.
Ну-ка хватит, встревоженно потребовала Селла. Может, тебе просто во-о-от такая смешинка в рот влетела, а все равно мне как-то не по себе.
Делоре надеялась, что у нее хотя бы от смеха слезы на глазах выступят. Но нет.
Глупости все это, объявила она, захлопывая книгу.
Ровно в пять Делоре ушла.
Все в порядке? спросила она в саду у воспитательницы Милли.
Да.
Хорошо.
И все же надо уезжать. Быстрее.
После ужина Делоре почувствовала, что она просто как выжатый лимон. У нее едва хватило сил помыть посуду (две тарелки). Она очень утомилась, пока донесла до мусорного ведра коробку от пирога, и ей потребовалось посидеть и собраться с силами, прежде чем потащиться в ванную комнату (по коридору в немыслимую даль). Она едва не захлебнулась, настойчиво вырубаясь в ванне, и уснула сразу, как рухнула в постель. Во сне ей казалось, что у нее не хватает сил лежать. А Милли долго смотрела телевизор и отправилась спать на час позже положенного времени.
ЧТ. 6 дней до
Этой ночью Делоре приснился эротический сон. Ничего особенного, просто они с Ноэлом лежали на диване в гостиной их квартиры в Льеде и гладили друг друга сквозь одежду. Возбуждение было настолько явственным и сильным, что Делоре проснулась. Все ее тело горело, пульсация внутри ощущалась болезненно. Она раздвинула ноги и потрогала себя там, и вдруг на нее нахлынула такая тоска, что она едва не взвыла в голос. Жар сменился ознобом, капли пота остыли, и Делоре закуталась в одеяло, дрожа. Боль возникла в груди и затем растеклась по всему телу. Делоре лежала оглушенная, уничтоженная происходящим, едва понимая, кто она и где, и судорожно вдыхала раскрытым ртом воздух, которого ей все равно было мало.
К утру боль не исчезла. Она походила на то жгучее невыносимое ощущение, которое возникает, если взять целую горсть ледяных кубиков и долго сжимать их в пальцах. Делоре достала с верхней полки шкафа синюю косметичку, в которой хранила лекарства, и села на кровать. Положила косметичку на колени, раскрыла. Обезболивающее, снова обезболивающее, обезболивающеекакое из них способно помочь? Она едва дышала, опасаясь движением ребер усилить эту боль, так невыносимо мучительно горящую внутри. Делоре разорвала упаковку (пальцы слегка дрожали), достала три таблетки и положила их в рот. Язык онемел от горечи, но она не спешила взять с прикроватного столика стакан с водой. В этом неприятном вкусе было что-то успокаивающее: маленькая плата за освобождение, только действуйте, пожалуйста.
Обезболивающее. Если вдуматься, какое приятное слово. Обезболивающее Забирающее боль, вымывающее ее из тебя, пока ты не станешь прозрачно-чистой. И всенет агонии больше, только эта щекочущая не-боль, которую усталое тело встречает с недоверчивым облегчением.
Горький вкус растворился в слюне. После него вода показалась ей сладкой. Делоре и сама не заметила, как, разорвав в клочья всю пачку, сложила башенку из белых таблеток, шатко стоящую на ее колене. Делоре нравились таблетки. Ее маленькие друзья. Им не всегда удавалось спасти ее, но они хотя бы пытались. «Уходи, уходи, за что ты отравляешь мне жизнь, я же ничего не сделала!» заскулила она мысленно. И боль чуть приутихла, хотя лекарство еще не успело подействовать.
Делоре посидела некоторое время. В голове было мутно. В животе пульсировало жжение, как будто она наглоталась обрезков жесткой проволоки. Двигаясь как сомнамбула, она оделась, умылась, разбудила Милли. Дом был особенно тих в это утро, затаившиеся в углах теничернее, а свет, которым Делоре попыталась прогнать их, тусклым. Когда Делоре взглянула на темень за окном, у нее возникло ощущение, что сейчас глухая ночь и до утра еще несколько часов.
Они шли в садик медленнее обычного, и Милли ни о чем не спрашивала у своей молчаливой матери, потому что ответ был ей известен: маме больно. Такое не впервые и не редкость. «Хотя в этот раз, пожалуй, сильнее обычного», отметила Делоре. Пока терпимо, но позже боль усилится. Когда Делоре думала о том, насколько, ей становилось страшно.
Чуть позже, покинув территорию сада, она понуро брела по тротуару, уже в одиночестве, в своей боли как в коконе, отдельные нити которого тянутся прямо сквозь нее, и ей представлялось, как она шагает по больничным коридорам, из одного в другойиз бледно-голубого в темно-зеленый, а затем в снежно-белый. Как много времени, проведенного в больницах, потраченного впустую, потому что ни одно обследование не смогло обнаружить причину ее недомоганий. Здесь нет болезни, здесь просто боль, обитающая в ней, как призраки в домах с дурным прошлым. Такая же необъяснимая, как призраки.