Это был совсем небольшой фотоаппарат, обтянутый красной искусственной кожей, с красивыми мехами темно-красного цвета. Я шла домой со своей подружкой Нелл и еще двумя девочками и издалека увидела, как он фотографирует рыжего кота, лежавшего на крыльце старой церкви. А потом это воспоминание заставило меня вздрогнуть и напрячься, к нему подошли мальчишки постарше и начали дразнить его неженкой, который прячется за спину старшего брата, Джулиуса. Они выхватили у него камеру и бросили ее на тротуар. Я услышала ужасный треск, и по асфальту разлетелись куски корпуса. А потом эти мальчишки толкнули его в плечо и ушли.
Тетя Эва поморщилась.
Я уверена, что их отец пришел в ярость из-за того, что фотоаппарат разбили.
Именно это и крикнул им вслед Стивен. Он сказал: «Отец пришлет ко всем вам копов», а затем прибавил несколько замысловатых проклятий, которых я никогда не слышала из уст хороших мальчиков. Я сказала подружкам, чтобы они шли домой, и начала помогать ему собирать разлетевшиеся осколки. Некоторые винтики раскрутились, и часть деревянного корпуса под искусственной кожей разошлась. Стивен сказал, что я не смогу ему помочь, потому что я девочка, но я села прямо на ступеньки той церкви и все снова собрала и скрутила с помощью маленького набора для ремонта очков, который мне подарил папа. Еще я вытащила из волос ленту и обернула треснувший корпус, чтобы он смог донести его до дома и склеить без дополнительных повреждений.
Ах да, кивнула тетя Эва. Это, случайно, не тогда дядя Ларс решил купить тебе набор инструментов побольше?
Кажется, да.
Улыбка озарила ее лицо.
Я совсем об этом забыла.
Представь себе, продолжала я, я собирала камеру Стивена, как головоломку, прилаживая на место никелевую оправу объектива, болтая о книге, которая торчала из его сумки«Белый Клык» Джека Лондона. И все это время Стивен таращился на меня, как на какое-то чудо. Но не так, как на меня иногда смотрят другие людикак на циркового клоуна. Нет, он смотрел с уважением и признанием, как если бы он был за границей и встретил кого-то, кто говорил бы на его языке, хотя никто вокруг этого языка не знал. Вот такие у нас с тех пор отношения. Мы понимаем друг друга даже тогда, когда ставим один другого в тупик.
Ее глаза увлажнились.
Я просто не хочу, чтобы ты страдала. Надеюсь, что ты сможешь его забыть и найти в своей жизни другие вещи, которые сделают тебя счастливой.
Просто позволь мне пока что сохранить в сердце надежду на его возвращение, ладно? Пусть его фотографии висят на этой стене, напоминая мне о том, что в этом жутком году однажды случилось и что-то прекрасное.
Шмыгнув носом, она обняла меня за плечи одной рукой и прижала к себе.
Хорошо. Но будь настороже. Я знаю, как это, когда любовь превращается в агонию. В мире нет ничего мучительнее этого.
Когда мы на рассвете подошли к двери студии и постучали, никто не ответил. Мы стояли возле дома Эмберсов в тумане, настолько плотном, что даже не видели Тихого океана на другой стороне улицы.
Я плотнее запахнула пальто.
Может, постучим в парадную дверь?
Не знаю. Тетя Эва сошла со ступенек, ведущих к боковой двери, и начала сквозь туман всматриваться в сторону главного входа. Чтобы скрыть рабочую униформу, она надела поверх брюк синюю плиссированную юбку, но штаны создали такой объем, что она выглядела как гигантский колокольчиктощий торс, пышные бедра. Не хочется беспокоить его маму. Мне тогда показалось, что она очень больна.
Но тебе нельзя опаздывать на работу.
Я не знаю, что делать.
Она взбежала по лестнице и постучала еще раз.
Вдалеке раздался шум двигателя приближающейся машины. И вдруг из тумана вынырнул автомобиль. Взвизгнув тормозами, он резко повернул и остановился на боковой улочке за домом.
С пассажирского сиденья выскочил мужчина со взлохмаченными черными волосами.
Тетя Эва потерла горло и шепотом спросила:
Это Джулиус?
Я прищурилась, всматриваясь в туман.
Кажется, да.
Джулиус, ты справишься? спросил водитель, плотного сложения парень в очках, скорее мой ровесник, чем одногодок Джулиуса. Может, лучше не закрывать студию на целый день? Я мог бы тебя подменить.
Не обращая внимания на водителя, Джулиус побрел к дому. Его рубашка выбилась из брюк, подбородок покрылся темной щетиной. Он был похож на дядю Уилфреда, умиравшего от туберкулеза: серое, потное, осунувшееся лицо. Взгляд его воспаленных глаз упал на нас.
Что вы здесь делаете?
Он явно не был нам рад.
Мы пришли за фотографией Мэри Шелли. Джулиус, тебе нездоровится?
Он бросился к двери, обдав нас запахом одеколона и чего-то сладковатого, хотя с виду ему явно не мешало бы принять ванну.
Входите и быстро забирайте снимок. А потом, пожалуйста, уходите. Я плохо себя чувствую.
Тетя Эва отскочила в сторону.
Я надеюсь, это не грипп?
Нет, это не чертов грипп. Он с трудом нашарил скважину, отпирая дверь, а затем потянулся к выключателю, зажигая электрические лампы на стенах. Подождите здесь. Я принесу.
Он вошел.
У нас за спиной заурчал двигателем отъезжающий «форд» модели Т.
Я переступила порог студии, провожая взглядом Джулиуса, скрывшегося за дверью рядом с черной портьерой, которая служила фоном для клиентов. Я всегда считала, что это дверь в чулан, но она оказалась входом в кабинет, где висели сохнущие фотографиикак белье на веревке.
Что с ним? спросила я.
Тетя Эва все еще потирала горло.
Понятия не имею. Я никогда его таким не видела.
Это опиум?
Мэри Шелли!
Джулиус вернулся в студию с коричневой папкой в руках.
Вот, забирайте.
Он держал скрытую внутри папки фотографию кончиками пальцев.
Дрожа, я подошла и взяла у него папку.
Его красные глаза слезились.
Теперь уходите. Пожалуйста.
Я хотела бы сначала увидеть фотографию.
Уходите.
Затаив дыхание, я раскрыла папку и увидела себя в черно-белом цвете. Я сидела на бархатном сиденье стула с камфорным мешочком и цепочкой из часового механизма на шее. Мои глаза над марлевой маской смотрели в объектив.
Позади меня стояла призрачная фигуракрасивый русоволосый мальчик в нарядной рубашке и галстуке.
Стивен.
Призраком на моей фотографии был Стивен.
Тетя Эва взяла папку из моих рук.
О нет, Джулиус. Это твой брат?
Эти слова болью отозвались у меня в сердце. Я поняла, что они подразумевают.
Он у
Губы тети Эвы отказывались выговорить это слово.
Джулиус откашлялся.
Мы только что узнали, что он погиб во время сражения. В телеграмме говорилось, что в начале октября шли ожесточенные бои. Он пал смертью храбрых.
Мне стало душно. Я прижала ладони к животу, ощущая, как в барабанных перепонках звенит, будто перед обмороком. В глазах потемнело. Ноги подкосились.
Тетя Эва схватила меня за локоть, чтобы не дать упасть.
Мэри Шелли, ты в порядке?
Джулиус отвернулся от меня.
Уведи ее отсюда.
Меня привел в чувство донесшийся сверху крик. Мы все вскинули головы, глядя в потолок.
Стивен! кричала миссис Эмберс, как будто кто-то рвал ее сердце на части. Стивен!
Джулиус схватил меня за руки выше локтей и развернул к себе.
Я сказал, уведи ее отсюда. Обе убирайтесь прочь. Уносите ноги как можно дальше. Меньше всего на свете мы хотели бы сейчас видеть детскую любовь моего брата.
Я спотыкалась, не успевая переставлять ноги, пока он бесцеремонно тащил меня к двери. Мы с тетей Эвой снова вышли в туман, и дверь за нами захлопнулась. Даже рокот прибоя не заглушал несущегося из-за стен крика миссис Эмберс.
Пойдем. Тетя взяла меня за руку и помогла спуститься по лестнице. Их нужно оставить наедине с горем. Это ужасно, ужасно, когда кто-то, кого ты любишь, погибает на другом конце света.
Тело меня не слушалось. Я не могла ни нормально идти, ни дышать. Боль с такой силой сводила мои легкие, что идти я могла только с помощью тети Эвы, поддерживавшей меня плечом.
Я предупреждала тебя, чтобы ты по нему не тосковала. Она обхватила меня за талию, чтобы я держалась на ногах. Я знала, что он разобьет тебе сердце.
Я хочу Я задохнулась и поперхнулась, как если бы я плакала, но мои глаза оставались сухи. Я хочу, чтобы ты бросила эту фотографию в залив, когда мы окажемся на пароме. Стивен если бы он ее увидел, он был бы в ярости.
Не думаю, что в твоем нынешнем состоянии это хорошая идея. Я сохраню ее для тебя на тот случай, если ты передумаешь.
Нет.
В будущем она может тебе понадобиться.
Нет.
Шшш. Сосредоточься на ходьбе. Когда ты вернешься домой, тебе станет легче.
Мой дом в Портленде. Я никогда туда не вернусь. Мне никогда не станет легче.
И хотя мы уже шли мимо соседнего дома, до нас продолжали доноситься крики миссис Эмберс, пока наконец шум прибоя не заглушил ее плач.
Глава 6. Электрический разряд
Мы расстались на пристани с нашей стороны бухты. Судя по сдвинутым бровям тети Эвы, она не хотела оставлять меня в одиночестве, но ей нужно было на работу. Я, не оглядываясь, побрела прочь. Фотография плавала в воде. Я вынула ее из папки и швырнула в холодную соленую воду.
Карантин заглушил шум города. Ветер поднял и понес над тротуаром одинокую газетную страницу. Пара чаек над головой перекликалась, уносясь в сторону океана в стремлении сбежать от цивилизации. Неудивительно. Группа мужчин и женщин вышла из желтого электрического трамвая возле универмага Марстона. Подобно мне они были одеты в темную одежду и маски и шли, склонив головы и вперив взгляды в асфальт в ожидании смерти.
Мы все были воплощением несчастья.
На половине магазинов висела табличка ЗАКРЫТО, а в тех, которые не закрылись, посетителей все равно не было. Я прошла мимо парикмахерской, в которой мастер, склонившись к зеркалу, подстригал собственные волосывидимо, от скуки. В окне расположенного по соседству табачного магазина виднелся плакат с окровавленным отпечатком ладони немца. «СЛЕД ГАНСА, гласил он. БЕЙ ГАНСОВ ОБЛИГАЦИЯМИ СВОБОДЫ».
В голове крутилась одна мысль: «Гансубийца Стивена».
Нет, он не умер, шептала я. Не умер. Он обязан прийти домой. Обязан прислать мне еще одно письмо.
Мужчина в котелке с рекламным щитом на плечах перешел дорогу по другую сторону перекрестка.
Грехкорень зла в мире! орал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Бог наказывает нас чумой, раздором, голодом и смертью.
Висевший на его шее щит гласил: «ЧЕТЫРЕ ВСАДНИКА АПОКАЛИПСИСА УЖЕ ЗДЕСЬ! ТЕ, КТО СОГРЕШИЛ, БУДУТ СРАЖЕНЫ».
В ужасе наблюдая за ним, я вдруг поняла: «Мы все просто ждем, пока нас убьют. Все, что нам осталось, это страдать от горя, пока мы не умрем, захлебнувшись собственными биологическими жидкостями. Зачем вообще жить?»
Мне было тяжело дышать. Я отвернулась к стене из песчаника и стянула маску, хватая ртом воздух. Я вдыхала ртом пахнущий тунцом ветер, и меня тошнило от этого запаха. Меня тошнило от всего. Почему не я погибла от микробов или бомб? Почему я стою в одиночестве посреди опустевшего города? Почему умный и талантливый мальчик пошел в армию? Как он мог поступить так глупо?
Пустой перекресток не мог дать мне ответов на эти вопросы, и я потащилась дальше, как во сне, с трудом передвигая будто налитые свинцом ноги. Мое неровное дыхание перешло в икоту, в боку была мучительная боль.
Подойдя к жилому кварталу, я увиделав значительной степени благодаря обоняниюжуткую сцену во дворе дома гробовщика. Сосновые гробы были сложены друг на друга. Четверо маленьких мальчиков взбирались по ним, будто на деревянную крепость. Они распевали песенку, которую я слышала в начале учебного года, когда эпидемия гриппа была в самом начале.
Маленькая птичка
По кличке Грипп
Влетела в окошко,
И я охрип.
Эй, вы, слезайте оттуда! закричала я на детей. Вы топчетесь по телам мертвых. Вы что, не видите мух? Вы заболеете.
Заводила этой компании, русоволосый мальчуган в штанишках до колена, закричал друзьям, пытаясь не свалиться с неустойчивой деревянной конструкции:
Пацаны, это немцы. Стреляйте в них!
Остальные розовощекие мальчишки навалились на гробы и начали палить в меня из невидимых винтовок.
Где ваши родители? спросила я.
Продолжайте стрелять, парни. Задайте этим грязным фрицам.
Они продолжали расстреливать меня из воображаемого оружия, не собираясь покидать свою отвратительную игровую площадку. Раскаты грома в темнеющем небе к западу вызвали у ребятишек громкие восторженные вопли.
Это был залп из нашей пушки, Фриц, заявил вожак. Ты умрешь.
Это вы умрете, глупые дети, если будете здесь играть. Убирайтесь отсюда. Я вошла в наполненный смрадом двор, где меня окружили мухи, и схватила русоволосого мальчишку за руки. Я сказала, убирайтесь отсюда.
Отпусти.
Нет.
Я вцепилась в сопротивляющегося мертвой хваткой и выволокла со двора гробовщика.
Отпусти меня!
Возвращайся домой к маме. Я толкнула его вперед, как только мы оказались на тротуаре. Не желаю больше ничего слушать о мертвых мальчиках.
Ты чокнутая, вот ты кто!
Он возмущенно оглянулся на меня через плечо и побрел по тротуару. Его друзья присоединились к нему, прыская в кулак.
Не успела я дойти до конца квартала, как русоволосый мальчишка закричал издалека:
Если хочешь знать, моя мама лежит в больнице. У нее грипп. Я не могу пойти домой к ней.
Я смахнула слезы тыльной стороной руки и ускорила шаг.
Пройдя три квартала к желтому дому тети Эвы, я увидела чей-то велосипед возле ее роз. Долговязый мальчишка лет двенадцати, не больше, в форменной кепке и черном галстуке ожидал на крыльце с конвертом и планшетом в руках. Увидев, что я свернула к дому, он быстро пошел мне навстречу. Я приготовилась услышать плохие новости.
Здравствуйте, мисс. Голос мальчика звучал приглушенно из-за маски, которая была завязана так туго, что наверняка причиняла ему боль. Вы миссис Уилфред Оттингер или мисс Мэри Шелли Блэк?
Я мисс Блэк.
Пожалуйста, распишитесь здесь.
Слова на его планшете расплылись перед моими усталыми глазами. Я увидела только жирную надпись ВЕСТЕРН ЮНИОН в самом верху страницы. Кто-то прислал нам телеграмму.
О нет. Я оттолкнула планшет. Еще одна смерть сегодняэто слишком. Не надо мне это отдавать. Не надо сообщать мне о смерти отца.
Я не читаю телеграммы, мисс. Он снова сунул мне планшет. Пожалуйста, распишитесь. Я не могу уехать, не доставив телеграмму, если кто-то был дома.
Я покачнулась и схватила мальчика за руку, чтобы не упасть.
Прошу вас, мисс. Все будет хорошо.
Он поддержал меня, и я трясущимися пальцами нацарапала что-то похожее на подпись. Взяв у него коричневый конверт, я разорвала его и прочла короткое сообщение от дяди Ларса из Портленда.
ОН ЗАДЕРЖАН БЕЗ ПРАВА
ОСВОБОЖДЕНИЯ ПОД ЗАЛОГ.
СУД НАЗНАЧЕН НА ДЕКАБРЬ.
ЕМУ ГРОЗИТ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ.
ПУСТЬ М. Ш. ПОБУДЕТ У ТЕБЯ.
Л.
Двадцать лет.
Если суд присяжных решит судьбу моего отца таким образом, когда он освободится, ему будет шестьдесят пять лет. Мне будет тридцать шесть. И все потому, что папа ненавидит войну.
Телеграмма выпала из моих пальцев на дорожку. Я направилась к дому, оставив на листке бумаги грязный отпечаток своего ботинка, и хлопнула дверью с такой силой, что окна задребезжали. Оберон затрещал у себя в клетке. У мальчика из «Вестерн Юнион», наверное, сердце ушло в пятки. Прыгнув на велосипед, он умчался с такой скоростью, какую только могли развить его костлявые ноги.
Я взбежала по лестнице к себе в комнату и сорвала маску. Фотографии Стивена все еще висели на золотистых обоях, напоминая о времени, когда он был жив, а мой отец не гнил заживо в тюрьме. Стремительными шагами я мерила комнату, схватившись за волосы, и кожа на голове горела огнем.
Заберите меня отсюда. Заберите меня отсюда!
Вдалеке раздался гром. Я бросила взгляд в окно и затаила дыхание. Десять секунд спустя на западе появилась грозовая туча, которую пронзила молния; за ней снова последовал раскат грома.
Гроза.
Подняв оконную створку, я почувствовала, как волоски у меня на руках встали дыбом. Молния зарядила воздух. Я хотела, чтобы ее разряд вывел меня из этого кошмара и вернул к прежней жизни.
Я нашла в комнате материал для воздушного змеяупаковочную бумагу от посылки Стивена для корпуса, проволочную вешалку для рамки и моток лент для волос вместо шнура. Цепочке из часового механизма предстояло стать проводником. Я вынула летные очки из кожаной докторской сумки, надела их и бросилась вниз по лестнице, сжимая в руках свое творение.