Кувырок! Ты не проделала кувырок страсти, моя Жваю́ Бланш. (Так, по неуверенным словам самого Ивона, он прозвал любимую за «живые карие глаза». Но Пия не поверила, догадавшись, что это в отместку за ненавистного ему могучего фенека.) Дерзай же!
Дер Визжа провалилась в шуршащий ворох Пия. Дерзаю. А-а-а-а! вдруг завопила она.
Всё в порядке?
Да. А-а-а! А-а-а! продолжала она вопить.
Ты чего вопишь! спросил Ивон, ведь его ненаглядная сильно вопила.
Мне просто не нравится, когда ты говоришь на меня Жваю Бланш. Как ужасно, а-а-а!
Всё, всё! Не называю. Мир?
Мир! таинственный привратник Ширака. Где я? В чём я? Это это цветы?
Цветы, масса цветов, моя Бижу́!
Ху-ху? похвасталась английским Пия.
Бижумоя драгоценность. Eres mi estrella preferida, hermosa y unica en la oscuridad de la noche!скороговоркой выдал заготовку Ивон и, торжественно закричав «mon amour, mon bonheur!», с разбега «нырнул» вслед за любимой.
Глаза у Пии привыкли, и лодка обернулась чудесным гамаком, засыпанным букетами. От волнения, что ли, молодые начали с жаром, со всей душой, как бы сказать помягче миловаться, что ли. Но тут будто бы кто-то кашлянули они замерли.
Ты слышал? встрепенулась Пия-лань.
Не-а, а ты?
Да вроде нет, облегчённо вздохнула девушка.
Жиль спокойно просунул ей под шею руку, и они, обнявшись, загляделись на дремавший ламповый парк и глубокое небо. Головы кружились от разноцветных ароматов, звезды с луной падали вниз светом, на всём оседая тонким серебристым отливом. Не хватало только золота
Пия, любимая Тут парень поперхнулся пересохшим горлом.
Чего, Жиль? И тебе винца захотелось?
Ох, да! Твою мать! то есть один момент! Он закопошился в ногах. Вуаля, коньяк!
Спасибо тебе, Жиль, серьезным тоном поблагодарила Пия, ты спас нас от трезвого отупеоза. Я тоже вся на нервахно пить не буду. У меня тут сок в клатчеподай.
Дальше шли какие-то тихие переговоры под звяканье стекла о зубы Жиля.
Через некоторое время парк охренел от возгласа: «Да, да!!! Я стану отцом!!!»
«Отца», судя по всему, закулисно поправили, и возглас переменился: «Ура! Я уже отец!!!»
Эхо разнеслось по округе, почему-то выбрав слово не «отец», а «уже».
Вот это скорость! послышалось издалека.
Мужик! поддержали из окна. И ночь уже!
Простите, событие всё-таки! крикнул в пустоту Ивон.
В ответ ничего не последовало. Но из кустов, минуту поразмыслив, кто-то чуть слышно хмельно промычал: «Была вина, да прощена».
Снова всё стихло, и снова запахло отсутствием золота.
Пия любимая, опять начал он, пора завязывать
О! Я тоже хотела вам с Этьеном предложить поменьше тяпать, а то совсем уж
пора завязывать с холостяцкой жизнью.
У Пии спёрло дыхание и вспыхнуло лицо. Он отсел назад, ловя равновесие, и, оттолкнувшись от дерева, качнул «лодку»:
Давай отправимся с тобой на общем, семейном, особенно выделил он, судне
Лодке, поправила она.
лодке, по всей жизни, рука об руку
колено к сердцу, поддержала она, ласково прислонив к нему мениск.
деля все радости и невзгоды до самой старости, чтобы ты в конце концов применила ко мне что-нибудь получше, чем фенек. А я уж заслужу.
Хорошо, сказала она, смотря на его нос, и, не меняя взгляда, погладила его по ушам. Поплыли стареть! Я правильно поняла предложение?
Точнее и допереть невозможно, великая IQ-шница Я счастлив!
«Мой! Ты мой!», «моя, ты моя!!» кричали они наперебой.
Мы, мы! Мы наши!.. будто почудилось откуда-то голосом Этьена.
Слышал? Опять, навострилась Пия, улыбнувшись.
Ясное дело, нет! засмеялся Ивон.
На этот раз он поцеловал её иначе: как-то по-серьёзному, что ли. Трепетно и дорожа, вот. Не хуже, чем наседка с чмоком целует родные яички, когда никто не видит.
Теперь протяни руки к узлу гамака, подмигнул счастливый, но ещё не официальный жених.
Быть по-твоему, супруг.
Пия вытянулась, как кошка, и горстью зафиксировала ладони над изголовьем.
Боги, если вы согласны, будто под звон фанфар приосанился осчастливленный парень, или уже мужчинаон пока не задумывался, то пошлите знак свой на нашу земную твердь!
Ну согласны, согласны, пробубнили «боги». Только, конечно, нам бы деньжат не помеша
Но-но! осмелился перечить «богам» храбрый жених, обращаясь вверхкуда-то в раскидистые душистые соцветия липы. «Небожители», на удачу, оказались сговорчивыми:
Ну нет, так нет! даже почему-то обрадовались они. Тогда счастья вам и не забывать друзейа то мы на вас самолёт скинем. Думаю, договорись.
Над Пией что-то сверкнуло.
Она сжала ладони, поднесла их к свету и ахнула:
Очертенеть, какое красивое! Жиль!
Будь моей женой, ma chе́rie, дрожал голос смелого жениха.
Кому сказали! давили небесным авторитетом «боги».
О прелестная Немезида, я принимаю твою волю. Кинулась она в омут французских объятий. Да!
Да! Моя, моя, целовал её везде парень.
Ай да Пия, ай да конструктивная! Гордость нашего отдела по даканью! хвалили «боги», опасаясь потрескивавшей ветки, с которой и «правили миром».
Ай да Жиль-француз! вторила девушка.
Радости не было бы конца, кабы «боги» не пожелали спуститься на землю, чтобы лично, так сказать, засвидетельствовать законность аферы. Под коньячок, конечно. Не без него. Повод как никак. А то Пия, не подумав, ляпнула про «завязать».
Раскрылившись над бренным миром, «боги» кряхтели и не знали, как слазить. Минуту спустя, повиснув на злополучной ветке, они прилично сократили расстояние, а затем и ветка, хрустнув в последний раз, поспешила вниз на праздник. И этот крик, этот знаменательный, искренний возглас «Ё-ё-ё-ё-ё!..» осенил пространство заключительным, милым аккордом.
«Гости с высоты» отбили о грешную твердь, по собственному выражению, «к чертям собачьим весь божественный зад», и некоторое время хранили святое молчание, опасаясь выдать массу слов не для торжества.
Пия вгляделась в поцарапанную физиономию «Судьбы», вдохнула её аромат и заявила:
А боги-то липовые!
Хрен там былоу нас и документы имеются! скулили те.
Ох уж эти липовые боги, пошутил Жиль, они всегда такие настоящие!
Этьен попробовал встать, но только снова ёкнул.
Жизньболь! резюмировали «боги».
Молодые понимающе кивали.
Глава 2. У аптеки пьют калеки
Свадьба отгремела дважды. Сначала, к великому неудовлетворению Пии, «успела выскочить» за Анакле́то сестра, перестав быть Илар и став Эвой Леха́но; а затем уж и младшенькая преобразовалась в Фисьюре.
Но фамильному дому не суждено было стать общим гнёздышком двух семей. Нильда его продала, а деньги поделила поровну между дочерьми. Те приняли свадебный подарок, только когда мадам Илар отложила треть и себе. Затем обе сестры переехали к мужьям, и понеслась семейная жизнь по проторенным бытовым тропам.
Была ли готова Пия жить, в случае чего, бок о бок с сестрой? Скорее всего, нет. Но сама она считала, что это «разненаглядная Эвиточка» приговорила дом к продаже, лишь бы побольше денег зачерпнуть и свалить куда подальше, а мать скинуть на сестру.
Кстати говоря, мать свою Пия тоже не жаловала, думая, что та лишь претворяется любящей и заботливой: Эва небось послала её на хрен, когда Нильда спросилась не гостить раз в году, а поселиться в соседней комнатке. Вот мадам Илар и ухватилась за последнюю возможность не остаться в одиночестве, оттого и разулыбалась в последнее время. Ну и постоянно лезла приобнять да погладить.
«Долюбилась свою Эвиту! злорадствовала в мыслях Пия. Теперь ты ей не нужна! Кому вообще, кроме меня, ты нужна!» Однако спросить, как было на самом деле не решалась, чтобы не разрушить своих суждений.
Но, так или иначе, в глубине души Пия почему-то радовалась, что мать остаётся с ней, и, как не странно, всячески этому способствовала. Трудно сказать почему. Можно предположить, что недополученное внимание всё же неминуемо смягчало её и приглушало укоренившиеся обиды. Но зачем сначала желать человеку тяжёлых условий, а потом вызволять его? Ради благодарности, к примеру. Столько трудов ради одной только благодарности? Вряд ли. Тут было что-то поглубже. Что-то вроде привязать. Обесценить жизнь без себя, пригреть, сказать, что я тебя и такой, никчёмной, принимаючтоб убегать к Эве не повадно было. А месть? Не было ли здесь и мести за невнимание, за чрезмерную любовь к старшей дочери, отнятую у Пии и отданную всё туда жев чёрствое сердце сестры? Однозначно, и месть была. Да и бог знает, сколько всего ещё бывает понамешано в человеческом нутре! Глубоко полезешь в чужой прудпотонешь. Или луковым супом захлебнёшься
Раз уж мы так разгулялись в пословицах, то остался главный вопрос: на черта́ французу чум? То есть Нильда. Ну тут всё было проще. Из минусов тольколишний рот. Не в смысле еды, понятное дело, но в смысле вероятных придирок, житейских поучений и попрёков. К счастью, рот тот мог проделывать это хоть дни напролёт, так как Жиль почти ничего не понимал из непрерывных дятловых скороговорок. Сплошной поток испанских эмоций не оставлял в уме внятного следа, а потому не приносил никакого вреда. Два-три разобранных слова погоды не делали. Женщины наговорятся, а у него и разум чист и нервы не потрескались.
А вот плюсов не перечесть. В силу возраста страх перед ребёнком, семьёй (или скорее обязанностями) мог доходить до паники, в лучшем случае до ступора. А тут Нильда рази подсказала куда чего, дваи сама подсуетилась, трии дочку подуспокоила, а то та не лучше пьяной панды за рулём со своими гормонами. Из ниоткуда и ужин нарисуется, и ребёнок вроде сам помоется, замолчит и уснёт. А подсчёт бюджета, а бесконечные справки, а в магазин, а погулять, а прибраться, а к врачу отвести?..
В общем, думал он, даже если со временем что не так пойдёт, всегда можно тёщу куда-нибудь потерять. Найти квартирку небогатую, да там и оставить её в покое. Ну это на крайняк. Условно говоря, конечно Да чего мы до тёщи докопались? Нормальная такая, тёща как тёщапусть живёт. Давайте лучше вернёмся к Ивону.
До приезда в Испанию их язык он, конечно, учил. Но так месяцокдругой, да и то больше для презентации, которую готовил по работе. Слава богу, этого хватило, чтобы обольстить знойную сеньориту, непритязательную до речи. Он по сей день не верил, что такая взрывная брюнетка купилась на его холодное растерянное очкастое лицо. Полное, конечно, восторга и обожания, но всё же не дотягивавшее не то что до обольстителя, а до собаки обольстителя, которую каждый тянулся бы посюсюкать. Спрашивать, за что полюбила, ему было страшно (видно, у них с Пией это становилось семейным) да и не пробиться через её вечную иронию; успокаивало то, что коли жена уж мужнину фамилию заимела, стало быть, что-то это да значило.
С культурой Испании он был знаком ещё скудней. Спросив про лучших писателей мадридских земель, вместо ответа получил загадку от Пии: почему жабы дохнут от чтения? Пришлось отвлечься. Предположение о перенапряжении глазных нервов и последующей аневризме было опровергнуто. Второй ответ, что они читают исключительно суицидальную литературу, также был отправлен за кулисы. Больше догадок не нашлось. А ответ оказался насквозь простым: да потому что, переворачивая страницы, они свои ядовитые пальцы облизывают!
С тех пор, когда к Жилю ненароком приходило желание поближе узнать родину любимой, ему тотчас же в уме являлась надутая жаба в очках, похожих на его, и без передышки кашляла, переворачивая страницы преинтереснейшего триллера, и не могла оторваться «до самого конца». Затем закрывала недорогой томик, укладывалась в коробочку из-под крекеров, прося жабьих святых не оставить её в роковой час и в раю дать почитать продолжение. После этого, естественно, мысль терялась и Жиль забывал свой вопрос об Испании. Потому ни на яву, ни во сне Сервантес не звонил Ивону. И даже если сам Лорка в ночи явился бы перед опешившим французом и декламировал: «Девушка с бронзовой грудью, что ты глядишь с тоскою?», Жиль невольно сквозь пижаму ухватился бы ладонями за сердце и смущённо, со вздохом пожал бы плечами.
То есть французхоть в поговорку записывайиспанец никудышный.
Другое делоПия. Она с детства фанатела от Парижа и довольно основательно изучала в школе французский. Пусть впоследствии великая троица Дюма-Гюго-Бальзак и осталась для неё недосягаемой, Верн и Экзюпери осилились, а Эйфелеву башню разве что верблюд необразованный да какой-нибудь божий человек ещё не видали. Из-за нескончаемой жажды перемен не исключено, что Пия и на румынскую деревушку бы согласилась, а тутФранция! Не туристическая круассановая Флёр-де-Лис, уплетаемая под «Марсельезу» на Елисейских полях, а настоящая Франциястрана скрытых нравов. Постороннему не проникнуть было взглядом через плотную завесу, отделявшую семью и улицу, не заставить жителей не запирать двери в собственной квартире. Может, даже сейчас, где-нибудь в спокойном одиночестве, они всё продолжают щёлкать задвижками и замками в ванной, на кухне, между комнатамикто знает? Чего они так скрывают, понять тяжело, но скрывать они умеют выше всяких похвал, лучше зажаренного лавра́ка на блюде, искусно спрятавшего под себя салатный лист.
А коль уже прижился, стал женой или тёщей, то тогда всё делится поровну: негаданно нашёл котлетупозови остальных, а ежели провалился к соседуто, с его разрешения, подними на швабре коврик, прикрой кое-как дыру в потолке и вместе ожидайте новых гостей. Хотя двери всё равно не отучить от щеколд. Н-да, не Лувр и Нотр-Дам, а страна закрытых дверей. Вот что такое Франция.
Есть, само собой, своеволие, острый ум; бывает внезапная экспрессивность; надоедает постоянный шлейф снобизма (или, как они сами его называют, хорошего вкуса); иногда расползается полный бардакно всё это до восьми вечера. А там уж наступает чай! Чай и непринуждённый лёгкий юмор. Это вкратце. Ну теперь всё понятно про Францию, чего ж тут неясного? Ведь, как здесь и любят говорить, «что неясното не по-французски».
Итак, родина Жиля-Ивона Фисьюре, причмокнув виноградными губами, встретила его дам запахом пекарен, каштанов и сыра, пригласила прогуляться по тонким проулкам; а о французской парфюмерии и говорить нечего: она просто покорила иностранок, ведь даже законченную торговку морепродуктами легко превращала в романтичную юную Эсмиральду.
По приезде Ивон предложил обеим оплатить курсы французского. Те согласились, но уже после первого занятия Нильда, возвратившись домой, так утомлённо обмахивалась платочком, что вечер наступил на час раньше, и она отправилась в свою комнату «подыхать», подразумевая наверное «отдыхать» хотя кто знает? Это одной дочери известно, ведь зачем-то сетования и оханья мадам Илар дублировались и на испанском. Пия же снова увлеклась языкознанием и с удовольствием обосновалась на тех курсах, день за днём радуя мужа всё больше (который, к слову, от испанского вовсе отказался, сославшись на занятость и работу; поэтому семью со стороны можно было полноправно считать французской, хотя один из её членов выглядел так, будто иногда забывал родной язык настолько, что не узнавал людей). Чтобы не уморить читателя узловатой (или как говорила Пияадской!) речью мадам Илар, далее мы будем переправлять её на человеческий ладне хуже Жилинской, памятуя, что говорит она на французском, если не сказано иного. Но основные перлы, конечно, останутся при ней.
Квартирка находилась неподалёку от пресловутой Эйфелевой башни, со стороны набережной Грёнель, и включала две комнаты. Гость, заходя внутрь, сразу упирался в гостиную, и широкий диванлюбимое место Жиляс порога манил в свои мягкие объятья. Знаете ли, диваны меряются своими мягкостями, и самый мягкий из них признаётся самым мудрым. Ну как и у людей: кто спокойно, без смятения гордости, умеет принимать чужую форму, тот уже пожил немало на своём веку. За «мудрецом» не менее уютное кресло поглядывало в окно с видом на красноватый беж дома-близнеца. Слевадверь, ведущая к уборным и ванным удобствам, и далеек кухне. Справа женебольшая комнатушка, которую и решили выделить для Нильды.
Вещи сочетали в себе и пахнувшие родителями раритеты (их было большинство) и отдельные элементы новизны, приобретённые, видно, по острой надобности. Но последние не так уж плохо вписывались в общую обстановку, ведь в основном были незаметными, серо-чёрными. Все рабочие принадлежности для резки по дереву заранее свезлись в мастерскую, и квартирка обратилась в тёплую берлогу, ждущую бережных женских рук. Ивон старался ничего не менять после смерти родителей (что очень даже понравилось и мадам Илар, и Пие) так ему было уютнее и спокойнее.
Оказавшись наконец в заветной гостиной, они раскрыли рты и непроизвольно присели на бардовый выцветший диван, напротив которого по направлению от окна располагались гардеробный шкаф, затем его книжный собрат, телевизор с открытой над ним стеной, усеянной изображениями, и деревянный столик, мастерски подогнанный под восточный стиль. Им и в голову не пришло, что это работа Жиля. Он очень радовался тому, что новое жильё им приглянулось и, довольный, отправился вниз за остальными чемоданами.