Это для кого-то я мог бы постараться, а для себяни за что!».
Под словом «кого-то» разбитое сердце подразумевало Веру.
Я понимал, что не смогу ее забыть даже у черта на куличках, не смогу кем-то заменить. Это было еще одной причиной, почему мне не стоило увольняться и уезжать из Киева.
Я боялся остаться наедине со своим горем.
***
Мои страхи подтвердились в субботу, когда уныние накатило с новой силой. Не то, что читатьусидеть не мог в замкнутом пространстве, в четырех стенах.
Я вышел в парк, бродил аллеями, слушал в плеере какофонии Шнитке, которые размягчили обиженное сердце и напели, что горе мое, не такое уж горе, а густоты черной краске придало лишь ущемленное самолюбие.
«Вера же не сказала, что она НЕ ХОЧЕТ прийти ко мнеона сказала, что НЕ МОЖЕТ.
Да, пусть у нее есть пареньно в таком возрасте у всех нормальных девчонок есть парень.
Да, у них все серьезноно в такие годы у многих «серьезно» и «на всю жизнь». А через месяц-два рассорятся-разойдутся. Недельку пострадают, и появится новый парень, с которым «все серьезно», и опять разойдутся.
Потому, ничего не потеряно!
А, значит
Я позвоню Вере!
Мы поболтаем.
Я расспрошу о делах и наплету ерунды, которую называют «лапшой», но которая есть незаменимым элементом ухаживаний, и в мастерском исполнении требует не дюжих способностей.
Благо, соединять слова и составлять из них узоры, я умеювсю сознательную жизнь этим занимаюсь».
Несмелый лучик надежды пробился сквозь закопченные окна безверия
«Без Веры я!..».
***
Нарезая круги по парковым аллеям, я продумывал наш будущий телефонный разговор, выискивал слова, которые нужно сказать.
«Главноедаже не пригласить ее на свидание (какое сладкое и недоступное слово!)а убедиться, что она на меня не обиделась за несвоевременное предложение. Что мы будем каждое утро встречаться на остановке, а потом, когда ни будь».
Что будет потом, я старался не думать.
«Главноезавтра позвонить
Завтра!
Потому что субботним вечером она может встречаться с парнем. Не взять трубки. Или отмахнуться. Как в прошлый раз.
Еще одного равнодушия я не переживу!
Главноепозвонить.
Не передумать.
Трусливо не отступить, сославшись на заведомую глупость».
Глава двадцать восьмая
20 октября 2013 года, воскресенье
***
Разлепил глаза: в комнате темно.
На часах половина седьмого утра.
Между штор едва различимо пробивался серый октябрьский рассвет.
«Нужно звонить Вере».
Поежился!
«Всегдашний страх мужчины получить отказ.
И не так страшны последствия отказа, как сам его факт: я весь ТАКОЙ, а мне отказали!».
С возрастом у меня острота этого страха притупилась, поскольку отказывали чаще. А после сорока, путем эмпирическим, начал понимать, что нет ничего нового под Солнцем, и если отказали, то невелика потеря
«Но МОЯ Вера (как самонадеянно!)единственная и неповторимая. Потому нужно звонить!».
***
Опять глянул на часы, будто выпрашивал отсрочку:
«Семь утрарано еще по всем правилам. Хоть бы в девять».
Боясь растерять вчерашнюю решительность, пробовал заснуть, раствориться в сонном забытьи, не допустить сомнений, которые разумно нашептывали не заниматься ерундой и оставить девушку в покое.
«Тем болееей двадцати нет».
***
После рассуждений о недоступных Вериных прелестях, спать перехотелось окончательно.
Раздразненная похоть принялась навевать заманчивые образы наших ВОЗМОЖНЫХ отношений.
Борясь с искушением распустить руки, провалялся в постели до девяти.
Опять же, звонить было рано, но дальше кутаться в одеялоопасно: в утреннем свете мои глупые надежды начали таять церковной свечкой, которую ставят для исполнения желаний, но в итоге остается лишь горстка оплывшего бесформенного воска.
***
Решительно поднялся, запрыгнул в душ.
Отвинтил синий вентиль до упора, нырнул под холодные иглы.
Загадал: если устою, пока досчитаю до стапозвоню, если нетпусть идет само собою.
Последнюю четверть пекущей сотни пролепетал на одном дыхании: числа галопом наскакивали, смазывались, а после девяноста сплелись в один невнятный клубок, который выдавил из себя дрожащим рычанием.
Я устоял.
Мне ОЧЕНЬ хотелось услышать ее голос.
***
После криокамеры долго грелся горячим чаем. Поглядывал на часы.
Опять загадал: позвоню не раньше одиннадцати. А лучшев полдень. Если хочу это сделать, то должен вытерпеть. Я терпел.
После половины двенадцатого заколдованная минутная стрелка замедлила ход, еле ползла, и даже секундная стала нерасторопной: дергалась, отступала перед очередным шажком, нехотя роняла песчинки времени в чашу моего безрассудства.
Наконец-то все три стрелки-сестры совпали, на мгновение устремили навершия к Богу, будто сложили ладони для предсмертной молитвы. Секундная, не мешкая, пустилась по своему вечному кругу, но я-то знал, что откладывать больше не стану.
Я в ужасе посмотрел на трубку мобильного телефона, которая последние два часа лежала передо мной на столе, притягивала, возбуждала и казнила.
«Если разрядилась батарея? Или деньги на счету кончились? Тогда не позвоню», мелькнула трусливая спасительная догадка.
Взял трубку: батарея в порядке.
Набрал звездочку, три единицы, решетку: на счету семь гривенбольше, чем достаточно.
Все мои условия соблюдены, все зароки исполнены
«Нужно звонить».
Открыл «Контакты». Нашел Верин номер. Вдавил кнопочку вызова.
***
Вера ответила сразу!
Я даже не успел сесть поудобнее на расшатанном кухонном табуретезамер полусогнутым, со скрюченными ногами и бухающим сердцем.
Алло, проявился Верин голос.
Доброе утроВсе приготовленные слова напрочь забылись.
Доброе. Это вы?
Почувствовал, что она НЕ РАДА моему звонку, и сейчас ЖАЛЕЕТ, что неосмотрительно, не глянув на экран, ответила.
Вчера так получилось не правильно.
Так и должно быть, холодно сказала Вера.
Не должно.
Я принесу деньги.
Да что ты заладила!.. Извини, я уже перешел на «ты».
Ничего страшного. Вы еще вчера перешли.
Надо же. Я и не заметил.
Вера дышала в трубку. Я боялся, чтобы не отключилась.
Я тебе уже сто раз повторял: МНЕ НЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ! У меня может быть ОЧЕНЬ много денег. Если захочу. Но я НЕ ХОЧУ. Онипыль! Давай, лучше стихи почитаю
Я не люблю стихов, отмахнулась Вера
А еще я хочу рассказать, почему ты мне понравилась.
Я вам понравилась?.. не то, спрашивая, не то, признавая, сказала Вера. Не нужно. Я же объясняла. Поймите Я не хочу знать, потому что могу согласиться. Могу пожалеть вас, и потом
А ты пожалей! отчаянно крикнул я, понимая, что она опять ускользает. После этого разговоравозможно навсегда.
Я не могу!.. Хоть, если по правде: ваше признание меня ошеломило, сказала Вера, уже теплее. Но я, пока, не способна вам ответить. Только не настаивайте! Оставьте меня в покое. Пока оставьте.
Вера замолчала.
Я тоже молчал.
Я не знал, что говорить и отключил трубку. Меня знобило.
«Вот и ВСЕ!».
***
Швырнул трубку на стол. Та отрикошетила, обиженно грохнулась об пол.
Закрыл глаза, пытался убить Верин образ.
Неизлечимой болезнью, незримым вирусом она жила во мне, и я знал, что не излечусь от наваждения НИКОГДА. И тем страшнее бездна, которая минуту назад разверзлась между нами.
Я чувствовал, как она не хотела меня обидеть, но ее «ПОКА» было твердым «НЕТ» самой высокой пробыс микроскопической звездочкой и циферками, как на обручальном колечке моей матери, которое я хранил.
«Я мог бы его подарить Вере, но это не случится».
Глава двадцать девятая
2124 октября 2013 года, понедельникчетверг
***
Следующую неделю привыкал жить без Веры. Это была страшная сказка.
По утрам, опасаясь встретить ее у троллейбуса, я опять пробирался через пустырь в соседний переулок, к трамвайному маршруту.
После нашего телефонного разговоракогда Вера окончательно убедилась в моих желанияхбыло страшно смотреть ей в глаза. Не говоря уже о том, чтобы беззаботно произнести что-либо вразумительное.
***
Утром на улице, или днем, в офисной суете, была лишь присказка. Вечная людская трескотня обезболивала, не давала рассуждать о собственном горе.
Страшная сказка начиналась вечером, когда город утихал, и я запирался в пустой квартире.
Прокуренный сумрак заполнял Ее размытый образ.
Она сидела в кресле, читала книгу (настоящуюбумажную), смущенно поднимала на меня глаза и поправляла короткую юбку, заметив мои голодные очи.
Или стояла у окна, которое в ее сиянии превращалось в панораму летящего над холодными волнами «Титаника». Я подходил к ней сзади, брал ее руки, расправлял в крылья.
Мы парили над айсбергами под тягучую балладу Селин Дион.
Порою я не удерживался, начинал приставать, дотрагивался к чему нельзя, и тогда Вера обиженно надувала губки и растворялась в сгустившейся темноте.
Не включая освещения, страдая от своей невоздержанности и глупости, я садился в кресло, до вязкой горечи курил и ждал ее возвращения.
Малейший шелест занавески, скрип половиц, ворчание водопроводных труб, казались мне ее шагами.
Мне чудилось, что Вера возвращается, идет по лестнице, смущенно топчется у моих дверей, робея нажать кнопку звонка.
Я знал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда, но порою, подходил к дверям, приоткрывал, заглядывал в сырое нутро лестничной площадки. Веры не было.
Однако страшнее вечернего бреда был бред ночной, на зыбкой границе сна и яви, когда Вера ныряла ко мне под нагретое одеяло.
Теплая, пахнущая ландышем, она прижималась, шептала что-то глупое, девичье, пока я выцеловывал ямочки под ключицами, пупырчатые ореолки маленьких грудей, камешки сосков.
Вдохновленный ее покорностью, я опускался ниже, вылизывал упругий живот, вылакивал впадинку пупка; и еще нижечувствуя губами мягкий курчавый шелк, солоноватую девичью тайну, чуть пахнущую мочой.
В надуманном бреду, в терпких волнах предоргазмовой сладости, я уже был готов нарушить зарокзагадать ЖЕЛАНИЕчтобы Вера пришла ко мне наяву.
Но стоило достигнуть липкого финала, стоило призраку раствориться в ночной пустоте, как былые страхи возвращались с новой силой, и я уже знал, что с Верой ТАК не поступлю никогда.
Потому, что ее ЛЮБЛЮ.
Глава тридцатая
25 октября 2013 года, пятница
***
Была пятница. Впереди ждали два пустых дня.
Офис готовился к запойному вечеру, чем еще больше сгущал мое уныние, поскольку разделить всеобщей радости я не мог.
«Может, пойти с молодежью» думал я, пытаясь отогнать приторные мысли, которые липли и липли к основному инстинкту.
Я прекрасно понимал, что мои шансы в молодежной компании не велики.
Тем более, меня никто туда не приглашал.
«Плюну на принципы, и пойду к бухгалтерше. Она не откажет Эх, Вера-Вера».
***
После обеда, дождавшись, когда из туалета разбегутся последние курильщики, вышел размягчить никотином суконную тоску.
Я шел по коридору в тумане мрачных своих размышлений:
«Эх, Вера-Вера».
Вдруг стремительное розовое облачко выпорхнуло из-за угла, налету стукнулось о мой бок, испугано пискнуло и осело на линолеум.
Не совсем еще понимая, что случилось, я опустил глаза: на полу, закусив нижнюю губу, сидела офисная принцесса Настенька, потирала ушибленный локоток.
Коротенький подол задрался, открывая детские бедра и коралловые трусики между ними.
Растерянная, во взъерошенном бело-розовом платье, она была похожа на куклу.
В тот миг я даже о Вере забыл.
Извините, ради бога!.. залепетал я, подавая руку. Вы так неожиданно
Пошел вон, кАзел! огрызнулась Настя, блеснула злыми глазками из-под кукольных ресниц. Скажу Степану, он тебя уволит! Понял, кАзел?
Степан Андреевичэто наш Генеральный. Для Настеньки он Степан, а для меняцарь и бог на отдельно взятом офисном пространстве.
Я не хотел. Не предполагал, что вы
Настя меня не слушала. Подхватилась, расправила платьице и так же стремительно засеменила по коридору. Нырнула в приемную шефа.
Выяснять, кто на кого налетелне было смысла.
«Да и кто меня послушает! Вышвырнут по-тихому, как у нас заведено, даже не примут объяснений».
***
Это был хороший повод оставить надоевшую работу, особенно милый коллектив. В свете новых событий, в деньгах я, вроде как, не нуждался. Пожелаюхоть миллион отвалится.
«Хоть миллион. Как у нашего Генерального. И везет же ему».
Воображение подкинуло пару живых картинок совокуплений Настеньки и Степанавыходило грязно и маняще.
Я поймал себя на мысли, что, страдая за Верой самым горьким страданием, в то же время жалею, что обидел Настю.
Казалось бы, какое мне дело до взбалмошной куклышефовой «соски», как говорит Ирка, но вот, бывало, встречу ее в коридоре, или заглянет к нам в кабинет, помелькает загорелыми коленками, и сладко замлеет у меня внизу, окатит похотливой волной. И все мои мысли поднырнут под коротенькое платьице, уютно там расползутся, и уже не пишется, и не думается ни о чем, кроме невозможных утех с капризной девчонкой.
***
«Мне нужно с нею помириться, размышлял я, закуривая вторую сигарету.Я не хочу, чтобы она обо мне плохо думала. Будто она вообще обо мне думает
А я о ней думаю. Чаще, чем это нужно и можно.
Например, если бы мне предложили на выбор, с кем провести ночьс Верой или с Настенькойкого бы выбрал?
Если ночьто с Верой. Я бы хотел провести с нею всю жизнь.
А вот, если часто с Настенькой. Больше ее не вытерплю, но зато этот час
У меня нет ни той, ни другой. И вряд ли мне ТАКОЕ предложат».
***
В туалете было пусто. Десять минут назад закончился обед, последствия которого еще не успели выветриться через узкое оконце под потолком.
Это я мог себе позволить выходить на перекур в любое время, да еще Ирка. Но она на неделю уехала в командировку
«Потому, ближайшие полтора часа, до следующей пятиминутки, туалет будет относительно свободным».
Я хочу, чтобы сюда пришла Настя, прошептал я, озвучивая еще не проявленное ЖЕЛАНИЕ. Я хочу попросить у нее прощения, помириться.
«К черту! Ей мое примирение до маленькой упругой попки».
Я хочу, чтобы сюда пришла Настя. Чтобы она ну, в ЭТОМ смысле И чтобы нас никто не засек. Такова моя воля. Пусть будет так!
***
Сердце защекотало предвкушением и страхом.
«Я замахнулся на ТАКОЕ!..».
Не сомневался, что мое ЖЕЛАНИЕ исполнится, как исполнились предыдущие.
«И что потом? Это все равно, что увести общак у братвы!
Степан Андреевичмужик крутой, ассимилированный Робин Гуд из лихих девяностых. Не простит».
Испуганное воображение пустилось тасовать яркие картинки всевозможных кар, которые упадут на мою голову.
«Отказаться!
Загадать ЖЕЛАНИЕ: чтобы Настенька не приходила
Погубить еще одну жизнь?».
В приоткрытое оконце шмыгнул воробышек, сел на подоконник, зыркнул любопытными бусинками. Чирикнул, упорхнул обратно.
«Знак?».
***
Дверь туалета медленно отворилась.
В щелочке появилось испуганное Настенькино лицо. Затем она сама: растерянная, изумленная.
«Вот и ВСЕ!..».
Не мигая, Настенька уставилась на меня кукольными глазками.
Видимо хотела что-то сказать, но, лишь разнимала губы, как безмолвная рыба.
Меня окатила новая волна страха и отчаяния!
Изначальным побуждением было выставить девушку за дверь. Сбежать. Раствориться в городском муравейнике.
Но что-то, не моедьявольскоеподсказывало: ТАК НЕЛЬЗЯ!
Я не знал, что будет, если отступлю, не воспользуюсь загаданным ЖЕЛАНИЕМ, но чувствовалпросто так не обойдется: неведомые страшные силы запустили маховикон должен прийти в движение, заскрежетать, качнуться, смести на своем пути преграды, чтобы ЗАГАДАННОЕ исполнилось.
Глава тридцать первая
После обеда, 25 октября 2013 года, пятница
***
Нужно было доиграть смертельную роль, в которую так опрометчиво вляпался.
Я обреченно улыбнулся Настеньке.
На ум пришли благополучно забытые эротические триллеры семидесятых годов прошлого столетияитальянские и французскиегде влюбленный герой следует за роковой красоткой, овладевает ею, а потом расплачивается за ЭТО своей жизнью.