Я молчу.
Я боюсь! И не могу до конца поверить, что ЭТО происходит со мною.
Что это реальность.
Невозможная и страшная реальность.
Что мое НЕХОРОШЕЕ случилось, и возврата НЕТ.
Если, только, проснуться!
«На этот раз ущипнуть себя не получиться.
Тогда было можно, а сейчаснельзя».
***
Я не хочу
Ты боишься?
Нет. Я знаю, что ты мне снишься. Что ВСЕ ЭТО живет в моем воображении. Я НЕ ВЕРЮ в Бога, а, значит, и в Сатану!
Тебе не нужно верить. В отличие от Врага, Лучезарный не требует веры, но ДЕЙСТВИЯ. Размышления и словадым! Твои поступки говорят за тебя, а верить можешь, во что хочешь.
Велиал кивает головой.
Например, что пошел на сделку со мною по благому намерению, продолжает он. Ни золота не пожелал, ни власти, ни долгой жизни стареющему телу, а того, что величественней и достойней этой ерундыты пожелал страстной ЛЮБВИ. Так гордись своим поступком!
Он прожигает меня взглядомтам восторг, и одобрение, и понимание:
Люди слабы, лицемерны и низкиесли бы ты знал, чего они желают, что готовы отдать взамен Но ты пожелал ОБЛАДАНИЯединственного сокровища вашего плотского мира! Поверь мне, а я ужЗНАЮ. Не «вера», «надежда» и братская «любовь» правят миром. Тем более не «мудрость-софия». Миром правят две страсти, дарованные человеку Люцифером: «похоть» и «власть». Но ПОХОТЬ из них больше.
***
Велиал смотрит на меня.
Я молчу. Не знаю, что сказать.
Приходит понимание, что ВСЕ гораздо серьезнее, чем мне казалось.
Детские игры закончились. Начинаются взрослые, за которые нужно платить.
Ты из-за своего поступка чего-то лишился? по-отечески спрашивает Велиал, чувствуя, как сомнения грызут меня изнутри. Ты лишился души? Но в душу ты не веришь. Вечной жизни во Христе? Тоже не веришь.
Я не хочу, чтобы из-за меня гибли люди. Я ТАК не могу.
А КАК можешь? Тот паренекТимур, кажетсяон не из-за тебя погиб? Не по твоей воле?
Горячая волна окатила сердце, запекла:
«Он ВСЕ знает! Не может не знать».
Тимур сам виноват, сказал я дрожащим голосом, чтобы не молчать, не соглашаться.
Успокойся! Не ты первый. Я ни коим образом не осуждаю. Даже хвалю. Тот юноша, действительно, спровоцировал. Он нарочно так поступал, чтобы сделать тебе больнееуж я-то знаю.
Велиал замолчал, давая возможность переварить.
Ничего нового он для меня не открылЭТО я и сам знал. Потому особо не мучился из-за своего юношеского поступка. Гораздо больнее щемила мне Жорина гибель.
Так чего ты НЕ-хочешь? продолжил Велиал.
Я не хочу, чтобы за мои поступки расплачивались посторонние.
Скажите, пожалуйста! Велиал деланно плеснул в ладони.
Вчера, после моих СЛОВ в кто-то умер?
Тебе зачем?
Мне необходимо знать!
Во многом знании много печали, как говорил почитаемый мною и вашими церковниками Соломон Давидович. Между прочем, большой ценитель девичьей красоты. ОЧЕНЬ большой ценитель и ОЧЕНЬ юной красоты. Просто суперпедофилпо меркам вашего времени. Кстати, я знал его лично, Велиал довольно кивнул. Как-то сиживали вместе на ступенях Иерусалимского храма. Так вот, он сказал золотые слова: все, говорит, из праха, и все возвратится в прах. Вот так, коллега, ты особо не самоуничижайся. Пока не стал прахомрадуйся жизни. Как царь Соломон.
Я не хочу. Вернее, спасибо за доверие, но Пусть у меня с Верой дальше идет по-людски. Как будеттак будет. И я больше не хочу
Велиал прожигает меня взглядом:
Поздно. Слова сказаны, инициация произошлаимя твое навечно занесено в Скрижали Лучезарного. Ты уже наш. Ты взошел на первую ступень Храма Света, нарушил договор с Богом, в которого не веришь, совершил преступлениеот слова «преступить» так почему бы не насладиться его результатом?
Я молчу, понимая, что сейчас уже ничего не решаю.
«Этот страшный спектакль, в котором мне отведена главная роль, имеет давно предопределенный финал».
***
Тем временем Велиал поднимается с кресла.
Он снимает с указательного пальца левой руки перстень, протягивает камнем в мою сторону.
Нима! Огавакул то сан ивабзигортанно заводит Велиал.
Слова катятся по залу, заполняют каждую щелочку в древних колонах, каждую клеточку моего дрожащего тела.
Еинешукси ов сан идевв ен илает Велиал.
Он произносит, я слушаю.
Я не понимаю, что он говорит, но чувствую страшный смысл перевернутой, отзеркаленной молитвы.
Я знаю, что стоит дождаться ее окончания, и безвозвратно попаду в Велиаловы сети.
Я пробую проснуться, хочу ущипнуть себя, чтобы перенестись в уютную постель. Закаменелые руки не слушаются.
***
Так же неожиданно гортанный вопль прекращается.
Сумрачный зал накрывает вязкая тишина, в которой слышу удары своего испуганного сердца.
Приветствую тебя, соратник Люцифера, пасынок Утренней Звезды, столп Ада! торжественно говорит Велиал. В отличии от злобного Яхве, Лучезарному не нужны рабы, лишь добровольные соратники. Со-ратникивслушайся в это словосочетание, в нем заключается суть того, что сейчас произошло.
Велиал посмотрел на меня, торжественно продолжил:
Ты посвящен в первый ранг Светлого воинства. Это низшая, первоначальная ступень, но она открывает путь к восхождению. Дальшевсе зависит от тебя. С каждой ступенью для тебя будут открываться новые возможности, которым позавидуют сильнейшие вашего мира. Но это нужно заслужить. Служи!
Почему, Светлого? удивился я. Ты же, как теперь и ясилы Тьмы.
Кто сказал тебе этот бред? Церковники? Так они и есть силы Тьмы. Не даром в черных одеждах ходятих самый любимый цвет. А воинство ЛюцифераСветлое Воинство. Потому, что сам Лучезарныйноситель Света, Ангел Утренней Звезды, то есть Венеры Но хватит лекций. Как-нибудьдругим разом, Велиал перевел дыхание, сверля меня голубыми алмазами. Как отличительный знак принадлежности к Светлому Воинству, отныне у тебя на левом плече проявиться отметина Люцифера.
Я чувствую: запекло, зачесалось в левой впадинке под ключицею. Повернул голову. Разглядел, как проступает, наливается багровым, а затем темно-синим, небольшой, с пятикопеечную монету, крест, нижний конец которого серпом завернут вправо.
ЭтоКрест Беспорядкадавний символ отрицания христианства и божественной сущности Христа, говорит Велиал. Носи его с честью.
Он садится обратно в кресло.
Улыбается, превращаясь из грозного проповедника в доброго друга.
Вот и все, а ты боялся. Просыпайся и готовься к новой интересной жизни. И не скромничай в желанияхтеперь тебе многое позволено. Женщины слабы и хотят, чтобы над ними властвовали. Ты получишь возможность насладиться своей возлюбленной. Будь мужчиной, не упусти свой шанс.
***
Я проснулся, глянул на часы: половина восьмого.
«Опоздал!..».
Вскочил! Кинулся в ванную.
Посмотрел в зеркало: под левой ключицею, на набухшем, красноватом пятачке раздраженной кожи, проступала татуировка креста с выпуклым серпастым нижним концом.
Глава восемнадцатая
Утро, 15 октября 2013 года, вторник
***
Под холодным душем сон растворился. Как и припухлость под левой ключицею. Знака тоже не было.
Если бы не зуд в том месте, вроде от комариного укуса, можно было бы отнести мои ночные приключение к разряду кошмаров.
Рациональной своей частицею я понимал, что это ЛИШЬ СОН, но нужно сходить к психиатру.
Возможно, в его ведении находятся и мои воспоминания о вчерашнем знакомстве с девушкой Верой, и визит к Эльдару, и разговор с Велиалом в страшном замке?
Лучше бы так.
«Принимал бы успокоительное, капался в психдиспансере, и жил бы дальше серой, никому не нужной амебой».
***
Из дому выбрался весь измотанный гнетущими догадками.
В дневном свете ночной кошмар окончательно растаял, зато недоступные девятьсот гривен покалывали девятью сотнями иголочек.
«Нужно звонить тетке Галине. Если она не выручитникто не выручит».
Чтобы не встретиться с Верой на «нашей» остановке, задворками пробрался в соседний переулок. Оттуда, через пустырь, меж куч строительного мусора к трамвайному маршруту.
На работу опаздывал, но отвечать на Верины вопросы о ремонте ужас как не хотелось.
«Если встретимся, она их обязательно задаст. И что говорить? Общих тем у наскроме злосчастной книгипока нет».
***
Добрался в офис к десяти.
Начальница промолчала, лишь глянула недобро. Но мне и взгляда хватилодо обеда не поднимал головы, не отрывал глаз от монитораизображал работу, хоть мысли были заняты совсем другим.
В неприглядном обличии проступала моя нищета.
«Мне даже в ломбард нечего заложить».
Не отдавать же мамино обручальное колечкоединственную реликвию? А обручалку, оставшуюся от второй жены, я продал полгода назад, случайно обнаружив на букинистическом раскладе три первых тома «Всемирной истории» пятьдесят шестого года издания.
Ближе к вечеру в голове моей созрела отчаянная глупость: подойти к Генеральному, выдумать уважительную причину, попросить аванс.
Не решился. Не любит Генеральный деньгами баловать.
«Они, буржуи, экономные. А тут придет НИКТО, станет клянчить
Лучше Степан Настеньке новые трусы купитвон, как она, непритворно радуясь, прыгает в джип.
Генеральному с Настеньки услада, а с меня какой резон?».
Под конец рабочего дня я окончательно уверовал, что кроме тетки Галины никто меня не выручит.
Звонить не отчаялсярешил проведать: не видя моих умоляющих глаз и покаянной фигуры, той проще будет отказать.
Глава девятнадцатая
Вечер, 15 октября 2013 года, вторник
***
Ехать пришлось на другой конец города.
Тетка встретила радушно, угостила вишневой наливкой, выслушала о моих проблемах, посетовала на жизнь-злодейку, нищенскую пенсию и артритные пальцы. Денег не дала. У внучки, мол, на Покрову был день рожденияподарков накупила. С этим и уехал.
По дороге домой, в маршрутке, прислонившись пьяным лбом к холодному стеклу, мысленно прощался с Верой:
«Наш не начавшийся роман, вернее дружба, так и не начнется, потому что сегодня же вечером ей позвоню, признаюсь в своей несостоятельности.
Потом мы как-нибудь встретимся, я верну разбитую книгу и буду чувствовать себя идиотом.
А она посмотрит на меня с плохо скрываемой брезгливостью, и захочет поскорее уйти, чтобы не слушать жалкого, покаянного лепета
А чего я ждал?» пьяно думал я, прикладываясь к холодному стеклу.
Вспомнил как прошлой ночью, во сне, меня принимали в Светлое Воинство, отметили кривым крестом под ключицею, который утром видел своими глазами.
«Или примерещилось?».
Я сам уже не знал! Сон и явь переплелись в единый страшный узор, и я не был уверенчто мне снится? Вчерашний Велиал или сегодняшняя маршрутка?
«Я схожу с ума. И этосовсем не смешно. Мистика какая-то».
Прислушался к несчастному скрюченному телу, которое упиралось коленями в спинку переднего сидения и страдало от сомнений, безденежья и неразделенной любви.
Почувствовал, как в месте дарованного Знака укололо, затем запекло, опять укололо.
«Правда!..
Завтра же собираю вещи и в Кирилловскую больницутам ТАКИХ привечают.
Назовусь Светлым воином, и в одну палату с Наполеоном.
Но, почему ясветлый если янечисть? Нужно расспросить Велиала.
Хотя, Светлый воинзвучит краше.
Друг Демона Лжи! Это вам не
А потому, если я свихнулсято мне позволено больше, чем здоровому.
Например, принимать подачки от самого Велиала! Все равно он плод моего больного воображения.
Сейчас мне не помешала бы подачка в тысячу гривен.
В полторы. Если хочу девушку в театр сводить, а затемв кафешку, а затем».
Я пьяно замурчал, представляя ЭТО невозможное «затем».
«Лучшедве тысячи. Если, конечно, Вера существует наяву, а не приснилась».
Я хочу две тысячи гривен, беззвучно прошептал я, придурковато улыбаясь сам себе. Нет! Я хочу ТРИ тысячи гривен. Такова моя воля. Пусть будет так!
Как и в первый раз знака не последовало.
«Интересно, деньги я отыщу в книге, в почтовом ящике, или они на голову упадут? Или ничего не произойдет?..».
Эй, мужчина, окрикнул водитель. Ваша остановка.
Я возвратился в разящий бензином салон.
Водитель и пассажиры с раздражением смотрели на меня.
Ухватил портфель, вобрал голову в плечи, протиснулся к дверям.
Спасибо, промычал, выпадая в зябкий сумрак.
Надерутся, проспят, а потом права качают, пробурчал в ответ хмурый водила, захлопывая дверь.
Глава двадцатая
Утро, 16 октября 2013 года, среда
***
«Проснись и пой! Проснись и пой!..» запиликал телефон, вырывая из липкого забытья.
Нет отвратнее мелодии, чем та, что будит по утрам!
Даже самая-самая, установленная на будильник, через пару суток превращается в омерзительную какофонию.
И потом, бывает, услышишь из приемника знакомые аккорды, и рефлекторно содрогнешься.
***
Я протянул руку, наослеп оборвал задорную песню. Мне не хотелось петь и улыбаться.
Единственного желало мое сонное телолежать бездвижно, а лучше умереть и не переться на работу.
Прислушался к пустой голове: завитушки похмельной боли сплелись меж бровей, расползались колючими побегами у висков, проросли к затылку.
Вроде и выпил у тетки немноголитровку наливки на двоих. Однако сладенький нектар сделал свое подлое дело.
Отказаться я не мог. Надеялся задобрить теткино сердце, радостно принимая угощение, выпивая на равных. Не задобрил.
«Или действительно у нее нет? В любом случае мне от того не легче».
***
Вспомнив о деньгах, вспомнил о вчерашнем ЖЕЛАНИИ.
Подниматься с кровати окончательно перехотелось.
Было стыдно: поддавшись хмельной размяклости, вчера я опять ЗАГАДАЛ!
«И что? Где обещанные тысячи? Так не бывает».
Чтобы окончательно убедиться в своем психическом нездоровье, заглянул в книгу, хранившую мои сбережения: как и неделю назад, меж страниц одиноко лежала розовая двухсотка, запрятанная на всякий нехороший случай.
«Чудес не бывает» решил я и принялся собираться на работу.
Собирался неспешно, опасаясь вертеть головой, которая при каждом резком движении взрывалась искрами боли.
«Чудес не бывает! С девушкой можно и самому познакомиться, а деньги из ниоткуда не возьмутся. Принцип сохранения энергии».
***
Усугубляя болезненные подозрения, при выходе из дома заглянул в почтовый ящик.
По случаю моего давнего отвращения к современной периодике, ящик заполнялся исключительно рекламным мусором и потому не запирался.
Я выгреб лежалые фантики, затем свежую, лоснящуюся глянцем морду кандидата в депутаты. Злорадно плюнул в честные глаза, скомкал и бросил на свежие собачьи какашки.
Денег не было.
«Кто бы сомневался!».
Окончательно убитый таким заключением, вышел на улицу.
***
Моросил дождь, пахло поздней осенью.
Как и в прошлый раз, опасаясь встретить Веру, поплелся пустырем к трамвайной остановке.
По дороге зло самоуничижался и пенял маловерному придурку, но глаза не слушали разумных доводов, зыркали по сторонам, меж мусорных куч и чахлых кустиков.
Глаза искали заветный кошелек или сверток, или несколько оброненных неведомым добродетелем купюр, которые, как мне казалось, должны быть новыми, хрустящими, с едва заметным водяным знаком дьявольской отметины.
Глаза искали, но кроме нескольких втоптанных в грязь пятаков, ничего не высмотрел.
«Нужно набраться духу, вечером ей позвонить. Извиниться и отдать книгу
И большеНИ-КОГ-ДА!
Дьявола нет! как и Бога! как и прочей ерунды
Как и преднамеренно загаданных встреч и незаработанных денег!
А еще нужно записаться на прием к психиатру. И этоНЕ-ерунда!».
***
На роботу пришел вовремя. Если бы и опоздал, то сейчас замечания начальницы волновали бы меньше всего.
«Напишу заявление и уволюсь, думал я.Поеду в деревню, буду читать книги и смотреть на закат.
За сорок пять лет городская суета не сделала меня счастливым. И не сделает.
А тут еще эта бесовщина».
Уставившись невидящими глазами в монитор и морщась от похмельной мигрени, я думал, как ВСЕ мне надоело:
«Меня достали толпы в метро, вонючие машины и шебутные соседи с электродрелями на выходных и семейными разборками за картонной стенкой.