Девиация. Часть третья «Эльдар» - Олег Валентинович Ясинский 10 стр.


Лучше о том не думать!

Мы сыграем скромную свадьбу «А дальше?»  настороженно спросил неверующий Гном.

Затем я перееду в Киев, попрошусь на работу к Игорьку. Бог с нею, с историей. Это ради Майи ничего не хочу менять, а ради Ани Нет, пожалуй, историю оставим. Лучше переведусь на стационар, добуду отдельную комнату в студенческом общежитии, где мы будем жить с Аней. Вечерами пойду работать. Главноебыть рядом. Навсегда.

Хмель испарился вместе со страхом.

Рассуждая о желанном, уже неотвратимом, я обратился Эльдаром Решительным, с ясной головой и твёрдым намерением.

Оставалось подыскать подходящее место для такого важного поступка. Ещё НИКОГДА НИКОМУ я не делал предложения. Сделаю его сегодня.

Сейчас!

Вот здесь, поблизости НАШЕГО сарая!

Резко остановился, боясь передумать. Удержал влекущую руку. Аня по инерции дёрнулась, замерла. Развернул лицом к себе, дивясь небывалой решимости.

 Я давно хотел сказать Я хочу тебе сказать

 Не нужно,  Аня приложила палец к губам, будто нас могли подслушать.

Обернулся: пусто в переулке. Лишь безразличная Луна на небе да силуэты замерших в безветрии кустов отцветшей сирени.

 Идите за мной,  шёпотом сказала девушка.  Только ничего не говорите. Я прошу.

Аня отпустила мою руку, двинулась к сараю. Перескочила хлипкие жерди, заменявшие забор. Остановилась, глянула через плечо. Ждала.

Двинулся за ней. Уже ничего не понимал, заколдованный пережитым невниманием. Если это свиданието зачем такая мистика, глупый ритуал? Что она собирается делать? Убить меня в том сарае? Пусть. Если даже не пожелала выслушать, то теперь всё равно.

Аня юркнула в пролом стены. Шагнул следомкак в преисподнюю. Всё тот же лунный сумрак, запах трухлого дерева, гнилой соломы, но не влажной, как давней осенью, а пыльно-прелой, пересушенной. Неуютный запах. Хорошее место закончить бестолковую жизнь, да ещё от руки решительной Герды.

Девушка обернулась. Недобро глянула, вымученно.

«Онане Аня»  испуганно шепнул Гном, щедрым маревом навевая образы ведьм и ведьмочек из прочитанного.

Уже пальцы правой руки сложились троеперстием, двинулась ко лбу, но Аня оказалась Аней. Будто решившись, шагнула ко мне, легонько толкнула в грудь ладошками, припечатала спиной к бревенчатой стене.

 Ты чего?..  вяло запротивился я, ещё не до конца разубеждённый, что она не ведьма, не пытается меня угробить.

 Молчите!  зашипела Аня. Решительно опустилась на корточки, блеснула голыми коленками.

Что она собралась делать?!

Аня протянула голубые руки к поясу моих джинсов, нашарила пуговицу, принялась расстёгивать.

 Зачем?  спросил в ужасе, догадавшись, что произойдёт.

 Я так хочу!  зло ответила Аня.

 Я не хочу! Так нельзя!

 Молчите!

Она долго возилась с пуговицей, затем с молнией. Я ей не помогал. Не отталкивал.

Будто перед смертью, в таявшем сознании, проносились картинки нашего прошлого, и Физичкавиновница разлуки, и её откровения о никчемности внутреннего девичьего мира, и чему им следует учиться.

Аня научилась? ТолькоЗАЧЕМ?!

Волной накатила брезгливость к себебезучастному. Уже хотел оттолкнуть, образумить, объяснить преждевременность ТАКОГО свидания, но реальность сместилась, обратилась осязанием: сначала ощутил её охватывающую ладошку, затем мягкие губы, упругость лизнувшего жала, черкнувшие зубки, глубину горячего рта. Как четыре года назад, на школьных задворках, когда она лечила мой палец. Но сейчас было острее, нежнее, чувственнее

Господи, какой ужас!

Какой сладкий ужас!..

Какой мягкий и тёплый ужас

Протянул дрожащую от обожания руку, коснулся беспокойной головки, нежно погладил.

Девушка недовольно стянула плечами, будто сбрасываяотстань, мол, не мешай.

Не буду, радость моя.

Едва ощутимо укололо обидойя вроде статиста в этой невозможной фантасмагории, будто ни при чём.

На окраине разумной вселенной пискнул Гном, напомнил, что заболтанный Юркой, я не принял душ перед дискотекой. Не собирался идти. Да разве я мог подумать, что ТАКОЕ возможно!

Зачем послушал Юрку, пошёл?!

Как славно, что послушал

Торжествуй Демон, безумствуй мохнатое отродьепришла твоя пора!

Сладкая феерия оборвалась так же внезапно, как началась. Аня прытко встала, ухватила меня за руку и молча потянула семенящего в опущенных портках любовника к вороху грязной соломы. Обласканный влажный приап величаво торчал в сторону Большой Медведицы, наблюдавшей за нами через прореху в крыше.

Так же молча и не глядя, даже казалосьотрешённо, Аня повернула меня спиной к соломе, легонько толкнула в грудь.

Скорее почувствовал, чем понял её желаниеопустился, лег спиной на сопрелую кучу, чувствуя голыми ягодицами слежалые устюки, острые соломины, растревоженную щекочущую живность, недовольную вторжением в её уютный грязный мир.

Аня глянула поверх меняне в лицо! Подошла, переступила, задрала юбочку, присела. Не снимая, отодвинула трусики, примерилась, едва насадилась. Затем по чуть-чуть, осторожно, непривычно, несмело принялась ёрзать, всё глубже впуская меня в горячее тесное тело, постанывая, закусывая нижнюю губу, не открывая стесняющихся глаз.

Зачем? Зачем она делает ЭТО?!

Мир опять брызнул осколками: разрозненные смальты звуков, запахов, теней. Маленькое тело двигалось ритмичнее, проседало дальше, до касания лобков, до влажного чмоканья, которое разбавляло шорохи ночной живности.

На лоб, на голые ноги наседали комары, нещадно жалили, пекли, но мои руки им не мешали. Руки потянулись под задранную юбочку, к горячей, чуть курчавой липкой влажности, дотрагивались до самой сокровенной девичьей тайны, которая обречённо отдавалась, даруя наисладчайшую сладость, какая только возможна в этом лучшем из всех возможных миров.

Вдоволь натешившись, наигравшись, влажные пальцы пустились вышепод футболку. Не расстегивая, сдёрнули вверх первый размер, властно охопили упругие бугорки, ощущая ладонями твердые пуговки сосков, принялись разминать, сжимать, комкать, будто мстя за свою непричастность Вот так! так! так

Горячая волна подбиралась, лизала колючими язычками, накатывала

Нежданно мир взорвался мириадами невыносимо-щемящих иголок!

Я пульсировал, вливался в неё Расплавился, перетекал, становился единым целым с маленьким теломнеотделимым, неделимым Обратился частью извечного андрогинна, для которого разделениесмерть, погибель, ничто!

Девушка заурчала, присела на извергавшемся приапе; на мгновенье замерла, вжалась. Спорхнула. Не стесняясь, не глядя на меня, подняла подол, делово вытерлась неизвестно откуда взявшимся платочком, поправила трусики, одёрнула сморщенного Микки Муса.

Я ожил. Таявшее послевкусие сладости заменилось обожанием.

Боже! Как её люблю!

«И она»  умилительно закатил глазки Пьеро. То, что случилосьлучшее подтверждение. Для юной девушки ТАКИЕ отношенияочень важные,  не раз читал. Они случаются лишь по любви.

Вскочил, наскоро отряхнул облепленную задницу, ноги, натянул джинсы. Ещё застегивая пуговицу, кинулся к Ане, пытаясь обнять.

Девушка отступила, недовольно увернулась.

 Я тебя люблю! Всегда любил!  простонал, почти выкрикнул.

 Не нужно,  равнодушно сказала Аня.  Я не хочу ничего слышать. РАНЬШЕ надо было.

 Когда?

 Тогда. Когда вы меня бросили. Как ненужного котенка. Вроде утопили.

Аня шмыгнула носом, присела на вывороченную со стены балку.

 Вы даже подумать не можете, что я пережила. Я жить не хотела! А потом ещё с мамой. Видеть вас не хочу!

 Зачем тогда ВСЁ ЭТО? Сказала бы

 Потому, что давно решила. Хотела, чтобы вы мучились.

 Я и так мучился. Как я мучился!

 Так мучились, что к маме пошли. С ума её свели! Знаете, что было!?

 Не говори! Я не сводил с ума. Не хотелпробубнил, уже понимая: ничего у нас с Аней не получиться. Обессилено присел на корточки.  Я к ней пошёл, чтобы о тебе узнать. Ты же меня выслушать не хотела. Помнишь? А потом Даже не знаю. Ещё в детстве в неё влюбился, в библиотеке. Потом само-собой Я же не виноват, что ты её дочка!

Аня привстала, отряхнула юбку, расправила.

 Ладно. Пойду. Прощайте,  сказала холодно, ступила к пролому.

Какпрощайте?!

 Не спеши,  кинулся, заслонил дыру в стене.  Подожди. Ну, пожалуйста! Давай присядем, обсудим. Давай начнём сначала. Ты уже взрослая. Никто нас не упрекнёт. Я тебя вправду люблю. Ещё со школы. С того самого раза, когда на руках нёс. Я тебе Выходи за меня замуж!

 Поздночуть замявшись сказала Аня.  У меня есть парень в Киеве. Одноклассник. Мы с ним вместе в один университет поступили, на один факультет. Договорились пожениться после первого курса.

 Я сам к тебе приеду. В Киев. Будем вместе жить

 Не хочу. Если вы один раз меня предали, то и второй предадите.

 Зачем тогда Если у тебя есть жених? Если он узнает?

 Не узнает, если вы не скажете. А вы не скажите, потому что его не знаете,  скаламбурила Аня.  Я уже объясняла: давно решила вам отомстить за предательство. Чтобы вспоминали меня и мучились, и знали, что у нас больше ТАКОГО никогда-никогда не повториться. А ещё Ладно, скажувсё равно больше не встретимся.

Аня замолкла, будто решаясьговорить или нет. Решилась.

 Я давно ТАК с вами хотела. Ещё тогда. Все девчонки об этом болтали, придумывали разное, брехали, что у них БЫЛО. А я, когда мы дружить начали, размечталась, что у нас ТАК будет. По-настоящему. Особенно в тот вечер, после дискотеки, когда нам Елена Петровна помешала.

Девушка замолкла, привстала, посмотрела на меня невидимыми, отразившими лунное свечение глазами.

 И теперь моя мечта сбылась. Вы мне больше НЕ НУЖНЫ.

Я молчал, силился принять услышанное.

Тело била дрожь. Плакал Пьеро. Недовольно сопел Гном. Лишь Демон сыто посапывалпохотливая гадина.

Я привыкал к мысли, что моё сомнительное мероприятие не удалось. Аня уходит. Навсегда.

Слушая холодный рассудительный голос девушки, уже не верил, что несколько минут назад между нами случилось невообразимое, о котором мечтал четыре года, которое так бесславно закончилось, вроде его и не было. Напоминанием остался лишь её запах на чреслах и руках, да пощипывание натруженной крайней плоти.

 А у меня всё равно в ту осень БЫЛОназло вам!  глумливо сказала девушка, желая ещё раз царапнуть на прощанье разбитое сердце.  Он даже старше вас. Но не испугался.

Аня пригнулась, юркнула в проём стены. Шагнул за нею.

 Давай, хоть, проведу.

 Не нужно,  сказала Аня.  Сама дойду.

 Как сама? Ночь

 Так, как раньше. Как четыре года без вас ходила. Правдане всегда сама, но это не важно.

Конец августа 1993, Городок

Уютно в келье. Иная реальность, отделённая от заоконного мира книжным духом да откровениями БГ из заезженной пластинки.

Гребенщиков поёт, что дело не в деньгах, не в количестве женщин. Юрка с ним бы поспорил. Но мне ли рассуждать о деньгах, вечно нищему. И мне ли перебирать количеством, когда не могу разобраться в двоих.

Вернеев одной. Потому, что Аня ушла навсегда.

После того сумбурного вечера, перешедшего в сумасшедшую ночь, моя мечта обратилась невозможностью, осела на дно памяти, ещё поблескивала, но неотвратимо тускнела, растворялась в сумрачном океане неисправимых ошибок.

В первые дни пришло уныние. Хотелось убежать в то место, где меня никто не знает. Только не в Киевне в тот вонючий муравейник. Раствориться в глуши. Пойти дьячком, сторожем в сельскую церковь, питаться от приходамного ли мне надо! Были бы книги. Жаль, дедов сруб после его смерти перешёл лесничеству. Жаль

Так я рассуждал добрую неделю, понимая, что никуда из Городка не денусь. Не смогу оставить маму, уютную келью, институт, работу, наконец. Потому, что нужно зарабатывать деньги, учиться, добиваться, выбиваться, кем-то становитьсяМайя права.

После Ани о Майе думать не хотел. Из моего количества женщин, она оставалась в одиночестве и выбора не предоставляла. Точнее, выбор был между «жениться» или «не жениться», который придётся сделать в конце лета.

Почему«придётся», и почему«до конца лета»,  я не знал. «Потому, что так нужно»,  подсказывал Гном. Однако на вопрос: кому?  не отвечал, отмалчивался. Молчала и Змея-советчица. Тоже мне советчица!

Зато мама настаивала. По любому поводу пеняла бестолковостью, которую толковая Майя сумеет обуздать, наполнить смыслом и, наконец-то, заставит меня ходить по земле, а не парить в книжных облаках или, хуже того, носиться со школьниками по лесам да проводить никому ненужные, даже опасные, пионерские парады.

Мама права. Мне уже двадцать четыре, зимой будет двадцать пять. В этом возрасте иные правили империей, создали шедевры, которые обессмертили их имена, или меняли бренные оболочки на славу ПОСТУПКА и возвращались Домой. А ярефлексирующий, запуганный Пьеро, который ничего не достиг, не создал, кроме пары сотен ненапечатанных стихов.

Стихи со временем превратятся в труху, а мои высокие побуждения пожухнут очередной неудавшейся жизнью, каких миллионы.

Зачем? К чему? Вся моя жизньнабор бессмысленных, в большинстве порочных приключений. И память о них, а не о «моей» девушке. Почему она моя, и зачем она мне?

Какая каменная тоска, Цинциннат!

Куда ведёт насмешливая судьба, какой фундамент укладывает, что на нём возводить собирается? Великая бессмысленность существования. Разве что, если верить деду да книгам, в этой маете есть какой-то неведомый Смысл.

Время шло. Кончался август. Приближалась пора увядания суетливого зелёного буйства, такая любимая и воспетая рифмами. Но мне было не до умиравших красот. Майя позвонила семнадцатого, сообщила, что приедет двадцать третьего, ждёт в гости. При этом сказала, что желает услышать моё решение.

После Майиного звонка стало ещё хужеотступать некуда. Нужно придумывать, что говорить, когда к ней пойду.

Сердечный Пьеро хватался за соломинку, нашёптывал: возможно случиться чудо, и Майя найдёт жениха в Крыму, как Зина нашла. Приедет и виновато скажет, чтобы я не встревал в её личную жизнь. Я притворюсь, смертельно обижусь и отпущу со спокойным сердцем. Вот бы славно было! Да тольконе с моим счастьем.

А если не пойти к ней?  укололо спасительной догадкой. Отлучиться из Городка, набрехать о делах Авось само проясниться.

Не проясниться. Я знал.

Когда уже окончательно запутался, а времени совсем не осталось, достал дедов Инструмент из укромного места. Опять перебрал, как два года назад, но теперь не боязкообречённо.

Первым делом нужно было очистить Инструмент от внешних энергий по рецептам Книги Искусства, затем наделить своим тайным Именем, начертав его реликтовым колдовским алфавитом, притом магическими чернилами, которые необходимо самому изготовить.

На растущей Луне подготовил воду, соль и ладан. Как полагается, омыл содержимое шкатулки, шепча ритуальные заклинания.

Наибольшего беспокойства доставили ножи, особенно чёрныйAthame, который пришлось полоскать отваром с добавлением трёх капель собственной крови, три раза калить на углях, натирать магнитом, выписывать на его ручке зеркальное отражение своего тайного ИмениMifares, при этом отчётливо выговаривать буквы, заражая силой, запечатывать каждую заклинанием: «Да будет так!». Затем, в ближайшем сквере, крадучись, довелось закопать нож на три дня и три ночи в землю острием вниз. Потом, так же крадучись, извлекать, к удивлению пронырливых собачников.

В разных вариациях похожие действия повторил со всем содержимым. Лишь Книга ограничилась окроплением да начертанием в середине пентаграммы тайного Имени, но уже не перевёрнутого, а реальногоSerafim.

После исполнения необходимых ритуалов так измучился, что колдовать расхотел. Сложил Инструмент (теперь уже МОЙ) в шкатулку, запрятал в потайное место.

Впрочем, от самой церемонии освящения, или по иным причинам, но так явно представилось мне, что всё, происходившее в моей жизни, біло направлено на встречу с Майей и сохранение наших отношений.

Теперь понимал, как своевременно меня бросила Зина. Страшно представить, что наша с Юркой торговля удалась, я не расстался с Зиной и вялотекущий роман длился бы до бесконечности. Но ещё страшнее, если бы мы поженились.

Юркина заведомо проигрышная авантюра с сигаретами всё поставила на места. Тогда жизнь опротивела, принялся Формулу любви искать, а оказалосьшло к лучшему. Так надо было неведомому сценаристу моей жизни.

Назад Дальше