Он поднял на меня захмелевшие глаза, ища понимания.
Он его нашел.
Ладно, отпускаю. А то тебя начальник Дарницкой милиции заждался. Езжай, забери своего оболтуса Дожились: еврей-фашист. Куда катится мир!
Он нажал кнопку на пульте. Не прошло и десяти секунд, как зашел адъютант.
Проведи Игоря Владимировича во двор, сказал ему генерал. Организуй любую свободную машину, пусть закинет в Дарницкое, потом домой, куда тот укажет. И этоон запнулся, глянул на меня, скажи, чтоб эта, новенькая, из канцелярии, как ее? Инга, кажется. Пусть эта Инга ко мне зайдет с отчетом о стажировке. Но сначала пусть забежит в душ, в спортзале, и подмоется. Организуй.
***
На милицейской машине, без приключений, я добрался к Дарницкому управлению милиции.
Без лишних вопросов мне вывели и выдали помятого Егора.
Ну что, фашист недоделанный, зло сказал я, когда мы уселись в тот же служебный автомобиль.
Водительседоусый сержанттолько хмыкнул.
Всыпать бы тебе, да руки марать не хочется, бубнил я. Мать бы пожалел. Ты зачем на Майдан поперся?
Там много наших.
Дурак! Неужели не понимаешь, что вами манипулируют!
Вы, старшее поколениесовкипривыкли жить в рабстве, сквозь зубы процедил Егор и отвернулся к окну. Мы так жить не можем. И не будем!
Идейный Ты хоть знаешь, где ваши «идеи» писаны, кем и для чего придуманы?
Вы не понимаете.
Зато кураторы вашей шоблы ВСЕ хорошо понимают.
Егор не ответил.
По дороге мы больше не говорили.
Я привез его домой, отдал матери. Не слушая слезных благодарностей, ушел к себе.
На душе было мерзко.
Глава двадцать пятая
Вечер 20 январядень 21 января 2014 года,
понедельниквторник
***
Был вечер двадцать первого января. Мы с Верой замерли «ложечкой». Она тихонечко, как ребенок, посапывала и пукала губками. Она спала.
А я заснуть не мог. Я тесно прижимался к Вериной спине, почти растворялся в ней.
Мне было хорошо, и хотелось плакать от любви.
Счастливые слезы щекотали в носу, собирались в уголках глаз. Я легонечко, едва касаясь, вытирал их об Верины волосы.
Всю оставшуюся жизнь я хотел бы так лежать, чувствовать ее девичий запах, тепло ее ягодиц, изгибы хрупкого тела, щекотливые ерзанья растрепанной косички.
Мне хорошо было с Верой, и плохо без нее. Я теперь понимал несчастных андрогинов, которых разъединил злой Зевс, разбил, разметал по свету.
«Если бы он решил разъединить нас, я бы его уничтожил!
Не пожалел бы для этого миллион девственниц или младенцев
Но лучше, я бы загадал, чтобы Зевс оставил нас с Верой в покое».
***
Вера пришла вчерав понедельник, двадцатогоглубоким вечером, без предупреждения.
Я только выпрыгнул из душа после дневного марафона по милицейским управлениям, где выручал из камеры соседского оболтуса.
После общения с бесом-генералом, а затем одноклеточным Егоркой, я чувствовал себя выжатым лимоном и не хотел жить.
Но пришла Вера, прильнула, обняла. Я сосал ее нижнюю губу, пахнущую гигиенической помадой, и трогал под юбкой. Я ожил.
«Мой источник силы находится в ее свадхистане».
Недавние обиды на Веру казались глупостью, бойня на Майданемаразмом, а измена с соседкойдурным сном.
«Этого НЕ-БЫ-ЛО!
Приснилось в бреду! От передоза снотворного
Есть лишь Вера!».
Успокоив себя надуманной правдой, безумствуя в любви и обожании, я тут же, в прихожей, взял ее сзади.
Вера смущенно тихонечко сопела, а яна мгновение выныривая из мира блаженства в мир ощущений, приходя в сознаниевспоминал бессмертную мантру Фауста о мгновении, которое должно остановиться.
***
Это было вчера.
А сегодня, двадцать первого января, после обеда, я понял, что люблю Веру, и хочу, чтобы она стала моей маленькой женой-ребенком.
Я понял это после обеда, когда мы гуляли в парке. Вера держала меня под руку и щебетала о чем-то своем, студенческом.
На нас поглядывали прохожие, ивидимодумали, что гуляют папа с дочкой или учитель с ученицей, или брат с младшей сестрой.
Мне было приятно думать, что они так думают, а может, они таки в правдудумали.
Я слушал Верино щебетание, любовался румяными детскими щечками, а сам цинично и расчетливо представлял, как мы возвратимся домой, и
«прямо в коридоре, не дав опомниться, как вчера».
От этих мыслей у меня до боли налилось, и уже не было желания гулять парком, а хотелось скорее возвратиться домой, к заветной вешалке.
***
Но тут случилось чудо!
Я повернулся к Вере, полюбоваться ее смехом над нею же рассказанным анекдотом, и заметил на точеном носике капельку влаги.
Сопелька висела на кончике, бриллиантово переливалась в лучах январского солнца.
Вера инстинктивно ее смахнула варежкой, и дальше продолжила свой рассказ. Но этого оказалось достаточно, чтобы опалить моеи без того влюбленноесердце.
Мне и раньше приходилось подсматривать за Верой, замечать разные, по умолчанию таимые, неприглядности, с нею связанныесовместное проживание к тому располагает.
И если для двадцатилетнего парня эти подглядки вели бы к незлобивым насмешкам, то для меня, сорокапятилетнего, с каждым таким разом Вера становилась все ближе.
Их было не так и много, этих милых тайн, как-то шмыганье носом, икание или нежданная отрыжка после обеда. Но самыми милыми, которые размягчали мое сердце, окутывая его теплой волной, были невольное Верины пуки и забытые в ванной девичьи трусики.
Я на пуки не реагировал, делая вид, что не слышу, а, обнаружив трусики, украдкой подносил к губам, целовал и клал на место.
С каждым таким наблюдением, я все больше влюблялся в мою земную девочку, которая сморкается и пукает. Однако последним решающим камешком на чашу моего решения стала капелька соплей на кончике ее носа.
После того, как ее увидел, я решил жениться на Вере.
***
И вот теперь, вспоминая дневное наблюдение, я прижимался к теплой Вериной спинке и думал, что завтра же сделаю ей предложение.
«Для этого нужно колечко, но я сделаю без колечка
Так не хочется откладывать признания, тем болееомрачать светлую любовь чужой смертью».
Я не зналпочему, но чувствовал: откладывать не стоит.
Мысли мои из радужных обратились серыми. В ночной тишине, в уюте Вериного тепла, мне виделась вся хрупкость нашего положения. Виделся враждебный мир за стенами, который хочет нас разлучить. Потому, что по его законамнаша связь неправильная и вредная, и существовать не должна.
«Она бы и не существовала, если бы».
Я не хотел об этом думать. Мысли мои почернели.
Я понимал, что никогда не смогу расплатиться за свою ошибку, за договор с Велиалом, за загубленные неведомые души.
«Перед тем, как делать Вере предложение, я должен ей обо ВСЕМ рассказать!».
Глава двадцать шестая
Ночь с 21 на 22 января 2014 года
***
Я провалился в липкую дрему, в параллельное измерение.
Там была та же комната, и диван, и спящая Вера.
В кресле сидел Велиал.
Совет да любовь, сказал Велиал.
Кресло, наяву протертое и шаткое, под ним казалось роскошным царским троном.
«Чего надо?».
Сейчас узнаешь, сказал Велиал. На повестке три вопроса. Ты готов?
У меня есть выбор?
Мы на эту тему уже говорили. Потому обойдусь без предисловий и задам первый вопрос.
***
Велиал изучающе посмотрел на меня. Я изобразил внимание.
Первый вопрос: это юное нежное создание у тебя под боком знает, что на кухонном столе, где вы обедаете и пьете чай, несколько дней назад, в непристойной позе, ты совокуплялся с пожилой женщиной?
Я уставился на Велиала. Он подмигнул:
Ты в ЭТОМ тоже хочешь ПРИЗНАТЬСЯ? В том, что на крышке стола, на его ножках и на полу кухни, хранятся засохшие остатки твоей спермы вперемешку с влагалищной секрецией Светланы Ивановны?
Чеговыдохнул я.
Тебе показать картинку? Траекторию брызг в замедленном действии? Или исходящую липким соком переспелую вагину?
Не надо!
Ну, вот. А еще в церковь собрался. Покаяться девушке в великих грехах хотел. Да на тебе клейма негде ставить, лицемер, развратник и лжец! Похотливый сатир!
Велиал на секунду негодующе насупился. Но потом улыбнулся и беззвучно хохотнул.
Это я так, для проформы. Ты правильно делаешь. Женщины для того и созданы. Их нужно употреблять часто, всех возрастов, и во многих количествах. Но ПРИЗНАВАТЬСЯ им в ЭТОМ не стоит. Как и ВО ВСЕМ ОСТАЛЬНОМ. Меньше знаюткрепче спят.
***
Теперь второй вопрос. Зачем ты вмешался?
В недоумении я посмотрел на Велиала.
Упростим вопрос: зачем ты освободил из милицейской камеры Вишневского Егора Моисеевича?
Ах, вот
Об этом я, действительно, забыл. После вчерашнего Вериного прихода время сместилось, и произошедшее ранее казалось неважным сном.
Для нашей миссии нужны жертвы, назидательно сказал Велиал. Как с той, так и с другой стороны. Я не раз об этом говорил. Или тот сопляк особенный?
Типа того.
То есть, пусть на его месте будет другой девятнадцатилетний парень? Менее любимый матерью, в меньших муках ею рожденный?
А можно без девятнадцатилетних? Вам рогулей мало?
Нам! Сколько раз можно объяснять А без девятнадцатилетних нельзя. Онижертвенные агнцы. Идет Последняя Битва между двумя мирами: миром ущербного мертвого бога, и миром совершенного Люцифера. Кстати, что тебе больше по душе: ущербность или совершенство?
Не задавай глупых вопросов.
Так вот: идет Битва, которая предполагает жертвыэто необходимый расходный материал. Всегда так было. Во всей вашей кровавой истории. Потом убиенных назовут «героями». Разве ты не хочешь, чтобы твоего протеже назвали «героем»?
Нет. Пусть живым возвратится к матери. Она не переживет
Так ты хочешь, чтобы вместо сына ТОЙ женщины убили другого парня?
Ну да.
То есть, спасти сына той, которая тебе ОТДАЛАСЬ. Заменить его сыном той, что тебе НЕ ДАЛА? Я правильно понял?
Да. Я этого хочу.
Ладно, хмыкнул Велиал. Пусть будет так.
***
Он о чем-то задумался. Я насуплено ждал третьего вопроса.
Хорошая у тебя девушка, Велиал кивнул на спящую Веру. Ты решил на ней жениться?
Это третий вопрос? зло огрызнулся я.
Меньше всего хотелось обсуждать свою личную жизнь.
Нет. Это дружеское участие. Ты не забыл, что это я вас свел. Я у васвроде Амура. Возьмешь меня на свадьбу посаженным отцом?
Велиал панибратски подмигнул, но затем стал серьезным, даже, казалось, церемонно приосанился.
И тактретий вопрос. Даже не вопрос, а приказ. Вернеепросьба.
Велиал поднял на меня серьезные глаза.
Я понял, что шутки о женщинах закончились.
Пришла пора твоей МИССИИ, торжественно сказал Велиал. Собственно, ТО, ради чего я ЛИЧНО к тебе прихожу. Поверьэто ОЧЕНЬ большая честь.
Противный холодок подступил к горлу. Заныло меж лопаток.
«Начинается».
Глава двадцать седьмая
Ночь с 21 на 22 января 2014 года
(продолжение)
***
Что нужноспросил я.
Убить человека.
Сердце мое трепануло, остановилось.
Убить! Лично?!
Я покосился на Веруне разбудил ли. Вера безмятежно спала, поскольку находилась в ином измерении.
Велиал насмешливо смотрел на меня:
Ты о будущем думай.
Я не убийца!
А кто?
Не нужно ворошить прошлое. Это было давно. Тем более, он сам виноват. Мы обсуждали.
Не кипятись, попытался успокоить меня Велиал.
Нет уж! Разве мало я убил своими ЖЕЛАНИЯМИ? Никого больше, тем болеенаяву, я убивать не буду! Мы так не договаривались.
Мы с тобою вообще конкретно ни о чем не договаривались.
Тем более! А если я не соглашусь?
У тебя-то и выбора особого нет. Вернее есть: ты можешь или согласиться на мое предложение, или не согласиться. Тогда Веру больше никогда не увидишь.
Я оцепенел.
Меня накрыло волной раздражения, затем злости, затем ненависти, отчаяния, бессилия
***
Успокойся и слушай. Последнее время ты стал каким-то нервным. Ты меня огорчаешь, Велиал брезгливо подобрал губу.
Я устало сел на кровать.
«Я даже выгнать его не могу».
Не можешь. Потому, что это моя территория И не кипятись. Во-первых, ЛИЧНО убивать не нужно. Ты будешь находиться в астрале и управлять зомбаком, который совершит убийство. Но ты будешь лично его вести в реальном времени, и отдашь приказ выстрелить. Жертву тебе укажут позже.
А почему именно я?
На сердце отлегло. Я ожидал чего-то более мерзкого.
Потому, сказал Велиал примирительно. Я не хочу тебя заставлять. Мне, в отличие от вашего бога, не интересны рабы. Мне нужно, чтобы ты сделал это сознательно. Чтобы понял. Но для этого необходима некоторая, так сказать, присказка.
***
Велиал откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, несколько секунд сидел бездвижно.
Это давняя история. Грустная история несправедливостиОн замолчал, изучая мою реакцию. То, что я тебе скажу, не должен знать никто. НИКТО! Это в твоих же интересах.
Я сидел и слушал. Почти равнодушно.
«Главное, что мне не придется убивать ЛИЧНО».
Я хочу начать СВОЮ ИГРУ, с прыдыхом, как откровение, сказал Велиал. Для этого ты мне и нужен.
Игру? не понял я.
ИГРУ, повторил Велиал. Я хочу взять развитие ситуации на этой территории в свои руки. Вернее, бильярдная партия уже началась, но нужно подправить шар, чтобы он чуть изменил траекторию, покатился в нужном направлении.
Я молча слушал. И одно знал наверняка: назад дороги не будет.
«Ее давно нет!».
***
И в чем тайна? спросил я.
Велиал озабоченно засопел, потер лоб. При этом, не отводил изучающих глаз.
В том, что до некоторых событий о нашем разговоре никто не должен знать.
Никтоэто кто?
Никто, этоНИКТО! повторил Велиал.
Вернее, ОТДЕЛЬНО ОТ КОГО ты хочешь начать игру? поправился я.
Велиал насуплено помолчал, будто решаясь: сказать или нет. Все-таки решился:
От Люцифера.
Мое несуществующее сердце трепыхнуло и остановилось.
Ты! Друг и соратник! Хочешь вести на ЕГО поле СВОЮ игру?!
Велиал кивнул.
Я видимо, чего-то не понимаю, растерянно пролепетал я.
Видимосказал демон.
***
Я чувствовал, как у меня холодеет внутри:
ОН Он же обо всех наших поступках, даже мыслях Знает! По определению.
Лучезарный не всевидящий Бог, перебил мое блеянье Велиал. Он может ОЧЕНЬ многое, что и не снилось обычному человеку, даже бесу, даже демону. Даже мне. Ноне все. Если ты не проговоришься, то о нашем разговоре Он не узнает.
И как ты себе представляешь: я пойду и расскажу И как?.. Да ПОШЛИ вы со своими ИГРАМИ!
Велиал повел рукой в мою сторону. В тот же миг, будто звук отключили: я перестал слышать произносимые мною слова; осталась артикуляция, движение губ и языка, но голос пропал.
Я вытаращил глаза, испуганно уставился на Велиала.
Не гунди, раздраженно сказал демон. Последнее время ты меня бесишь, он улыбнулся удачной метафоре, и задаешь много вопросов. Я сторонник демократии, но могу стать тираном. Пойми, букашка, червь, маковое зернышко, таких как тымиллионы! Еще больше тех, кто готов служить мне за ГОРАЗДО меньшие блага. А я ломаю тебя, будто целку. При томнеблагодарную.
Он махнул рукой. Тиски на горле расслабились.
Глава двадцать восьмая
Ночь с 21 на 22 января 2014 года
(продолжение)
***
Еще раз повторю, сказал Велиал после некоторой паузы. Если о нашем разговоре узнает КТО-ЛИБО третий, а потом проболтается Мы с тобой не жильцы. Наши монады будут распылены и больше НИКОГДА не возродятся. Мне даже прошлые заслуги не помогут. О тебе и речи нет. И так
Демон скорбно свел брови, глаза его потускнели. Он продолжил:
При всем величии и могуществе, в последнее время Лучезарный сдает позиции: он утратил былую решимость, гонор и спесь, стал осторожным, до брезгливости покладистым. И, самое непростительное: он начал жалеть людейв подавляющем большинстве своемлживых, корыстных, лицемерных, жестоких тварей, которые готовы на все, ради наживы и причинения страданий ближнему.
Демон посмотрел мне в глаза.
Я сидел приникший, немой.
Я ожидал от Велиала многого, но только не критики Люцифера!
И вот теперь, на этой важной стратегической территории, в колыбели восточнославянского христианства, когда давно пришла пора последней и решающей Битвы с православиемединственным оставшимся камнем преткновения на пути мирового СатанизмаЛучезарный начал жевать сопли. Так у вас называют нерешительность?
Я кивнул. Теперь я понимал, почему Велиал предупреждал о молчании.
Десять земных лет тому назад, Светлые Воины здесь уже пытались пошатнуть столпы православной веры, нейтрализовать Печерскую Лавру, прочие монастыри. А потом, создав форпост в Киеве, ринуться на север, прямо к ненавистной Московии: уничтожить и развеять по ветру Оптину пустынь, Валаам и прочие островки мерзкой религии, которая никак не желает поступаться и служить Лучезарному, как это сделали ее старшие и младшие сестры в Европе, да и во всем человеческом мире.