Это был двухэтажный кирпичный дом в стиле «Америкен Крафтсмен», лет шестидесяти, но сохранивший первоначальный облик. С четырьмя спальнями, двумя ванными комнатами и туалетом, и подвалом с отделкой - более чем просторный для них троих, но они ожидали в ближайшем будущем как минимум одного прибавления в семействе. Спрятавшийся в уютной лощине среди нескольких акров леса, с рыбным прудом в дальнем конце участка - настоящий идеал для семьи. Жить придется в двадцати минутах от Эйкен Милл, маленького сонного поселения, но в тех случаях, если им понадобится или захочется чего-то, что не может предложить небольшой городок, Роанок всего где-то в часе езды по шоссе. Лидии в особенности надоел тесный таунхаус в Эйкен Милл, где они жили последние восемь лет, и провести очередную зиму там, в районе, который становился все более злачным, казалось мрачной перспективой. Здесь же у Дилана будет здоровый свежий воздух, больше места для игр и даже лес для исследований - ну, когда подрастет. Сейчас, в восемь лет, мальчик был очень независимым, малость гиперактивным и иногда баловником. Пока что в прогулках по лесу его придется сопровождать либо ей, либо Роджеру.
Вчера вечером они украшали елку, и в убранстве из сотен разноцветных мигающих огоньков та выглядела великолепно на фоне огромного окна гостиной. Хотя Рождество только через неделю, Лидия уже развесила носки над камином напротив елки. Рискуя жизнью и конечностями, Роджер натянул гирлянды на карнизах и коньках крыши, и теперь весь дом окружала разноцветная галактика мерцающих звезд.
Дилан сидел, скрестив ноги, на полу перед елкой, завороженный огоньками и украшениями. Она почувствовала прилив радости, поскольку верила, что он понимает, какой это особенный праздник - Рождество, что это не просто день подарков. Это день, когда семья собиралась, праздновала и благодарила Господа. Через пару дней из Атланты на праздники приедут ее родные, а родители Роджера пригласили их на Рождество в свой дом в Эйкен Милл. Конечно, это время хлопотное, но она его любила.
- Что такого интересного увидел, Дилан?
- Глаз.
- Прошу прощения?
- На елке глаз, он за мной следит. Жутковато.
Она хмыкнула с шутливым раздражением.
- Молодой человек, у елок не бывает глаз.
- У этой бывает. Посмотри.
Дилан обожал выдумывать и фантазировать - хотя иногда он увлекался своими историями крепче, чем ей казалось нормальным. И все же она не могла удержаться и не присмотреться. В аритмичном порядке мигали сотни огоньков, их количество умножалось отражениями в шариках, колокольчиках и мишуре. Ей казалось, перед ней самая красивая ель в ее жизни.
И так чудесно подходит к их новому дому.
Со вздохом она выпрямилась и уже хотела обернуться к Дилану, как что-то ее остановило: краем глаза она зацепилась за горящий красный огонек. Она снова обернулась к елке и вгляделась в густые хвойные ветви.
- Господи.
У елки действительно был глаз. Красный продолговатый самоцвет, раскаленный, как уголек, в сердце хрустальной сферы с длинным, конусообразным стеблем внизу. Эта игрушка, очевидно, была старой, кольца блесток на ее поверхности поблекли. Она никогда ее не видела.
- Ты знаешь, откуда это?
Дилан покачал головой, не отводя взгляда от елки.
- Наверное, это твой папа повесил.
- Красиво, - сказал Дилан, - но мне не нравится.
Она ответила ему ободряющей улыбкой, но ей самой почему-то эта штука не нравилась. Она не понимала, электрическое или на батарейке это украшение, но сияние стеклянного самоцвета казалось куда ярче, чем просто из-за отражений. Он блистал. Почти ослеплял, если долго смотреть.
- Пора ложиться спать.
- Ладно, - сказал Дилан, но продолжал таращиться на горящее око.
Она стряхнула свою странную тревогу и пошла на кухню. Может, Роджер достал эту игрушку из какого-нибудь старого сундука, который отыскался при переезде. Пустяки, - решила она.
- Мам! - воскликнул Дилан. - Черный дым!
Охнув, она обернулась и бросилась к елке, насмерть перепуганная, что в доме начнется пожар. Всего секунду она видела его - нитку густого черного дыма, капающего, словно жидкость, из сияющего глаза, - но стоило ей наклониться поближе, как от дыма не осталось и следа. Поколебавшись мгновение, она дотронулась до кристалла.
Не горячий. Даже, скорее, холодный.
Но ведь дым был. Она сама видела.
- Вот что, - сказала она, аккуратно отцепляя украшение от ветки. - Пожалуй, сниму я это от греха.
Большие карие глаза Дилана не сходили с серебристого остроконечного шара в ее руках. Его интерес с новой силой разжег ее тревожные предчувствия. Не желая рисковать, она вернулась к елке и осмотрела каждую ветку, каждый провод, каждую лампочку. Ни единого признака дыма. Она унюхала какой-то странный аромат, но он не напоминал гарь: скорее будто что-то умерло. Откуда, во имя Господа, он взялся?
Фу.
Как ни жалко было выключать лампочки, ради безопасности она выдернула вилку из розетки. Как только ель потухла, она почувствовала, как у нее упало сердце. Последнее, чего ей хотелось - чтобы первое Рождество в новом доме начиналось с такой зловещей ноты.
ТОГДА
После тринадцати лет брака Ханна продолжала следить за своим внешним видом, хотя Лэндон Григг и понимал, что не для него. На этой неделе - для ее учителя танцев в стиле джаз, Рикки Дельгадо, если он не путает имя. На несколько лет моложе ее, Дельгадо, несомненно, считал Ханну своим завоеванием после череды молоденьких девушек, которых заводила его богоподобная внешность. До учителя танцев был Роббин Мецгер, жених ее прошлой парикмахерши. Наверное, она бы до сих пор по нему сохла, если бы тот не переехал во Флориду по каким-то своим делам и не забрал с собой бестолковую невесту. Но новый стилист Ханны хотя бы во сто крат лучше знает свое дело.
Но, несмотря на неверность своей жены, он все равно наслаждался ее элегантной, энергичной красотой.
Месяцы назад он обещал себе, что скажет ей, как много знает о ее похождениях; что он не бесхребетный молокосос, который боится ссор; что ей нельзя забывать хотя бы о капле приличия, если не о полноценном уважении к нему. И до сих пор он не набрался смелости. Он понимал, почему она остается с ним: его покойные родители оставили наследство, и немаленькое, не говоря уже об очаровательном, просторном загородном доме. И все же иногда Лэндон сам не понимал, почему за нее держится. Он не урод, не злодей, его достаток куда выше среднего. Уж конечно можно найти кого-то еще, если постараться.
Но он никогда никого не бросал. Не умел. Это женщины бросали его.
До того, как он разбогател.
И все же его фрустрация из-за Ханны приближалась к точке кипения. Она уже даже не заботилась о том, чтобы скрывать свои внебрачные развлечения. Постоянно проведывает бесконечное количество больных подруг, задерживается в спортивном зале, навещает престарелых родителей в Роаноке и не зовет его с собой. Этим утром она заявила, что после урока танцев отправится с подругами на обед в Эйкен Милл, что само по себе звучало логично. Но шел уже пятый час, как она на своем «обеде». На третьем часу он носился по дому, разбил напольную лампу в гостиной и кричал в зеркало, пока не охрип. Энергия иссякла, он выбрел на переднее крыльцо и рухнул в папино деревянное кресло-качалку, где просидел не меньше часа, несмотря на температуру в минус 4 и ветер.
Когда к крыльцу вышла рыжая кошка ближайших соседей в поисках чего-нибудь поесть и где согреться - а они буквально никогда не пускали ее в дом, - он почувствовал необъяснимое желание пнуть чертову тварь. Более того - убить. Пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не ударить кошку, не схватить за хвост и не размозжить ей голову об стену, а потом зашвырнуть тушку в лес.
Кошка пялилась на него, сперва просто из любопытства. Затем, словно учуяв опасность, ее глаза расширились, а шерсть на загривке встала дыбом. Спустя миг она развернулась и бросилась в чащу.
- Слава богу, - прошептал он, переполненный облегчением. - Слава богу.
Он всегда любил животных, особенно эту кошечку, гулявшую по округе. Но теперь она его боялась.
Вот до чего дошло? Такой могучий гнев, что угрожает захватить его целиком? Что Лэндон готов убить невинное животное?
Нельзя поддаваться гневу.
И все же, когда он встал, кровь его словно стала жидким пламенем. Глубокий вдох за глубоким вдохом; долгие, до хруста, потягивания; напевать про себя мягкую приятную мелодию. Но ничто не охладило жар, боль растекалась по телу и разуму.
Не успев осознать, что он делает, он уже колотил кирпичную стену кулаками.
Получи, Ханна! Получи! Получи! ПОЛУЧИ!!!
В отдалении он услышал голос, похожий на его собственный, стоны, исполненные чистейшей муки. Затем в правую руку ворвалась боль, и он увидел на бледном кирпиче темное пятно крови.
От мизинца от запястья на его руке практически отсутствовала кожа.
Из последних сил он прокричал в лес:
- Смотри, на что ты меня толкаешь!
* * *
Когда машина Ханны въехала на длинную подъездную дорожку, он уже прибрал разбитую лампу и кровь, и забинтовал ободранную руку. Не считая бинта - и голоса, как наждаком по ржавому металлу, - признаков приступа ярости не наблюдалось. Войдя в дверь со слишком опрятным видом для человека, который все утро танцевал и общался с подругами, она приветствовала его своей обычной улыбкой и быстрым объятием, едва обратив внимание на сиплый голос, когда он произнес:
- Долго тебя не было.
- Ну, ты сам знаешь, как у нас бывает. Особенно эта Джинни Эсберри. Готова трепаться, пока без сил не упадет.
Вот она перед ним - высокая, светловолосая, прекрасная - красивее, чем десять лет назад. Его сердце кольнуло при воспоминании об ушедших временах, когда он верил, что она, может быть, все-таки его любит.
- Я опрокинул и разбил лампу в гостиной, - сказал он, зная, что это ее любимая и она сразу заметит ее пропажу. - Прости. Не привык, что она там стояла, - это, кстати было правдой. Они передвинули ее с обычного места у переднего окна к дивану, когда ставили вчера рождественскую елку. Он поднял перевязанную руку. - Еще и порезался.
- О, нет, - сказала она с сочувствующим выражением, и, наконец, озадаченно взглянула на него: - А что с голосом?
Он покачал головой в напускном огорчении.
- Чертова простуда. Проснулся сегодня, а глотку словно кошки дерут.
- Прими Бенадрил.
- Уже.
Она вошла в гостиную и нахмурилась при виде пустого места у дивана.
- Черт. Ну ладно, всегда можно купить новую.
- Прости. Я такой неуклюжий.
- Нарядим сегодня елку, да?
- Конечно.
- Приготовил игрушки?
- Еще вчера.
- А, верно, - сказала она с равнодушным смешком. - Я и забыла.
Будто уже забыла, как это - выказывать искреннюю симпатию мужу.
- Ладно, я схожу в ванную, а потом начнем развешивать гирлянды - если хочешь.
- Да, давай.
- Вот что. Откроем бутылку вина. Войдем в подходящее настроение, да и горлышку твоему не помешает.
Он улыбнулся, почти поверив, что она говорит от сердца.
- У нас есть новая бутылочка «Альянико» из Вилла Аппалачиа. Как тебе?
- Отлично, - сказала она. - Помню, как мы его раньше любили.
В столовой, примыкавшей к кухне, на деревянном стеллаже с двадцатью бутылками он нашел «Альянико», которое они выбрали во время недавнего посещения ближайшей винодельни. Прихватил пару бокалов, отнес бутылку на кухню и открыл, осознав, что его охватила печаль, словно внутри него увяло и погибло что-то, что он очень ценил,
Теперь все вино мира не исправит то, что случилось между ними.
Он наполнил оба бокала, отнес в гостиную и поставил на столике у окна. На полу у основания свежесрубленной, идеально конической «лейланд сайпресс», которую он принес вчера, стояли три большие коробки. Он открыл первые две, заполненные едва ли не с горкой украшениями всех форм и размеров, в основном завернутых в папиросную бумагу. Большинство передали родители Ханны, и она настаивала, чтобы их повесили все. В третьей коробке, поменьше, лежало несколько гирлянд, как минимум одна из которых принадлежала его бабушке с дедушкой. Особенно он любил гирлянды с жидкостью, которая пузырилась, когда они светились.
В детстве Рождество было его любимым праздником, и он каждый раз старался ухватить и прочувствовать былую радость. Однако в последние годы знание о неверности жены все больше затмевало любое счастье, какое приносило это время.
Скоро присоединилась Ханна и принялась разворачивать украшения, пока он развешивал по зеленым веткам гирлянды. Время от времени он отпивал вино, и когда его бокал почти опустел, почувствовал себя оттаявшим и не таким заторможенным.
- Куда ходили на обед? - спросил он нейтральным тоном.
- «Робис», в Эйкен Милл. Я же говорила?
- Забыл. Что ели?
- Салат с курицей гриль и соусом из папайи. Я решила, что мы выпьем с тобой, когда будем наряжать елку, так что в ресторане не пила. Я умница?
- Еще какая. Много народу на уроке танцев?
- Немного. Наверное, все разъехались на праздники.
- Урок вел твой дружок Рикки Дельгадо, как обычно?
Она кивнула, нацепив жеманное и равнодушное выражение.
- Угу.
- Он остается в городе на праздники?
Она пожала плечами.
- Понятия не имею. А что? Ты надумал учиться джазу?
- Боже мой, нет, - ответил он со смешком. - Я и двух шагов, не споткнувшись, не сделаю. Просто спросил. Тебе, кажется, очень нравится его техника.
- Он замечательный. Куда лучше, чем Кристи, - сказала она, напомнив о прошлой учительнице танцев.
Затем пристально всмотрелась в него, и на миг показалось, что она готова сказать что-то еще. Но не сказала.
Она развернул один из шариков: старинный, от дедушки с бабушкой Ханны - большая хрустальный сфера с длинным, копьеподобным острием и ярким алым самоцветом в углублении. На секунду ему показалось, что алый глаз смотрит на него, почти с пугающим подобием разума.
Он налил себе второй бокал и добавил Ханне, хотя та еще и половины не выпила.
- Хорошее вино, правда?
- Очень, - она сделала глубокий глоток, вздохнула и спросила: - Тебя что-то беспокоит? Ты интересуешься моим днем больше обычного.
Он почувствовал странное гудение в глубине черепа - кровь вскипала и неслась потоком по его телу. Неужели ему наконец достанет смелости заявить жене о ее неверности?
Этот красный глаз. Все таращился на него.
Собравшись с духом, он произнес:
- Ну, я не мог не заметить, что ты и мистер Дельгадо...
Она подняла бровь, будто по-настоящему удивлена его словами.
- Что?
- Ну, что вы очень тепло относитесь друг к другу.
- Не мог не заметить? Что, до тебя дошли какие-то слухи?
- Слухи?
Ее ярко-зеленые глаза похолодели.
- Лэндон, ты прекрасно знаешь, что учитель на уроках в некоторых па прижимается очень близко. Ко всем. Не только ко мне. И да, я не раз замечала вслух, что нахожу Рикки очень интересным. Нет женщины в классе, которая так не считает. Но, нельзя принимать это всерьез. Я так понимаю, жена одного из наших друзей что-то ляпнула мужу, раздула вне всяких приличий, а он пересказал тебе?
Он покачал головой.
- Не совсем. Ну а почему тогда не расскажешь что-нибудь о Роббине Мецгере?
В ее глазах отразился шок.
- Какого черта ты несешь?
- Это не слухи, - ответил он. - Я кое-кому заплатил, чтобы подтвердить свои подозрения. И они подтвердились.
- Хочешь сказать, за мной следили?
Тяжело проглотив, он кивнул.
- У меня не осталось выбора, - у него снова почти пропал голос.
- Как ты посмел.
- Как я посмел? Я был верен тебе с самого дня, когда мы встретились. Это не я изменял. А ты.
Она сделала к нему шаг, сжав кулаки.
- Не знаю, кто там за мной следил, но они либо дураки, либо лжецы. Какие у тебя доказательства?
- Съемка на мобильный. Ты встречалась с Роббином Мецгером. Ужинала с Рикки Дельгадо. Как минимум один раз тогда, когда якобы уезжала к родителям в Ричмонд.
- И по этим роликам понятно, что это именно я?
- Это была ты.
Это же наверняка была она.
- Говорю тебе, это не я. Я хочу сама увидеть эти видео.
- У меня нет копий. Пока.
Она скривилась в отвращении.
- Ты не можешь доказать, что я была тебе неверна, Лэндон. Я не верю, что ты можешь предоставить убедительные доказательства, - наконец ее взгляд смягчился. - Мне больно, что ты в это веришь. Что ты решил пойти на такое.
Теперь она ему врет. Наверняка.
- Почему тебя так долго сегодня не было? Никто не обедает пять часов подряд.
Она колебалась секунду перед ответом.
- Нас было много, Лэндон. Получилась скорее рождественская вечеринка, а не просто обед. Вот и все.
- Значит, если я позвоню в «Робис», они подтвердят, что ты была там с компанией?
- Звони. Вперед. Но если хочешь это сделать - это ты разрушаешь наш брак. Ты, Лэндон.
Ее рука дрожала.