Дверь открывается внутрь. Это Карен. Прекрасная Карен. Pыжие волосы подчеркивают зелень глаз. Я никогда не видел ее такой. В моем мире ее волосы были светло-каштановыми. В ушах у нее золотые сережки. На плече татуировка, бабочка, которой не было в моей реальности, зеленокрылая. Она в вечернем платье, не слишком вызывающем, похожем на то, что она носила ночью в Орландо. Я пытаюсь заговорить, но во рту пересохло. Кое-как я выдавливаю:
Привет.
Ты парень из журнала?спрашивает она.
Мое сердце подпрыгивает. Не знаю, куда оно рвется. Желудок поднимается к горлу, а может, складывается внутрь, оставляя кровавую бездну, в которую падают мои воспоминания.
Карен,говорю я.
Она улыбается. Склоняет голову. Всегда так делает, когда думает, а ещеприкусывает нижнюю губу. Как сейчас. Она моргает, склоняет голову к другому плечу и говорит:
Не знаю, почему я так сказала.И снова моргает:Ты кто?
Я...Твой муж, хочу закричать я. Яотец твоего ребенка! Но вместо этого справляюсь с собой и тихо говорю:Кевин.
Чего ты хочешь?спрашивает она. Переступает с ноги на ногу. Нервничает. Ей неловко. Она смотрит поверх моего плеча, на ворота, у которых стоит Дайю.
Я хочу... хочу с тобой поговорить,отвечаю я.
О чем?
Даже не знаю, с чего начать.
Тогда лучше выкладывай все и сразу.Карен смотрит на мою левую руку. Я чуть ее приподнял, неосознанно, чтобы удобнее было крутить кольцо. На глазах выступают слезы. Карен не такая четкая, как Анна или призраки, но и не так размыта, как остальной мир. Это дает мне надежду.
Ты меня не узнаешь?
Она склоняет голову к другому плечу, прикусывает губу, хмурится.
А должна?
Мне нужно тебе кое-что сказать. Кое о чем спросить. Мне надо знать.
Она смотрит на часы на запястье. Из дома доносится музыка, тихая и нежная. Я не знаю этой песни, но она такое любит.
Ты?..Нет, я не могу спросить ее прямо, это было бы Неправильно. Я незнакомец, для собственной жены.
Тебе когда-нибудь снилось, что ты замужем, живешь рядом с городом, твой мужиностранец, а сына... сына зовут Тимоти Николс у него зеленые глаза, твоя улыбка, и он...
Я осекаюсь. Говорю слишком много и слишком быстро. Она смотрит на меня как на безумца. Может, я и правда свихнулся.
Я тебя знаю,выпаливаю я. Пытаюсь не напугать ее совсем не сказать «я люблю тебя».Знаю, что твою маму зовут Анджела а твой отец умер, когда тебе было семь. Несколько лет назад ты ездила в Диснейуорлд и привезла оттуда плюшевого...Я спохватываюсь: Допимой подарок.Ушки Микки Мауса и «Монополию». Я знаю, что ты хочешь провести медовый месяц в Новой Зеландии, если это уже не случилось. Знаю, что ты любишь голубой, потому что это не цвет твоих глаз, а твоим любимым учителем был мистер Хоган, ведь он читал книги вам вслух, каждый вечер. Тебе нравятся ромкомы, но ты ненавидишь Хью Гранта.
Слова текут рекой, я останавливаюсь, только чтобы вдохнуть. Задыхаюсь и спохватываюсь прежде, чем зайти слишком далеко. Она смотрит на меня, смотрити все. Могла бы захлопнуть дверь у меня перед носом, вызвать полицию или позвать на помощь. Могла бы упасть в мои объятия и поцеловать меня. Или заплакать. Или сказать: да, именно такая семья ей и снилась. Но лицо Карен ничего не выражает, губа прикушена, глаза блестят, но я не уверен, что из-за слез.
Она открывает рот, но ничего не говорит. Поднимает руку, почесывает шею. Снова смотрит на Дайю. Дрожит. Думаю, я почти не ошибся и она не знает, что это значит.
Я снимаю обручальное кольцо:
Это с нашей свадьбы,говорю я, протягивая его. На ободке надписьКарен и Кевин, 19 августа. Она не берет кольцо, просто смотрит на него, качает головой, открывает и закрывает рот, отступает.
Карен,прошу я,скажи мне что-нибудь.
Она сглатывает и наконец спрашивает:
Что я должна сказать?
II
Думаю, это хороший вопрос. Я стою у двери Карен, чувствуя себя глупым и усталым. Простые слова отняли все силы, и мне не удается придумать ответ.
Это очень интересно,говорит Карен.Даже удивительно, хоть и не очень точно.
Она бросает взгляд на Дайю.
Я не понимаю, зачем ты это сказал. Хочешь, чтобы я на что-то подписалась? Что-то купила? Пообещала вечную любовь?Она кивает:Думаю, дело в этом. Тебе нужно подтверждение, что ты мужчина моих грез, человек, которого я искала всю жизнь. Я не люблю дешевые трюки, мистер Нью-Йорк. Как тебе это? Думаю, ты все понял. Да.
Она больше не прикусывает губу, не думает, уже приняла решение и теперь готова выпалить из всех пушек.
Ты работаешь в «Кроунком». Говоришь, что не пьешь пиво, но это не так. Не умеешь драться, готовить, играть в шахматы, но любишь караоке, и твой сынТимми, да?вырастет и будет петь в забегаловке на заправке посреди американской пустыни. Ты делаешь вид, что любишь вино, но не найдешь хорошей винодельни на карте Хантер-Вэлли.Она понижает голос и добавляет:Тебе стоило пить виски и текилу со своей подружкой, но вы были слишком заняты, блуждая по лесам, как эльфы. И да, вот еще: от тебя ужасно воняет.
Она подается назад, упирает руки в бока и кивает:
Думаю, все так и есть. Я угадала? Кое-что, правда, придумала.
Я не...
Не так себе все представлял?спрашивает она.Может, стоило подумать прежде, чем стучать в мою дверь в половине одиннадцатого? Взять розы, конфеты или бутылку вина? Ты даже не старался, Да? И думаешь, что это очень романтично?
Ладно,говорю я, повесив голову, пристыженный, подавленный и проигравший.Я уйду. Все нормально. Это был просто безумный сон.
Я медлю, оглядываюсь:
Но мне нужно знать. Тебе здесь лучше?
Она хмыкает:
Есть только здесь.
Представь, что все, что я сказал, правда. У тебя есть семья. Сын. Если бы все это у тебя было, ты была бы счастливей?
Она склоняет голову. Не прикусывает губуей не нужно много времени на размышление. Грустно покачав головой, Карен закрывает дверь. Я слышу щелчок замка. Вытираю слезы. Всхлипываю. Никогда раньше не всхлипывал, и вот, пожалуйста.
Дайю не улыбается, не выглядит счастливой. На лицеудивленное выражение, нечто среднее между смущением и негодованием.
Ты женился на ней?
Она не такая.
Надеюсь.
Я хочу сказать, она похожа на себя прежнюю, но не знает меня. Что бы ты сделала на ее месте?
По разговору казалось, что она тебя прекрасно знает.
Она ошиблась.
Ты тоже.
Не в этом дело,говорю я и замолкаю. Хватит. Я не хочу это обсуждать, особенно с призраком, даже с бывшим, кем бы Дайю теперь ни была.
Но она не унимается.
Дело именно в этом. Если ты хочешь вернуть свою жизнь, тебе придется ее убить. Ты не можешь.
Мне нужно было знать.
Что? Счастлива ли она?
Именно.
Ну? Теперь знаешь?
Я оглядываюсь на дверь, вижу очертания Карен за окном. Она, наверное, отодвинула диван. Наблюдает за мной. Не слышит, о чем мы шепчемся, но видит отчаянье, разочарованиевсе эти милые чувства, которые делают жизнь интересней. Я хочу... уже не знаю чего. Забиться в темный угол. Позволить призракам себя убить, очистить, отправить в изгнаниевсе, что угодно. Вспороть себе живот.
Нет,говорю я.Понятия не имею.
Карен уходит от окна. Через секунду дверь открывается. Она стоит на пороге, качает головой, склонив ее набок.
Если я скажу, что видела сон,спрашивает она,ты решишь, что я ненормальная, как и ты?
Нет. Совсем нет.
Ночью в среду, неделю назад,продолжает она.Он был яркий. Страшный. Мне снилось, что я на вечеринке во Флориде с друзьямия действительно там была, но во сне познакомилась с мужчиной. Он был похож на тебя, очень, очень похож. Обещал приехать ко мне в Сидней. Сказал, что видит в моих глазах нашего нерожденного ребенка. Даже сказал, как мы его назовем. Во сне я была очень счастлива. Просто предельно. И тогда ты спросил меня, как и сейчас: тебе здесь лучше? Хочешь знать, что я ответила в ночь среды?
Мне страшно. Но да, я хочу знать.
Я сказала ему, тебе... что счастлива. И это правда. Прости, что не вышла за тебя, как ты мечтал, прости, что не было никакого Тимми, но я не могу вернуться в прошлое и все исправить. Не хочу. Мне и так хорошо. Ты отошел от меня, растворился в толпе. Нет, не так. Ты посерел. Вот и все. Я проснулась. А теперь ты здесь, пытаешься довести меня до истерики. Нет. Этому не бывать. Смирись, мистер Нью-Йорк, и живи своей жизнью. Оставь меня в покое.Она угрожающе понижает голос:И держись подальше от моих снов.
Она хлопает дверьюво второй раз. Щелкает замком. Гасит свет. С нее хватит.
С меня тоже.
III
Дайю уводит меня от дома матери Карен. Мы идем медленноНа большее я не способен,возвращаемся к Бродвею. Она что-то говорит, тихо и нежно, пытается утешить. Шепчет так, что хрипотца исчезает из ее голоса, но я не слышу слов.
Я ошеломлен. В голове снова и снова прокручиваются вопрос и ответ, сказанное и несказанное.
Она не счастлива,говорю я, скорей самому себе, а если Дайю отвечает, не слышу.
Может, это новый скачок времени, от еще не вышедшего из тела яда. Я поднимаю голову. Мы на Бродвее, на автобусной остановке, похожей на трехстенный стеклянный киоск, защищены от дождя, которого нет, в тени рекламы огромной выставки: дюжина локаций, множество шоу и работвсе на белом фоне, размытом и посеревшем. Я ухмыляюсь. Это не искусствонапоминание для меня. Пинок под ребра упавшему человеку.
Дайю касается моей руки, шепчет:
Не бери в голову.
Ты слишком долго была призраком. Тебя забыли.
Это не знак. Афиша, которая не имеет к тебе отношения. Выставка. Кто бы ее ни нарисовал, он ничего не знает о тебе, о нас.
Ты так думаешь?
Она качает головой:
Заговоры существуют не потому, что ты задаешь вопросы.
Прибывает и уезжает автобус. Мы не садимся. Как и большинство людей. Я вижу серое лицо за стекломили отражение.
Они все еще наблюдают за нами.
Нет. Просто они повсюду.
Времени мало,замечаю я.
Она кивает:
Ты справишься или лучше я?
Что?
Я могу сделать это, если хочешь,объясняет Дайю.Она мне никто.
Не знаю. Вдруг тогда не получится.Я тяжело вздыхаю:Лучше я сам.
Ты дрожишь.
Ага. Ты тоже.
Прибывает другой автобус: он едет к зданию Королевы Викториинеплохой вариант. Мы заходим. Дайю платит за проезд, но садимся на разные места. Яза ней. Чем ближе к центру, тем больше пассажиров.
У меня есть время подумать.
Я не буду. Это бесполезно. Ни к чему снова и снова прокручивать в голове слова Карен. В них нет секретного послания, сожаления или мольбы. Счастья тоже, я уверен. Да, остался только один варианти нечего размышлять. Карен говорит, что счастлива, но на самом деле злится, а еще ей любопытно. Она счастливей в моих воспоминаниях, и я не принимаю желаемое за действительное, не проецирую на нее свои чувства. Это правда, реальность, истина.
Парень, сидящий рядом со мной, выходит на первой остановке на Джордж-стрит у Чайнатауна. Дайю сдвигает меня к окну.
Снова задумался?спрашивает она.
И не переставал. На сей раз на другую тему.
Я пожертвовала всем, чтобы тебе помочь. Не бросай меня.
Не буду.
Значит, ты знаешь, что делать.
Всегда знал.
Мы молчим, люди выходят и входят на следующей остановке, а потом она спрашивает:
Тогда почему не сделал?
Я же сказал, мне нужно было знать.
Теперь знаешь.
Я киваю:
И мне нужно оружие.
Мы выходим на следующей остановке, у здания Королевы Виктории. Манекены глядят на нас с витрин. Серый становится хитом сезона. Или мне только кажется? Магазины закрыты, внутри темно но стекла всегда с подсветкой. Модная одежда, говорят они. Модные туфли. «Боди-Шоп»настоящая косметика, никаких реплик. Вам нужны эти духи, иначе вы будете пахнуть, как...
Как мы.
Это не так уж и плохо. Вода смыла большую часть дерьма и краски, но мы не так незаметны, как хотелось бы. Я не понимал этого, но теперь вижу, что люди обходят насили меняпо широкой дуге. Смотрят дважды и уходят.
Я не смогу вернуться в квартирку Иезавели через подземку. Туннели слишком темные, запутанные, как лабиринт, но я знаю, как добраться до пляжа Куджи. А там я сориентируюсь.
Нам нужен другой автобус, но не тот, что едет по Джордж-стрит. Можно сесть на Элизабет или у Гайд-паркаесть по крайней мере два варианта. Надеюсь, что они еще ходят. В любом случае это долгая поездка, сорок пять минут на автобусе, и я не знаю весь маршрут, только его номер.
IV
Куджипервый пляж, на котором я побывал, приехав в Австралию. Бонди и Мэнли более популярны, до них легче добраться, но я остановился в «Новотеле» и хотел более уютного жилья. Искал всюду и наконец нашел квартиру в Миллере-Пойнтв небоскребе, глядящем на Рокс и Харбор-бридж.
Одна из первых квартир, которые я посмотрел, была в Куджина Арденн-стрит: из окна виднелся пляж. Я гулял там часами, вдоль побережья, дошел до кладбища между Кловелли и пляжем Бронти прежде, чем вернуться. Карен со мной не было, не в тот раз. Мы тогда редко виделись. Я пересек океан, следуя за мечтой, надеждой, а не обещаниями. А еще за любовью, за страстью, но разве настоящие чувства не таковы?
Автобус на Куджи стал одним из первых, на которых я ездил. Можно было дойти до Джордж-стрит и запрыгнуть в тот, что останавливается в Круговой Гавани. Сложно добраться докуда-то из центра. Я провел кучу времени в Сети, чтобы разобраться, какими автобусами мне ездить, пока не нашел нужный. Вышел из «Новотеля» (да, того самого на Пирмонт, возле моегореальногодома) и сел в автобус на Элизабет-стрит.
Мы с Дайю идем к Маркет-стрит, мимо государственного театра, торгового центра на Питт-стрит и «Дэвида Джонса». Расстояние небольшое, но тянется как резина. Я не знаю, сколько времени, только что уже за полночь. Я надеюсь, что последний автобус в Куджи еще не ушел.
Мы можем остаться в квартирке Иезавели, если придется, но я не хочу ждать в городе. Не знаю, где прячутся призраки. Хотя они разлучили нас с Иезавелью, лучше не подходить к переулкам, сточным канавам, темным уголкам и трещинам, усеивающим Сидней.
Но сначала нужно добраться до Элизабет-стрит.
Мы видим призраков. Трех, на Маркет-стрит. Они стоят плечом к плечу, словно перегораживая тротуар, бросая вызов другим пешеходам. Уже поздно, но не настолько, чтобы город уснул. Они смотрят на насвнимательно, алчно и злобно.
Один ухмыляется. Другой запускает руку в лохмотьятянется за ножом или пистолетом. Третий не шевелится. Мне они незнакомы, но, взглянув на Дайю, понимаю, что мы в опасности.
Узнают ли они ее без серой краски?
Один причмокивает губами, дважды, странный щелкающий звук. Его голос тише шепота, хриплый, почти призрачныйя никогда такого не слышал:
Очищение.Его улыбка становится шире.Очищение.
Последний все еще не шевелится. Щурит глаза. Даже под серой краской это заметно: он знает Дайю. Она напрягается рядом со мной снимает с плеча ремешок торбы, чтобы достать нож.
Шанс,говорит онав ее хриплом голосе властность Страха и главы призраков. Это приказ, но она больше не серая. Они медлят. Смущаются.
Затем один из них смеется. Громкохохот поднимается из глубин его тела воздухом, выходящим из проколотой шины. Второй держит ножтак, что никто на улице его не увидит.
Последний, который стоял как статуя, ухмыляется, широко раскрыв глаза.
Нет,говорит он, делая шаг вперед.Истребление.
V
Неужели они хотят убить нас у всех на видупосреди улицы, на глазах у свидетелей, прохожих и возможного патруля?
Если я умру, все кончится, так?
Часть меня жаждет быстрой смерти. Выстрел в лоб, падение, я даже не почувствую удара о тротуар. Мешают родительские инстинкты. Нужно защитить семью. Сына. Тимми будет дышать, только если я преуспею. Смерть на Маркет-стрит станет поражением.
Беги или дерись, вот только куда бежать? Я безоружен, но не трогаюсь с места.
Шанс,говорю я. Я тоже был призраком. Они должны слышать это в моем голосе. Он должен их поразить или хотя бы смутить. Это дуэльмы не движемся, просто переглядываемся. Легкого решения нет. Возможна ли была ничья на Диком западе, или сразу выпускали шесть пуль?
Шанс,повторяет Дайю. Берет меня за руку. Встает рядом. Дрожит от напряжения, но бежать не станет. Тоже держит нож, незаметно, как и тот призрак. Впрочем, их больше, у меня нет оружия и драться я не умею.
Это еще не конец. Так только кажется.
Третий рычит:
Вы смыли цвета.
Серый,говорю я,это не цвет.
Может, не лучшее возражение, но хотя бы отсрочка. Я не знаю, что делать, но, пока мы живы, остаются варианты. Всегда. Можно бежать, но как, куда и когда? Хитрые вопросы требуют коварных ответов.