Он замолкает. Я смотрю на мрачно улыбающуюся женщину.
Теперь представь, что эта мысль уничтожает твою реальность и переносит тебя в другую, в которой ты позвонил той девушке. Что станет с твоим внуком, менеджером по страхованию?
Его... никогда не было.
Именно.
Он видит, что до меня не доходит. Мысль брезжит на самом краю сознания, кружится, грозит пониманием, но мне все еще чего-то не хватает. Кусочки головоломки на месте, но они не складываются.
Представь, что этот внукты,говорит он.
Бинго. Вот и миг озарения. Соединения установлены. Синапсы искрят. Ответы обволакивают прежние вопросы, но тут же появляются новые.
Мои дедушки и бабушки мертвы.
Мне очень жаль.
Так что это не они.
Он пожимает плечами:
Один из вариантов.
И мои родители не могли представить жизнь без меня,говорю я.Они тоже умерли.
И снова: мне очень жаль.
Нет, подожди,говорю я, вскидывая руку. Я думаю вслух, а он меня отвлекает.Карен.
Он вопросительно щурится, и я поясняю:
Моя жена. Она, наверное... как-то... что именно она сделала? Если бы мы не встретились, если она этого желала, я жил бы где-нибудь во Флориде или в Париже, не в Сиднее. Не бродил бы по улицам.
Дело не в желаниях,говорит он.
Цыц,прерываю я, взмахнув ладоньювсе еще открытой.Значит, она хотела большего. Не только чтобы мы не встречались, но чтобы я не рождался. Теперь она здесь, в другой реальности, может жить так, словно меня нет на свете.
Это просто предположение,говорит Иеремия.
Ты сказал, я могу задавать вопросы. Ответь на этот. Я хочу вернуться. Как это сделать?
Они с Иезавель переглядываются, что-то висит в воздухе. Какой-то секрет. Иеремия собирается солгать. Хочет сказать мне неправду, ради меня. Или ради них. Он вновь встречается со мной взглядом и мастерски лжет:
Ты не можешь.
Да. Я ведь испорчен.
У тебя остаются варианты. Лучше всего уехать, оборвать все связи, уйти туда, где никогда не был.Он говорит искреннеправду, хотя и не всю. Хотел бы увидеть Шанхай? Мы можем отправить тебя туда на неделе. Будешь жить с нами, такими же отщепенцами.
Если реальность меняется,говорю я, намереваясь помешать его планам,тогда как ты продолжаешь это делать?
Он улыбается. Вопрос хороший, но у него наготове хороший ответ.
Я разочарованно подаюсь назад и жду.
Они не могут изменить всю реальность. Большинство вещей остается прежним. Ты когда-нибудь думал, почему под городом столько заброшенных туннелей?
Я вообще не знал, что под Сиднеем они есть.
Они есть под каждым городом. Когда им приходит конец, мы удерживаем их. Силой воли. Правим подземкой. Люди включают в картину реальности неизвестное и помогают нам существовать.
Мне нашептали,говорю я,что есть способ все исправить. Вернуться домой.
Ты веришь всему, что тебе скажут?спрашивает он.
Нет,без обиняков отвечаю я.Забудь.
Ты умный парень. Куда бы ты ни пошел, мы проследим, чтобы ты туда добрался. Ты заслуживаешь шанса. Я дам тебе письмо. Оно поможет.
Письмо... вроде рекомендательного?
Лучше жить с нами, чем с ними,замечает Иезавель, удивив меня. Я почти забыл, что она может говорить, меня выбивает из колеи ее мелодичный голос. Она кивает на дверь, сквозь которую меня привела:Мы жалкая банда отчаявшихся, полубезумных людей, потерявших все. Отщепенцы приходят к нам в поисках общества, правды и надежды.
Находят?спрашиваю я, но не жду ответа.Я здесь надежды не чувствую.
Да,говорит Иеремия.И не будешь.
Не знаю, намекает ли он на то, что со мной что-то не так или что я прав куда сильней, чем думаю. Я больше не могу сидеть, вскакиваю, мерю кабинет шагами, вращаю плечами, не поднимая рук, поворачиваю голову, растягиваю мышцы. Не помогает. Я меняю тему.
Кто такие призраки?
Улыбка Иеремии блекнет.
Глава 4
I
Ты их так называешь?Иеремия садится, складывает ладони на животе, вовсе не внушительном, и откидывает голову на спинку кресла, словно желает отдохнуть. Или умывает руки. Сложно понять, что у него на уме.Призраками?
Они ими кажутся,говорю я.
Губы Иеремии снова изгибаются в улыбкемимолетной. Он кивает:
Да. Кажутся.
Они похожи на вас.
Похожи на нас.
Я пропускаю его слова мимо ушей. Если задумаюсь, придется их осознать, а потом, не знаю, лететь в Шанхай? А может, это была просто уловка, хитроумный способ взять меня в рабство, маневр, достойный пиратов прошлого?
Но да,наконец отвечает он,их тоже оставили за бортом. Мне жаль, что тебе пришлось с ними встретиться.
Дважды,говорю я.
Хмыкнув, он смотрит на Иезавель. Вздыхает:
Они верят, что мы забыты. Возможно, Богом, точно не знаю. Хотят исполнить Его волю и очистить мир от скверны.
От нас.
Именно.
Но почему я все еще жив?
Сначала они пытаются привлечь в свои ряды.
Как ты,говорю я. Он не отвечает, не отводит взгляд.Я не хочу становиться пешкой в вашей войне.
Войны нет.
И не было?
Вновь никакого ответа.
В любом случае,говорю я, ухмыляясь, потому что собираюсь выложить последний козырь, последние сведения, которые я приберег, ибо они удерживают меня от безумия, хотя, возможно, в одном только шаге. Я зашел слишком далеко.Я возвращаюсь.
Они убьют тебя, если попробуешь.
А вы?
Иезавель ерзает в кресле. Иеремия говорит:
Возвращаться некуда. Тебя все забыли. Тебя нет.
Я встаю, раздуваясь от гордости и надежды. На этот раз я не сомневаюсь в победе.
Дело в том,говорю я,что кое-кто меня все же помнит.
II
Друитт-стрит спускалась от городской ратуши к Дарлинг-Харбор, так что я шел под гору, пока дорогу не пересек пешеходный мостикя понятия не имел, куда именно он вел. Возможно, к Харбор-бридж или Кросс-Сити-Таннел. Может, просто соединял две части города. Я прожил здесь почти пять лет, и вы, вероятно, сочли бы, что мне пора это знать. Но улица была проезжей, а машину мы не купили. Нам хватало общественного транспорта, особенно если учесть, что жили мы недалеко от центра, куда ездили все поезда и автобусы. Мы могли сесть в трамвай прямо у дома и добраться до Централ, а там доехать на поезде до Голубых гор.
Они были прекрасны. Мы с Карен ездили в горы пять-шесть раз в год, обычно на длинные выходные. Бродили по бушу (в штатах мы называли это походом), доставали цифровые камеры, фотографировали водопады, каскады, какаду и Трех Сестер.
Такими были первые выходные после нашей свадьбы. Мы праздновали в Новой Зеландии, три недели колесили по Северному острову и на поезде добрались до Южного. Три месяца спустя, решив отдохнуть, выбрались в горы, заказали фондю в швейцарском домике и бродили по тропинкам большую часть уикенда. Дегустировали вина в местной галерее. Купили кучу безделушек, совершенно ненужных, но мило смотревшихся на полках.
Когда я дошел до аймэкс-кинотеатра, глаза застилали слезы. Я не мог больше представить лица Карен без серой пленки, зловещей, жуткой вуали, как бы сильно ни пытался. Жена на меня не смотрела. Проклятье, мой разум отказывалэто пугало.
Я увидел наш дом, нависающий над Конференц-центром, наши окнасвет все еще горел, чужаки занимались своими делами в нашей квартире. Безумием было уходить. (Нет, он в меня целился, а я был не в лучшей формеболь еще пульсировала в затылке.) Стоило сразу же позвонить в полицию. Спуститься к консьержу, попросить помощи. О чем я думал, отправившись к Роджеру? Его, наверное, ждала девушка, а с нейбутылка вина, свечи, медленная музыка и прочая псевдоромантика, которую он так любил. Думаю, Роджер во все это верил и однажды оказался бы прав.
Нет, пойти к нему было ошибкой. Проснувшись, он удивится, что его кроссовки пропали, и даже не вспомнит, что мы виделись. Просто улыбнется мне и кивнет, когда мы встретимся внизуна пути к утренней чашечке кофе у «Криса и Гарри».
Наконец у меня появилось подобие плана. Неглупое, надо сказать. В вестибюле круглые сутки дежурил консьерж, ведь здание было еще и отелем. Я мельком видел трех-четырех парней, но точно знал Питераиз ночной смены. А он знал меня.
Обогнуть Дарлинг-Харбор, проскользнуть между Конференц-центром и Харборсайд, вверх по цементным ступеням, через крытую автостоянкумудреный маршрут, но лучший путь к нашему дому. Коридор вел от паркинга к боковому входу, но я поднялся по лестнице на улицу и, перейдя через дорогу, оказался у входа. Взобрался на крыльцо и открыл стеклянные двери в вестибюль.
За стойкой было двое безупречно одетых людей. Тоненькая блондинка, которую я не знал, и бритоголовый, с голливудской улыбкой Питер. Значит, госпожа Удача не совсем от меня отвернулась.
Я подошел к стойке и сказал:
Добрый вечер, Питер,словно на часах было шесть и я только что вернулся с работы.
Он посмотрел на меня, не узнавая, взглянул на девушку и, наконец, ответил:
Добрый.
Я приблизился, так чтобы девушка не услышала.
Можно тебя спросить?
Конечно. Давайте.
Ты меня помнишь?
Одна его бровь опустилась, словно вопрос задавал он. Питер сказал:
А должен?
Я раньше жил в 1142.
Наверное, это было до меня, сэр,ответил он, качая головой. Меня словно ударили в живот. Я не мог вздохнутьиз легких будто выбило весь воздух.
Вы в порядке?
Нет, вообще-то нет. Совсем нет.
Присядьте, сказал он, указывая на кресла и диванчики перед стойкой.Я принесу вам воды.
Воды, повторил я, кивнув, и направился к дивану. Два или три раза кашлянул, пытаясь избавиться от кома в горле. Но его не было. По правде говоря, я задыхался от пустоты.
Он сказал что-то девушке, но что именно, я не расслышал. Она исчезла в задней комнате еще до того, как я сел на диван. Рухнулвот более подходящее слово.
Подошел Питер с кружкой воды и поставил ее на столик передо мной. Я приложил все силы, чтобы не выпить ее залпом, успокоить дыхание и развязать узел в животе. Зажмурившись от напряжения, я сказал:
Спасибо.
Нет проблем, приятель.
Мне нужна комната на ночь. Есть свободные?
Спрошу у Кэти.
Через секунду он ушел. Но я не знал этого Питера. Кем же он был? И кем был я? Кевином Николсом, мужем Карен Николс (некогда Карен Финли), отцом Тимми Николса, малыша, которому нет еще года, обитателем третьей кабинки слева (что было не совсем точной шуткой) на двадцать пятом этаже «Кроунком»-билдинг. Парнем, который ел яичницу с беконом без помидоров каждое субботнее утро. Парнем, который шел пятнадцать минут на станцию, а потом еще десять ехал на поезде в центрпять дней в неделю. Парнем, который читал детективы Ниро Вульфа и обожал нового Доктора Кто. Я был Кевином Николсом, а значит, законным владельцем квартиры 1142 в этом здании.
Сэр,сказала девушка, Кэти. Я открыл глаза и посмотрел на нее. Питер исчез.У нас есть для вас комната. Будете платить «Мастеркард» или «Визой»?
Я заставил себя подняться с дивана, слава богу, ноги не подвели, и сказал:
Наличными.
III
Они предоставили мне комнату на четвертом этажес окнами, не глядевшими на город. Она стоила почти всех денег, которые дал мне одноглазый. Но мне нужна была постель. И душ. А еще я хотел вновь взглянуть на мою квартиру. Ту, в которой жили мы с Карен. Наверху.
Так что я поднялся на одиннадцатый этаж.
Из-за открытой планировки на площадках были парные двери, а окна смотрели в пустоту, обрамленную лестничными маршами. Можно было долететь до второго этажа (в вестибюль лестницы не вели) из пентхауса, если забыть об осторожности. Впрочем, вам вряд ли удалось бы упастьперила были мне по грудь.
Это также означало, что звуки разносились по дому. В коридоре можно было услышать, как кто-то стучит в дверь тремя этажами ниже в другом крыле. Когда пьяные туристы возвращались с прогулки, их слышали все.
К счастью, в квартире мы чувствовали себя в безопасности. По большей части. Мы ее любили. Карен нашла квартиру однажды вечером, еще до того, как мы поженились, до того, как я решил остаться в Австралии на всю жизнь. Ее было сложно купить, да и потом пришлось вложить денег, но мы справились.
Решили кучу проблем. А нашим главным достижением стал Тимми.
Между двумя спальнями была пара ванных комнат, что всегда казалось мне странным. Прихожая отделяла эту часть квартиры от кухни и гостинойв последней окна от пола до потолка открывали панораму Сиднея (с запада). Внизу Харборсайд, Кокл-Бэйвпереди: «Аквариум» и кинотеатры в обрамлении баров. Вид был просто шикарным.
Впрочем, внутри здания нам принадлежали только одна из множества коричневых дверей и окно, в которое не проникал свет. Все выглядело как обычно, но я кое-что заметил. Жалюзи на кухонном окне были опущены. Мы всегда так делали, но они были бледнымине теми, что я установил пару месяцев назад.
Номер на двери остался прежним. 1142. Словно издевался. Пусть смеются. Это были мой номер, моя дверь, но ключ в руке открывал дверь на четвертом.
Я стоял там целую вечность. Дюжина редких видов вымерла, пока раздумывал, ледниковый период начался и прошел, дети состарились и превратились в скелеты. Костяшки саднило, кулаки были сжаты. Мне хотелось кричать, но тогда бы меня услышали, а денег на другую комнату уже нет.
Постель. Душ. Кровать. Может, я проснусь оттого, что Карен нежно коснется моего плеча и заметит: пора на работу (ни за что, после такого сна я скажусь больным).
Постель. Душ. Вниз. Вероятно, если я останусь на месте, парень с пистолетом, который живет в моей квартире, выйдет в коридор, прицелится и прострелит мне голову. Кто вообще мог жить здесь с пистолетом в спальне? А ведь это я, кажется, сходил с ума.
Лифт спустил меня на четвертый. Планировка была простой: спальня с окнами, глядевшими на стену соседнего дома, ванная, кухня, гостиная, балкон, выходивший в переулок между этим и следующим зданием.
Душ мог подождать. Я рухнул на кровать, даже не сняв покрывало, и закрыл глаза.
IV
Сны были тревожными, и я то и дело просыпался. Меня преследовали не кошмарывоспоминания: мы с Карен в медовый месяц, ныряем в холодный Тихий океан вместе с дельфинами, едем на вездеходе через полосу препятствий за антарктическим центром в Крайстчерче, стоим на вершине горы Сандей, где Питер Джексон и его команда возвели Эдорас для «Властелина Колец».
Всякий раз я просыпался в слезах.
Примерно в восемь утра я сдался. Принял горячий душстоял под обжигающими струями куда дольше обычного. Бешено оттирал себя мылом. Медленно вытерся, боясь закончить, ведь это значило выйти из ванной и задуматься о состоянии собственного рассудка.
Просто ужасном, если честно.
Я открыл шторы, чтобы выглянуть в переулок, и на меня упало куда больше света, чем я ожидал. Не прямых солнечных лучей: я стоял лицом на запад и было еще рано. Просто здание позади нашего исчезло. Там, где оно находилось, был котлован, огражденный высоким забором. За ниммножество экскаваторов и примерно две дюжины людей в касках. Ни булыжников, ни обломков, просто яма и остов нового зданиябетонная плита, из которой торчали металлические штыри.
Я закрыл шторы. Рухнул в кресло. Покачал головой. Справился с тошнотой и понял (с ужасом и облегчением), что голова снова разболелась.
Я медленно встал, снова отдернул штору, открыл дверцу и вышел на балкондостаточно просторный для двух пластиковых стульев и столика,но садиться не стал, не решился пропустить стаканчик и почти не смотрел на Харрис-стрит или Глебе за ней. Ветер принес запах рыбного рынка. Я смотрел на машины, движущиеся по Вестерн-Дистрибьютор. Кивком поприветствовал серую призрачную фигуру, глядевшую на меня из-под автострады. Несладко, наверное, призраку среди бела дня.
Я подсчитал оставшиеся деньги (тридцать долларов с мелочью) и вышел, намереваясь вернуться сюда снова только к себе домой.
Впрочем, мне это пока не светило, и я решил начать с запасного вариантас работы.
V
Я никогда не жил работой. Карьера не была для меня всем, но, честно говоря, я работал довольно много. Один бесконечный день за другим, хотя теперь, казалось, они подошли к концу.
Мой офис находился на двадцать пятом этаже «Кроунком»-билдинг в северном Сиднееопять же, по другую сторону моста. В моем отделеуправлении арендойработало тринадцать человеклюди, которые платили за вышку сотовой связи на вашей крыше, если она конечно, была. На деле это оказывалось сложней, но краткостьсестра таланта.