Но, не говоря уже о христианской морали, это было несправедливо по отношению к Анастасии Филипповне, которая, в общем-то, не сделала ей ничего плохого. И Марина почувствовала себя только хуже.
Глава 19
Совсем плохо Марине стало, когда она поднялась на мансарду и увидела, что мастерская художника действительно опечатана. Невидимый собеседник, представившийся оперуполномоченным полиции Артемом Иваненко, ее не обманул. Это был не телефонный хулиган и не таинственный недоброжелатель, вздумавший таким способом отомстить ей, зная о ее дружбе с Колокольцевым.
«Но этого не может быть», упрямо подумала она, чувствуя, как ледяной холод охватывает ее тело, а к горлу подступает тошнота. «Так не умирают».
Что она имела в виду, Марина и сама не понимала. Может быть, внезапность смерти художника. Или то, что они расстались после ссоры, а она так и не успела с ним примириться. И ничего это уже не изменить, как бы она этого ни хотела.
«Смертьэто то, что бывает с другими», вспомнила она чьи-то слова. И подумала, что это неправда. Смертьэто то, что бывает с тобой каждый раз, когда умирает близкий тебе человек. С ним умирает и частица тебя.
«Нет, возразила она себе, не частица, а ты весь. Просто ты потом возрождаешься, а покойник уже нет, в этом вся разница. Но возрождаешься уже не ты, вернее, не совсем ты, а еще вернее, совсем другой человек в твоем обличье».
Но сколько же раз я могу возрождаться? не справившись с внезапным приступом отчаяния, воскликнула она. Не кошка же я, в самом деле, чтобы у меня было девять жизней!
Она и сама не знала, к кому обращалась. Быть может, к Богу, который, как ее уверяли, существует и слышит все ее молитвы. Но ей никто не ответил. Может быть, потому что это была не молитва, а протест, не покаяние, а вызов, не смирение, а бунт.
Но так или иначе, не получив ответа на мучивший ее вопрос, с опустошенной душой и смятенными чувствами, Марина спустилась с мансарды, села в свой автомобиль и поехала в полицию. По крайней мере, она могла здесь узнать, как умер старый художник. Это не принесло бы ей облегчения, но было первым шагом на пути к очередному возрождению.
Получив пропуск в дежурной части, Марина пошла по длинному гулкому коридору, пытаясь сквозь туман, застилавший ее глаза, рассмотреть цифры на дверях кабинетов. Увидев девятку, она вдруг вспомнила о странном, как ей показалось, совпадении. Совсем недавно она говорила о девяти жизнях кошки, а теперь должна будет войти в кабинет под такой же цифрой. Возможно, это совпадение было не случайным и что-то значило. Но что, она так и не успела решить. На ее стук из-за двери раздалось «Войдите!» и она вошла, отбросив все посторонние мысли, словно оставив их за порогом кабинета.
В обставленной убогой мебелью комнате, за обшарпанным письменным столом, сидел довольно молодой еще человек в полицейской форме с погонами капитана. У него были мелкие черты лица, напоминавшими мышиные, прилизанные редкие волосы цвета опавшей листвы и проницательные маленькие бесцветные глазки. Он с первого взгляда интуитивно не понравился Марине.
Возможно, это отразилось на ее лице, но молодой человек скривился, словно от зубной боли, и в его взгляде промелькнула обида. Однако он лучше Марины умел скрывать свои чувства, и его голос, когда он обратился к ней, прозвучал сухо и ровно.
Марина Львовна Тукова, я полагаю?
Да, это я, кивнула она. А вы, наверное, Артем Иваненко?
Оперуполномоченный семьдесят восьмого отдела полиции УМВД России по Центральному району Артем Александрович Иваненко, внушительно произнес он. И показал небрежным жестом на стул перед своим столом. Прошу вас присесть!.
Марина с сомнением посмотрела на стул. Он выглядел так, словно мог рухнуть, стоило только кому-то прикоснуться к нему. Не говоря уже о том, что кто только на нем уже не сидел до нееворы, убийцы, насильники. Казалось, стул пропитался их смрадным запахом.
Если позволите, то я постою, сказала она. Надеюсь, наш разговор будет недолгим.
У нас будет долгий разговор, и вам лучше присесть, возразил полицейский. И требовательным тоном повторил: Присаживайтесь!
Выбора не было. И, внутренне содрогаясь от отвращения, Марина присела на краешек стула.
Артем Иваненко достал из ящика стола чистый лист бумаги и авторучку.
Назовите свое имя, отчество и фамилию.
Уже забыли? удивилась Марина.
Отвечайте, поморщился полицейский. Это необходимо для протокола, который вы должны будете подписать.
Я не буду ничего подписывать и отвечать, пока вы не объясните мне, что происходит, решительно заявила Марина. Я ничего не понимаю! Вы сказали, что Сергей Михайлович, ее голос дрогнул, но она справилась с волнением и договорила: умер. Пусть так. Но при чем здесь полиция?
Артем Иваненко отложил авторучку в сторону и начал сверлить Марину взглядом, словно пытаясь что-то рассмотреть в ее лице или смутить.
Не таращьтесь на меня, как солдат на вошь, сказала она. Лучше отвечайте на мой вопрос. С каких это пор полицию начали интересовать умершие, ее голос снова дрогнул, люди?
Это происходит, когда появляется сомнение, что человек умер естественной смертью, произнес полицейский, отводя от нее взгляд с разочарованным видом. Видимо, он не увидел в глазах Марины того, на что надеялся. Поясняю: Сергей Михайлович Колокольцев найден не просто мертвым в своей мастерской. Его голова была разбита, что и стало, возможно, причиной смерти. Вероятно, это произошло, когда он падал. Но пока неизвестно, по какой причине Сергей Михайлович Колокольцев упал. Он мог случайно споткнуться и раскроить себе череп при падении. Но ведь его могли и толкнуть, не правда ли? Вот это я и пытаюсь выяснить. А вы, к сожалению, мне не помогаете, скорее, наоборот.
Так вы что, меня подозреваете? с изумлением спросила Марина, все это время молча слушавшая его со все возрастающим ужасом. Вы думаете, это я его толкнула?!
Только без истерики, пожалуйста, сказал полицейский. Я вас пока ни в чем не подозреваю. Это простая формальность. Я обязан опросить всех, с кем в тот день жертва встречалась в мастерской до предполагаемого момента своей смерти. И уже после этого будет принято решение о возбуждении уголовного дела. И только тогда появятся подозреваемые. Я понятно объясняю?
Более чем, прикусила губу Марина, чтобы не вылить на голову полицейского поток бранных слов, которые вертелись у нее на языке. Вы просто образец ораторского искусства. Цицерон наших дней. Карфаген должен быть разрушен.
Перестаньте ерничать, поморщился Артем Иваненко. А то я привлеку вас за неуважение или даже за оскорбление представителя власти.
Привлекайте, если назвать полицейского Цицерономэто значит оскорбить его, не скрывая презрения, сказала Марина. Полицейский все больше казался ей глупым и напыщенным болваном. Прошу меня извинить. Кстати, упомянув о Карфагене, я не призывала к уличным беспорядкам, прошу внести это в протокол. Это просто исторический факт.
Так вы будете отвечать на мой вопрос? спросил Артем Иваненко, едва скрывая раздражение. Или продолжим шутить?
А какой был вопрос? поинтересовалась Марина, решив, что нет смысла злиться или обижаться на дурака. Все равно выйдет себе дороже. Извините, я забыла.
Назовите свое имя, отчество и фамилию, повторил полицейский, снова беря авторучку.
Марина Львовна Тукова, ответила она.
Он записал, потом спросил:
Дата вашего рождения?
Марина испытала сильное желание возмутиться, но передумала. В конце концов, не все ли ей равно, если эта пародия на мужчину узнает ее истинный возраст. Она сказала. После этого Марине пришлось ответить еще на множество вопросов, которые, как ей казалось, не имели никакого отношения к делу. Наконец был задан главный вопрос, она поняла это по изменившемуся тону полицейского. Он стал заинтересованным и каким-то склизким, вызвав у нее отвращение.
Что происходило в мастерской в течение того времени, когда вы там находились?
В ответ на ее недоуменный взгляд Артем Иваненко пояснил:
Прошу вспомнить со всеми подробностями все, что вы делали и говорили. И что делал и говорил Сергей Михайлович Колокольцев.
Она рассказала, упустив только эпизод с рисунками. И, как следствие, последовавшую затем ссору.
То есть вы расстались мирно, по-хорошему? равнодушно спросил Артем Иваненко. Как старые добрые друзья?
Разумеется, подтвердила Марина. И по внезапно ставшему радостным лицу полицейского поняла, что совершила ошибку.
А вот свидетель говорит, что вы выбежали из мастерской в сильном волнении и потом бежали по лестнице с таким видом, словно за вами гналась стая бродячих собак, сказал Артем Иваненко, продолжая писать. Внезапно он поднял голову от стола и словно пронзил ее взглядом. Что вы на это скажете? Это похоже на расставание старых добрых друзей?
А кто этот свидетель? спросила Марина, не зная, что ответить. Удар был нанесен неожиданно, и она растерялась. Я никого не встретила на лестнице.
А это не важно, усмехнулся Артем Иваненко. У стен, как известно, есть уши, а у дверейдверные глазки. Когда придет время, я познакомлю вас с этим человеком на очной ставке, если понадобится. Но, надеюсь, этого не потребуется, если вы не будете отрицать факт вашей ссоры с жертвой перед тем, как вы покинули мастерскую.
Да, мы поспорили, замялась Марина, подыскивая обтекаемую формулировку. Наконец нашла. О некоторых рисунках Сергея Михайловича. Они мне не понравились. Я высказала это и, к сожалению, не совладала со своими эмоциями. Что вы хотите от женщины?
Как от женщины я от вас ничего не хочу, ехидно усмехнулся Артем Иваненко, доказав сразу две вещи: что он не так глуп, как Марина о нем думала, и что он мстителен. Единственное, что мне от вас надоэто чтобы вы говорили правду, ничего не утаивая. Поверьте, это в ваших собственных интересах.
Я ничего не утаиваю, запротестовала Марина.
Тогда почему вы попытались скрыть факт вашей ссоры с жертвой? быстро спросил полицейский, сверля ее взглядом.
Марина замешкалась с ответом. Она не знала, что сказать. И ей было неприятно, что полицейский называет старого художника жертвой, словно вместе с жизнью тот потерял и право на свое имя. Слово «жертва» резало ей слух и сбивало с мысли. Она все еще не могла до конца поверить, что Сергей Колокольцев умер. Только это позволяло ей не впасть в отчаяние. Но она чувствовала, что надолго ее показной выдержки не хватит. И все это может закончиться грандиозной истерикой.
Я ничего не пыталась скрыть, повторила она. И спросила: Можно мне уже идти? Я чувствую себя очень плохо.
Артем Иваненко помолчал, словно обдумывая ее слова. При этом он не сводил с нее глаз. Но, видимо, ему ничего не пришло на ум, и он ничего не заметил в ее лице, что позволило бы продолжать беседу.
На первый раз достаточно, с нескрываемым сожалением сказал он. И внушительно добавил: Если у меня возникнут новые вопросы, я вызову вас.
Как хотите, равнодушно ответила Марина. Я все рассказала, что знала. Вы только потеряете время.
А вот об этом судить мне, а не вам, строго заявил полицейский. Пододвинул к ней лист бумаги, исписанный мелким и плохим почерком. Прочитайте и распишитесь.
Марина расписалась, не читая. Буквы расплывались у нее перед глазами, она почти ничего не видела.
Я могу идти?
Можете, разрешил Артем Иваненко. Только никуда не уезжайте из города в ближайшее время. Или сообщите мне, прежде чем решите уехать.
Марина ничего не сказала в ответ и даже не поинтересовалась, почему ее ограничивают в передвижении. Все равно она никуда не собиралась.
Она уже почти дошла до двери, когда ей в голову пришла одна мысль.
Да, а как вы узнали, что я была в тот день в мастерской? спросила она озадаченно. Это вышло совершенно случайно, я никому не говорила и не предупреждала.
У вас очень приметна машина, Марина Львовна, ответил полицейский насмешливо. Одна такая в городе. В следующий раз, если захотите остаться незамеченной, приезжайте на другой. Такси тоже не берите. Это опасно. Таксисты народ болтливый.
Когда в следующий раз? И почему я должна опасаться таксистов? недоуменно спросила Марина. Я вас что-то не понимаю. Извольте объяснить.
Но Артем Иваненко словно не услышал ее и ничего не ответил, аккуратно вкладывая подписанный ею протокол в бумажную папку с тесемками. Марина заметила, что там лежали другие бумаги. Много бумаг. Папка уже разбухла от них. По всей видимости, полицейский был дотошным и старательно опрашивал всех, с кем встречался по этому делу. Она была не единственной.
Эта мысль успокоила Марину, и она вышла из кабинета, так и не дождавшись ответа. Если бы это был другой человек, подобное хамство оскорбило бы ее. Но в этом случае она отнеслась к презрительному отношению к себе почти равнодушно. Она презирала его и при случае была готова отплатить той же монетой. Их антипатия возникла спонтанно и, несомненно, была обоюдной.
Но это ее совершено не беспокоило. Она была знаменитой Мариной Туковой, а онничтожеством, невесть что возомнившим о себе. И что бы ни случилось в прошлом, настоящем или будущем, все так и останется. Так что не стоит об этом даже думать.
И она забыла про Артема Иваненко, как только вышла из отдела полиции. Возможно, Марина была бы менее спокойна, если бы сумела разглядеть, что на той папке, в которую полицейский вкладывал пописанный ею протокол, стояла надпись: «Марина Львовна Тукова». В ней действительно было много бумаг. И все они имели отношение к ней.
Глава 20
Всю ночь Марину мучили кошмары, от которых наутро остались только смутные воспоминания и сильная головная боль. Она встала, походила по комнате. Это было проверенное средство, и боль стала терпимой. Теперь надо было выпить кружку крепко заваренного сладкого чая, только очень горячего. И тогда, возможно, боль ушла бы совсем, или затаилась где-нибудь в укромном уголке мозга и давала бы о себе знать только редкими пульсирующими мучительными толчками. Она надела халат и спустилась в столовую.
Марина маленькими глотками пила обжигающий губы чай и смотрела в окно на красные гроздья рябины, раскачивающиеся под порывами ветра. Она старалась ни о чем не думать и ни о чем не жалеть. Это было трудно, но ей удавалось, пока не пришла Таня, а с нейзаботы наступившего дня и привычная суета.
Марина Львовна, вам звонит какой-то ирей Константин, сказала Таня.
Иерей, как всегда машинально поправила ее Марина, вздумавшая когда-то приучить Таню к правильным оборотам речи и словам, но пока проигрывая эту битву. Девушка упорно продолжала называть вещи теми именами, которые ей казались более благозвучными.
Так я и говорю, ирей Константин, удивленно повторила Таня. Или я не там ударение поставила?
А, ладно, махнула рукой Марина. Кто это и что ему надо?
Говорит, что по благословению митрополита Димитрия, произнесла Таня с таким видом, будто на нее снизошла благодать. А еще, что вы с ним знакомы. Встречались в епархии.
И тогда Марина вспомнила, кто это. Утро начиналось не очень приятно. К головной боли добавился иерей Константин, надменный любимчик нового митрополита. Неужели он с утра пораньше заведет речь о новом кафедральном соборе? Если так, то она охотно благословила бы его крестом по лбу.
А ты не можешь сказать ему, что я безвременно отдала Богу душу этой ночью? спросила Марина. И воскресну только в день Страшного суда.
Глаза Тани сделались еще больше и округлились до невероятных размеров.
Да как же такое можно сказать и даже подумать, Марина Львовна? почти с ужасом произнесла она. Окститесь! Еще накличете на себя беду. И на меня заодно, что я вот стою рядом с вами и молча слушаю это.
Это ты-то молча? усмехнулась Марина. Тогда я Римский папа.
Женщина не может быть папой римским, безапелляционно заявила Таня. Не наговаривайте на себя.
А вот и может, поддразнила ее Марина. Говорят, был в истории католической церкви такой вопиющий случай. В девятом веке. Только ее звали папесса Иоанна.
Вранье, убежденно сказала Таня. Сплетни и не более того. И как вы, такая умная женщина, можете в них верить?
Тебе-то я верю, хмыкнула Марина. А ты та еще сплетница.
А вот и нет, горячо возразила девушка. Я говорю вам только святую истинную правду. И пусть меня поразит молния, если это не так!