Страны закрылись друг от друга. Наш великий Хаас, кстати, тоже почти страна: нам пришлось отделиться и оградиться от прежде родных территорий, так как раньше у нас было огромное количество заболевших. Каждое государство устремилось защитить своих граждан. Конечно, остались некоторые союзы по торговле, безопасности и экологии; не исчез даже туризм. Но все это теперь было так сложно, дорого и четко выверено, что все мы перестали чувствовать угрозу. Не было больше никаких завоеваний и глобальных происшествий. Конечно, вандалы и бандиты промышляют и сейчас, но нам больше не приходится волноваться за то, что завтра нас разбомбит соседнее государство. Заботься о себе, соблюдай меры безопасностиидиллическая жизнь, рай на земле. И все этона нашем веку. В кафе и кино ходить можно, только осторожно: ну что за жизнь! Давайте тихонько включим телевизор, и вы сами убедитесь!
Вот, канал номер один. Надо звук убрать, здесь есть субтитры. «С двадцать первого января во всех супермаркетах Хааса оплату можно совершать по чип-карте, находящейся на запястье правой руки. Внимание: правой руки». Видите, сплошной прогресс! Раньше у людей были бумажные паспорта. Но теперь ради никчемных книжечек не нужно рубить деревья: вся информация о васв вашем же организме. А ещё этот мерзкий пластик. И от него избавляемся. Теперь платить станет совсем легко.
А вот и второй канал. Тут рецепты всякие. Карамелизованный паук-птицеед под соусом с халапеньобелок, для спортсменов пойдёт. Не то, не то Вот! Гуманитарная миссия в Хаасе: более тысячи детей в детских домах получили наборы питанияпрямиком от мэра!
Так, я тут ушёл в историю и аналитику и совсем забыл, что собирался рассказать о своей печали. Точно, через час к пиццерии под нашей квартирой подъедет грузовик с заготовками. Абель точно проснется: ее раздражает шум утренней разгрузки. Но сейчас, в эти минуты, давайте наслаждаться розоватыми облаками. Мой письменный стол, как всегда, завален бумагами. Это обычное дело. У меня сотни идей, и каждую новую я записываю в один из этих бесчисленных листов. Мебели здесь мало: кроме стола тут есть еще только стул, небольшой стеллаж с книгами и маленькое кожаное креслице.
Пойдемте к стеллажу: тут как раз хранится то, что я хочу вам показать. Засовываю руку в ряд глянцевых корешков книг и выбираю среди них одну. «Тонкости теории вероятностей», вот она! Мой выбор отнюдь не случаен: Абель сюда даже не заглянет. Она вообще не очень-то любит читать, но вы сами понимаете: если есть какая-то тайна, то лучше бы мне себя обезопасить. Я делаю это точно лучше Абель.
Признаться, из этой книжки я прочел только название, и оно мне понравилось. Но ценность этого милого предмета, который я держу сейчас в руках, заключается для меня не в его сути, а в том, что оно хранит внутри.
Страницыс шестьдесят пятой на шестьдесят шестую. Вот он, предмет моей светлейшей печали!
В моих руках фотография, с которой на меня смотрят два самых очаровательных зеленых глаза в мире. Волосы каштанового цвета. Длинные ноги. Потрясающая улыбка.
Эсмеральда. Прекрасная Эсмеральдаодна из моих самых светлых грёз и настоящая причина моей грусти.
Глава 2. Девушка с поездом в руках
Для любой киношной и мало-мальски претендующей на коммерческий успех романтической истории крайне важен момент знакомства. Здесь должны сыграть все рычаги: время, место, условия, даже социальное расслоение. Но у нас с Эсмеральдой все было немного по-другому.
Представьте себе сцену какого-нибудь захудалого театра, на которой расставлены следующие декорации: кирпичная стена, пара-тройка пустых стеклянных бутылок (чудо нашего временисамое дешевое пойло за всю историю человечества!) и скамейка. Моя память рисует в голове только это: все остальное размылось с течением времени, но есть одна деталь, которая не исчезнет никогда. Прожектор на нашей с вами сцене направляется прямо на кирпичную стену. Ещё чуть-чуть ярче
Да, прямо сюда.
Из-за кулис выползает уставший после долгого рабочего дня в баре Жорж Монсиньи. То есть я, если вы уже успели позабыть, как меня зовут.
Огромный плакат, висящий на кирпичной стене напротив чёрного входа в бар с пометкой «Только для сотрудников». Он встречал каждого из рабочих смены лучезарной улыбкой изображенной на нем девушки. У неё в руках был игрушечный поезд. Помню, мне сразу показалось странным, что я, будучи человеком, вроде как не лишенным литературного и мыслительного таланта, так и не понял посыла этого плаката. Но был очарован красотой этой девушки.
Долгое время я выходил на улицу не только для того, чтобы просто покурить и вдохнуть свежего воздуха. Коллеги и постоянные посетителивсе как один вслух обсуждали вопросы коррупции и тотального кризиса, но я не мог позволить себе опуститься до таких бредней. Я притягивался к этой улыбке, как к магниту, часами рассматривая каждую черточку милого лица этой девушки. Если в вашей голове до сих пор жива конструкция сцены, делайте с декорациями что угодно: выливайте воду, высыпайте искусственный снег, подбросьте к моим ногам охапку сухих листьев, если сумеете найти деревья поблизости. Целый год, в любую погоду я выходил полюбоваться этой чудесной девушкой с игрушечным поездом в руках.
Эй, Монсиньи! Может, напишешь уже о своей истории несчастной любви к рисунку? «Портрет бабы с паровозом»? раздался хлопок, и я дернулся: знакомый голос и шлепок ладонью по моей спине.
Знакомьтесь, на сцену вышел мой лучший другРодриго.
Я знаю его почти всю свою жизнь. Онхороший, но чертовски недооцененный музыкант, а я Позже расскажу вам о том, какие мучения мне принес выбор стать писателем. Обещаю, вы будете удивлены. А может, станете смеяться.
Мы с Родриго росли в одном дворе и знали друга почти всю жизнь, поэтому не буду вдаваться в те подробности, которые еще всплывут, а просто отмечу: онактивный деятель, а ябоязливый мечтатель. Онвечно пробивающийся в мир музыки творец, а я до последнего был серой мышью, причем, в моем случае, комбинация слов «до последнего» весьма иронична. Оба мына суд девушек, весьма привлекательные юноши, только Родригосветло-русый кучерявый и подкачанный брутал, а ясами помните: темноволосый и бородатый мешок костей («сексуальный мешок костей» исправила бы меня Абель, закуривая трехсотую сигаретуи это было сказано сразу после нашего первого раза!).
Наконец-то я расположил все детали, расставил все действующие лица по местам и больше могу не тянуть с бесконечными описаниями и посвящениями. Если получится.
Свет. Камера. История моей великой печали начинается, и в нашем импровизированном театре гаснет весь свет. Декорации немного меняются.
В то утро я, как обычно, проснулся в родительском доме. Слово «родительский» здесь слишком громкое: наверное, будет лучше сказать «в материнском доме», ведь с мамой мы там жили одни, без отца. День начинался так же, как и все предыдущие.
Скоро мама проснется, и я услышу, как первым делом она включит телевизор. После этого она садится за столом на кухне, включает какую-то хрень из телемагазинов и готовит нам завтрак. Один тип из передачи сказал однажды, что белый сахар нужно срочно заменить на коричневый. С тех пор, она добавляла в кофе этот омерзительно горький и дурно пахнущий порошок, да еще и утверждала, что везде в журналах и газетах нас обманывают. Как-то странно получается.
Мне особенно нравилось, когда с утра мама делала гигантские бутерброды с сыром и кукурузой, и мы вместе их ели и о чем-то долго говорили. Правда, слово «говорили» снова слишком громкое в моем рассказе: скорее, я чаще слушал и вставлял какие-то вымудреннные фразы. Все равно, в конечном счете, все сводилось к тому, каким мудаком был мой отец.
Внесу коррективы: лично я мудаком его не считал.
В общем, что-то у них не заладилось с тех времён, когда я еще учился в школе. По вечерам они орали друг на друга и, судя по тому, сколько раз я слышал слово «трахался» и именно в мужском роде, понял, что он когда-то там гульнул, и мать об этом узнала. Скорее всего, так. Ведь чтобы «трахались» они, я почти не слышал.
Первое время я не мог выносить эти крики, бесконечные ссоры: петлял с ребятами из школы по дворам после уроков, смотрел, как парни играют в футбол и записывал что-то в блокнотчто на ум придет. Ещё я обижался на Родриго, у которого после учебы были уроки гитары. Он сразу же уезжал, и я оставался наедине с собой. Помню, как четко воображал себя великимеще тогда, и думал, что я весь из себя принцс ног до головы необычный, напишу бестселлертогда темой икс было одиночество. Или фильм сниму, там уже посмотрим, как сложится.
Далее, по мере продвижения моего творчества и уже поздних возвращений домой, родители стали беспокоиться. А еще математичкасволочьменя завалила и позвонила им, чтобы со мной кто-то начал заниматься: скатываюсь, видите ли.
Математичка, конечно, реально сволочь: из-за неё медным тазом накрылись мои стихи. Она, кстати, ещё была жирная такая. Отец занимался со мной по два часа в день, объясняя эту несусветную хрень, которую я не понимал и безумно расстраивался из-за этого. Мало того, что парень одинокий, так ещё и тупой. Мой сосед по парте, Томми, в то время уже гонял с крошкой Розидевятиклассницей с огромнейшими буферами, а я все сидел и слушал, как папа объясняет мне решения этих гребаных задач из переклеенной тысячу раз ветхой книжки.
Однажды я снова схватил парашу, и у меня сдали нервыя закрылся в своей комнате и лег на кровать. Это довольно жуткое воспоминание. Рисую в голове свою толстовку, в которой я тогда был: на ней специально болтались два шнурка, чтобы затягивать капюшон. Я с силой потянул их вниз, да еще и вдобавок в подушку лицом кинулсяхотел максимально лишить себя кислорода. Идиотская затея, знаю. Но это был крик души.
Сейчас я прекрасно понимаю, насколько тот шаг казался страшным. Но и оправданным тоже. Я просто старался привлечь к себе внимание. Образ страдальца и вечного изгоя приходил мне в голову в атмосфере постоянной ругани, и я не хотел, чтобы родители постоянно воевали. Я-то в то время верил, что они все равно помирятся. Но лед между ними с каждым днем нарастал все толще и толще.
И тут в один прекрасный день мать сообщает мне, что «этот урод» (а ещё позавчера мы с ним устроили ночной киномарафон «Мистера Киллера» и соленого попкорна из микроволновки) с нами больше жить не будет. А знаете, куда он потом уехал? Началась колонизация Марса: программы по обмену там всякие. Мой отец однажды попал в группу добровольцев. И с Марса не вернулся. Зато огромное количество гуманоидов здесьвместо него.
Я одновременно боюсь и ненавижу марсиан. Жутко брезгую. Внешне эти создания напоминают каких-то несуразных насекомыхогромных, высотой с человеческий рост. Вместо рук и ног у них несколько пар противных клешней. Марсиане организовали свое подпольное государство и иногда договариваются с хаасцами о продаже чего-то в обмен на икру, чеснок или мелких животных: им нужны кошки, собаки или что-то дурно пахнущееони все это едят и перерабатывают. Сами же марсиане еще чистят нам трубы и городскую канализацию, и за это им даже платят настоящие деньги, чтобы те могли получить лечение, продукты или качественные услуги. Но эти сволочи нередко бунтуют! Им, видите ли, мало платят, а кошек подсовывают больных или искалеченных, чесноктак сразу гнилой, как и икратоже им тухлой кажется. Пусть вообще радуются, что получают хоть что-то! Здесь, в великом Хаасе, оничужаки! А для кого-тоеще и убийцы. Они нас захватить хотят, я все это знаю. Похищают наших женщин, воруют и убивают тех, кто не может дать им сдачи. Инопланетянкирезультат связи наших женщин и марсиантакие страшные! Вы наверняка заметите парочку таких чудовищ, бродящих по Хаасу, правда, только в светлое время суток, а то им страшно, что побьют. Кожа у таких существбронзовая, резиновая на ощупь. Они как огромные куклы для утех (сами понимаете, каких). И ведь допускают же такое земные женщины! Но, честно говорю, у нас таких подстилок под инопланетную дичь не любят. Надо бы вытравить эту раковую опухоль, пускающую метастазы по асфальтированным венам Хааса, чтобы наш город наконец-то зажил спокойно. Но пока все этотолько мечты.
Продолжим. Обычно в выходные дни я ездил по магазинам. Должен был поехать и в тот день, однако привычный ход вещей был нарушен внезапным телефонным звонком.
Это был Родриго, желавший взять меня с собой на свой концерт в ночном клубе. Первое крупное выступлениесами понимаете, волновался. Но если вы бы спросили, почему волновался я, то ответ был бы следующим: там будет много людей, и все они, скорее всего, будут очень заразными. Только подумайте: последствия вируса, мутировавшие симптомы Сколько всего страшного сразу!
С другой стороны, черт возьми, как же я мог отказать своему лучшему другу?
Я твердо решил в тот день все же поехать в клуб, но предварительно, конечно, обо всем позаботился: новая пара перчаток, хруст защитной маски. И пусть хоть кто-то начнет разуверять меня в правильности действий! А если доведётся вдруг с какой-нибудь бомбой перепихнуться, так на это у меня тоже защита есть. Ничто не возьмет Жоржа Монсиньи.
Так, давайте заглянем в спальню: Абель ещё спит. Минут десять-пятнадцать у нас есть. Снова запускаем нашу машину времени и садимся в такси.
Промышленная дрянь, которую мы сейчас будем проезжать, скоро кончится. Это какой-то суперхимозный комбинат, от которого просто жутко воняет. Ехать нам, в принципе, недалеко, но окна лучше закройте. А вот и моя остановка! Я уезжал с неё в город и на работу. Проезд стоит двадцать пять единиц, и с моей зарплатой в месяц я могу позволить себе целых тридцать три поездки на автобусе! Конечно, трудности возникали, если помимо работы я ехал куда-то ещё, но в целом, справляемся. Если бы вы пришли почитать обо мне чуть раньше, чем произошел мой профессиональный триумф, то я бы месяц откладывал на это такси. Но теперь в этом нет необходимости.
Гембли-род. Ох, как же я обожаю эту улицу! Вы только посмотрите: дорога потихоньку наклоняется вниз, к подножию горы, и по правой стороневон там, рай для богачей: казино, роскошные отели, шикарные рестораны. Водитель, тише музыку, окна открыть! Слышите? Шум сухого ветра и звон игровых автоматов
Я ведь потому и хотел стать великим писателем. Сами посудите: я бы имел влияние на людей, создавая произведения о правильных вещах. Это как классика прошлой цивилизацииМоцарт, Пушкин, Дюма. Моими устами говорила бы истина, меня бы цитировали. А ещё я бы проводил все вечера здесь, на Гембли-род. Роскошный костюм, сумки, набитые деньгами, толпа глупых гламурных девиц вокруг. Признаться вам, мне грустно было каждый раз проезжать этот район на автобусе, перебирая пальцами мелочь в карманевсе, что там, в принципе, осталось. Сыграть бы в игру! В жизнькак в игру!
Ну а мы с вами торжественно попадаем в золотой час этого блестящего городасейчас-сейчас, храп Абель отвлекает меня Вспомню все, как было в тот день. Соображай, Жорж. Соображай, дурень.
Итак! Проезжаем через мост и попадаем в самую оживлённую часть Хааса. Бизнес-центры, небоскребы и километровые пробки. С девяти до одиннадцати вечера движение на дорогах перекрывается, и все рекламщики города пытаются проявить себя по максимуму: между небоскребами шагают длинноногие голографические модели, одетые в брендовые вещи. Знаменитые певцы представляют свою музыку, обращаясь ко всем, как боги, свысокаиз-за верхушек зданий. Бывает так, что даже стриптиз-клубы выпускают на скрытые от туристических глаз узкие улицы своих огромных пиксельных девиц. Те наклоняются к пешеходам, ложатся прямо на дорогу, изгибаясь в эротическом танце. Лично мое внимание привлекла голограмма в виде девушки, танцующей стриптиз вокруг фонарного столба. Просто представьте! Если бы вы случайно забрели на Перпл-стрит, например, улицу со, скажем так, дурной славой, то стали бы тем самым счастливчиком: огромная фигуристая девчонка встала бы на четвереньки, лишь бы вас рассмотреть и озвучить прейскурант местного клуба. Все самое интересное у этой девочки рассмотреть можно, не переживайте.
Ой! Наша машина подскочила на яме. Не волнуйтесь: мэр нашего великого Хааса, Дюрер Спейс, пообещал, что это все вскоре исправят. Понимаете, какие тут проблемы: чтобы побороться с заразой, нужны были большие деньги. Большущиемы в руках таких никогда не держали. А ещё деньги нужны на оборону и школы. Чтобы дети в Хаасе росли крепкими и здоровыми, а ветераны войны ни в чем не нуждались.
Вот мы и приехали. Посмотрите, какое место шикарное. Да, не на центральной улице, да и темновато чуть-чуть. Пара крыс. Зато бездомных почти нет, так, по мелочи: на помойке пара ненужных роботов, а запах Это чеснок или черная икраее едят инопланетяне и не залезают к нам в клубы или бары, не обворовывают магазины. Черт бы побрал эти программы от правительства! Напускали беженцев Ну, в принципе, я вам все и показал, теперь оставьте меня одного на этой сцене, ведь история о великой печали Жоржа Монсиньи набирает обороты именно отсюдаиз этого замечательного клуба в ангаре.