Фифа уже оседлала табуретку и гордо восседала на ней: прямая спина, горделивая посадка головы и, самое главное, бесконечно длинные ноги. На фифе была соболья шубка серебристого цвета с короткими рукавами, на руках по локоть длинные кожаные перчатки красного цвета, черная юбка не скрывала соблазнительную округлость бедер и ног в обтягивающих колготках и красных сапог на шпильке. Серо-серебристый цвет колготок навевал мысль о том, что ноги фифы выкованы из серебра небесными кузнецами. Перед такими ногами надо падать ниц и молиться им, как божеству, владеющим секретом вечной и непреходящей красоты. Лицезрение этих божественных ног так заворожило меня, что я не услышал вопросы, которыми меня засыпала фифа.
В себя я пришел, когда пальцы в кожаных перчатках ухватили за подбородок и ощутимо дернули:
Ты что, оглох? Почему не отвечаешь на мои вопросы?
Я отшатнулся, не люблю, когда меня хватают, и посмотрел на эту фифу. Длинные иссиня-черные волосы живописно разметались по плечам, лицо красивое, высокий лоб, серые крупные глаза под ниточками бровей, прямой нос, узкие губки презрительно надуты, острый подбородок горделиво вздернут вверх. Это была опасная красота прекрасной хищницы, что завлечет, поиграет и обречет на гибель. Тогда я этого не понял, а жаль. Еще меня поразило, что за её спиной на лестничной площадке клубилась тьма. Словно был не день, а глухая полночь.
В серых холодных глазах фифы я увидел азартный интерес к неизвестной научному миру букашке, которую, минуточку, сейчас возьмем булавку, элегантно наколем, чтобы не сбежала, и счастливый натуралист мог рассчитывать, что в описании этой букашки по латыни будет добавлена его фамилия.
Несмотря на то, что фифа сидела, у меня было ощущение, что она смотрела на меня сверху вниз, а я стоял на коленях, и просыпались давно забытые школьные переживания, сейчас будут или больно бить или нудно воспитывать. Настроение моментально упало, и я недовольно буркнул: «чего приперлась, фря?»
Девица не ответила, сняла перчатки и одним движением стряхнула с себя соболью шубку мне в руки. Шуба одуряюще-приторно пахла цветочными духами и молодым женским телом. Я не переношу приторных запахов, и чуть было не уронил шубку на пол, но фифа приставила к моему носу длинный черно-красный ноготь и приказала повелительным тоном: «Не дури. Повесь шубу на вешалку». В оцепенении, как дурак, я уронил с вешалки свою куртку и повесил на плечики эту злосчастную шубку. Пока её вешал, наваждение, вызванное неизвестной, прошло, и вернулась привычка критически оценивать происходящее. Эта девица явно практикует «садо-мазо». Только зачем приперлась ко мне, мелкому крадуну на заказе? Позавчерашний заработок истаял как дым. Я получил совсем немного и уже благополучно истратил. Она за такие деньги, зевая, могла небрежно отстегать по попке и выпроводить с упреком мол, зря потратила время. Кстати, а где её хлыст? Да вот, он родимый! Меня стал душить смех:
Ты не по адресу попала, госпожа Злюка! Я тебя не заказывал
Слово «госпожа» я специально подчеркнул, чтобы дать понять этой фифе, что раскусил её суть. В ответ девица снисходительно процедила:
Я не к тебе пришла, доходяшка-низкорослик.
Никогда не нравилось, когда намекали на мой небольшой рост и худую фигуру, мог и в табло зарядить, несмотря на то, что это баба. Ишь, фифа, мало того, что приперлась, так еще и оскорбляет. Однако фифа заявила, что пришла не по мою душу, а за Сергеем Петровичем, который, мол, сбежал из дома. Так и заявила «сбежал из дома». Мне стало интересно, как мужчина в пожилом возрасте может сбежать из дома, но, еще раз посмотрев на девицу, поверил, сам бы сбежал от такой. На мое счастье, Сергей Петрович пару часов назад вместе с матерью куда-то уехал. Однако заявил, что не знаю такого, о чем на голубом глазу поведал фифе. Та испытующе посмотрела на меня. Я выдержал взгляд, и она приказала: «веди меня на кухню. Я хочу горячего чая».
Одна моя часть хотела грубо выставить фифу за дверь, но другая часть, которой мать привила некоторые «приличные», как подсмеивался, манеры, к сожалению, победила, и не выставил фифу за дверь, а провел нежданную гостью на кухню. Надо сказать, моя мать всегда отличалась прямо-таки болезненно-маниакальной тягой к чистоте. Кухня у неё всегда сверкала, а посудачувствовались долгие годы службы в армиистояла ровно, как солдаты в строю. Помню, когда бывал у неё в медпункте, поражался чистоте в кабинете и что все блестящие медицинские инструменты были выложены словно по ниточке, а пузырьки стояли ровными шеренгами. К сожалению, кроме как чистотой, мать ничем другим не могла похвастать. Готовила она плохо, в детстве были вечные перекусы из бутербродов из колбасы и сыра, или походы офицерскую столовую, если удавалось пристроить меня на довольствие, или судки из этой столовой. Мать могла приготовить на выбор следующие блюда: сварить или пожарить на сале картошку, сварить макароны, замороженные пельмени или пакетный суп. На этом её кулинарные таланты заканчивались. Поэтому питался от случая к случаю, у меня с детства болел желудок, и я часто страдал от пищевых отравлений.
Девица процокала на кухню и села за стол с такой же прямой спиной и горделиво воздетой головой, не забыв закинуть ногу на ногу, чтобы я и дальше восхищался её длинными и стройными ногами. Вот выдра, выругался про себя, не разулась, и теперь придется подтирать грязные следы на полу, поставил чайник на огонь и сунул ей чашку, куда прицепил чайный пакетик. Чай был из недорогих. Мать привычно экономила на продуктах, а я что-то прошляпил и не взял недрогнувшей рукой дорогой пакетный чай (за него же не плачу!).
Фифа хмыкнула, но ничего не сказала по поводу чая, а приступила к расспросам, больше похожим на допрос, но ничего от меня не добилась. Я ушел в глухую несознанку, мол, не знаю такого мужчину по имени отчеству «Сергей Петрович». Это в полиции я всегда признавался, когда глупо отказываться при наличии видеозаписи. Я, в отличие от многих, никогда не интересовался мужчинами. Так и заявил фифе. Мне всегда нравились бабы, только мои женщины были из разряда дешевых шлюшек, а эта была дорогая и горячая штучка, но от такой надо было держаться подальше. Сожрет, сука, и не поморщится.
Наглая незнакомка чинно пила чай с солеными крекерами, которые сумел отыскать в шкафчике, а я молил бога, чтобы мать с Сергеем Петровичем подольше задержались по своим делам, чтобы не столкнулись нос к носу с фифой. Задницей чувствовал, скандал бы вышел большой. Едва фифа отставила пустую чашку, как я подхватил шубку, и ей пришлось уйти, не добившись результата. Но она сумела оставить за собой последнее слово. Фифа протянула мне визитку и вроде как нечаянно царапнула меня за ладонь до крови острыми коготками. От неожиданности я ойкнул, а она, слизав кровь с ладони и, посмотрев мне в глаза, промурлыкала: «по запаху крови я всегда найду тебя. Мы обязательно встретимся». Я с облегчением захлопнул за ней дверь и облизал саднящую ранку. Ох, и девица! Не люблю таких. Визитку я тут же выкинул в мусорное ведро. Еще пожалел мать, её очередная попытка найти хорошего мужа с треском провалилась. Эта фифа не успокоится, пока не отберет у матери Сергея Петровича. Я ничем не мог помочь, и это было обиднее всего.
Однако история на этом не закончилась. Вечером приехали мать с Сергеем Петровичем, который пыхтел, как паровоз, обвешанный кучей пакетов из магазинов, а мать была радостно-возбуждена.
Сынок! с порога счастливо воскликнула матьСынок! Сергей Петрович сделал мне предложение! Посмотри, какое кольцо с бриллиантом мне подарил! (тут мать лукавила, бриллианты были похожи на пыль, такие мелкие, что если бы не сказала «бриллиант», я никогда не обратил на них внимание). Мы через месяц поженимся! Сегодня подали заявление в ЗАГС!
Я поздравил мать, голос у меня был невеселый, но мать не обратила внимания. Она схватила в охапку пакеты и бросилась в комнату, чтобы примерить обновки, а Сергей Петрович прошел на кухню. Я вернулся к себе и стал размышлять, стоит ли огорошивать их появлением некой фифы, домогавшейся Сергея Петровича. Я так и не решил, как поступить, в комнату влетела мать в новом голубом платье, которое ей шло и делало моложе. Мать крутанулась передо мной, подол платья взлетел, обнажив еще стройные ноги, и меня обдал мощный шлейф приятных духов.
Как тебе мой новый наряд? лицо у матери было счастливым, а выглядела она как юная девушка, которой впервые сделали предложение.
Я как раз набрался смелости, чтобы сообщить неприятную новость, но, увидев сияющие глаза, не стал говорить, пожалел призрачное счастье, о котором она мечтала всю жизнь, и поднял вверх большой палец, одобряя её выбор. Неожиданно из кухни раздался громкий крик, сопровождавшийся падением чего-то тяжелого. Вместе с матерью я бросился на кухню. Там на полу лежал Сергей Петрович с разбитой головой. Вместе с матерью кое-как подняли его тяжелую тушу и усадили на табуретку. Мать стала обрабатывать рану. Сергей Петрович был расстроенным, и, едва мать закончила, попросил её выйти из кухни. Мать заартачилась, но он неожиданно, в первый раз за время, когда жил здесь, повысил голос и еще раз с нажимом попросил уйти. Мать, недовольно поджав губы, послушалась, а Сергей Петрович, тяжело вздохнув, спросил:
Здесь была эта?
Он не сказал, кто конкретно, но я понял, и в свою очередь переспросил:
Как вы догадались?
Запах духов. Мне этот запах хорошо знаком, такими духами пользуется моя падчерица. Заклинаю, никогда не встречайтесь с ней! Онстрашный человек! Не заметишь, как попадешь под влияние, и она будет играть с тобой как с игрушкой, неожиданно Сергей Петрович горько расплакался. Яконченый человек, ты не представляешь, с каким трудом от неё сбежал, и надеялся, что больше никогда с ней не встречусь. Но она выследила. Все рухнуло, она не успокоится, придет за мной, а я больше не смогу сопротивляться.
Это было неприятное зрелище, когда большой, уверенный в себе человек вдруг превратился в тряпку, плачущую горькими слезами и размазывающей сопли по щекам. Плечи его тряслись, он сгорбился и стал похож на старую развалину. Передо мной был не прежний щеголеватый и уверенный в себе федеральный судья в отставке, а раздавленный жизнью старик.
Алимчик! Алимчик! рыдал в голос Сергей Петрович, не дай в обиду мать, онасвятая женщина, ни в чем не виновата! А-а-аа-а-а
На кухню, не выдержав, ворвалась мать с криком: «что произошло?», но я не ответил. Мать, увидев плачущего Сергея Петровича, накапала ему валерьянки, и увела в свою комнату. Там они долго о чем-то бубнили, а я лег спать. Сны были странные, словно я шел, как сомнамбула, размахивая ножом, брызгала горячая кровь, а вокруг меня, как снопы, валились бараны с человеческими лицами и дрыгали четырьмя конечностями.
Часть 2
Прошел месяц, с того дня, как Сергей Петрович разбил голову у нас на кухне. Он вроде бы повеселел и вновь стал хорохориться, зато мать ходила, как в воду опущенная. В ЗАГС они не пошли. Я не стал спрашивать у матери, по какой причине, зато фифа больше у нас не проявлялась. Меня больше волновали поиски хлеба насущного. Рано утром я уходил из дома и кружил по большому городу и его окрестностям, искал шабашки по домашнему ремонту, встречался с клиентами и, конечно же, посещал магазины за «товаром». Еще раз низкий поклон тому, кто заставил одеть намордники. Медицинская маска стала отличной защитой от камер слежения. Еще я специально купил на распродаже для «походов» по магазинам балахонистую куртку кислотной, красно-зеленой, расцветки, на неё долго нельзя было смотреть, начинали болеть глаза. У куртки были глубокие карманы, в которых можно было спрятать много товара. Жаль только, что куртку нельзя носить летом. Летом мое крадунство временно приостанавливалось. Я мог тырить только по мелочам. Приходилось заниматься физическим трудом, который я ненавидел, но другого способа заработать себе на жизнь, кроме как делать ремонты в квартирах, не было.
На днях, когда морозец отпустил, и случилась очередная оттепель, я встретил колясочника, сидевшего возле супермаркета. Это было его любимое место. Он вел себя тихо и нагло не просил милостыню. К нему благоволил азербон, владелец этого супермаркета, и не разрешал охранникам отгонять его от магазина. В колясочнике, которого звали Юркой, хотя он годился мне в отцы, я чувствовал неприкаянную родственную душу. Колясочник был моим постоянным заказчиком. При получении заказа я всегда брал предоплату, двадцатьтридцать процентов, а остаток получал, когда приносил заказанный товар. В долг товар никогда не отдавал. Товар отдавал только после оплаты. Однако с Юрки я не брал аванса, а иногда отдавал товар без оплаты. Заказы бывали у него весьма странными. Однажды попросил приобрести для него карандаши Кохинор, потом масляные краски, и далеетемперу, кисти из белки и колонка, набор мастихинов. Еще забыл про бумагу для рисования.
При получении заказа я держу морду кирпичом. Мало какие тараканы гуляют в голове покупателя и настойчиво просятся наружу. Есть такое выражение «любой каприз за ваши деньги». Поэтому стараюсь придерживаться этого принципа. В основном мне заказывали косметику и одежду, но бывали и странные заказы, как, например, у этого Юрки, которые, чтобы их найти, приходилось побить ноги и исподошвить обувку.
Но с Юркой, родственной душой, я вел себя по-другому, и удивленно воззрился на него, тебе-то, убогому бомжу, зачем такая роскошь, да еще дорогущие кисти, о существовании которых узнал от него. До этого я знал о существовании малярных кистей, но чтобы кисти были из белки и колонка, о таком услышал впервые. Колясочник объяснил, что эти кисти необходимы ему для рисования картин. Я в первый раз в жизни увидел, что хорошо помятый и побитый жизнью колясочник-бомж даже не рисует, а пишет картины. Еще узнал о существовании мастихинов. Когда он объяснил, что это такое, я качнул головой, понял, а сам подумал о том, что существуют шпатели, которые и стоят дешевле, а функции те же самые. Но заказчик платит, а кто я такой, чтобы возражать. Моя функциястырить, принести товар и обязательно получить деньги.
Еще ему потребовались дорогие профессиональные краски. С ними, кстати, я намучился, их бомжу потребовалось много, и мне за ними пришлось ездить даже в другой город, поскольку придерживаюсь принципа: никогда не тырить много товара в одном магазине. Так незаметнее. Юрка долго тянул с расплатой, я даже поиздевался над ним, когда однажды при встрече дал ему кругляшок из нержавейки номиналом в две рупии, где изображена ладонь, с двумя поднятыми пальцами, как латинская буква «v». Эту монету мне сунули на сдачу. Бомж удивленно воззрился на монету: «что это?»
Это рупии. Слышал, что ты стал просить рупии, после того, как тебе никто не давал юани. Вот решил помочь с первым взносом, чтобы ты в городе стал первый рупиевым миллионером.
Идиот, выругался бомж. Мне скучно, вот и изгаляюсь. Может, завтра буду просить тугрики.
Тугрики? я почесал затылок, можно и их найти.
Грешно обижать сирых и убогих, бомж хлюпнул носом, но его выцветшие глаза смеялись. Боженька тебя накажет.
Меня и так наказала мамаша, когда родила, так что боженькой не пугай. Все помрем, я в рай не стремлюсь. Крадуну туда путь заказан.
Юрка расхохотался во все горло, а я взял в автомате два бумажных стаканчика кофе латте. Бомж раньше бухал по-черному, но сейчас завязал, и пьет только кофе. Ему почему-то нравится кофе латте. Мне все равно, в кофе не разбираюсь. Горячее, сладкое, и ладно. В этот раз бомж ничего не заказывал, он еще не расплатился за краски. Мне позарез нужны были деньги, но его не торопил. Прекрасно понимал, что в любой момент могу оказаться в такой же коляске. Стоит только охране магазинов поймать меня. Оторвутся по полной, и так измочалят, что легко стану инвалидом. Я знал одного такого, кто промышлял, как и я, вместе с беременной бабой-сожительницей. Их замели на горячем, и первой в оборот попала баба. Она не успела убежать, живот помешал. Её стали качественно пинать, онакричать, а убежавший кавалер был вынужден вернуться и вступиться за беременную подругу. Ему хорошенько досталось, сломали несколько ребер, повредили связки на правой руке, еще и закрытую черепно-мозговую травму получил. Беременная, вместе с дружком, написала заявление в полицию. Против них, естественно, возбудили уголовное дело за покушение на грабеж, а охранники стали свидетелями. Уголовное дело по факту причинения телесных повреждений против охранников не возбудили. Эти двое недоумков, недовольные ответом из полиции, пожаловались прокурору, который ответил, что факт нанесения им телесных повреждений не был установлен. Поэтому я всегда хожу один, никому не доверяю, и, повторяюсь, всегда плачу за какую-нибудь мелочь, что приобретаю в магазинах.