Дорога мертвеца. Руками гнева - Джо Лансдейл 5 стр.

Ухмыльнувшись, Мэтт извлек одной рукой из ящика стола два стакана, другойбутылку.

Калеб уселся напротив.

 Ну, рассказывай,  произнес он.

Мэтт стал разливать виски. Он наполнил один стакан и, только булькнув во второй, остановился. На донышке плавала муха.

 Я ее вижу, пусть она тебя не удерживает,  сказал Калеб.

Потянувшись, он придавил руку Мэтта, доливая стакан до краев. После чего отхлебнул.

Мэтт повел бровью.

 Когда я жил с индейцами,  сказал Калеб,  пусть все они подохнут в жутких корчах и уступят место праведным людям, так вот: если в похлебку залетала муха, это считалось лишним куском мяса. Надо только пропихнуть шельму внутрь. С тех пор осталась привычка. И для здоровья полезно.

 Господи Боже, Калеб. Как я с тобой уживаюсь?

 Сдается, во мне море обаяния.

Одним мощным глотком Калеб разделался с виски вместе с мухой.

 Давай еще,  сказал он.

Мэтт налил.

Когда стакан наполнился, Калеб провозгласил тост:

 За женские ножки, какими я их люблю. Пальчики снизу, киска сверху.

Они выпили.

 Знаешь,  сказал Калеб, утираясь грязным рукавом,  что-то вечер сегодня напомнил тот, когда мы разобрались с индейцем. Самая погода, чтобы кого-нибудь вздернуть. Холодно и ясно.

 Не начинай, Калеб.

Калеб просунул руку за пазуху и достал кожаный шнурок с нанизанной парой женских ушей.

 Убери,  сказал Мэтт.

 Что, с годами стал неженкой?

 Мне противно их видетьвот и все.  Мэтт встал из-за стола.  Пора на ночной обход.  Он снял шляпу с крюка на стене.

 Валяй,  сказал Калеб.  А я посижу тут за бутылкой.

 Подходящее для тебя место. Может, изловишь пару новых мух. Да, Калеб, сделай одолжение. Не пей из горлышка.

Мэтт вышел.

Калеб взболтал бутылку и сделал долгий глоток.

(6)

С крыльца своей конторы Мэтт оглядел улицу. Калеб не ошибся. Непонятно отчего, ночь была в точности такой, как та, когда казнили индейца. В тот раз он должен был пристрелить Калеба. Он так и не мог взять в толк, что его удержало. Мало того, он стал привечать его как друга. Это дерьмо. Неотесанного мухоеда. И вообразить страшно, что он сделал с женой того индейца Слава Богу, Мэтт не был свидетелем.

Вообще-то, он пытался их остановить.

Мэтт прищурился и снова оглядел улицу. Та ночь снова предстала во всех деталях. Он стоял на этом самом месте, когда они явились за индейцем и его женщиной.

Впереди шел Калеб, с ножом для снятия шкур.

 Пусти нас, Мэтт,  сказал он.  Не влезай в это дело. Нам нужен индеец и его черномазаяи мы их получим.

 Ничего не выйдет,  ответил он тогда.

Тут вперед шагнул Дэвид Уэбб. На него было жалко смотреть. Слезы ручьем текли по его лицу.

 Он убил мою крошку,  крикнул Уэбб.  Он убийца. А ты здесь вроде шериф. Шериф Мад-Крика. Если справедливость что-то для тебя значитотдай их нам!

Но Мэтт остался стоять, не снимая ладони с рукояти револьвера.

Пока не взглянул на Калеба, а тот не сказал:

 Ты защищаешь убийцу-индейца и черномазую. Сбрендил, Мэтт? Отойди.

И он отошел.

Они ворвались внутрь, сорвали со стены ключ, открыли камеру и выволокли оттуда индейца вместе с женой-мулаткой.

Когда толпа показалась в дверях, они тащили своих жертв на руках, но индеец, как его крепко ни держали, обернулся к Мэтту и почти буднично произнес:

 Ты не будешь забыт.

Толпа выплеснулась на улицу, индейца и женщину бросили в повозку, связав по рукам и ногам. Возница понукнул коней, и повозка тронулась, сопровождаемая толпой.

Калеб задержался. Подойдя к Мэтту, он бросил ключ к его ногам.

 Парень, ты все правильно сделал.

Сказав так, он потрусил за остальными.

Видение той ночи растаяло, и Мэтт шагнул на тротуар, приступая к ночному обходу.

(7)

Из всей службы ночные обходы оставались у Мэтта излюбленным занятием. Здесь он чувствовал себя повелителем городка. Он кивал встречным, хотя их попадалось малок этому времени все расползались по домам, либо к Молли, либо в салун «Мертвая собака».

Он подошел к салуну и заглянул через крутящиеся двери. Народу было немного. На вид все уставшие и на взводе. Бармен Зак выглядел скучающим и рассерженным одновременно. В дальнем углу какой-то пьяница валялся под столом, а единственная прислуга салуна склонилась над другим выпивохой, заснувшим у стойки. По виду заспанной девушки можно было безошибочно судить, как ей все осточертело в этой помойке. За столом четверо посетителей уныло перекидывались в картишки.

Заметив Мэтта в дверях, Зак сложил ладони в приглашающем жесте.

Улыбнувшись, Мэтт покачал головой и отправился дальше.

Мэтт шел дальше по улице, по пути проверяя двери, желая увериться, что все заперто. Оказавшись у проулка, ведущего на задки к Молли Макгуайр, он задержался. До него долетел какой-то звук, вроде шороха со стороны мусорных баков. Не иначе, тот проклятый пес.

Мэтт выхватил револьвер. На сей раз он достанет ублюдка. Он начал осторожно красться вдоль узкого проулка. В лунном свете проступила тень. Косой силуэт крупного человека в широкополой шляпе. Отчего-то кажущийся странно знакомым.

Мэтт замер.

Он взвел курок и не сводил глаз с тени.

 Кто здесь?  позвал он.  Это шериф. Кто здесья спрашиваю?!

Тишина. Тень не шелохнулась.

Мэтт продвинулся на дюйм.

 Ты не забыт,  донесся голос. Или это просто шелестел ветер?!

Но ветра не было.

 Кто здесь, говорю?

В этот миг тень задрожала, распалась и слилась вновь. Но уже не в очертания крупного мужчины в широкополой шляпе. Теперь это была тень волка.

Мэтт заморгал и попятился в переулок, выставив перед собой револьвер. Тень шевельнулась, вырастая все больше.

Развернувшись, Мэтт бросился наутек. Он даже не успел завернуть к Молли Макгуайр, а понесся сломя голову вдоль улицы. И тут его как стукнуло.

Он остановился. Не оборачиваясь. Просто стоял посреди улицы. Какой голос? Это лишь ветер и его воображение. Не было там никакой мужской тени, превратившейся в волчью. Все время он видел тень пса, который уже год изводит город. У него сдали нервы. Калеб, видно, прав. Он становится неженкой.

Тотчас же за спиной послышался топот мягких лап.

Стоит обернуться, сказал он себе,  и там будет здоровый желтый пес, я вышибу ему мозгии все кончится.

Но найти силы обернуться он не мог. От мысли о том, что там можно увидеть, брала жуть. В глубине души он знал, что ни желтого пса, ни волка там нет. Будет что-то еще.

Ускоряя шаг, он направился в сторону церкви.

Топот за спиной на мгновение стих, словно его изучали, но тут же возобновился. Кто бы ни гнался за ним, существо было крупным. Уже доносилось его дыхание.

Мэтт пустился бегом. Улица совсем опустела. Только церковь в конце, как маяк, с белым крестом высоко на крыше, бросающим черную тень на улицу.

Воздух толчками рвался из груди Мэтта. И такое же отрывистое дыхание за спиной. И чувство, что его вот-вот настигнут, прыгнут на спину, повалят, отчего он встрепенулся и помчался быстрее, пока бок не был готов разорваться. Но он бежал, чувствуя на шее горячее дыхание преследователя.

С него сорвало шляпу. Он задыхался. До церквирукой подать.

Дома́ по обеим сторонам улицы словно наклонились внутрь, под странными углами повиснув у него над головой. Свет померк, и все звуки исчезли, кроме его судорожных всхлипов и дыхания настигающего существа.

А потом он влетел в тень от крестаи его будто подхватил вихрь теплого ветра. Взмыв по ступеням церкви, он уткнулся в дверь и обернулся, выставив револьвер,  но никого не увидел.

Только пустая улица, посредине которой валялась его шляпа. Дома́ стояли ровно и не нависали над улицей, фонари горели ярко, как всегда. Поодаль у Молли Макгуайр бубнили голоса, и в салуне «Мертвая собака» кто-то наконец уселся за пианино.

Мэтт оперся спиной о церковную дверь и перевел дух. Понемногу его лицо обмякло, на губах заиграла улыбка. Он сполз на корточки и расхохотался. Револьвер отправился назад в кобуру.

 Ничего,  сказал он.  Ни черта нет.

В этот миг протяжный вой пронесся по улице, обратившись в раскаты хриплого и злобного хохота.

(8)

Немного погодя шериф с опаской удалился от церкви и подобрал свою шляпу. Попробовав надеть ее, он невольно вскрикнултулья была почти начисто отхвачена. Зажав шляпу в кулаке, он опрометью помчался в кутузку.

(9)

Мертвый игрок оказался скор на ногу, хотя Милли даже в одном башмаке старалась не отставать. Остальные тоже норовили угнаться за ним, но длинные ноги и уверенная поступь игрока не оставляли им шансов.

Он вырвался вперед, точно надеясь выиграть гонку.

Когда ночь пошла на убыль и небо стало понемногу светлеть, все, кроме игрока, замедлили шаг. Он прибавил ходу.

Повернув в лес, Милли вышла к полю, двигаясь вдоль которого заметила очертания дома. Сейчас она уже не могла узнать тот дом, где жила вместе с сестрой Буэлой, как не догадывалась и о том, что Буэла извелась в попытках узнать об ее участи. Мозг Милли съедала единственная потребность, которой она подчинялась.

Огонь в доме не горел. Вокруг было тихо. За горизонтом, как робкое светловолосое дитя, поднимало голову солнце.

Женщина в одном башмаке набрела на вход в погреб. Из дома тянуло человеческим теплом, и в ней шевельнулся голод.

Она посмотрела на небо. Светловолосая голова угадывалась все яснее, лучи, словно тонкие пряди волос, озаряли горизонт.

Отворив люк в погреб, она проковыляла по короткой лестнице вниз, не забыв захлопнуть крышку. В этих местах погребом пользовались редко. Земля была слишком влажной, так что его оставили наполняться тухлой водой.

Для Милли это значения не имело. Как и все остальное, кроме солнечных лучей и жгучего желания насытитьсяпоскорее.

Она медленно погружалась, пока вода не заколыхалась над ее макушкой. Напуганный водяной щитомордник быстро вильнул в сторону. Червей и грязь смыло с ее волос и тела, оставив пленкой на поверхности, пока она опускалась все ниже. ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, ГЛУБЖЕ, пока не улеглась на дне погреба, не оставив на темной поверхности воды ни малейшей ряби.

Когда начало светать, другие тоже остановились и расползлись по обочинам, где земля была мягче. И голыми руками принялись отчаянно рыть себе укрытия.

Забравшись в вырытые ямы, они нагребали палую листву, пока не засыпали себя с головой, а затем упрятали и руки.

Но только не игрок. Он давно оставил всех позади и миновал придорожный знак с надписью: «МАДКРИК».

(10)

Перед самым восходом солнца двери конюшни распахнулись настежь, будто распростертые крылья огромной летучей мыши, и замок, крутясь, упал в пыль.

Вихрь холодного ветра влетел в конюшню, двери следом за ним захлопнулись. Замок вернулся на свое место.

Часть 2Сбор частей

Глава четвертая

(1)

Стоя перед разбитым зеркалом, Преподобный задумчиво полоскал руки в умывальнике. Он поскреб их, сполоснул лицо и насухо вытерся.

После чего выглянул в окно.

Солнце готово было показаться, раскрасив бледный небосвод в розовые и красные полосы.

По улице шел человек: быстро, но странной походкой, словно болел рахитом. Поравнявшись с салуном, он подергал засов, приделанный снаружи вращающихся дверей. Засов не поддался.

Солнце полностью вылезло, и волна света пронеслась по улице. Когда она попала на человека у салуна, тот негромко взвизгнул. От его рук и макушки начал струиться дымок. Он дернул засов сильнее.

Рука оторвалась от плеча и вывалилась из рукава. Пальцы все еще крепко сжимали засов, и рука повисла на нем, обескровленная и белая.

Человек мгновение таращился на нее, затем оставшейся рукой отцепил от замка и засунул в глубокий карман накидки. От локтя до сустава она осталась торчать наружу.

Человек быстро заковылял дальше, пробуя по пути каждую дверь. Дойдя до половины улицы, он рухнул вниз лицом.

Преподобный ринулся вниз по лестнице.

(2)

Подбежав к упавшему, Преподобный склонился над ним. Тело дымилось. Рука, торчащая из кармана, была дряблой, как обвисший член. Постепенно она выскользнула из кармана на землю.

Без особого восторга Преподобный прикоснулся к шее игрока, нащупывая пульс. Пульса не было. На ощупь плоть была странной: пахнущая гнилью кожа липла к пальцам, как плесень. Он быстро отдернул руку и вытер пальцы о землю.

Внезапно кто-то взял его за плечо.

В один миг Преподобный был на ногах, разворачиваясь и выхватывая из-за кушака свой кольт.

Дуло взведенного револьвера уперлось в нос престарелого господина, которого он встретил в кафе с прекрасной женщиной, напомнившей ему сестру. Сейчас она стояла рядом, широко распахнув глаза и рот.

 Ого!  произнес пожилой господин.  Мы такие же добрые самаритяне, как и ты. Увидели, как он упал. Боже, но ты скор.

Преподобный отвел назад руку с револьвером и отпустил курок. Пока старик скрылся из поля зрения, чтобы обследовать тело, он получил возможность рассмотреть женщину. Ее красота превосходила все представления. Господь не переставал его испытывать.

Он перевел взгляд на старика, который, как перед этим он сам, коснулся тела и вытирал пальцы о землю.

 Самая дьявольская штука, что мне довелось видеть,  сказал старик.  Воняет так, будто мертв уже неделю.

 Он шел,  сказал Преподобный.

 Знаю, сынок, не волнуйся. Говорю же, мы видели, как он упал.

Тело уже превратилось в совершенную мерзость. Оно дымилось, и его отдельные части полностью разложились, утонув внутри одежды. С головы слезла плоть, обнажив череп. Но теперь и он пошел пузырями.

Старик поднялся.

 Ждите здесь,  сказал он.  Я скоро.  И устремился через улицу к лечебнице.

 Не поздновато ли?  сказал вслед Преподобный, но старик проигнорировал замечание.

 Он доктор,  пояснила женщина.

Преподобный покосился на нее, снова на старика, который отпер лечебницу и исчез внутри.

 И к тому же мой отец.

Обернувшись, Преподобный сумел только выдавить:

 О!

Он пялился на нее и ничего не мог с собой поделать. Отвести взгляд было выше его сил.

Вернулся доктор с тачкой и парой лопат, одну из которых вручил Преподобному.

 Это еще зачем?  спросил тот, перехватывая лопату одной рукой, пока второй засовывал на место револьвер.

 Грузи его в тачку, приятель, и старайся зачерпывать поменьше грязи,  сказал доктор.

Доктор подцепил лопатой студенистую массу, растекшуюся поверх воротника трупа и некогда исполнявшую роль шеи. От тела почти ничего не осталось: целым сохранился только облезший череп, вокруг которого в лужице плавали остатки волос. Мухи облепили останки, как рассыпанный на пудинге изюм.

Помедлив немного, Преподобный начал грузить труп в тачку.

(3)

Помахав, чтобы прогнать мух, доктор повез тачку с гнусной жижей и замаранной одеждой к себе в лечебницу. Его дочь и Преподобный шли следом.

Миновав приемную и небольшой коридор, они свернули направо. Здесь было темно. Доктор зажег лампу и посильнее открутил фитиль. Они оказались в лаборатории. Посредине стоял длинный стол. Вдоль стен располагались стеллажи с множеством стеклянных колбочек, пробирок и прочих сосудов. Часть из них содержали разноцветные жидкости. На столике у стенымикроскоп и различные инструменты. Окна плотно занавешены темно-синей тканью, так что нельзя судить, день снаружи или ночь.

Доктор заметил, как Преподобный осматривается.  Люблю уют,  сказал он.  Так как ваше имя?

 Преподобный Джебидайя Мерсер. Извините, что не подаю руки.

 Равно и вы меня. Руки можно помыть в раковине. Это моя дочь, Эбби, а я Док Пикнер. Местные чаще зовут меня Док.

 Рад знакомству,  сказал Преподобный, но при мысли о сопутствующих обстоятельствах смутился.  Док, вам случалось прежде такое видеть?

Док покачал головой.

 Папа, а это не может быть форма проказы?  спросила Эбби.

 Нет. Ничего общего Боже, да вы только взгляните. Похоже, он мертв несколько недель, однако мы видели обратноекак он шел.