Добро пожаловать в АдОксана Велит
История Петрова
Я Петров, сказал Петров и повертел головой.
Он не помнил ни своего имени, ни возраста, ни того, как здесь оказался. Но это его почему-то не беспокоило.
Окружающий мир не вызывал у Петрова вопросов. Только легкое ощущение недостаточности. Как будто рядом было задумано что-то теплое и округлое, чтобы утыкаться всем телом, а он, вместо этого, все время утыкался в пустоту.
И еще вокруг были штучки. Много круглых маленьких штучек. Все они вертелись, как сумасшедшие. Как жужжащая тошнота, в которой единственным ориентиром где-то впереди вспыхивало и гасло расплывчатое пятно света.
Петров пошел на свет.
Первые шаги давались тяжело. Приходилось все внимание направлять в ноги и пристально думать каждый шаг. Но потом дело пошло быстрее. Петров даже развеселился от того, как хорошо у него получается. И штучки вокруг уже не жужжали и не кружились, а превратились в молочнобелый туман такой плотный, что его можно было хватать руками.
Слева в дымчатой пустоте зазвенел смех. Петров представил женщину на берегу реки она запрокидывает голову, открывает рот и смеется легко, без стеснения. Почти как Марта.
Откуда пришло это имя? Петров не знал. Но от него внутри вдруг стало щекотно.
Потом из глубины пришли другие слова и образы: тянущее, жуткое ожидание мамы, которая отошла на минуту, трепет первого свидания, стыд первой ночи с женщиной, слово «презумпция». Такое солоновато-горькое. Как глоток морской воды.
Постепенно туман рассеялся, и Петров увидел, что дорога упирается в металлические ворота. По обе стороны от них в бесконечность тянулся забор из бетонных блоков. Как будто ктото провел серую черту между мирами.
Источником света, который вел Петрова сквозь туман, оказалась неоновая вывеска у ворот. Надпись на ней гласила:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД
Петров остановился в нерешительности. Потом пожал плечами: «Скажу, что мне только спросить».
Он занес было руку, чтобы постучать, но ворота сами со скрипом отворились, приглашая внутрь.
Петров глубоко вдохнул, как будто собирался нырнуть, и сделал шаг вперед.
На него обрушились звуки. Тут, внутри, пели птицы, шелестела листва и где-то совсем рядом квакали лягушки. Петров моргал и щурился, пытаясь приладить глаза к новой яркости. Но даже сквозь мешанину разноцветных пятен было понятно, что вся территория утопает в зелени.
Совсем не похоже на километры замершей земли, оставшиеся за воротами.
Будто из мешочка с буквами для игры в «Эрудит» Петров выудил из памяти слово «заповедник». Потом порылся еще в надежде отыскать собственное имя, но безрезультатно. Зато на самом дне нашел странную аббревиатуру «КПП».
Именно с этими буквами в раздробленной памяти Петрова ассоциировалась обитая красной вагонкой будка, которая стояла в нескольких метрах от ворот.
Петров подошел ближе и робко заглянул в окно. Внутри, забросив ноги на стол, дремал в кресле мужчина лет сорока. На груди у него лежала сложенная вдвое газета, в дальнем углу будки едва различимо гудел вентилятор.
Петров приободрился. Постучал в стекло. Охранник медленно открыл глаза и по-рыбьи уставился на Петрова. В этом взгляде не было ни удивления, ни интереса только усталость.
Еще один, констатировал охранник и зевнул.
Где я? осторожно спросил Петров.
В аду. Там же у входа все написано.
Охранник потянулся к ящику стола и, достав оттуда потрепанный гроссбух, открыл его на середине.
Ладно. Давай по протоколу. Имя, фамилия?
Петров присмотрелся к пожелтевшей странице: верхнюю часть занимал список посетителей, а ниже кто-то играл в крестики-нолики. Крестики неизменно выигрывали.
Петров, сказал Петров, Имени не помню.
Бывает, хмыкнул охранник, ничуть не удивившись, и вывел в пустой ячейке новую фамилию.
Петрову сделалось неуютно. Как будто его вдруг посчитали, хотя он ничего такого не заказывал.
Он спросил:
А это зачем?
Да низачем. Мне просто нравится делать списки.
С этими словами охранник выудил из кармана штанов флягу, отпил из нее, едва заметно поморщился и отпил снова. Петрову это совсем не понравилось. Он сказал:
Я бы хотел поговорить с кем-нибудь, э-э-эммм С кем-нибудь из менеджеров.
Ха! Он хочет поговорить с кем-нибудь из менеджеров! Парень, я бы и сам хотел с кем-нибудь из них поговорить. Ты спроси любого все хотят с поговорить с менеджерами. Да только менеджеры ни с кем не разговаривают.
Слушайте, Петров старался говорить как можно спокойнее, Я заблудился и потерял память. Очнулся в паре километров отсюда. Нужно как-то сообщить об этом моей семье, дать объявление
Петров, твоя семья уже здесь. Зуб даю. Хочешь, я поищу их для тебя?
Охранник принялся листать гроссбух, водя пальцем по списку фамилий на каждой странице:
Вы в своей семье все Петровы? Если да, то вот, смотри. Антонина Петрова, шестьдесят пять лет. Прибыла год назад. Сынок ее вроде бы зарезал. А перед тем два дня держал привязанной к батарее и кормил клубникой. Жуткая история Не твоя ли, часом, родственница?
У Петрова заиграли желваки. Он чувствовал себя беспомощным перед этим красномордым дядькой с большой книгой. Беспомощным и нелепым. Как же несправедливо, что он вынужден стоять здесь и лепетать, как первоклассник!
Охранник будто прочел мысли Петрова и ухмыльнулся, демонстрируя золотые коронки:
Парень, ты лицо-то сделай попроще. Мне на твою козью морду смотреть неинтересно.
А вот это уже хамство!
Ад это вообще не зефирку кушать.
Ладно, Петров сдался. Охранник определенно был не в своем уме. Тогда скажите хотя бы, куда мне тут идти?
Я бы сказал, что это зависит от того, куда ты хочешь попасть, но мне, если честно, насрать. Сам сюда пришел, сам и разбирайся. Я вот себе будочку нашел и в ней остался. Но места здесь, сам видишь, мало. Только на меня одного и хватает.
После этих слов охранник развернул газету, всем своим видом намекая, что разговор окончен. И только самодовольная его улыбка как будто все еще висела в воздухе.
Петров пнул стену КПП, плюнул на землю и тяжело зашагал в сторону леса. Напишу жалобу, подумал он, если понадобится, дойду до директора! Он даже поднял палец для усиления эффекта. До директора! И кивнул сам себе.
Со стороны выглядело внушительно.
Но внутри Петрову было себя жалко. И стыдно за то, что спасовал перед этим болваном. Перед обслуживающим персоналом, который для того только и нужен, чтобы подсказывать и разъяснять.
Надо было все же начистить ему рожу. Вмазать пару раз, как следует. И плевать, если бы этот тип вызвал полицию так даже лучше. Он смог бы, по крайней мере, заявить о собственной пропаже, или как там это называется В общем, сообщить миру о том, что вот он, Петров, готов обниматься с семьей, рассматривать старые фотоальбомы и прилагать все возможные усилия для скорейшего восстановления памяти.
Если, конечно, у него есть семья. Если хоть кому-то в мире есть до него, Петрова, дело. Потому что может статься, что и нет.
Он засунул руки в карманы и быстрее зашагал по тропинке, баюкая себя бесконечным повторением собственной фамилии. «Петров, Петров, Петров», и внутренняя муть понемногу отступала. «Петров, Петров, Петров» и можно было какое-то время просто вслушиваться в это сочетание звуков, не думая больше ни о чем.
Тем временем лес поредел, и вокруг вырос выкрашенный в конфетные цвета пригород.
То и дело Петрову встречались дома с аккуратными верандами и розовыми кустами по периметру. Все, что можно было подстричь и покрасить, было подстрижено и покрашено, будто целый штат рабочих следил за тем, чтобы район имел образцово-показательный вид. Но больше всего обращала на себя внимание оглушительная мертвость этого места: ни шума автомобилей, ни криков, ни разговоров. Только шелест ветра в ветвях и редкие крики неопознанных птиц. Рекламный город-призрак.
Петрову все еще нужна была помощь, поэтому он, пренебрегая всякими правилами приличия, перелез через штакетник возле одного из домов, поднялся на крыльцо и постучал в идеально-белую дверь.
С другой стороны послышался шорох. Кто-то там завозился, затопал по деревянному полу. Но через пару секунд снова стало тихо.
Петров приложил ухо к двери и заговорил как можно громче, но стараясь при этом звучать дружелюбно:
Послушайте, я ничего не продаю и не собираюсь вас грабить. Мне нужна только небольшая помощь. Один телефонный звонок. Вы меня слышите? Я не причиню вам вреда.
Если за дверью кто-то и был, он себя ничем не выдал.
Шумно выдохнув, Петров развернулся чтобы продолжить свой путь. И тут же замер: возле открытой калитки стояли трое мужчин.
У двоих не доставало левых рук их плечи заканчивались розовыми культями на уровне локтей. У третьего обе руки были на месте, но правая штанина свободно болталась от колена и ниже.
В одной руке безногий держал топор, а свободной рукой опирался на плечо товарища.
Ты, обратился безногий к Петрову, Идем с нами.
Голос его звучал устало и сонно, как у человека, который провел в пути не один день, и теперь силы его были на исходе. Двое других, прикрыв глаза, принялись мерно раскачиваться в такт какой-то заунывной внутренней мелодии.
Петров отступил на шаг, в горле вдруг пересохло.
Бежать некуда, сказал безногий. Мы отведем тебя в сад и научим как порадовать хозяина. Ты увидишь, это легко. Нужна только небольшая плата. Только показать, что ты готов просить прощения. Идем. Там все ждут тебя.
Меня? тупо переспросил Петров, покосившись на топор в руках калеки.
Нужно приносить жертвы, каяться. Так ты получишь отсрочку. Хозяин умеет ждать, если видит, что ты все делаешь правильно. В аду не так уж плохо.
Петров оценил расстановку сил: калеки выглядели доходягами, но их было трое, плюс топор. Как в школьной задаче по арифметике: у Маши было три яблока, а у Саши банан; удастся ли Саше уйти живым, если ему раскроят череп тяжелым острым предметом?
В течение нескольких мучительных секунд Петров пытался решить эту задачу и уже готов был броситься в бой, но тут сзади послышался скрип открывающейся двери. Чей-то густой голос пробасил:
Эй, калеки, ану пошли нахуй отсюда!
Петров обернулся на звук. Позади в дверях возник мужчина средних лет, одетый в майку и засаленные шорты. В руках он держал двустволку, нацеленную на Петрова и его собеседников.
Я только хотел помочь, вздохнул безногий, глядя куда-то в пустоту.
Но спорить с хозяином двустволки он не стал. Троица неуклюже развернулась и заковыляла прочь с грацией сломанного механизма.
Петров поднял руки, демонстрируя безобидность, и сделал шаг к дому:
Спасибо за помощь. Признаться, я слегка
Пошел нахуй, прорычал незнакомец и прищурился, глядя в прицел, Если думаешь, что здесь можно что-то поиметь, тебе придется думать об этом с пулей в башке.
Я не очень понимаю, растерялся Петров.
Считаю до пяти. Раз, два
Петров не стал дожидаться цифры «три» и метнулся в сторону леса.
Видимо, мужик с двустволкой оказался не из тех, кто разбрасывается словами, потому что через несколько секунд за спиной раздался выстрел. Петров затравленно оглянулся, споткнулся о камень и во весь рост растянулся на земле.
Щеку обожгло, от левой скулы во все стороны начала расползаться острая пульсирующая боль. Петров приподнялся на локтях и пополз вперед, сквозь кусты, ожидая второй пули, которая на этот раз достигнет цели. Или штыка, который вообще молодец.
Но вскоре стало понятно, что за ним никто не гонится: лес за спиной хранил молчание. Обессиленный, Петров лег на землю и стал глотать ртом воздух. Мысли в голове громыхали как железнодорожные составы. Почему все эти люди так враждебны? За что с ним так и по какому праву? Он напишет жалобу! Дойдет до директора!
Петров многое отдал бы, чтобы это оказалось дурным сном. Проснуться бы сейчас на берегу реки в лучах заката и слушать, как рядом, запрокинув голову, смеется красивая женщина Ее губы красны, голос звонок, волосы медовым золотом рассыпаются по плечам. А где-то внизу вода с легким шелестом уносит прочь все печали, как будто их и не было.
Он сам устремился вслед за водой, убаюканный этим образом, но сердце вдруг толкнулось остро и болезненно: «Добро пожаловать в ад».
Не в силах больше сопротивляться, Петров свернулся калачиком и заплакал. Он больше не думал ни о реке, ни о том, как пойдет жаловаться вообще ни о чем не думал. Только захлебывался от страха и всем своим существом ждал того, кто придет прервать эту пытку. Кто обнимет и скажет, что все закончилось. Возьмет за руку и отведет домой. Но мир оставался тих и безразличен к мольбам как и всегда.
Когда Петров почти уже охрип, и рыдания перешли в короткие всхлипывания, где-то совсем рядом раздалось сосредоточенное бормотание.
Ах, Боже мой, я так опаздываю! Мои часы, они должны быть где-то здесь. Мне нужны мои часы. Хорошие, никогда не ломаются.
Петров вскинулся и сел, чуть не ударившись лбом о склонившегося над ним старика. Тот был одет в потертый костюм-тройку и голубой галстук-бабочку. Как будто собирался на важное мероприятие.
Мои часы, повторил старик, глядя на Петрова слезящимися глазами, Вы видели мои часы?
Петров замотал головой.
Мне они очень нужны. Если заставить стрелки двигаться задом наперед, я смогу выбраться отсюда. Я отмотаю себя в самое начало. Нужно только найти часы. Золотые, с гравировкой. Все время тикают. Если я не успею, ох
Я не видел никаких часов, перебил его Петров.
Старик осклабился, и глаза его хищно заблестели:
Я теперь все понял. Ты украл их, чтобы спастись вместо меня. Хитро придумано!
С этими словами он стал охлопывать Петрова по карманам штанов в поисках потерянной драгоценности. Когда оказалось, что карманы пусты, старик на секунду замер в растерянности. Затем снова улыбнулся, обрадовавшись внезапной догадке:
Может быть, ты их проглотил. Может быть, ты знал, что я буду искать свои часы, и специально проглотил их. Мне нужно вспороть тебе брюхо и как следует пошарить в кишках. Уверен, они где-то там.
Старик попытался задрать футболку на животе Петрова, но не успел тот схватил его за руку и резким движением вывернул запястье. От неожиданности старик охнул и осел.
Дедуля, с нажимом сказал Петров, Я не брал ваши часы.
Прости, сынок, залепетал старик, морщась от боли, Я теперь и сам вижу, что не брал. Ошибся. Но ведь попытаться стоило?
Губы старика задрожали, а морщинистое лицо вдруг скомкалось, собралось в мокрую от слез кучку, похожую на сдувшийся шарик.
Это зрелище вызвало у Петрова такое отвращение, что он невольно ослабил хватку. Старик воспользовался случаем, дернул рукой и высвободился. Еще несколько секунд он смотрел на Петрова с обидой и подозрением, а затем попятился назад в кусты, шурша прошлогодней листвой и задевая ветки. На ходу он продолжал бормотать что-то про потерянные часы.
Петров затряс головой, пытаясь прийти в себя. Хотя его собственная память превратилась в мешанину обрывков и осколков, казалось, среди всех встреченных он был единственным, кто хоть немного оставался в своем уме. Но надолго ли?
Чтобы не думать об этом, Петров поднялся с земли, отряхнулся и пошел вперед. Левая нога и вот он на шаг дальше от сумасшедшего старика. Правая нога и катился бы к чертям мужик с двустволкой. Левая нога и калеки остались далеко позади. Правая нога, левая, правая
Так он брел, волоча ноги, пока не услышал смех. Звонкий, похожий на плеск воды, он пронзал лес и звал за собой. Чувство было такое, будто этот смех самая важная вещь на свете, и, если найти его источник, все остальное перестанет иметь значение. Не смея ослушаться, Петров пошел на этот зов, и сердце у него в груди забилось быстро, как у птицы.
День уже клонился к закату, когда вокруг воцарился аромат клубники. Это не был запах, принесенный ветром он принадлежал территории, надвигался сразу со всех сторон, не оставлял выбора. Петров глубоко вдохнул, и у него закружилась голова. Перед глазами возникли и тут же пропали странные бордовые всплески отголоски воспоминаний.