(Нельзя сказать, что разговор у нас пошел теперь так уж гладкоязыки все же разные, иногда она не понимала меня, иногда я не понимал ее, приходилось переспрашивать, порой не раз, помогая себе жестами, что нас обоих только забавляло. Но все же теперь мы могли общаться более-менее свободно. Прошло много лет, и я не держал в памяти наши разговоры дословнода и зачем? а потому пойду по самому легкому пути: буду пересказывать наши беседы правильным русским языком.)
Я тебе могу еще раз поклясться на распятииэто действительно Анно Домини тысяча семьсот сорок пятый.
Не надо, верю, сказал я. Но как так могло получиться? Не знаю, как ты, но я никогда не верил в колдовство
Эржи звонко рассмеялась:
Никакое это не колдовство. С колдовством я бы и не стала связываться как богобоязненная христианка. Тайные науки Тайные знания Тайные умения Примерно так. Точнее я объяснить не могув ученые материи не посвящена. А тот, кто мог бы Ее личико на миг омрачилось. Он погиб, не успев взяться за третью картину.
А как же теперь быть с этими двумя? Такая дверь меж временамиштука опасная.
Это ненадолго, сказала Эржи. Скоро все закроется, день-два. Останутся только картины, пейзаж и портрет. Самые обычные картины. Я надеюсь, день-два ты сумеешь удержать все в тайне? Задернешь портьеры, попробуй раздобыть ключ и запирать дверь снаружи, когда будешь уходить. У дворецкого всегда есть ключи от всех дверей Ты еще не взял?
Да как-то не подумал, что понадобится
Возьми сразу, как только вернешься. От нас к вам никто не попадет, я уже позаботилась. А вот если в твое отсутствие кто-нибудь обнаружит дверь и решит наведаться в гости, трудно и предсказать, что из этого выйдет. Она послала мне лукавый взгляд. В тебе-то я уверена, ты сумеешь сохранить тайну
Подожди, сказал я чуточку ошеломленно. Как же так Два-три дня
Увы Она сделала грустную гримаску. Есть обстоятельства, которые сильнее нас.
Так ты что же, вернешься в портрет?
Вот уж нет, засмеялась Эржи. Нет, конечно, изображение на портрете будет прежнее, но сама я остаюсь здесь. Слишком многое еще не закончено. Долго рассказывать.
Останется здесь и погибнет от яда в бокале. Сказать ей об этом? Но я же не знаю подробностей, представления не имею, где, в каком доме, в каком именно бокале ее подстерегает отрава Успокойся, внушал я себе, она уже умерла двести лет назад, в любом случае с ней это произойдет, если она намерена остаться здесь, в своем времени. И надо же было, чтобы это случилось именно со мной!
Господи! спохватилась Эржи. Заболталась, обрадовалась, что мы теперь с тобой можем свободно разговариватьи совсем забыла о долге хозяйки. Я сейчас велю подать завтрак
Я взглянул на часы и поднялся:
Нет времени на завтрак, Эржи, как ни жаль. Через четверть часа сыграют подъем, начнется обычная военная жизнь, и мне всем этим командовать. Ничего не поделаешь, служба
Я понимаю, покладисто согласилась она и тоже встала. У меня среди родных было столько военных И, подойдя вплотную, положила мне руки на плечи. Но ведь всякая служба когда-нибудь кончается Я приду ночью.
Прощание немножко затянулось, но я успевал к подъему, даже немного времени было в запасе. Да и не имелось каких-то неотложных дел, не было необходимости с ходу включаться в налаженную жизнь роты. Эржи помахала мне с крыльца, я помахал ей и быстрым шагом направился в свой двадцатый век. Благо «дверь» никуда не делась, и возле нее отиралась белка, кажется, та самая.
Цыкнув на нее, я шагнул в комнату и первым делом плотно задернул портьеру «двери», потом портрета. Критически присмотрелся, отступив на пару шагов. Если не знать, что за портьерами, получилось вполне благолепноа кто чужой завалится в мою спальню и станет лазить за портьерами?
Позвонил дежурному по ротеникаких происшествий не случилось, никто меня не искал, не звонил ни из батальона, ни выше. Так что на какое-то время спокойная жизнь обеспечена. Есть полная возможность кое-кого порасспросить, развязать кое-какие узелочкине столько из любопытства, сколько по въевшейся привычке доводить начатое дело до конца. С кого начать, с Паши или с Иштвана? А пожалуй, с того, кто первым под руку подвернется
Кто первым подвернулся под руку, стало ясно сразу жепо деликатному стуку во все еще запертую на щеколду дверь. И по деликатности и по самому стукуПаша стучать ни за что бы не стал, в армии не стучат (правда, только в те двери, перед которыми нет приемной с адъютантом или часового).
Так и есть, на пороге обнаружился Иштван во всем блескеливрея в золотом шитье, позолоченные пуговицы с графским гербом, панталоны до колен, белоснежные чулки, туфли с позолоченными пряжками. Так он по дому и расхаживал. Бойцы его прозвали Павлин-Мавлин, посмеивались вслед, но не обижали. Лейтенант Горский, мой самый молодой командир взвода (месяц как из школы ускоренного выпуска младших лейтенантов, едва усики начали пробиваться), даже с ним сфотографировался. Сказал, что пошлет карточку невесте, пусть полюбуется, какая экзотика попадается на войненастоящий старорежимный дворецкий, как у нас в царские времена.
С отработанным за десятилетия поклоном Иштван сказал:
С позволения господина капитана я заберу посуду?
Да пожалуйста, сказал я, пропуская его в комнату.
Он сделал пару шагов к столуи вдруг остановился как вкопанный. Вместо привычного бесстрастно-услужливого выражения на лице появился неописуемый страх, оно побледнело так, что стало белее седых бакенбардов. Я проследил за его взглядомон был прикован к возвышавшемуся во главе стола графину с портрета (там еще оставалось изрядно пурпурного нектара). Что-то он должен был знать, стервец, и сам прослужил здесь всю сознательную жизнь, и упомянул как-то мимоходом, что его семейство служило графам Ракели добрых полторы сотни лет
Да что с вами такое, Иштван? спросил я с наигранным удивлением. Вы словно привидение узрели. Может, вам водички дать?
Нне надо, выговорил он, полное впечатление, легонько постукивая зубами.
Его взгляд метнулся к портьерам, наглухо закрывавшим картины, потом вернулся к графинуи снова заполошно метнулся к той портьере, что закрывала портрет. Не требовалось особенного труда, чтоб понять ход его мыслей. Он несколько овладел собойдолжно быть, сказалась многолетняя лакейская муштра, но все еще таращился на графин с неприкрытым страхом.
Ага! Я сделал вид, будто меня осенило. Такое впечатление, что вас не на шутку испугал этот безобидный сосуд?
Это же это же Он снова уставился на закрывавшую портрет портьеру.
Ну да, сказал я самым будничным тоном. Это графин с портрета. Вы знаете, Иштван, у вас очень интересный дом. У меня сегодня ночью была крайне занятная гостья
И вы живы, господин капитан? вырвалось у него.
Как видите, пожал я плечами. А с чего бы мне быть мертвым?
Некоторые говорят, она сосет кровь, когда приходит
Сплетни и наветы, сказал я. Очень милая и воспитанная девушка, можете мне поверить, никакой не упырь. А что, был кто-то, у кого она высосала кровь? И очевидцы есть?
Нет, никто никогда не видел но некоторые болтают
Ну, о красивых девушках вечно болтают всякие глупости, вам ли, в ваши годы, не знать Хотите что-то спросить?
Осмелюсь спросить, господин капитан, а а там? Он оглянулся на портьеру, закрывавшую дверь в восемнадцатый век.
Там тоже никаких ужасов. Хотите убедиться? Я подошел к портьере и распахнул ее примерно на метр. Как видите, солнышко светит, листочки шелестят, страшнее белки зверя я там не видел. И даже был в том красивом домике. И никакие чудища меня не съели, там вообще нет чудищ. Там всего-навсего та же Венгрия, разве что не девятьсот сорок пятого года от Рождества Христова, а семьсот сорок пятого. Так мне сказали, и я этому почему-то верю. Интересно, а вы?
Я ттоже почти прошептал он. Именно в тот год все и произошло
Что?
Он молчал, как истукан. Похоже, его легонько познабливало, хотя в комнате было совсем не холодно. Подойдя к нему почти вплотнуюон невольно отступил, но налетел поясницей на массивную столешницу и замер, я сказал тем тоном, каким порой допрашивал пленных «языков»:
Ну вот что, Иштван. Ясно уже, что обо всем этом, я мельком указал на обе портьеры, вы что-то знаете, и, чует моя душа, немало. Всю жизнь здесь прослужили, а ваша семьявообще полторы сотни лет. Классический старый слуга, знающий многие секреты хозяев. До сих пор мне такие попадались только в романах, но, оказывается, и в реальности они существуют. Тем лучше. Садитесь.
Я не смею в вашем присутствии
Садитесь, черт возьми! рявкнул я медвежьим басом унтера, неважно, какой страны: в любой армии унтера, они же сержанты и капралы, орут одинаково зверообразно.
Подействовало. Он подобрался, явно вспомнив молодые армейские годы, и робко опустился на краешек кресла. Усевшись в стоявшее напротив и закурив, я сказал:
А теперь рассказывайте, Иштван, и подробнее. Только, понятное дело, не от Адама и Евы.
Господин капитан, к чему вам эти дела ушедших столетий? Ну, предположим, не до конца ушедших, но все равно
Буду с вами предельно откровенным, Иштван, сказал я. Если бы речь шла только о девушке, которая ночами выходит из портрета, я бы никого не стал расспрашивать и держал бы все в тайне. Но, к сожалению, есть еще и это, я показал на скрывавшую пейзаж портьеру. А это осложняет дело и сулит серьезные неприятности нам обоим. Представляете, что начнется, если об этом узнают? И кто первым делом за нас с вами возьмется? Вы же старый вояка, должны знать, что такое военная контрразведка
Очень неприятные типы, поджал губы дворецкий.
Согласен, сказал я. Они в любой армии таковы, и наша, скажу по секрету, не исключение. Для меня, собственно говоря, особых неприятностей не будетв конце концов, я нисколечко не виноват, что меня поселили в комнате с этими именно картинами. Но нервы помотают изрядно. А вот вы Вы не просто свидетель, как я, вы доверенный человек графа, служите здесь добрых четверть века. Бесценный, можно сказать, источник информации. На их месте я бы в вас вцепился мертвой хваткой, как гончие в зайца. Вы уж извините, но вы мне не брат родной и даже не троюродный. Будете молчатьмне, чтобы опередить события, придется нынче же написать рапорт куда следует. Вы не один год прожили в России, наверняка нахватались русских поговорок?
Конечно
Тогда, может, знаете и такую: «Своя рубашка ближе к телу»?
Знаю
Вот видите.
Господин капитан Но ведь это все равно уже есть и в прежнее состояние уже не удастся вернуть?
Я и сам рассуждал примерно так же, но, разумеется, посвящать его в свои мысли не стал.
А если удастся? спросил я (и сам в это верил). В конце концов, любую открытую дверь можно закрыть, даже такую. Если нашелся способ открыть, может найтись и способ закрыть. Согласны?
Может быть, вы и правы, господин капитан
Я сегодня обязательно поговорю об этом сами понимаете, с кем.
В глазах у него страха стало меньше, а вот живого интереса явно прибавилось:
Вы хотите сказать, господин капитан, она еще вернется?
Мы с ним были сейчас чем-то наподобие двух заговорщиков, и не было смысла что-то от него скрывать. В конце концов, советских военных тайн я ему не выдавал.
Во всяком случае, она обещала, сказал я.
Господин капитан, простите за любопытство А где она сейчас?
Я кивнул на портьеру:
В своем охотничьем домике. Том самом, что сгорел во время войны четверть века назад, а вот столетием раньше процветает Ну, Иштван? Так что вы обо всем этом знаете?
В двух словах не расскажешь
Я посмотрел на часы. На четырнадцать ноль-ноль (звонил дежурный из штаба батальона) у комбата назначено совещание командиров стрелковых рот и еще нескольких подразделений, а сейчас нет и десяти, и никаких неотложных дел не предвидится. Езды до городка, где разместился комбат со штабом, минут двадцать, а больше никаких забот. Времени достаточно.
Ничего, времени у меня достаточно, сказал я. Только постарайтесь не рассусоливать. Выделяйте главное.
Главное Главное, пожалуй, в том, господин капитан, что история, которую я вам рассказал в первый день, сплошная ложь.
Это которая?
О том, что у графини Эржи был роман с графом Рудольфом и старый ревнивый муж, граф Пароттаи, узнав об этом, ее отравил. А потом нанял наемных убийц и для Рудольфа. Все было совсем не так. Роман у нее был не с Рудольфом, а как раз с художником, нарисовавшим обе картины, Михалом Отрокочи. А граф Пароттаи, между прочим, был вовсе не старик, а мужчина средних лет, и у него самого был пылкий роман с одной дамой. Они с графиней с некоторых пор жили каждый своей жизнью и совершенно друг друга не ревновали. Никто графиню не травил. Она просто исчезла. Вот графа Рудольфа и правда убили на лесной дороге. Могила графини Эржи в фамильном склепе пуста. Всю эту историю с романом, ревностью и ядом в бокале очень мастерски распустили в виде сплетни, и все ей поверили: для тех времен история была прямо-таки банальная
А на самом деле как было?
Позвольте, господин капитан, я зайду немного издалека Ни нынешний господин граф, ни его отец никогда не интересовались книгами, а вот дедушканаоборот. Он был Есть какое-то ученое слово, которым называют человека, охваченного прямо-таки фанатичной любовью к старым книгам и рукописям
Библиофил, подсказал я. Говорят ещебиблиоман.
Да, кажется, так это называлиименно библиоман Эта страсть у него развилась рано, еще в относительно молодые годы, и захватила, как пьяницувино или гулякуженщины. Правда, я так думаю, эта страсть гораздо благороднее вина или женщин, господин капитан?
Пожалуй
Сам я уж никак не книгочей, но понимаю такие вещи Вот только эта страсть себя проявляла точно так же, как другие, далеко не столь благородные. Я имею в виду, он света белого не видел за своей библиотекой. В жизни местного благородного общества совершенно никакого участия не принимал, чем многих против себя восстановилна что ему было глубоко наплевать. Никого не принимал, никому не наносил визитов, не обращал внимания не только на женщин, но и на собственную жену. А она была женщина исключительно красивая, молодая, темпераментная, так что давно уже жила своей собственной жизнью. Иштван отошел настолько, что его физиономия приняла чуточку плутовское выражение. Болтали даже, что его дети не совсем его дети, но это, я понимаю, к нашей теме отношения не имеет. Так вот, библиотека у него была огромная, а мой дедушка, тогда, конечно, молодой, работал у него одним из трех библиотекарей. Дедушка мойединственный, кто, можно так сказать, выломился из фамильных традиций. Мало ему было гимназииу нас в роду и полным-то курсом гимназии почти никто не может похвастать. Он, представьте себе, закончил университет в Вене! Но скоро стало ясно: ум он получил от природы, фамильную житейскую практичность в полной мере сохранил. Как только получил диплом, приехал к графу и поступил на испытательный срок библиотекарем. И не прогадал: граф был несметно богат и своим библиотекарям, если убеждался, что от них есть толк, платил жалованья, пожалуй, больше, чем государь император своим министрам. Но и работали они, как галерники. Иштван ухмыльнулся. А если подумать, фамильной традиции он не изменил нисколечко: всю жизнь пробыл в услужении у графа Ракели. Ведь если подумать, кто такой библиотекарь у знатного магната? Да тот же слуга. Пусть даже получает жалованье больше, чем министр, и у него есть собственный лакей Он заметил мое нетерпеливое движение и торопливо сказал: Я вовсе не ухожу в сторону, господин капитан, и не уклоняюсь от темы. Просто о Шандоре нужно рассказать более-менее подробно, потому что он все это и открыл Словом, граф его работой был так доволен, что уже через три года сделал старшим библиотекарембыло еще трое младших, у графа все было поставлено на широкую ногу. Граф дедушку в шутку называл своим главным егерем Это и в самом деле напоминало охоту: у библиотекарей было с дюжину помощников, главным образом студенты, вообще образованные люди. Они, как охотники, рыскали по всей округе, добирались даже до Буды и Пешта, искали старые книги на продажу, а то и целые библиотеки. Потом грянула революция. Граф Лайош и не подумал к восставшим примкнуть, а потому остался на самом хорошем счету в Вене. Иштван усмехнулся. Они там думали, что граф свято хранит верность новому императору, а на самом деле, дедушка говорил, граф попросту даже и не заметил всех этих заварушек, тем более что в наших местах серьезных боев и не было. Правда, «охоте» это на год принесло большой ущерб: добрая половина помощников ушла к восставшим, а остальным рискованно было разъезжать по военным дорогам, где их мог повесить кто угодно, приняв за вражеских лазутчиков. Ну, сами понимаете: идет война, страна в огне, да вдобавок повсюду крестьянские мятежи, румыны и словаки воюют с венграми, вошли хорватские войска, а тут разъезжает какой-то тип в поисках старинных книгподозрительно с точки зрения военного человека, а?