Знаешь, я бы могла вытянуть из тебя все жилы, намотать их вот на свой кулак, Глина приблизилась к нему и сунула свой кулачок прямо Переверзеву под нос, но я хочу, чтобы ты сам покаялся. Чтобы мне не пришлось тебя убивать.
Что было уже не изменить. А ты в большой опасности, Галя, удрученно сказал отец, за тобой идет охота. И даже хорошо, что тебя тут охраняют. Дольше проживешь. Маринку мы вот, не уберегли. Больше ничего не скажу.
Он закрыл лицо руками и заплакал.
Глина этого никак уж не ожидала. Она заглянула отцу в его опущенное, искаженное рыданиями лицо. Неужели он мог раскаиваться?
Эмбрас позвала к себе Переверзева и спросила, удалось ли ему повлиять на дочь. Тот испуганно залепетал, что сделал все, что мог, даже слезу пустил, но больно девчонка оказалась несговорчивая.
Знаешь, что я с тобой сделаю, червяк ты этакий? хищно спросила Верёвкина, приближая к нему свое густо накрашенное лицо, пожалеешь, что на свет родился.
Э, дамочка, запротестовал Переверзев, вы так зря. Думаю, что кроме Глины у вас никакого серьезного колдуна. Не хотите ее терятьищите подход к ней, а меня из Бабяково зря притащили сюда.
Верёвкина отпрянула и посмотрела с ненавистью на это ничтожество.
Люди есть, серьёзные. За Глину хорошее отступное предлагают, сказала вдруг Тамара Петровна, постукивая тонкой сигареткой по открытой пачкеесли бы я Глину не любила, как свою дочь, продала бы её нахрен. Вот и хочу с вами посоветоваться, что с ней делать.
Может, вы её тут пока подержите, под присмотром? А проблема сама рассосётся, малодушно предложил отец Глины.
А зачем она мне, если работать отказывается? резонно ответила Тамара Петровна, мне проще найти ей замену, чем кормить её и поить. Это ты еще не видел, ее квартиру на Ленинградской. Там позавчера кто-то погром устроил, мама-не-горюй.
Отец удрученно покачал головой.
У меня бизнес, мне проблемы не нужны. А девчонку свою чокнутую, которая добра не ценит, сам забирай и вези хоть в Бабяково, хоть в Мухосранск.
Не-не-не, замахал руками Переверзев, куда я ее заберу? У меня там жена новая, работаю я охранником на уважаемых людей. Да и зачем Глине со мной ехать?
Евгений, подслушивавший за дверью разговор двух негодяев, усмехнулся.
***
Глина удивилась, что Эмбрас отпустила ее из «Смарагда» с миром, и даже дала расчет. Истинную причину доброты Глина узнала позже, когда Евгений привез ее в квартиру. Жилище выглядело как поле боевых действий.
И кому было надо устраивать тут кавардак? размышляла вслух Глина, бродя между разбросанными вещами и пытаясь найти хоть что-то, что могло бы ей пригодиться.
Глина, медленно, словно сомневаясь, сказал Евгений, несмотря на то, что мы не слишком ладили,я расскажу, что слышал своими ушами. Ты меня не выдала, деньгами помогла, и я в долгу не останусь.
Глина вздохнула, села на подоконник и спокойно выслушала пересказ разговора Веревкиной и Переверзева.
Тебе надо линять отсюда, подальше. Пересидеть, где тебя никто не знает. Какая-то контора на тебе имеет зуб. Кто они не знаю, но название Веревкина называла«Божья пчела».
Глина кивнула и попросила Евгения подождать её внизу. Она проверила: тайник с деньгами разбойники не нашли. Она выгребла все, что у нее было спрятано, собрала небольшой чемодан, заперла дверь, и попросила Евгения отвезти ее на Ленинградский вокзал. Прощаясь с девушкой, Евгений сказал: «Знаешь, есть такой колдун сильный, дядька Харитон, я слышал о нем краем уха. Живет на хуторе Западная Елань, то ли Вологодская, то ли Архангельская область. Может, к нему поедешь? Его крепко Пасечник боится».
***
Две недели Глина жила на съемной квартире 18 линии Васильевского острова, но спокойно не заснула ни разу. Постоянный шум за окном и шум внутри дома не давали ей отдыха. Иногда к ней приходил Валентин Прокофьевич, одетый в нелепый пиджак и трусы с сердечками. Он садился на край кровати и вздыхал, повторяя одно и то же: «Глупо как вышло, Глина. Ох, как же глупо».
Ткнув пальцем в первое попавшееся объявление, Глина договорилась о долгосрочном съеме жилья и переехала с Васькиного острова вглубь города, к станции метро Парк Победы. Она стала называть новое жилье Материком. Тут не было никаких дурацких каналов, рек и мостов. Сюда она запретила приходить Валентину Прокофьевичу. Об этом месте не знал Евгений. Эта часть Питера больше походила на любой другой нормальный город, стоит отойти от центрального проспекта и можно почувствовать себя в каком-нибудь Липецке.
Но нет, все-таки не Липецк и не Скотопрогоньевск, а просто улица Бассейная. Где еще могла она поселиться, потерявшая целую нитку бусинок, отборных белых бусинок? Глина тужила, даже возвращалась на прежнюю квартиру, и открыто и тайком, всё мысленно перевернула, руками обшарилане нашла. Глина помнила, что бусы не аукаются и сами не заговаривают, но надеялась на интуицию и зоркий глаз. Не помогло.
Глина стала жить на улице Бассейной, но за это время ей удалось скатать только две бусины. Попросила девочку поиграть ее куклой в парке да нашла в парковом книгообменнике томик стихов Брюсова с закладкой из вышитого ситца. Две мелкие розовые бусины, почти жемчужного оттенка, мало, ох как мало. Случись что-то плохоене спасешься. А вообще, Глина словно обессилела. Чем больше проходило времени с момента убийства врача, тем больше Глина падала духом. Она закуталась в уныние, как в кокон, и стала ждать, что всё пройдет само.
Постепенно она укреплялась в мысли, что все сделала правильно, что теперь наступит другая жизнь, совсем новая. Она стала много читать, смотреть фильмы, словно наверстывая упущенное. На Материке ей было уютно в старой, но отремонтированной квартире. Там хорошо спалось днем, да и ночи были в ней замечательно одинокими и спокойными. Глина полюбила выходить в одеяле на лоджию и пить. Она подогревала красное вино, добавляя туда корицу, апельсинные корки и имбирь. По всему этажу распространялись дивные ароматы. Глина садилась в изодранное кресло, единственную старую вещь в квартире. Кресло было тупое и рассказало Глине о том, как на нем рожала старая кошка. Девушка скатала алый шарик и положила в шкатулку. «Брошу при случае в стаю бродячих собак, действует лучше травматического пистолета или электрошокера», с ухмылкой подумала она.
Глина жила на Бассейной два месяца, словно восстанавливая силы. Сим-карту она сменила, дешевую телефонную трубку выбросила. Найти бывшую участницу «Битвы магов» было сложно, но можно. Глина надеялась, что просто «Божьей пчеле» надоест ее искать. Она не особенно тряслась за свою шкуру, но и легкомысленно себя не вела. Разложила в соцсетях отфотошопленные фотографии с видами на Кавказские горы. Пару постов кинула о том, как хороши нарзаны Кисловодска. Вот, мол, где Глина, ищи-свищи. На улицу выходила редко, в самом крайнем случае.
А через месяц она познакомилась с Тимом, соседом по лестничной клетке. Их квартиры были рядом, и потому лоджии не только смотрели на улицу, но и соприкасались.
Я заметил, что моя соседка любительница глинтвейна, и мучает меня по ночам его восхитительным ароматом, заметил однажды ночью сосед-бородач, перевесившись через перила лоджии. Разговаривать им мешала полупрозрачная пластиковая перегородка.
Глина не знала, что ответить на это и просто поздоровалась.
Меня зовут Тимофеем Оржицким, можно Тимом, сказал он и протянул большую ладонь, Глина вяло ее пожала и буркнула, что меня зовут Катей. По последнему паспорту она и была Екатериной Маликовой. Представилась, а сама подумала, что немолодой уже бородач, а всё еще Тимом кличут. Не дорос до звания Тимофея Батьковича.
Глина ему вежливо ответила, что как-нибудь в другой раз будет угощение, мол, поздно уже, да и глинтвейн весь выпит. Тимофей театрально вздохнул и ушел к себе, но почти сразу вернулся и сказал:
Пускай всё выпито другим, но мне осталось, мне осталось, и протянул ей потерянную связку белых бус. Они с гулким стуком ударились о перила, но не разбились. Глина ойкнула и встала с кресла. Сомнений не было, это были её бусы, выстраданные.
Где нашел-то? спросила она после дежурного «спасибо».
Да, у двери лифта и нашел. Сразу подумал, что твои. Я тебя видел, когда ты в квартиру въезжала. На нашем этаже больше девчонок нет.
Это мои, коротко сказала Глина и сразу надела бусы на шею.
Откуда они у тебя? сказал Тим и зевнул, необычные.
Подарок, с деланным равнодушием сказала Глина.
Больше говорить было не о чем, хотя Тимофею явно хотелось поболтать. Он снова повздыхал и пошёл к себе, а Глина осталась думать над тем, что к ней вернулись ее бусы, и теперь она под надежной защитой. И только под утро Глину словно ударило током: Тимофей видел бусы. Как?
На следующий вечер Глина отправилась на разведку. Она сварила глинтвейна, налила его в литровую керамическую кружку, захватила пакет с ванильными сухарями и нагло постучала ногами в Тимофееву дверь. Она была уверена, что он дома, так как слышала неясное бурчание за стеной. Тимофей был не один, а с каким-то волосатым типом, гораздо моложе его, примерно возраста Глины. Тип возился в ноутбуке и интереса к пришедшей девушке не проявил.
О, как! удивился Тимофей, доставка еды приехала.
Он взял у Глины кружку и пакет, тут же поставил всё на низенький столик в полутемной комнате и пригласил следовать за ним.
Знакомься, это Катя, моя соседка, сказал он волосатому типу, а это Олег, мы с ним э работаем.
Глине было интересно, над чем они работают, но почти сразу стало ясно, что они верстают текст в какой-то мудрёной программе, и она облегченно вздохнула.
Щас, пяток минут, и будемсказал Тимофей, извиняясь за свою занятость, и оставил Глину бродить по комнате. Девушка рассмотрела картинки на стенах, потом села на диван и стала трогать подушки. Одна ей сказала, что у Тимофея сегодня ночью сильно болела голова, и Глина сразу ее отложила, не успев скатать бусину. Ну, зачем ей такая дрянь? Вторая была в старой, но чистой ситцевой наволочке, вся сбитая в комок. «Эта уже будет поинтереснее первой», подумала Глина. Тимофей в её сторону не смотрел, потому девушка взяла подушку и нагло начала ее щупать.
Тимочка в детстве такой ласковый был, чудо, а не ребенок, доверительно сообщила ей подушка, Его тетка Людмила меня гусиным пухом набила, все перья перебрала да выбросила. Чтобы ни одного остова, ни одной колючки. Гуси у нее были жирные, ходили во дворе вперевалочку. Один гусь за пятку Тиму ущипнул, так на другой же день тетка негоднику шею скрутила. Тетка не слишком-то добрая была, а вот Тиму любила, он больше всех племянников на ее покойного любимого брата Николая Тимофеевича был похож. Такие же глаза голубые, такие же кудри медные. Тетка всё приговаривала, что братушка ее ласковый был, а всё ж любил налево ходить, как бы Тимочке не передалось. Дай бог в Оржицких пойдет, там все верные
Мелкая розовая бусинка упала в руки Глины, и та сунула подарок в карман. Тимофей вздрогнул и повернулся к Глине. Та с невинным видом листала какой-то альманах. Она нашла там фамилию Оржицкого.
Ты стихи пишешь? удивленно спросила она.
Да, с небольшой тревогой в голосе ответил Тимофей, все еще всматриваясь в лицо девушки.
Я никогда не видела поэтов.
Эка невидаль! вмешался в разговор Олег, куда лапоть не киньили в поэта или в прозаика попадешь.
Тим неуверенно засмеялся и снова уставился в экран компьютера. Через несколько минут Олег сказал ему:
Все, наладил. Верстай теперь.
Уходя, он бросил взгляд на Глину, и сказал с усмешкой:
Ну, держись, Катя, поэтчеловек особенный, не мужчина, а просто облако в штанах.
Глина не поняла, о чем сказал Олег, но ей его тон не понравился, и она ничего не ответила, проводив его долгим взглядом.
Глина и Тимофей стали пить почти остывший глинтвейн. В совершенстве постигшая искусство молчания, Глина сидела с ногами в кресле, обнимая чашку двумя ладонями. Тимофей крутился на стуле, пощелкивая кнопками клавиатуры. Никто из них не собирался заговаривать первым. Наконец, Глина достала из кармана бусину и положила ее на стол.
Тимофей посмотрел на девушку и сказал:
Хорошо, Катя, но больше не воруй.
Глина могла бы объяснить ему, что все вышло случайно, но она не привыкла оправдываться и просто пожала плечами. Этот жест сошел за объяснение. Настроение у нее пропало. «Я им не ровня. Они стихи пишут, а я эмоции ворую. Идите вы все в зад!»
Глина резко встала и ушла, Тимофей удрученно посмотрел ей вслед.
Следующим вечером он позвонил в дверь Глины.
Давай погуляем в парке, предложил он вместо приветствия. Глина отрицательно покачала головой и попыталась закрыть дверь, но Тимофей помешал ей и улыбнулся сквозь бороду, ну, не дуйся. Пойдем. Я тебе секрет покажу.
Я все секреты знаю и без прогулок, ехидно ответила Глина.
Ой, не приукрашивай, не все, сказал Тимофей и еще шире улыбнулся. На нем была легкая стеганая куртка, старые кроссовки. Удивительно похожий на состарившегося Карлсона, хитренький, пузатенький и на вид совершенно безвредный и добродушный.
Глина помялась. Она не хотела выходить из дома попусту, пока не была уверена, что это вполне безопасно, и Тимофею об этом Глина сообщать не желала.
Ты боишься кого-то или чего-то? догадался Оржицкий и улыбка пропала с его лица.
Нет, с чего ты взял? Просто не хочу. Ты обидел меня вчера, так что, Тимофей Оржицкий, гуляй сам, ответила Глина и закрыла дверь.
Прислонившись к двери изнутри квартиры, Глина выдохнула. Да, с этим человеком ей будет непросто. Через полчаса Тимофей снова позвонил в дверь. Когда Глина открыла ему, то увидела букет магазинных внесезонных гвоздик.
Вот, сказал ей Тимофей, с лица которого не сползала улыбка, обычно девушки принимают букет вместо извинений.
Просто тебе попадались обычные девушки.
Обычных девушек не бывает, парировал Тимофей, каждая из них уникальна, как самоцветная бусина.
Глина наклонила голову вбок, посмотрела без улыбки и спросила:
А я какая бусина?
Тимофей засмеялся и по-детски развел руками, словно говоря, что ответ на этот вопрос ему не известен.
Глина взяла его цветы и понюхала. Они пахли шипучим аспирином, стоячей водой, газетной оберткой и немного бензином. Ей никогда раньше не дарили цветов, и букет ей не понравился.
Она вернула цветы Оржицкому и сказала:
Я не умею их готовить, и снова закрыла дверь перед его носом.
***
Ночью, когда Глина снова пила на балконе, не желая изменять своим привычкам. Оржицкий в той же красной куртке, словно и не снимал ее с обеда, появился со своим бокалом и пожелал ей доброго вечера.
Я хотел показать тебе в парке место, где живет мой персональный соловей. Он прилетает туда каждую весну, и я прихожу его слушать. Не знаю, поет ли он для других, в этом уголке парка редко бывают прохожие. Я надеялся, что соловей вернулся в парк, и мы услышим его вдвоем.
Каждому кажется, что у него есть свой персональный соловей, медленно протянула Глина, но стоит признаться, что соловей поет не нам, а соловьихе. Соловейке, соловушке или как ее там зовут.
Что же в этом плохого? возразил Оржицкий, человеку свойственно ошибаться, но именно в этой ошибке столько прелести и романтики
Неприятно, что одно кажется другим, а не тем, чем является на самом деле, сказала Глина, словно отрезала и надолго замолчала.
Слишком грустные выводы для такой молодой особы. Ты не слишком-то счастлива, как я посмотрю, начал Оржицкий.
А тебе какое дело до моего счастья или несчастья? довольно грубо ответила Глина.
Наверное, есть дело, терпеливо сказал Оржицкий, мы не случайно оказались рядом, я не случайно нашел твои бусы, неслучайно подсмотрел за тобой в комнате. Подобное притягивает подобное. Думаю, что ты нуждаешься в друге, в утешении.
Не нуждаюсь, ответила Глина, все свои проблемы я решала всегда сама.
Я видел передачу с твоим участием, продолжил Оржицкий, словно не замечая грубости девушки, я сразу понял, что у тебя есть дар. И это не магия и не трюки. И как-то почувствовал, что это дар тебя тяготит. Дар напрасный, дар случайный Жизнь, зачем ты мне дана.
Глина молчала, сумерки вокруг них сгустились, уличный шум немного утих. Не дождавшись реплики от хмурой собеседницы, Тимофей продолжил.
У меня тоже был дар, я умел слушать истории вещей. Забирать их память. Может, я не был таким сильным, как ты. Сначала радовался своему дару, потом понял, что не хочу нести бремя чужих тайн. Я долго колебался, словно меня искушал какой-то дьявол. Только дьявола никакого нет, а есть наше малодушие, наша алчность и гордыня. Кто-то посредством нашего дара отбирает реальную жизнь и дает взамен какую-то симуляцию. Я понял, что мне такой дар и даром не нужен.