С какими? не понял Синицкий.
Ну с какими, не со своими же! Со вторым управлением КГБ, то есть с контрразведкой.
Погоди, а как же он мог сотрудничать с КГБ, если он это больной на голову?
Вот! В том-то и дело! И я о том же подумал! А из этого можно сделать только один вывод. Он не был больным на голову! едва ли не выкрикнул Саныч.
Ты хочешь сказать, что он всё это время косил под дурака?
Именно! Симулировал сумасшествие!
Но зачем?
В вопросе Синицкого звучало скорее не сомнение, а размышление.
Как зачем?! Это же идеальное прикрытие. Кто станет опасаться сумасшедшего? А он всё видел, всё слышал и всё запоминал.
Круто, оценил Синицкий.
Ему вдруг нестерпимо захотелось нажать кнопку отбоя. «Ты не прав, о Саныч! звучало у него в голове. Косить под придурка ему нужно было для того, чтобы прятать золото! Прятать до лучших дней».
Слушай, услышал он в трубке телефона. А тебе зачем этот Коняев сдался?
Синицкий вздрогнул. Саныч задал вопрос, которого он ждал и опасался.
Я же говорил, начал тянуть он, ничего личного. Клиент у меня один солидный из тех краёв. Всё искал повод, как бы к нему подкатиться, так сказать, найти общую тему.
По истории? иронично спросил Саныч. Не советую.
Нет, почему
Синицкого задела ирония Саныча. Он хотел добавить что-то едкое, но Саныч его оборвал:
Ну всё, пока. А то мне уже второй раз по городскому звонят.
Отложив мобильный, Синицкий меланхолично приступил к позднему завтраку. Ел он без аппетита. В голове его роились мысли, что Саныч проявил подозрительную активность, что он сам вышел на золото, а главноечто он далеко продвинулся в изучении этого вопроса. Но более всего терзала мысль, что Саныч ему сказал не всё. Что-то он мог утаить. Утаить как раз те мелкие подробности, которые могли бы прояснить, куда девалось золото. И совсем подозрительным казалось то, что в первый раз Саныч сам предложил свои услуги, а сейчас завершил разговор, не желая продолжить тему.
«Если захотите продолжить тему, зазвучал в голове голос господина Борке, позвоните по этому телефону». Синицкий вздрогнул. Голос прозвучал так явно, что он невольно оглянулся. На журнальном столике, по соседству с пятью шестёрками на костях, продолжала истекать золотом бордово-чёрная визитка.
Синицкий бросил всё и, не сводя с неё глаз, медленно подошёл ближе. Голова лихорадочно работала, прокручивая всё, что он узнал о Черталяках. Так же медленно в состоянии задумчивости он протянул к ней руку. Но неожиданно для него в руке оказалась не визитная карточка, а игральные кости.
Фулхаус, сказал он вслух. С трёх попыток
Рука с костями с шумом опустилась на столик. Синицкий медленно поднял руку. Кости лежали неровным овалом, открывая две единицы, две шестёрки и пятёрку. Синицкий забрал кость с пятёркой, немного потёр её между ладонями и неожиданно выпустил на стол. Едва не слетев со стола, кость остановилась на самом его краю, открывая всё ту же пятёрку. Синицкий в третий раз поднял кость, долго тряс её, обхватив ладонями, и бросил на стол сбоку под углом. Кость прокатилась, описав небольшую дугу, и остановилась на визитке. На верхней грани её красовалась шестёрка.
Синицкий распрямился.
Фулхаус, с удовлетворением повторил он. Фулхаус. Так и должно быть!
Его задумчивость растворилась, как пар от чайника. На этот раз уверенным движением, он поднял мобильный телефон и набрал номер.
Слушаю вас, Владимир Игоревич, прозвучал в трубке грудной женский голос.
Синицкого поразило то, что его узнали по первому звонку на незнакомый номер.
Я
Голос Синицкого захрипел, и он откашлялся.
Я хотел бы поговорить с господином Борке по одному вопросу.
Ждите у телефона, ответил тот же голос, я вам перезвоню.
Не имея возможности ничем заниматься, Синицкий выглянул в окно. За стеклом клонился к закату мрачный декабрьский день. Отсюда, с высоты птичьего полёта, город казался плохо вспаханным полем. Словно комья из-под земли, торчали покрытые снегом приземистые малоэтажки. Широкой бороздой снежное поле пересекала чёрная транспортная магистраль. Букашки автомобилей отблёскивали на ней светом фар, пытаясь сдвинуться в пробке, конец которой скрывался где-то далеко за мостом. Серый снег на фоне серого неба был невидим. И только отдельные хлопья, невесть как приземлившиеся на подоконник, заявляли право зимы на этот город.
Синицкий не любил эту квартиру. Он приобрёл её, продав старую родительскую в такой же хрущёвке, как и те, что примостились там внизу. Современная планировка и высота птичьего полёта недолго грели его душу. Память о старых стенах довольно скоро стала беспокоить его ностальгическими воспоминаниями вместе с памятью о родителях. Именно поэтому он старался бывать здесь как можно реже, коротая время за работой или игрой.
От окна Синицкого оторвал звонок мобильного телефона.
Владимир Игоревич? поинтересовался знакомый женский голос.
Слушаю вас, по-деловому отрапортовал Синицкий.
Господин Борке может встретиться с вами на том же месте, где и прошлый раз, сегодня в полночь. Вас это устроит?
Устроит, не совсем уверенно заявил Синицкий.
До встречи, сказал телефон и отключился.
На месте встречи Синицкий оказался минут за семь до полуночи. С полчаса он катался по окрестным улицам, выбирая место, где оставить машину. Кое-как ему удалось пристроить её на детской песочнице, рядом с огромным внедорожником. Снег, который заметал тротуары в ту пятницу, уже растаял. На его место ложился новый, ещё не тронутый смогом большого города снежок. Синицкий прошёлся по тротуару и носком ботинка отфутболил пробку из-под шампанского. Несомненно, это была его пробка с той самой памятной пятницы. Пробка ударила в стойку рекламного щита, и тот чуть слышно загудел. Синицкий поднял голову и посмотрел на рекламный щит.
Похмелиться нечем, красавец? раздался за спиной хриплый голос.
Синицкий обернулся. Перед ним стоял бродяга-доцент в длинном плаще. В тени капюшона по-прежнему можно было разглядеть лишь седую бороду.
Сегодня нечем. В другой раз, попытался завершить разговор Синицкий.
Бусурманов ждёшь? прозвучал неожиданный вопрос.
Почему бусурманов? растерялся Синицкий.
А кого же, не сдавался бродяга. Гордые они шибко. Вином нашим брезгуют. Бусурманы и есть.
Ну почему брезгуют, неожиданно для себя вступил в полемику Синицкий. У людей есть деньги. Они могут себе позволить хорошие вещи. Люди умеют жить!
Э-хе-хе, вздохнул бродяга. Кто на этом свете умеет жить? Кто может поручиться за завтрашний день?
Бусурмане могут, усмехнулся Синицкий. У них всё по плану.
Эти всё знают, чуть заметно покачал бородой бродяга. Только правды никогда не скажут. Ну да Бог им судья. Перстень им мой показывал?
Вопрос застал Синицкого врасплох.
Ну показывал, а что?
Синицкий решил, что сейчас возникнет вопрос о доплате, и приготовился к отпору.
Что написано, прочитали? прозвучал ещё более неожиданный вопрос.
Там написано, совершенно неожиданно прозвучал за спиной голос Борке, что спасеньем от разума может быть только смерть от абсурда.
Синицкий вздрогнул и обернулся. Бродяга остался недвижим.
Нелепая смерть, стало быть, донеслось из-под капюшона. Э-хе-хе. Ну, быть по сему.
Что это значит? завертел головой Синицкий.
Это одновременно может означать и ничего, и что угодно, заверил его Борке. Впрочем, если вы суеверны, можете вернуть перстень господину доценту.
Это значит, что тебя, красавец, спасти может только смерть от абсурда.
Синицкий бестолково крутил головой между Борке и бродягой, не имея возможности вставить слово.
Спасение смертью? откровенно засмеялся Борке. Это противоречит логике современного человека, господин доцент. А впрочем, я согласен. Пусть будет по-вашему. Предоставим возможность молодому человеку самому делать выбор. Вас это утешит?
Прощайте, люди добрые, услышал Синицкий вместо ответа.
Бродяга повернулся к ним спиной и бросил через плечо:
И вы, господа, тоже.
Прошу в машину, Владимир Игоревич, предложил Борке.
За спиной чуть слышно скрипнули снегом колёса автомобиля. Второй раз Синицкий удивился, как тихо работает мотор.
Не решился прерывать ваш учёный спор, господин Борке, раздался голос Кордака из автомобиля. Но мне кажется, он доставил вам определённое удовольствие.
Алкогольная деградация мозга, граф, даёт порой любопытные результаты, ответил Борке, пропуская Синицкого в салон.
Когда все уселись, автомобиль без всякой команды двинулся по улицам города. На этот раз Синицкому показалось, что за рулём в форменной фуражке сидела женщина.
Жаль, что господин доцент покинул нас так быстро, сказал Борке, обращаясь к Синицкому. Интересный тип.
Борке посмотрел в потолок автомобиля и добавил:
Только в России среди бродяг можно найти очень интересные личности.
Повисла секундная пауза, в процессе которой Синицкий пытался оценить, насколько искренны были эти слова.
Но к делу! прервал паузу Борке. Итак, господин Синицкий, насколько я понял, наша информация о Черталяках вас заинтриговала.
Да, любопытная история, прозвучал уклончивый ответ.
Для начала давайте сразу определим наши позиции. Вы, господин Синицкий, могли заметить, что мы с графом люди достаточно состоятельные. Поиски кладов не являются ни нашим хобби, ни тем более средством к существованию.
Борке бросил взгляд на Синицкого, желая удостовериться, что слова его нашли понимание.
Однако волей случая, продолжил Борке, чуть более полугода назад нам с графом пришлось стать душеприказчиками одного господина. Это француз, имеющий, однако, русские корни. Звали француза Пьер. Пьер Поладрэн. Фамилия, вероятно, изменена. Дело в том, что Поладрэн служил в иностранном легионе, а бойцам иностранного легиона после демобилизации позволялось изменить две буквы фамилии. Так вот, Пьер Поладрэн был сыном француженки и русского эмигранта и личностью, стоит заметить, удивительной!
Борке на мгновение замолчал, но потом неожиданно обратился к Синицкому с вопросом:
Вы, Владимир Игоревич, не курите?
Нет, растерялся от неожиданности Синицкий.
Отлично! поддержал его Борке. Я тоже не курю, но сигару гостю предложить могу. Ну, нет так нет. Продолжим.
Он вздохнул, собираясь с мыслями.
Личностью, как я сказал, Пьер Поладрэн был удивительной. Ещё мальчишкой сражался он в рядах сопротивления. Отличался удивительной смелостью в сочетании с несвойственным возрасту расчётом. После войны вступил в иностранный легион. И отдал ему всю свою жизнь. Ни жены, ни детей он так и не завёл. Умер полгода назад в доме инвалидов. Наши с ним пути до этого много раз пересекались. Возможно, поэтому он пригласил меня и моего коллегу графа Кордака, чтобы мы исполнили его последнюю волю.
Борке покачал головой и опять обернулся к Синицкому.
То, что он сообщил нам перед смертью, заставило нас, как бы это сказать, несколько удивиться. Он сообщил, что несметно богат. Но все его фамильные драгоценности спрятаны в России, в небольшом южном местечке Черталяки.
Борке обернулся, чтобы убедиться, слушает его Синицкий или нет. Тот слушал настолько внимательно, что напряжение читалось у него на лице.
А ещё он сообщил нам, что имеет наследственный титул: Негоциант третий.
Негоциант? выдохнул Синицкий. Простите, вы сказали: «Негоциант»?
Если быть точным, я сказал: «Негоциант третий», поправил его Борке. Так вот, этот Пьер, он же Негоциант третий, пожелал, чтобы мы нашли этот клад. И чтобы хотя бы один предмет этой коллекции положили бы на его могилу.
Борке замолчал. Молчал и Синицкий, явно о чём-то размышляя. Наконец он произнёс:
Да, интересная история.
Интересна она тем, что нам с графом заниматься поиском этого клада затруднительно. Нам нужен смелый и энергичный человек, который взялся бы найти сокровища. Один предмет из этой коллекции, любой на свой выбор, этот человек передаёт нам. Остальное может забрать себе. Таковы наши условия.
Автомобиль остановился непонятно где, и в салоне воцарилась тишина. Тишину нарушил Борке.
Так вот, я задаю вопрос, Владимир Игоревич, согласны ли вы взяться за это дело? Если да, я сообщаю вам примету, по которой вы будете искать клад.
Синицкий молчал ровно столько, чтобы расцепить судорожно сжатые челюсти.
Да! твёрдо заявил он.
Прекрасно, подвёл итог Борке. Соглашение наше джентльменское. Поэтому бумаг подписывать не будем. Итак, я должен сообщить вам примету, по которой вы будете искать сокровища.
Борке посмотрел на Синицкого в упор. Тот сидел в невероятном напряжении, боясь пропустить хоть одно слово.
Пьер сообщил нам, что клад спрятан под землёй в доме на костях. Запомните?
Под землёй, на костях, механически повторил Синицкий.
Отлично, поддержал его Борке. Желаем удачи.
Дверь распахнулась, и Синицкий увидел, что автомобиль стоит напротив всё того же рекламного щита. Послушно он покинул салон и скрылся в темноте.
Около минуты Борке и Кордак сидели молча. Первым тишину нарушил Кордак:
Из ваших уст, господин Борке, пожелание удачи звучит как приговор.
Напрасно иронизируете, граф. В этой истории у меня чисто академический интерес. Я не собираюсь ни препятствовать молодому человеку, ни тем более содействовать ему. Я лишь хочу оценить, насколько он действительно везуч. Вы думаете, прежде чем обратиться к нам, он уже не обращался к своим игральным костям? Уверен, они дали ему добро. Уверен, что каждый свой шаг он будет проверять на костях.
Покер на костях, задумчиво отозвался Кордак, что же, давайте сыграем эту партию.
В покер? иронично усмехнулся Борке.
В покер, подтвердил Кордак.
На костях?
На костяхехидно усмехнулся граф, господина Синицкого.
Глава 3. Проклятие Агасфера
Поезд прибыл в Черталяки в тот час, когда столичная ночная жизнь ещё не начиналась. Покинув тёплый и светлый вагон, Синицкий окунулся в сырую неприветливую мглу. Густой туман и редкие фонари делали непроглядную ночь совсем мрачной. Перрона не было. С высокой ступеньки вагона ему пришлось прыгать на крупную щебёнку, на которой он не увидел ни единого признака снега. Вместо него вдоль железнодорожного полотна лежали обломки кирпичей, пластиковые бутылки, куски ржавого металла да обглоданные кости, очень похожие на человеческие.
Дверь за спиной с лязгом закрылась. Не желая оставаться здесь ни минутой больше, поезд тронулся. Синицкий не успел ещё как следует осмотреться, а последний вагон уже скрылся в туманной мгле. Вокруг не было ни души. Вздрагивая от шороха щебня под ногами, Синицкий побрёл к ближайшему фонарю. Ему повезло. Подойдя поближе, он понял, что попал к главному входу вокзала. Здесь, в свете фонаря, он обнаружил за спиной небольшую стайку бродячих собак. Собаки не проявляли агрессии, но с интересом рассматривали пришельца.
Душераздирающий скрип дверных петель разбудил женщину за окном кассы. Её мрачный взгляд упёрся в Синицкого.
Простите, обратился он к ней, где здесь у вас можно остановиться?
Женщина хмуро изучала Синицкого и молчала.
Гостиница у вас здесь есть? отбросив этикет, повысил голос Синицкий.
А я знаю? раздался голос из-за стекла, очень похожий на скрип дверных петель.
Синицкий прошёл через пустой и гулкий зал к выходу на привокзальную площадь. Дверь громыхнула, но не подалась.
Закрыто! проскрипел сзади женский голос.
А как выйти?
Ответом Синицкому была тишина пустого зала. В сопровождении бродячих собак Синицкий нашёл дорогу к привокзальной площади всего за какие-то полчаса. Здесь, к радости своей, он обнаружил автомобиль со светящимися шашечками. Однако ни в машине, ни поблизости никого не было. Синицкий несколько раз оглянулся, а затем задумчиво побарабанил по мокрой крыше автомобиля пальцами.
Слушаю вас, молодой человек.
Голос за спиной был низким и театрально протяжным. Он настолько органично вплетался в природу этой злодейской ночи, что у Синицкого появилось ощущение нереальности происходящего. Ещё не обернувшись, уже в боковое стекло автомобиля он заметил надвигающуюся чёрную тень. Сзади, сложив руки перед собой, стоял огромный мужчина с шапкой густых нечёсаных волос и такой же бородой.