А я знаю?
Помнится мне, фамилия такая встречаласьЧертоляк.
А город? Или, там, посёлок?
Что-то знакомое. Но сейчас вспомнить не могу. Надо покопаться.
Ты покопайся и перезвони мне. Добро?
Синицкий знал, что Саныч не откажет. Любовь к истории у него была искренней и, разумеется, бескорыстной. Иначе он никогда не стал бы историком.
Перезвонил Саныч только под вечер, когда Синицкий с удовлетворением подсчитывал трудовые комиссионные.
Слушаю тебя, о Саныч! с пафосом воскликнул он.
Но телефон его пафоса не разделял. На том конце слышно было лишь сопение и шелест бумаг. Когда Синицкий устал ждать и решил отпустить едкое замечание, труба откликнулась:
Слушай, а тебе за каким эти Черталяки понадобились?
Ничего личного, чисто бизнес, уклонился от прямого ответа Синицкий.
Так, ну, во-первых, на «ЧертОляки» я ничего не нашёл.
А во-вторых? несколько разочарованно вставил Синицкий.
А во-вторых, на «ЧертАляки» я нашёл материал, связанный только с еврейскими погромами.
Не, ну это нам без нужды, уже совсем разочаровался Синицкий.
Дело давнее, словно не слыша его, продолжал Саныч. В конце девятнадцатого года, а точнее в октябреноябре, в Черталяках устроили еврейский погром бойцы добровольческой армии
Комсомольцы, что ли?
Какие комсомольцы? Почему комсомольцы? растерялся Саныч.
Ну, комсомольцы-добровольцы.
Нет, рассердился Саныч. Комсомольцы здесь ни при чём. Добровольческая армияэто белая армия. Точнее, часть белой армии, входившая в состав Вооружённых сил Юга России под командованием Деникина.
А, ну за Деникина я знаю
Синицкий, разочарованный отсутствием информации о кладе, уже начинал откровенно скучать.
Деникин здесь ни при чём, горячился Саныч. Добровольческой армией руководил Май-Маевский. Как раз его бойцы и устроили в Черталяках погром евреев. Ну, разумеется, тех, кто не ушёл.
В Израиль?
В какой Израиль? совсем опешил Саныч. Ты что, смеёшься? Израиля тогда ещё не было?
Ты гонишь, встрепенулся Синицкий. У них же там
Замолчи и слушай меня, потерял терпение Саныч. Еврейский погром пытался остановить православный батюшка отец Николай. Погромщики его тоже убили.
Ну, поддакивал Синицкий, уже потеряв всякий интерес.
Так вот, там погибло больше сотни человек. Но что интересно, только батюшку убили из огнестрельного оружия! Всех остальных порубали и порезали холодным оружием. Ты представляешь?!
Синицкий не ответил. На мгновение его вдруг переклинило. Много раз он видел нечто подобное в фильмах, и эти сцены уже не производили на него особого впечатления. Но сейчас он вдруг действительно представил, как будто вот здесь, сейчас буднично, по-деловому рубят шашками и закалывают штыками живых людей. Судорога свела его челюсти, и Синицкий молчал.
Главначем тогда был Май-Маевский, продолжал свой рассказ Саныч. Он устроил расследование. Зачинщиков погрома нашли и большинство их потом расстреляли. Еврейских погромов тогда было много, но никогда до таких суровых мер дело не доходило. Это притом, что красных Май-Маевский вешал без суда и следствия. А на этот раз зачинщиков расстреляли. Но я так думаю, это не из-за евреев. Это из-за того, что они убили православного батюшку. Но тем не менее Май-Маевского прозвали «жидовским батькой». Ну, разумеется, золото, которое они награбили, конфисковали
Золото? вдруг встрепенулся Синицкий. Какое золото?
Ну, всё то золото, которое они награбили.
А что эти добровольцы они золото грабили?
А что же ещё, удивился Саныч. Не сало же!
А Шлимана среди них не было?
Среди кого? растерялся Саныч.
Ну, среди евреев, конечно.
Какого Шлимана?
Золотоискателя, конечно.
Это что, того, который нашёл золото Микен?
Ну, что-то вроде того, невнятно пробормотал Синицкий.
Ну, во-первых, Шлиман не еврей, а немец, с металлом в голосе начал выговаривать Саныч. Во-вторых, он нашёл золото Микен на пятьдесят лет раньше и на пару тысяч километров юго-западнее. А в-третьих, тебе стоило бы хоть немного перечитать курс истории страны.
Перечитаю, пообещал Синицкий, обязательно перечитаю. Прямо щас еду домой и зарулю в тырнет. А что там дальше было? Золото евреям вернули?
В том-то и дело, что нет. Там какая-то мутная история. Ну, во-первых, возвращать было некому. Почти всех владельцев перебили. Во-вторых, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами начали доследование.
Что за обстоятельства? непроизвольно поинтересовался Синицкий.
Удивительнее всего, что на этом ниточка обрывается. Все остальные материалы ушли в архив КГБ. Ты представляешь?!
Не, честно признался Синицкий.
У меня подозрение, что это связано с убийством отца Николая. Его ведь тоже ограбили. И даже сняли нательный крест.
Трубка замолчала. Молчал и Синицкий.
И что дальше? наконец не выдержал он.
Саныч молчал, словно собираясь с мыслями. Наконец в трубке послышался глубокий вздох:
Есть у меня один знакомый.
Вновь воцарилась тишина. Синицкий терпеливо ждал.
Он учился на два года раньше. Он имеет доступ к этим архивам. Могу его попросить.
Саныч говорил рубленым слогом, делая паузы между словами.
Если, конечно, это не секретные архивы.
«Секретные, конечно», пронеслось в голове у Синицкого. Но вслух он сказал иначе:
Попроси, Саныч. А респект и всё к тому прилагающеесяза мной.
Отключился Саныч по-английски, не прощаясь.
Синицкий сдержал своё слово. Невзирая на то, что был вечер пятницы, весь трудовой конторский планктон города потянулся к местам развлечений, Синицкий вернулся домой. Здесь он сварил себе крепкого кофе, добавил чайную ложку коньяку и уселся в кресло с неразлучным планшетником.
Синицкий не был профессионалом интернет-сёрфинга, но некоторые навыки имел. Углубляться в историю Гражданской войны девяностолетней давности он не стал, а сразу перешёл к теме кладов и кладоискательства. Но просидев несколько часов, ничего интересного он для себя не нашёл. Разумеется, он узнал для себя много нового: о Мальтийском ордене, о золоте Наполеона и, конечно же, о Янтарной комнате. Но все эти истории обсуждались уже не один десяток лет, имели не один десяток версий, а главноене одну тысячу поклонников. Как человек практического склада ума, Синицкий не желал обсуждений. Он жаждал иметь результат.
Наконец, когда третья чашка кофе была уже давно выпита, а планшетник начал напоминать о необходимости подзарядки, Синицкий решил завершить поиски. Под конец, скорее для очистки совести, чем с верой в успех, он решил поискать на тему «золото евреев». Результат неожиданно привёл его на форум, посвящённый полтергейсту и аномальным явлениям. Речь шла о том, что золото евреев находится под охраной какого-то Голема, который сам или через своих людей карает любого, кто посягнёт на золото, принадлежащее еврею. Синицкий усмехнулся про себя: «Тогда Май-Маевского следовало бы назвать не жидовским батькой, а человеком Голема».
И вдруг его взгляд упёрся в название «Черноляки». Синицкий встрепенулся. Дремота, навеянная скучной мистикой, мгновенно рассеялась. Он стал читать внимательнее. Некий Фриз говорил о том, что в Черноляках на старом еврейском кладбище исчезают люди. Говорил о том, что это самое гиблое место на земле. В конце девяностых там исчезло несколько человек из числа чёрных археологов. Разумеется, ни о какой военной атрибутике на старом еврейском кладбище речи идти не могло. А искали они, скорее всего, золото, которое евреи хоронят вместе с покойниками.
Далее Фриз рассуждал о том, что исчезновение чёрных археологовэто дело рук Голема. Сделал несколько предположений о том, как прах Голема из пражской синагоги попадает в далёкие Черноляки и как он зомбирует местных евреев. Но Синицкого это уже не интересовало. В подобную мистику он не верил. Куда важнее для него было упоминание еврейского золота в связи с названием «Черноляки». Второй раз за сегодняшний день он уставился в плинтус дальнего угла комнаты.
Название он путает, неосознанно начал он рассуждать вслух. Значит, знает эту историю от кого-то другого, то есть в пересказе.
Он немного помолчал.
И про золото вряд ли что знает. Если бы он знал что-то о еврейском погроме, то наверняка бы здесь написал.
Синицкий посмотрел на дату. Сообщение было почти годичной давности. Ему вдруг стало ясно, что это пересказ мистических историй, которые всегда сопровождают ремесло чёрных археологов.
Если они что-то там нашли, наверняка могли остаться следы.
Синицкий подключил планшетник к зарядному устройству и вновь уселся в кресло. Задремавший было планшетник вновь встрепенулся, замигал треем, всем своим видом демонстрируя готовность гореть на работе. Пальцы Синицкого опустились на панель
Сумрачный декабрьский день разбудил его в том же кресле. С удивлением Синицкий раскрыл глаза, поболтал затёкшей рукой и, с трудом повернув голову, перевёл взгляд на потухший планшетник. Он вновь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, пытаясь вернуть к памяти события вчерашнего дня. Но перед глазами вставал только что увиденный сон. Там, во сне, в той же квартире Полудохина он видел повешенных погромщиков. Тут же на полу лежал убитый выстрелом из маузера батюшка Николай. Кровь из простреленной груди стекала на пол, образуя пятно чёрно-бордового цвета.
Стоп! произнёс Синицкий вслух и открыл глаза. Это что, цветной сон?
Он перевёл глаза на журнальный столик. Там, отражаясь на стекле, по-прежнему лежала визитная карточка точно такого же чёрно-бордового цвета. Что этосон, навеянный визиткой этого странного господина? Или
Нет! решительно заявил себе Синицкий. Будем считать, что это совпадение.
Сегодня ночью он так и не нашёл никаких подробностей ни о Черталяках, ни о старом еврейском кладбище, ни о золоте, конфискованном следователем Май-Маевского. Звонок мобильного застал его за приготовлением еды, которую можно было бы назвать завтраком, если бы время не приближалось к часу дня.
Дрыхнешь, по-английски без приветствия начал Саныч. Кто рано встаёт, тому Бог даёт.
А кто поздно встаёт, тому богиня, скорее по инерции пробормотал Синицкий.
А я, между прочим, по твоему вопросу.
Ну что там, удалось что-нибудь накопать? вполголоса, чтобы не спугнуть птицу удачи, спросил Синицкий.
Удалось.
В голосе Саныча звучали нотки гордости.
Дело-то не случайно попало в спецархив, произнёс он таким голосом, как будто именно он его туда и поместил.
Что, секретное? без энтузиазма в голосе спросил Синицкий.
Нет, но гриф секретности сняли только в девяностых годах. История связана с неким красным комиссаром Коняевым Емельяном Ипатьевичем. Рождения он девяносто восьмого года
Тысяча девятьсот? тупо спросил Синицкий.
Ну ты тормоз, сообщил ему Саныч. Тысяча восемьсот!
Он сделал короткую паузу, чтобы до Синицкого дошло.
В девятьсот шестнадцатом его забрали в армию на империалистическую войну. Там он быстро примкнул к революционному движению.
Саныч замолчал, словно обдумывая следующую фразу. Этим воспользовался Синицкий:
А при чём тут Черталяки?
А при том, что Коняев родом из Черталяк. Его оттуда забрали в армию, туда он потом и вернулся. Но самое интересное в этой истории, что красный комиссар Коняевсовсем не красный комиссар!
А кто, Голем? неизвестно почему спросил Синицкий.
Какой Голем? опешил Саныч. Ты что там, травки обкурился? Молчи и слушай.
Я слушаю, заверил его Синицкий.
Так вот, оказалось, что красный комиссар Коняевбывший левый эсер. Комиссаром стал при обороне Петрограда. У эсеров тоже были комиссары. А потом, после раскола партии эсеров, примкнул к большевикам.
Ну да, а то бы они его шлёпнули, высказал своё видение вопроса Синицкий.
Или красные, или белые его наверняка бы шлёпнули, веско вставил Саныч. Смотри, что дальше. Когда красные отступали, им было не до Черталяк. А вот когда они стали наступать, я думаю, информация о еврейских погромах к ним стала просачиваться.
Каким образом? совершенно искренне спросил Синицкий, не представляя себе, как жили люди без мобильной связи.
Ну какчерез пленных, через перебежчиков. Да и по слухам тоже. Деревенский телеграфсамая давняя социальная сеть. А Коняев к тому времени, я думаю, наверняка мог уже поучаствовать в эсеровских эксах.
В чём, в чём? переспросил Синицкий.
В эксах, то есть в экспроприациях. Так эсеры называли акции по грабежу банков, почтовых каретну, там, на нужды партии.
Ну, ну, начинал вникать Синицкий.
Так вот, когда он узнал о еврейском погроме, о следствии и о золоте, которое до конца следствия было конфисковано, он задумал подобную экспроприацию. Места эти он знал с детства. С ним отправились ещё двое красноармейцев.
Типа спецназ.
Ну типа того, согласился Саныч. А вот дальше дела и вовсе мутные. Сохранились показания жителей Черталяк, которых большевики допрашивали как свидетелей. Они показали, что действительно, когда белые начали спешно отступать, золота они не нашли!
Саныч замолчал, словно проверяя, произвёл он впечатление или нет.
Круто! поддержал его Синицкий. А куда же оно девалось?
Крутоне то слово! Ведь золото было спрятано не абы где, а в подвалах контрразведки. А вот куда оно девалось, до сих пор остаётся загадкой.
Так что, Коняев до него добрался или нет?
Похоже на то, что до золота он добрался, но вот назад к красным так и не добрался. То ли не смог, то ли не захотел. Пока красные воевали с Деникиным и потом с Врангелем, власть в этом районе захватил атаманбатька Негоциант.
Батька кто? недопонял Синицкий.
Негоциант, уточнил Саныч. Так вот, вся эта тройка во главе с Коняевым попала к нему в плен. Двоих красноармейцев он сразу приговорил.
Расстрелял?
Хуже. По показаниям свидетелей, батька Негоциант был строгим и справедливым. Он никогда никого не казнил без суда и следствия. Но всех судил самолично и всех приговаривал к смертной казни через отсечение головы.
Обалдеть, непроизвольно сорвалось у Синицкого.
И что характерно, сам приводил приговор в исполнение. Так вот, двоим красноармейцам он отрубил головы сразу. А Коняева почему-то оставил. Держал его в том же подвале, где располагалась контрразведка белых и где было спрятано золото. Почему, зачемнеизвестно. Но когда через год красные занялись батькой серьёзно, он бежал. Отрубить Коняеву голову не успел, но всадил в него пять пуль из маузера. Одну из них в голову.
Так что, Коняев погиб?
В голосе Синицкого слышалось разочарование. Только что нащупанная ниточка обрывалась на самом интересном месте.
В том-то и дело, что нет. Он выжил, но от пули в голову потерял рассудок. Его выходила какая-то женщина. Но рассудок к нему так и не вернулся.
А золото?
А золото по официальной версии увёз с собой батька Негоциант.
Куда? ещё больше разочаровывался Синицкий.
Он удрал в Париж. Его там пару раз выслеживали чекисты, но ему удалось скрыться.
Погоди, а почему по официальной версии?
А-а, удовлетворённо протянул Саныч. В том-то и дело, что этим история не кончается. Тогда, в двадцатых годах, Коняева сочли невменяемым и дело прекратили. Но вот во время Великой Отечественной войны Коняев снова попал в те же застенки. На сей раз его туда посадило гестапо. Как ты думаешь, что они от него хотели?
Узнать, где золото!
Начинаешь умнеть, заключил Саныч. Его пытали, но, судя по всему, так ничего и не добились. Через пару месяцев его выпустили.
А что они хотели узнать у ненормального?
Не торопись! Когда пришли наши, Коняева снова взяли в оборот, но уже Смерш. Что такое Смерш, знаешь?
В голосе Саныча зазвучали ироничные нотки.
Смерть шпионам, отрапортовал Синицкий.
Правильно, контрразведка, но уже наша. Коняева быстро выпустили, но
Саныч замолчал, оставив Синицкого в полном недоумении. Пауза затягивалась. Наконец Синицкий не выдержал:
Что «но»?
Но, повторил Саныч, дело засекретили на пятьдесят лет. Улавливаешь?
Не, честно признался Синицкий.
На пятьдесят лет дело могли засекретить только в одном случае. Он сотрудничал с органами.