Эфраим заводился, чтобы отвесить Ньюту пинок под зад, но при этом чувствовал себя слегка виноватои доктор Харли, и мать не одобрили бы подобного, поэтому ударил слабее, чем обычно.
Где аптечка первой помощи, дебил?
Ньют потер место удара:
У меня уши есть, Иф. Не надо меня пинать.
Так я и думал, что уши у тебя в заднице, Ньют. Как, похоже, и все остальное. Я просто серу из них выбивал. Не поблагодаришь меня?
Вздохнув, Ньют достал из рюкзака аптечку.
Садись, Иф.
Такова была роль Ньютавоспитатель, вторая мама. К этому у него была природная склонность, и ребята из отряда время от времени принимали его заботупринимали и снова превращали Ньюта в объект издевок. А тот позволял, потому что так было всегда.
Ньютон разорвал пакетик с пропитанной перекисью водорода салфеткой и прижал ее к ране на локте Эфраима. Тот зашипел сквозь стиснутые зубы.
Просто щиплет, сказал Ньют, больно быть не должно.
Эфраим шлепком отбросил его руку:
Сам справлюсь.
Ньютон посмотрел на небо. Принюхался.
Что это ты делаешь?
Кажется, гроза надвигается, ответил Ньют. Ее можно учуять. Такой щелочной запах, похож на смягчитель воды.
У нас дома нет смягчителя воды, богатей, с притворным рычанием Эфраим оскалился. Мы любим воду ж-ж-ж-ж-жесткой.
Посмотри тогда туда. Видишь? Ньют указал на море. Вода всегда краснеет перед бурей. Не совсем до кроваво-красного цвета, но почти. Когда надвигается шторм, в воздухе скапливается электричество, правильно? И оно заставляет простейших подниматься со дна; эти крошечные существасамые крошечные создания на Земленакачиваются кислородом, становятся темно-красными и, покрывая поверхность моря, окрашивают его в красный.
Эфраим с размаху приклеил на локоть пластырь.
Срань господня, чувак. У тебя слишком большой мозг. Почему он из твоих ушей не сочится? Он выпучил глаза. Нет, серьезно Чтоб меня! Он прямо сейчас вытекает!
Эфраим облизал палец и потянулся ввинтить тот в ухо Ньютуклассический «мокрый Вилли». Палец, однако, остановился совсем рядом, струйка слюны прилипла к завиткам на коже. Учитывая все обстоятельства, поступок выглядел бессердечным.
Эфраим вытер слюну о штаны, вскочил на ноги и помчался к остальным.
Я спас тебе жизнь, Ньют! Ты у меня в долгу!
ТРОПА спускалась к омываемому волнами галечному берегу. Ребята, сбросив ботинки и закатав штаны, погрузили ноги в ледяное октябрьское море. Их лодыжки порозовели, будто свиное брюхо. Мальчишки набрали гладких голышей и устроили состязание по «блинчикам», в котором Кент победил с десятью, по его подсчетам, подскоками.
Эй, парни, позвал Эфраим. Зацените.
Он отвел их к глубокому отверстию в прибрежных скалах, окаймленному ирландским мхом. Мальчики собрались вокруг дыры. В тусклом свете мерцала маслянистая кожа. Таинственные фигуры наползали друг на друга. Раздавался шелковистый свистящий шорохшшшшшш, шшшшш.
Это клубок змей, сказал Ньютон.
Сколько же там гадов? Невозможно было сказать наверняка. Извивающееся переплетение напоминало шар из резинок. Тела их были темнымиэто морские змеи? и влажными, точно живое, свинцового цвета масло. В нос бил специфический запах рептилийвлажный и зловонный, как росистое поле, усеянное мертвыми сверчками.
Что они делают? спросил Эфраим.
Они Лицо Ньюта порозовело. Ну ты понимаешь
Трахаются? Эфраим издал звук, будто его рвало. Вот так трахаются змеи? Скручиваются в клубок? Типа Змеиная оргия?
Кент и Макс рассмеялись. Эфраим был таким извращенцем. Змеиная оргия. Кто-то, как водится, попытался втолкнуть Ньютона в клубок змей и заставить к нему прикоснутьсяв этот раз Шелли. Ньют высвободился из каучуковой хватки его длинных обезьяньих рукпохожих на щупальца без присосоки закричал:
Прекрати, Шел! Отстань!
Остальные мальчишки лениво наблюдали за происходящим. В этой сцене было что-то отталкивающее, прямо тошнотворное. Немного походило на то, как слепой удав в клетке преследует пухлую мышь: погоня может продолжаться долго, но змея упряма, к тому же она от природы хищник. И рано или поздно сожрет жирного ублюдка.
Перестань, Шел, скучающим тоном произнес Кент. Он из-за тебя опять штаны обмочит.
Шелли резко прекратил свои попытки, развернулся и побрел к берегу. Ньютон разгладил рубашку на пухлом животе, с напряженной спиной повернулся к Кенту и сказал:
Спасибо, Кент Но со мной такое было только один раз, и мне было шесть лет, и была автобусная поездка в Монктон, которая длилась вечно, и, ладно, я выпил слишком много апельсиновой газировки в «Макдоналдсе», но
Заткнись, мудозвон, ответил Кент. Не возбуждайся слишком сильно, а то обмочишься, забыл?
ПОКА РЕБЯТА валяли дурака, Шелли забрался в неглубокий приливной бассейн. Там он отыскал лангуста. Тот идеально помещался в ладони. Шелли внимательно изучал его. Лангуст выглядел странно и забавно. Мальчик попытался представить себе мир таким, каким он видится сквозь маковые зернышки глаз, сидящих на тонких стеблях. Что за глупое создание. Каковы были его дникакова была его жизнь? Ползать по унылой пересохшей заводи, задыхаться от рыбьего дерьма, жрать всякую дрянь. Он ведь понятия не имеет о мире за пределами своей грязной лужи. «Тупицаэто тот, кто поступает как тупица», говорила мать Шелли, что его всегда поражало, поскольку такую тупую фразу мог сказать только тупой человек.
Каково эторазорвать лангуста на части? Нет, Шелли не задумывался о том, что почувствует лангустего это не волновало, ведь с такими крохотными мозгами и примитивными нервами лангуст в любом случае не способен ничего почувствовать. Шелли отстраненно размышлял о живом существе, которое наблюдает, как его рвут, словно листок бумаги, и ничего не ощущает, нисколько не тревожится.
«О, вот и моя нога. Не бери в голову. А, вот и вторая. Ой, а теперь я ничего не вижу. Наверное, мои глаза исчезли».
Шелли был в некотором роде любителем удовольствий. Он наслаждался прикосновением, надавливанием. Каково этофизически ощутить, как разрываешь лангуста? Станут ли клешни хвататься за пальцы? Будет ли глупое тело ракообразного сопротивляться собственному расчленениюэтому чудесному ощущению напряжения, с которым конечности будут отрываться под влажный «чпок!»? Да, раки умеют сражатьсяи Шелли смутно надеялся на такой исход, но это не имело значения. Мальчик не боялся укусов и царапин, к тому же он был намного крупнее. Для Шелли это было обычным делом: если он хотел что-то сделать и его никто не видел, то просто делал то, что ему нравилось.
Он сжал маленький смешной глаз лангуста. Тот лопнул с приятным мягким хлопком. Текстура оказалась зернистой, как у расколотого шарика медового леденца. Остатки налипли на палец крошечными темными осколками елочной игрушки. Лангуст на ладони забился в судорогах, словно открывающийся и закрывающийся складной нож. Шелли был потрясен. В его глазах появился жесткий блеск. Рот наполнился слюной, тонкая струйка скатилась по дрожащей губе.
Он раздавил раку второй глаз. Осторожно потянул одну из клешней, наслаждаясь волнующим напряжением. Чпок! Отделенная от тела матово-розовая клешня продолжала щелкать. Шелли бросил ее в воду и наблюдал, как она тонула, открываясь и закрываясь.
Эй, Шел, окликнул его Эфраим, Ньют собирается зажечь костер с одной спички. Ты нам нужен для щита от ветра.
НЬЮТОН ОТВЕЧАЛ за разведение огня. Ребята были рады, что он взял инициативу в свои руки. Вдобавок Ньютон преуспевал почти во всех основных навыках выживания: разжигание огня, ориентирование и сбор съедобных ягод.
Ньютон поджег ворох уснеи и принялся нянчиться с нарождающимися язычками пламени. Они поползли вверх по выбеленному дереву. Мальчишки присели вокруг костра, чтобы вобрать его тепло. Медово-золотистый солнечный свет разливался по тихой воде.
Моя бабушка умерла от рака, внезапно произнес Эфраим. От рака печени.
Чего? встрепенулся Макс.
Взгляд Эфраима, брошенный на него, говорил: «Просто слушай».
Ее кожа пожелтела. Все, что она могла осилить, заменители еды, которые пьют старики. Волосы у нее вылезли из-за радиационной камеры, в которую ее засовывали, чтобы убить рак. Он тяжело выдохнул, сдувая со лба темные пряди. Когда я сегодня утром увидел этого парня, то сразу подумал о бабушке.
Весь день они старались не вспоминать того человека, но он все равно мелькал где-то на краю сознания. Его болезненное лицо. Конечности-спички. Сладкий запах.
Изящное и необычайно красивое лицо Эфраима приняло на редкость задумчивый вид.
Как считаете, что с ним такое?
Кент схватил камень и с размаху швырнул его в воду.
Кто знает, Иф? Если рак, то рак, верно? Люди заболевают раком. Кент посмотрел на остальных с диким торжеством. Может, у него это, как оно называется альпинизм или как-то так.
Альцгеймер, поправил Ньютон.
Да, пусть бы и эта хрень, Ньют. У него вот она.
Слишком молодой, сказал Ньютон. Это болезнь стариков.
Вы, парни, ведете себя как дети, Кент растянул последнее слово. Мой отец говорит, что самый очевидный вывод обычно самый правильный. В девяноста девяти целых и девяти десятых процента случаев.
Ну, и какой же вывод самый очевидный? спросил Шелли, обратив бесцветное лицо к Кенту. У него кожа как будто плавилась.
Ребята умолкли.
Я думаю, что парень просто болен, вот и все, сказал Макс через некоторое время. Я много думал об этом.
Я тоже, произнес Эфраим.
И я, добавил Ньют.
Кент фыркнул:
Тим ведь врач, так? А значит, это его работа. И лучше бы ему все уладить к тому времени, как мы вернемся.
Он пинком разворошил костер, разбросав пылающие коряги.
Прежде чем уйти, Ньютон собрал тлеющие палки и погасил их в воде. Закон скаута номер четыре: «Чти и защищай природу во всем ее изобилии».
* * *
ЖУРНАЛ ВЕЩЕСТВЕННЫХ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ, ДЕЛО 518С
РАЗДЕЛ Т-11 (личные вещи)
Журнал консультаций Ньютона Торнтона
Изъято из УЧАСТКА Т (Остров Принца Эдуарда, Норд-Пойнт, Скайларк-роуд, 34) офицером Брайаном Скелли, значок 908
Дорогой доктор Харли!
Я составлю вам письмо, поскольку пишу много писему меня есть друзья по переписке из Австралии, Англии и Дубьюка, штат Айова. Кому же не нравится открывать почтовый ящик и находить письмо от друга, даже если никогда с ним не встречался?
Так Исповедь, да? Вы думаете, я держу все в себе, а исповедь полезна для души. Так ведь? Я бы говорил больше, если бы людейя имею в виду других ребят в школехоть чуть-чуть интересовало мое мнение. Чаще они просто смеются, называют меня ботаником, чудиком, называют меня жирным, называют меня жирнющим чудиком-ботаником (что уже перебор, верно? Ботаники и чудикиэто почти одно и то же). Поэтому я почти не разговариваю, только с учителями и мамой. А теперь и с вами.
Дело в том, что в письмах можно быть другим человеком. И в Интернете тоже. Потому что там яэто не Я. Ладно, да, тоже я, но не физически. То есть не жирный (это железы), не потный (это тоже железы), не странный (для Норд-Пойнта, во всяком случае. Я не люблю охоту с луком, подводную охоту и вообще убийства, я слишком неповоротливый для стикбола, и мне действительно НРАВИТСЯ «Анна из Зеленых мезонинов» так что да, здесь я странный!) и не неловкий, и не неуклюжий, и Эфраим Эллиот не прав, что иногда пахну гнилой кукурузой или черной ушной серой. (Кстати, я слышал, вы Ифа тоже консультируете. Отлично справляетесьон уже месяц не делает мне ни «мокрого Вилли», ни «петушиного клюва», ни «крученых сосков».)
В Сети я другой человек. Там можно быть лучшей версией себя. По словам мамы, я очень чувствительный. Кроме того, эрудит, а значит, знаю чуть-чуть обо всем (что, КОНЕЧНО ЖЕ, признак ботаника). В Сети я могу быть со своими мозгами, но без своего тела.
Так Исповедь. Простите меня, святой отец Ха! В любом случае вы никому не расскажете. Конфиденциальность между пациентом и врачом. Я читал об этом.
Год назад умер мой двоюродный брат Шервуд, который жил в Манитобе. Он заснул в поле, и его переехал комбайн. Брат попытался убежать, но эти комбайнысорок футов жужжащих лезвий. Хоронили его в закрытом гробу.
Я любил Шервуда. Мы почти не виделисьу нас не так уж много денег (я даже не знаю, как мама может вас позволить), а родители Шервудафермеры. Но каждое лето они приезжали в гости. Я брал Шера к океану. В Манитобе ведь нет океана, верно? Мы отлично ладили. Когда я делился с ним крохотными кусочками знаний, Шера это искренне интересовало.
Мы держались самых отдаленных мест, тех, о которых знал только я. Мне не хотелось встречаться с ребятами из школыони назвали бы меня «жирдяй» или «мешок кишок». Я боялся, что, если Шер такое услышит, я перестану ему нравиться. Что было не совсем справедливо по отношению к нему. Шер помог бы мне, потому что кровь гуще воды, верно?
Шер был высоким, широкоплечим и мускулистым: «мускулы деревенского парня» так он говорил, смеясь и рассказывая, что дома у всех такие, и вовсе он не особенный. Но Шер был ОСОБЕННЫМ. Красивым (я могу сказать так и про другого мальчика, это не странно), и люди просто Они тянулись к нему, такое слово, думаю, подойдет. Так магнит притягивает железные опилки. Все хотели дружить с Шером.
А потом он умер из-за глупого несчастного случая, и все сильно расстроились. Мир утратил светтак говорили. Интересно, что бы сказали, если бы умер я? На самом деле не хочется гадать.
После похорон я достал коробку с фотографиями. Мама купила мне на день рождения «Полароид», и тот очень пригодился. В основном на снимках был Шерснимал ведь я, плюс мне не нравится, как я выгляжу на фотографиях.
Я собирался сделать мемориальную страничку. На Facebook, понимаете? Что-нибудь в память о Шере. Моя идея, честно. Но в какой-то момент все изменилось.
Я отсканировал фотографии и сохранил их на компьютере. Но вместо мемориальной странички я Ну, я создал человека. Наверное, именно это я и сделал.
Алекс Марксон. Не знаю, откуда я взял это имя, но мне оно показалось стильным. И хорошо подходило к фотографиям. У Алекса Марксона было лицо и тело Шервуда. У Алекса Марксона были мои слова и мои интересы. Алексэто и я, и Шервуд вместе.
Я составил профиль. Хотя знал, что это неправильно. Мое сердце стучало как барабан, когда лицо ШераХЛОП! оказалось прямо на экране. Получилось святотатство? Я чуть было не удалил все. Чуть было.
Я начал публиковать всякое. Сначала ничего особенного. Только то, что меня интересовало, то, за что меня здесь дразнят. Мои слова приклеились к телу Шера.
И что суперстранно Алекс начал получать предложения дружбы. Я имею в виду, ОЧЕНЬ МНОГО предложений. От людей, с которыми мы никогда не встречались. И не от чудиков. Нормальных, спокойных людей. Мальчиков (и девочек!) моего возраста.
Сначала я боялся принимать эти предложенияпредставлял, как Шер на небесах качает головой, но через некоторое время принял. Люди писали на моей стене, а яна их от имени Алекса. Лицо Шера расцветало на чужих страницах будто цветок.
Но дело в том, что интересы Алексаэто мои интересы. И люди считали его умным, забавным и, ну, КРУТЫМ. Разве это не странно? Когда я говорю те же самые вещиэто странности всякие, потому что люди считают меня чудиком. К примеру, о сбывающихся пророчествах.
И тогдамне правда очень неловкоя отправил несколько запросов. Максу Кирквуду, Эфраиму Эллиоту и Кенту Дженксу. Я даже послал один Труди Деннисон, которая сидит передо мной в классе и является самой красивой, самой забавной и просто самой лучшей девочкой во всем мире. Не то чтобы я с ней когда-нибудь по-настоящему разговаривал, за исключением того случая, когда она одолжила карандаш на обществоведении Если подумать, она так его и не вернула. Может быть, она, как и Кент, думает, что «одолжить» означает «оставить себе» Наверное, она просто забыла.
В любом случае, угадайте что? Они приняли запрос, хотя никогда не встречались с Алексом. И не смогли бы, правда? Они просто решили, что Алекс красив, раскован и крут.
Я подумал: вот как МОГЛО быть. Если бы я не был СОБОЙ. Если бы я существовал в другом, подходящем теле, в теле, которое все любят. Если бы не жил в Норд-Пойнте, где я как поезд на рельсахзнаю, куда еду, ненавижу свой маршрут, но не могу его изменить. Вот кем я мог бы стать, если бы мяч отскочил немного по-другому, понимаете?
На моей собственной странице в Facebook десять друзей. Мама, несколько дядюшек и тетушек, бабушка«Я купила тебе новые джинсы в отделе для толстячков в «Симпсон-Сирс» Шарлоттауна, Ньюти!» и несколько друзей по переписке Мой приятель из Дюбюка удалил меня из друзей.