А теперь страшное признание, доктор Харли. Жила чистейшего золота, секрет, который, я думаю, о многом говорит:
Алекс Марксон не дружит с Ньютоном Торнтоном. Ни на Facebook. Ни в реальности или в этой жизни.
* * *
11
КОГДА ОНИ вернулись в хижину, уже стемнело. В круге камней подергивался костер. Рядом сидел скаут-мастер Тим. На его шее сильно выступали сухожилия, они походили на уходящие в глубь тела крохотные деревца.
В хижину не входите, сказал он ребятам.
Там мое пальто, возразил Кент.
У костра тепло. С тобой все будет в порядке.
Я хочу взять пальто.
Меня не волнует, что ты хочешь, мертвым голосом произнес Тим. Тот человек болен. Такого я никогда раньше не видел. Здесь я ему диагноз поставить не смогу.
Мальчишки уселись вокруг костра.
Чем болен? спросил Ньютон.
Сначала я думал, что раком. Врачи всегда сначала подозревают рак. Но для рака почти всегда характерна потеря аппетита, а тут
Тим не видел причин рассказывать ребятам, что во второй половине дня мужчина вскочил, словно вампир с пронзенным сердцем из гроба. Сосуды в его глазах полопались Язык превратился в узел из сухожилий, как будто из него выкачали всю слюну
Мужчина вонзил зубы в диван и яростными рывками начал рвать ткань.
Бессмысленность этого поступка привела Тима в ужас.
Ему удалось успокоить незнакомца, прежде чем тот успел проглотить слишком много. Он с большой вероятностью мог подавиться до смерти от заплесневелой набивки старого «Честерфилда». Бережно придерживая мужчину за шею, Тим уложил его на пол. Голова у того запрокинулась, челюсть отвисла
И тогда Тим кое-что заметил. Пожалуй, это напоминало белый сустав костикости с переломом по типу «зеленой ветки», разве что изогнутой и блестящей. Видимой лишь одно мучительно долгое мгновение. Застрявшей в горле под надгортанником. Слегка ребристой и отчасти похожей на жабры
Затем грудная клетка мужчины вздулась, едва не расколов кости, и нечто успокоилось.
а тот человек очень голоден, закончил Тим.
И что ты собираешься делать? поинтересовался Кент.
Тим проигнорировал дерзкий тон мальчишки.
У него может быть какая-то скрытая болезнь. Думаю, он умрет до того, как вернется катер.
Вы можете его прооперировать? спросил Ньютон.
Вскрыть его, добавил Шелли.
Я нечасто оперировал, ответил Тим, но основы знаю. Макс, ты когда-нибудь помогал отцу на работе?
Отец Макса был окружным коронером. А еще таксидермистом. Если кто-то хотел получить трофейного голубого тунца на дубовой подставке, нужно было только позвонить. Настойчивый голос в голове Тима твердил, что не нужно впутывать ребят, лучше держать их подальше от всего этого. Но какой-то другой, новый голосок вкрадчиво убеждал не тревожиться, ведь все будет хорошо.
«У тебя всё под контролем, Тим»
Однако это было не так: он слишком остро осознал сей факт. Эта ночь определит, будет незнакомец жить или умрет Возможно, даже не ночь, а лишь несколько часов. Вот почему Тим так и не стал хирургомему не хватало скорости инстинктов, его голова была не способна быстро определить приоритеты. Он любил поразмыслить. Возможно, даже чересчур. Склонность к слишком долгим раздумьям была всего лишь безобидной причудой врача общей практики, но теперь, когда требовалась стремительность, он чувствовал, что разваливается на части.
Я помогал набивать чучела, сказал Макс.
Как именно помогал?
Заправлял иглы кетгутом. Полировал стеклянные глаза и всякое такое.
«Это интернатура, произнес голос в голове Тима. Считай, подготовка к резидентуре. Родители Макса не будут возражать. Ведь жизнь человека в опасности, верно? Макс умен, Макс осторожен, а ты сможешь защитить его, если что-нибудь случится».
Тим ткнул пальцем в остальных:
Вы все останетесь здесь. Без возражений. Этот человек Я не знаю, что с ним. У него может быть вирус.
Вирус? переспросил Эфраим.
Типа, подхватил что-то, сказал Кент. Понимаешь, заразный он.
Вы уверены, скаут-мастер? уточнил Ньют. Макс всего лишь
«Мальчик» вот слово, которое проглотил Ньютон. Всего лишь мальчик, а Тим ведет его в хижину, где лежит человек с неизвестной болезнью.
Левый глаз Тима задергалсянервы не выдержали. Дерг-дерг-дерг, точно затвор фотоаппарата. Тим крепко зажмурился и медленно сосчитал про себя до пяти. Тихий, настойчивый, сводящий с ума голос глубоко в мозгу начал задавать вопросы: «Что ты делаешь, Тим? Ты действительно уверен, Тим?» Холодный зычный голос напомнил HAL 9000, компьютер из фильма «2001 год: Космическая одиссея». Он не затыкался, продолжал ворчать с ледяной уверенностью: «Так что же ты делаешь?»
Тим смутно опасался, что это был голос здравого смысла, голос разума, к которому он прислушивался всю сознательную жизнь и от которого теперь постепенно отказывается.
Ты не обязан помогать, Макс. Взгляд Эфраима упал на скаут-мастера. Он ведь не обязан, правда?
Тим сглотнул. А затем нервно повторил еще несколько разему казалось, что в горле застрял камешек.
Нет нет. Но не думаю, что справлюсь в одиночку. И мы примем все меры предосторожности.
Это безопасно? спросил Макс.
Тим сглатывал, сглатывал
«Ты уверен, Тим? Это действительно»
«Все будет ХОРОШО. Ты СПРАВИШЬСЯ с этим».
Новый голос заглушил ханжеские запугивания HAL 9000. Более громкий и внушительный, принадлежащий человеку действия. Он вытеснил прежний голосзамечательно, Тим устал его слушаться.
Безопасно, сказал он.
«Во всяком случае, достаточно безопасно», произнес новый голос.
Тим указал в сторону хижины и сказал Максу:
А теперь идем.
12
ВОЗДУХ В ХИЖИНЕ был приторно-сладким. Макс, прикрыв глаза, представил кроны тропических деревьев, увешанные переспевшими и подгнившими плодами.
Тим плеснул спиртом на длинную полоску марли:
Прижми ко рту и носу. И не убирай, что бы ни случилось, Макс.
А вам разве не нужно?
Не думаю, что сейчас это имеет значение.
Тим не терял времени. На столе уже был разложен примитивный хирургический набор: шовный материал, иглы, скальпели, шприцы для подкожных инъекций, ампулы, бутылка скотча и паяльник.
Я вытащил его из лодки Оливера МакКэнти, указывая на последний, сказал Тим. Возможно, смогу прижечь крупные кровеносные сосуды.
Кухонные шкафчики были открыты настежь. Макс заметил в мусорном ведре пустые обертки от хот-догов и пакеты от булочек. Огромный мешок с овсянкой был разорван, и большая ее часть исчезла. Ореховые смеси Вяленая говядина Их провиант на все выходные.
Тим провел ладонью по лицу, смущенно улыбнулся Максу и указал на переносной пластиковый холодильник оранжевого цвета.
К той еде я даже не притронулся. Вынеси его на улицу, пожалуйста. Прямо сейчас.
Макс сделал так, как было велено, и внутри у него все онемело. Он краем уха услышал слова Ньютона: «Что скажут об этом наши предки?» и увидел вопросительные взгляды своих товарищей-скаутов; затем поставил холодильник, развернулся, не обращая ни на кого внимания, и направился обратно к Тиму. Порыв ветра захлопнул за Максом дверь. Мальчик ковырял пол носком ботинкаему не хотелось находиться рядом с незнакомцем.
Подопри дверную ручку стулом, распорядился Тим, наливая виски в креманку. Не хочу, чтобы они вошли.
В освещенной хижине Макс увидел, как сильно изменился скаут-мастер за время их отсутствия. Его грудная клетка запала. Плечи опустились, а шея торчала между ними, точно росток гороха, накрученный на бамбуковую подпорку. Пальцы по-паучьи бегали по бутылкеони и сами походили на пауков.
Макс припомнил, как отец говорил о Тиме: «У доктора Риггса руки семейного врача. Настоящие грабли! Не руки хирурга. У хирурга пальцы до чудно́го деликатны. Как будто в них есть дополнительные суставы. Прямо руки Носфератудо того бледные и причудливые, что прямо видишь, как они тянутся из темноты, чтобы схватить тебя!»
Что ж, теперь у скаут-мастера Тима были руки хирурга.
Тим уловил в глазах Макса вопрос и ответил:
Да Похоже на то, дружище. Вчера вечером он что-то отхаркнул на меня. Я подумал, что ил, но с тех пор потерял уже двадцать фунтов? За один день? Он говорил мечтательно, с недоуменным благоговением. По меньшей мере двадцать. И с каждой минутой теряю все больше.
Макс понимал, что его скаут-мастер пытается сохранять спокойствиесмотреть на ситуацию как врач, но его похудевшее тело дрожало от неудержимого заячьего страха. В голове Макса без остановки вертелось одно-единственное слово: «БежатьБежатьБежатьБежатьБежать».
Но он этого не сделал. Возможно, из-за долгой общей истории, из-за врожденного доверия, которое он питал к скаут-мастеру. Может быть, это был условный рефлекс: когда взрослый просит о помощи, Макс ее предлагает. Взрослый ведь должен совсем отчаяться, чтобы попросить помощи у ребенка.
Скаут-мастер Тим залпом выпил виски. Спиртное ручейками потекло по его губам. Он уставился на мальчика красноватыми глазами.
Это не только ради меня, Макс. Но ради тебя и ради остальных тоже.
Максу вспомнилось, как много лет назад его отец получил травму на бейсбольном поле. Их команда играла с командой полицейского профсоюза, капитаном которой был отец Кента. Отец Макса был кэтчером, и на заключительной игре девятого иннинга, когда счет сравнялся, Джефф Здоровяк Дженкс, тяжело отдуваясь, мчал вокруг третьей базы к дому. Филдер передал мяч отцу Макса на добрых десять ярдов раньше прибытия Дженксаправила Лиги софтбола гласили, что кэтчеру не нужно делать касание перчаткой, так что у ранера не было никаких причин врезаться в кэтчера в надежде выбить мяч.
Это не остановило Дженкса. Своим двухсотпятидесятифунтовым телом он влетел в отца Максакоторый, и вымокнув от пота, весил сто шестьдесят, и раскатал того по метке «дом».
Макс услышал высокий мелодичный «хрусть!», который раздался над освещенным прожекторами полем. Отец стоял в оцепенении, его рука повисла под странным углом: согнулась в локте, а нижняя часть болталась вареной лапшой. Из сустава торчал осколок кости, влажно поблескивая в свете ламп.
Второй бейсмен отвез их на машине отца в отделение скорой помощи. Макс сидел на заднем сиденье, отецвпереди. Он, храбро улыбаясь, перегнулся через спинку. «Все в порядке, Максимилиан. Всего лишь царапина», сказал он, цитируя один из любимых фильмов. В больнице отец Макса сидел на кровати, отгороженной белой занавеской. Максу не разрешили побыть с ним, потому что, как сказал отец, «зрелище наверняка будет гадкое». Поэтому мальчик слышал только скрежет подноса костоправа и хрустящий, леденящий кровь «щелк!», с которым сломанную кость поставили на место. Когда занавеску отодвинули, отец устало и одурманенно улыбался, а его рука покоилась на перевязи.
Джефф Дженкс пришел сказать, что сожалеет, но это было не по-настоящему. Некоторые люди не способны приносить искренние извинения, понял Макс, что-то в их натуре сопротивляется, поэтому взамен они называют произошедшее несчастным случаем, недоразумением или говорят: «Мне жаль, что ты так расстроен», незаметно перекладывая на тебя вину за то, что ты из пустяка раздуваешь проблему. Кент тоже был там и сказал Максу, что сожалеет о случившемсячто тоже не было извинением. Макс навсегда запомнил горделивый блеск в глазах Кента.
Потом отец повез Макса домой. «Ты не мог бы переключить передачу, сынок? Мне с этим не справиться». Они ехали по окутанным мраком улицам, отец рулил одной рукой. «Старею, малыш. Он улыбнулся. И едва держусь на месте ловца». Внезапный страх коснулся макушки Максастрах и печаль, которые так сильно перемешались, что ему захотелось плакать. До той ночи он искренне верил, что его отец непобедим. Тот был необычайно силен, мог починить крышу или срубить топором дерево. Но в ту ночь отец выглядел слабым, усталым и слегка напуганным. Уязвимым. Такого Макс никогда прежде не видел. Всякое тело выходит из строя, понял он. Разваливается, а человеку остается только наблюдать за этим.
Теперь, глядя на скаут-мастера, Макс подумал о том же и поежился.
МНЕ ПОНАДОБИТСЯ твоя помощь, Макс. Очень понадобится в ближайшие несколько минут.
Хм, а что нужно делать?
В четырнадцать лет рост Макса был чуть ниже среднего, но плечи у него были широкие, а грудьплотная. Он двигался с гибкостью, не свойственной мальчикам его возрастате обычно были угловатыми, как будто состояли из одних локтей и разбитых коленей. У него же было роквелловское лицо: торчащие ершиком рыжие волосы и россыпь веснушек на щеках. Он выглядел плотно сбитым и мускулистым Опи.
Что отличало Макса от других ребят, так это его отстраненность и хладнокровие. Тим не верил, что подобное поведение внушил ему отецРеджи Кирквуд был человеком хорошим, но легкомысленным, как колибри, склонным к сплетням и выпивке. Похожее хладнокровие Тим видел у своих однокурсников в медшколе, у тех, что стали лучшими «скальпелями» в «Джоне Хопкинсе» и «Бет Израэль». Не то чтобы самоуверенность, скорее отсутствие паники или колебаний. Они доверяли и своим инстинктам, и своим рукам, которые приводили эти инстинкты в действие.
Тим не собирался требовать от мальчика слишком многого во время предстоящей операциидаже просить его остаться было ужасно. Раздражающе рассудительный голос HAL 9000 эхом повторил:
«Тим, мне кажется, ты теряешь рассудок. Мысленным взглядом Тим видел HAL: разумный темный стеклянный глаз, красная точка, которая расширялась и сжималась, словно зрачок. А теперь и ребенка тянешь за собой в кроличью нору».
«Не слушай эту чушь, прогремел другой, более обнадеживающий голос. Тыврач. Это твой долг. Какой еще выборпросто смотреть, как человек умирает? А в одиночку тебе не справиться, не так ли?»
Не справиться. Все очень просто.
Тим включил паяльник, чтобы дать тому нагреться.
Я дал ему обезболивающее.
Анестетик был ненастоящийвсего лишь две перетертые таблетки «Викодина», давно позабытые на дне рюкзака. Лекарство прописали ему много лет назад, когда он восстанавливался после инфаркта в мышце голени. Вполне возможно, что срок годности истек, но, черт возьми, все лучше, чем ничего.
Он не должен проснуться. Тим вцепился в одеяло, собранное у горла мужчины. Готов?
Макс кивнул. Тим откинул одеяло.
МАКС НЕ СМОГ скрыть ужас на своем лице. Такой безотчетный страх испытал бы любой, столкнувшись с человеком, который выглядел так, словно уже не принадлежал к людскому роду.
Незнакомец не походил на человека. Скорее на карандашный рисунок, сделанный туповатым ребенком. Тело состояло из линий. Руки были каракулями. Пальцы напоминали начерченных пауков. Кожа жутко обтягивала грудную клетку, облегала каждое ребро, демонстрируя бороздки мускулов. Грудная кость превратилась в узел, тазв отвратительную провисшую дугу. Кожа лица была цвета старой меди и так плотно стискивала череп, что Макс мог разглядеть проблески костей вокруг глазниц. Торчавшие, как ручки кувшина, уши были такие тонкие, что загибались внутрь, точно обгорелая бумага.
Невероятно. Бог мой. У него даже хрящи разрушаются, с ужасом и благоговением произнес Тим.
«Он выглядит как самый старый из живущих людей», подумал Макс.
Единственной крепкой частью оставался сильно набухший и выпирающий живот. Мужчина как будто проглотил волейбольный мяч.
Я собираюсь провести гастростомию, сказал Тим. Сделаю небольшой надрез в верхней трети левой прямой мышцы. По сути, тут. Он провел пальцем под нижним ребром. Так быстрее и удобнее попасть в брюшную полость. Там совсем немного висцерального и брюшного жира.
А там вообще есть жир?
Его тело, должно быть, начало поедать собственные мышцы. Я беспокоюсь о печени И почти ее не вижу. Он указал на мягкий выступ на боку мужчины. Вероятно, она отказала. И теперь находится в стадии отмирания и быстро твердеет.
Вы сумеете его спасти?
Максу казалось, что это невозможно. Незнакомец принадлежал уже не столько миру Макса, миру живых, сколько миру его отцамиру неподвижных мертвецов в морге.
Не могу сказать. То, что он все еще жив, это чудо какое-то. Но мы должны что-то сделать, Макс. Тим испытующе глянул на мальчика, и его веко задергалось. Верно?