Он устало сказал:
Ты говоришь, Германик, о том трибуне, который вывел из Тевтобургского леса остатки разбитых легионов?
Да, Цезарь.
Ну, что ж. Если бы он не был преступником, то я просил бы тебя: забрать его с собой. Он был бы полезен тебе и словом и делом.
Отец, прости его.
Нет-нет, Германик, всё зависит от воли отцов-сенаторов.
Сенаторы единогласно простили Понтия Пилата, зная, кто ему приказал убить Постума, и вскоре покинули Цезаря.
Когда Тиберий остался один, он с лицом полным бешеной злобы вскочил на ноги и, кусая кулаки, начал быстро ходить по комнате, в ярости крича:
Как заткнуть рот Понтию Пилату! Ведь он всё расскажет Германику. А тотда я же видел по его лицуготов растерзать меня! Он обязательно бросит северные легионы на Рим! О, горе мне. Я держу волка за уши. У меня нет ни одного верного мне легиона.
Вдруг он увидел перед собой Ливию и радостно вскрикнул, умоляюще простёр к ней руки.
Ливия, спаси меня!
И бросился перед ней на колени. Она жестом попросила подняться его и, с презрением оглядывая огромное дрожащее тело сына, властно заговорила:
Нужно немедленно убить Понтия Пилата.
Но кого послать на убийство?
Не перебивай меня, глупец!
Этот окрик неприятно резанул душу Цезаря. Он опустил голову и шумно засопел. Мать же, не обращая внимания на обиженный вид сына, продолжала говорить сильно и громко:
Я привела с собой Гнея Пизона, сына сенатора.
Ну а мне какое дело до него? вскинулся раздражённо Тиберий.
Он недавно промотал отцовское наследство, однако у него есть надежда вскоре стать богатым. Некий патриций завещал ему и Понтию Пилату своё состояние в равных долях. Вряд ли Пизон захочет делить его с человеком, который сожжет оказаться в его власти
Тактак, я понимаю.
Этот Пизон не раз говорил, что ему в детстве было нагадано прорицательницей стать Цезарем.
Ого! Да он опасен! Сколько ему лет?
Шестнадцать.
Ну, тогда я сам задавлю наглеца этими руками.
Нет, мой сын, ты встретишь Пизона лаской.
Ну, хорошо, Ливия, объясни мне, что ты задумала?
Ливия неторопливо села в кресло и надолго замолчала. Эта умная и ловкая женщина, которая в течении долгих лет готовила для Тиберия венец Цезаря, убрав с дороги законных наследников, хотела всегда руководить сыном, жаждала власти, но не очень обольщалась, зная характер Тиберия. Сегодня он валялся у неё в ногах, а завтра она подняла голову.
Пизон хвасталмне об этом доложиличто прорицательница имела ввиду тебя и Германика. Говорила ему: «Переступишь через тела Цезаря и его сына». И он вчера, когда Друз зачитывал завещание Августа, сказал друзьям: «Теперь я не знаю с кого начать: с отца или с сына?»
Так он находился в Храме?
Да, он преторианец, декурион.
Но, Ливия, говори же, говори.
Пускай он убьёт Понтия Пилата, Германика, а потом
Я знаю, что потом, перебил её Цезарь и сильно крутанул кистями рук перед собою, словно ломая палку.
Ливия вышла в коридор, а её сын отошёл к окну и глянул вниз, на улицу «Священная дорога». Она в этот прохладный час была полна людей. На противоположной стороне её в тени портиков женоподобные мужчины смотрели на юнцов, хватали их за руки, торопливо шептали о блаженстве
Цезарь плюнул в окно на улицу и зарычал:
Мразь! Я наведу порядок в Риме!
А когда в комнату вошёл длинный юнец с видом самоуверенным и наглым, Цезарь в приступе ярости бросился на него с поднятым кулаком. И только появление Ливии остановило его от убийства. Он раздражённо крикнул:
Ты заставляешь меня ждать, Пизон!
И возлёг на ложе, исподлобья внимательно следя за каждым движением декуриона и тихо бормоча: Ну, гадёныш, я не позволю никому тронуть тебя. Сам сломаю тебе шею.
Гней Пизон равнодушно и презрительно смотрел в глаза Цезаря и тем пугал его. Тиберий вскочил с ложа и, сделав знак матери, чтобы она удалилась, спросил декуриона:
Где сейчас находится Понтий Пилат?
В Мамертинской тюрьме.
Его подвергали пытке?
Нет.
Пизон насторожился, пытаясь понять, что хотел от него Цезарь. Тот прошёл по комнате и неторопливо продолжал говорить:
Германик только что получил разрешение у Правительства забрать с собой Понтия. Но я почему-то решил, что его подвергли пытке и, как принято, сбросили в Тибр.
Пизон догадался, что хотел Цезарь и быстро ответил:
Цезарь, позволь мне проверить: жив ли он?
Да-да, проверь. И возьми с собой десятка два преторианцев. А если он жив.что ж передай его Германику.
Декурион, выбегая из комнаты, пробормотал, но так, чтобы его услышал Тиберий:
Я передам Понтия Германику, но без головы.
Мамертинская тюрьма стояла на высоком берегу Тибра, недалеко от центра города и представляла собой крепость, где содержались особо опасные государственные преступники. Из-за её мощных стен не доносились крики пытаемых людей, но каждый день из этой тюрьмы подручные палачей выбрасывали истерзанные трупы в Тибр, вид которых вызывал ужас у римлян. Около тюрьмы никто не селился. Вокруг был пустырь, полный мусора, трупы собак и прочих мелких животных.
Пизон в сопровождении конной полуцентурии галопом промчался по улицам, сбивая, давя встречных людей. Выскочил на площадь перед тюрьмой, огляделся. С другой стороны на ту же площадь приближалась большая группа всадников. Это был Германик со свитой офицеров.
Пизон, торжествуя, рассмеялся и, подняв коня на дыбы, бросил его вперёд, к воротам Мамертинской тюрьмы. Зычно крикнул страже пароль: «Юпитер!» И торопливо, скороговоркой добавил:
Я несу приказ Цезаря!
Ворота распахнулись. Преторианцы обезоружили стражу и взошли на стену. Пизон указал рукой на катапульту, что стояла под навесом.
Ставьте её сюда. Заряжай!
Орудие тяжело гакнуло и бросило вперёд и вверх каменную глыбу.
Пизон с надеждой устремил взор на всадников, но камень по крутой дуге, пролетев над ними, смял забор. И юный преторианец, досадливо морщась, побежал в глубину двора на поиски Понтия Пилата.
Всадники спрыгнули с коней и по приказу Германика помчались к близлежащим домам за лестницами, а молодой полководец, не обращая внимания на насмешливые крики преторианцев, обмотал свой плащ вокруг левой руки и вынул из ножен меч.
Когда офицеры бегом принесли лестницы и бросили их на стену, Германик первым вступил на одну из них, отбивая левой рукой летевшие на него сверху копья и камни, начал быстро подниматься по ступеням вверх, подбадривая своих соратников.
Известное дело: преторианцы всегда с презрением относились к легионерам, а те ненавидели преторианцев за их сытую, вольную жизнь в Риме, поэтому в этой маленькой кровавой битве, что разгорелась на стене Мамертинской тюрьмы, дрались лютые враги, которые не собирались щадить друг друга
Когда Понтия Пилата, потрясённого своей неудачей, стража привела в тюрьму и за ним с грохотом захлопнулись ворота, опустилась решётка, и он понял, что отсюда живым никогда не сможет выйти, то с него спало оцепенение. И молодой трибун ужаснулся, что еговсадникаожидала позорная пытка. Он хотел смерти, но стражники сжали его со всех сторон и поволокли в здание тюрьмы.
В низком зале с множеством узких горловин, торчащих из каменного пола и прикрытых решётками, стражники остановились и сбросили всадника в дыру. Он упал на ворох гнилой соломы и тряпья. Быстро вскочил и глянул вверх. Там далеко вверху виднелся узкий просвет с решёткой. Понтий готов был закричать от чувства несвободы, как вдруг услышал рядом с собой негромкий голос:
Привет тебе, Понтий Пилат.
Понтий глянул на человека, сидящего в углу, подошёл ближе, всмотрелся в незнакомое лицо.
Откуда ты меня знаешь?
Я знаю тебя, Понтий.
Кто ты такой?
Я Латуш, египтянин, маг и чародей.
За что ты попал сюда?
Я предсказал жене Августа Ливии её будущее. Оно ей не понравилось, и я оказался здесь. И вот сижу второй день.
А ты можешь предсказать и моё будущее?
Конечно, если тебя не убьют завтра или послезавтра. Сядь ближе, сюда, чтобы я мог разглядеть твоё лицо. Ты сам увидишь свою судьбу.
Когда Понтий Пилат, полный любопытства и страха за своё будущее, опустился перед египтянином, тот протянул к нему руки и сжал ими голову всадника.
Ты проживёшь долгую жизнь.
Значит, я выйду живым из тюрьмы?
Да.
Вдруг камеру наполнили дикие завывания толпы людей, и прозвучал громовой голос:
Этот человек совершил преступление, и он будет распят на кресте!
И в тот же миг Понтий Пилат увидел яркий солнечный день и вопящих людей, которые теснились по сторонам высокого помоста, в центре которого на кресле сидел средних лет римлянин с холодным, жестоким выражением лица. Перед ним стоял молодой человек, судя по осанке, в изодранной одежде с засохшей кровью, что покрывала его с головы до ног. Римлянин внимательно осмотрел человека и повернулся, и глянул на офицеров своей свиты, остановил взгляд на одном из них, на огромного, седовласого, лицо которого выражало угрозу. Мощные пальцы офицера сжимали рукоять меча. Сидевший римлянин вновь перевёл взгляд на залитого кровью человека.
Юный Понтий Пилат вдруг почувствовал, что между этими тремя людьми есть какая-то странная ложь и в то же время какой-то договор, тайна. И он, пожалуй, узнает сейчас всё, если сможет увидеть лицо того, кто стоял перед римлянином. Но день внезапно погас, и военный трибун, ничего не видя, в сумрачной камере, словно ослеплённый, привалился к стене. Хрипло спросил чародея:
Кто этот сидящий в кресле римлянин?
Это ты, будущий прокуратор Палестины.
Кого же я обрёк насмерть?
Ты многих отправишь на смерть, задумчиво ответил Латуш, пытаясь понять: почему он не хотел, чтобы военный трибун заглянул в лицо стоявшего перед прокуратором человека, и кто этот незнакомец?
Понтий Пилат на время забывший, где он находился, в восхищении покачал головой.
Я буду прокуратором Палестины? Сладкий кусок!
И он, чувствуя усталость, зевнул, лёг на солому и едва опустил голову, как тотчас крепко уснул здоровым сном крепкого человека. Он проснулся от толчка в плечо. Над ним стоял чародей Латуш и протягивал ему конец бечёвки.
За тобой пришли. Но берегись, Понтий Пилат. Если тебя убьют сейчас, то ты никогда не станешь прокуратором Палестины.
В словах чародея звучала ирония. Всадник в изумлении вскрикнул:
Ты обманул меня, негодяй!
Нет. Но если тебе повезёт, то мы ещё встретимся.
Понтий торопливо затянул на поясе конец бечёвки и дёрнул ей. Он был уверен, что там, наверху его ожидала свобода. Однако едва он, дрожавшими от волнения руками вцепился в края горловины и выглянул из неё, как увидел над собой Гнея Пизона, который с ликующим криком обрушил удар мечом на голову всадника. Тот отпрянул к стене. Меч ударился о камень и улетел вниз, в камеру.
Понтий рывком прыгнул из горловины в зал и, разметав стражников, помчался к выходу, но уже за ним бежали преторианцы, а впереди них, воя от злости, что вторая половина наследства ускользала от него, летел Пизон, готовя вырванный у стражника меч.
В тесном кривом коридоре появился Германик. Он пропустил Понтия Пилата, увернулся от меча Пизона и сильным тычком рукоятки клинка ударил в лицо преторианца. Декурион, обливаясь кровью, опрокинулся навзничь.
Преторианцы, понимая, что пощады не будет, бились до конца. И все, кроме Пизона, были изрублены в куски.
Когда Германик со свитой покидал двор, в него из коридора медленно вышел Пизон и, с ненавистью провожая взглядом блистающего молодостью и красотой полководца, прохрипел:
Я щадил тебя, Германик. Думал начать с Тиберия, но теперь начну с тебя.
Глава шестнадцатая
Вскоре после погребения Августа Тиберий получил донос, что некий Публий Марон входил в отхожее место, имея на пальце кольцо с печаткой, на которой было изображение Августа. Доносчик сказал Марону: «Ты делаешь это на глазах Цезаря» «А пускай смотрит и завидует», весело ответил тот.
Тиберий было рассмеялся над этим глупым доносом и отбросил табличку в сторону, однако уже на следующий день, идя на заседание Правительства, без охраны он был окружён толпой, которая с бранью закричала ему:
ТиберийБиберий, отдай власть Германику, а сам убирайся на Родос!
Он вспомнил о доносе и, поднявшись на Капитолий, расцарапал своё лицо ногтями и с громким плачем вбежал в храм Юпитера, упал на колени и, заламывая свои руки, со стонами рассказал сенаторам об оскорблении, нанесённом его отцу Мароном.
Дело приняло нешуточный оборот. Публий Марон был вызван сенаторами в Правительство и под угрозой пыток выдал более ста человек, которые входили в отхожие места, имея при себе печатки, монеты с изображением Августа. Схваченные люди были подвергнуты жестоким пыткам и казнены.
Под предлогом строгости и исправления нравов Цезарь предложил Правительству наказывать всякого, кто плевал, переодевался, бил раба близ статуи Августа, не приветствовал её, проходя мимо.
Войдя во вкус, Тиберий почти каждый день громил с трибуны в Правительстве развратников, пьяниц, мотов, называя их по именам. И часто, в окружении сенаторов и стражи, ходил по улицам города, выискивая порок.
Со своей свитой он врывался в бани, которые давно облюбовали гомосексуалисты, и сам обрушивал на головы людей тяжёлую дубину. Люди голыми выскакивали на улицы, а кто был пойман на месте преступления, того стражники волокли в тюрьму на крючья палачей. Много раз он изгонял уличных проституток из города, но они уже на следующий день, подкупив стражу, они возвращались назад.
Угрюмый, с опущенной головой, поигрывая пальцами, Тиберий стремительно шагал по улицам, увлекая за собой усталых сенаторов, вооружённых дубинами. А услышав крики гульбища, Тиберий оживлённо указывал на дом.
Вот притон разврата!
И первым вбегал через дверь. Бил всех подряд, кто попадал под его тяжёлую руку. Люди прятались под столы, прыгали в окна, молили о пощаде. По приказу Цезаря законы о нравах один за другим вырезались на медных досках и отправлялись на форум. Он закрыл все театры, в которых актёры наносили друг другу во время действия увечья, раны. Сократил выдачу денег на бесплатные гладиаторские битвы и замыслил, было, запретить их, но из опасения народного восстания, отказался от этой мысли.
Народ, лишённый кровавых театров, вынужденный редко смотреть любимую резню гладиаторов, страшно озлобился на Цезаря. Люди часто заступали ему дорогу, осыпали бранью, обвиняя в жестокости.
Он же, на упрёки друзей в мягкости, с гордостью отвечал, что в свободной стране должны быть свободные мысли и язык. Когда власть Цезаря укрепилась, а римляне всё чаще стали подвергать его оскорбительной брани за жестокость, которая ни чуть не была сильней жестокости Божественного Августа ( тот собственными руками выдавливал глаза своим врагам), Цезарь на вопрос претора: «Нужно ли привлекать к суду людей за оскорбление величества?» ответил: «Законы должны исполняться». Перепуганные римляне затихли. Теперь при виде Цезаря все разбегались.
Когда Германик, спустя годы, вернулся в Рим, то Тиберий долго не допускал его до себя, уверяя всех, что тот ничего хорошего на севере не совершил, а все его поступки опасны для государства и не достойны триумфа.
Тиберий тяготился присутствием Германика. ЕгоЦезарясмущало благородство молодого полководца. А так как он сам большую часть своей жизни находился под угрозой смерти и принуждён был постоянно лгать, изворачиваться, чтобы спасти самого себя от яда или кинжала наёмного убийцы, то он не мог уважать тех, кто сохранил чистоту своей души.
Только в первые годы своего Цезарства Тиберий отдал много сил и разума на благо римского народа и государства, но так начинал любой человек, получивший неограниченную власть, как , впрочем, и мелкий чиновник, поднявшись на ступеньку выше в карьере.
Однажды Цезарь в очередной раз заклеймил бесчестием старого развратника и мота Цестия Галла, пригрозив ему пытками в Мамертинской тюрьме, если он не исправится. А потом вызвал его к себе и, добродушно посмеиваясь, спросил:
Правду ли говорят люди, что у тебя во время попоек прислуживали голые, очаровательные девушки? Так ли это?
Перепуганный мошенник яростно бросился к ногам Цезаря, крича:
Цезарь, это наговор! Я веду целомудренную жизнь!
Тиберий с притворным огорчением вздохнул.
Ну, вот. А я хотел напроситься к тебе на гульбище.
Цезарь, я сделаю так, как ты хочешь.
Нетнет, не как я хочу, а как у тебя заведено. И пригласи отцов-сенаторов. Вот список имён. Скажи им, что я иду к тебе только потому, что не могу отстать от них.