Я вложил в очередной удар всю мощь моих последних сил, торопясь быстрее покончить с Манпетой. Я не сомневался в своей удаче. Но Манрепта вновь закрылся кинжалом, и я раздробил на части его железный клинок.
Жрец отпрыгнул назад и, сверля меня холодным взглядом, властно крикнул своим людям:
Убейте его!
Они накинулись на меня со всех сторон, угрожающе размахивая боевыми дубинами. Но я не стал ожидать, когда жрецы замкнули бы круг, рванулся им навстречу и стремительными ударами свалил на землю двоих. Жрецы в смущении и страхе попятились, опустили дубины. Я же бросился под зонт, где сидел верховный жрец, ожидая увидеть на лице Манрепты растерянность и ужас. Но он усмехнулся и, гордо подняв голову, взял в руки железный меч.
Где-то рядом раздались пронзительные вопли, и меня в мгновенье окружили стражники, охранявшие некрополь, выбили из моей руки оружие.
Верховный жрец, раздувая ноздри, сел в кресло и указал на меня пальцем.
Вот человек, который вскрыл усыпальницу, ограбил и уничтожил мумию царицы Кийи, любимой жены царя Эхнатона. Поступите с ним так, как принято поступать с разбойниками: убейте на месте подлую тварь!
Однако стражники не двигались, словно что-то ждали. Сквозь их ряды, тяжело ступая, прошёл Эйе. Он хитрыми глазками скользнул по верховному жрецу, по вскрытому входу гробницы и, встав боком к Манрепте, обратился ко мне:
Латуш, царь царей Тутанхамон приказал тебе явиться к нему немедленно.
Манрепта в полной растерянности отступил к своим носилкам, сел в них и, хлеща рабов жезлом, погнал бегом по раскалённой солнцем долине в сторону города.
Я понял, что при дворе произошли какие-то изменения.
Эйе пригласил меня в свои носилки, и мы вернулись в город. Когда я появился в тронном зале, Манрепта звучным голосом заканчивал рассказ о моих злодеяниях. Перед троном стояли члены государственного совета: Нефертити, Хоремхеб, Эйе и я.
Тутанхамон рассеянно глядел в окно и крутил в руках длинный посох. Едва Манрепта закончил свой рассказ, и я уже было приготовился шагнуть вперёд, чтобы раскрыть перед юным фараоном очевидную ложь жреца, Тутанхамон с мягкостью во взоре сказал Манрепте:
Жрец, ты много пережил за эти дни, поэтому я прошу тебя удалиться из города в свои земли и отдохнуть там.
Хоремхеб и Нефертити удивлённо переглянулисьведь Манрепта был благодетелем фараона и во всём его поддерживал и направлял. А точнееправил за него, милостиво позволяя мальчику царствовать.
Великий жрец покачнулся. Слова фараона означали изгнание.
Тутанхамон перевёл свой божественный на Хоремхеба. Тот задрожал в страхе перед человеком, с которым он недавно говорил пренебрежительно и властно.
А ты, Хоремхеб, отправляйся в Сирию и наведи порядок в наших владенияхНу, а ты, Нефертити, всегда ненавидела Нэ, поэтому местом постоянного твоего жительства я определил город Мэнфе.
Потрясённые не своим изгнанием, а тем, что мальчик заговорил, как мужчина, Манрепта, Нефертити, Хоремхеб поклонились и медленно покинули зал.
Когда высокая дверь закрылась за ними, юный фараон вскочил с трона, яростно бросил посох в сторону ушедших своих врагов.
Я знаю, что Хоремхеб убил Эхнатона, а Манрепта только что уничтожил его мумию, но я не могу покарать их смертью! Он указал пальцем в окно. Сейчас они там соединятся, чтобы плести заговоры против меня.
Я заметил, что в зал вошли Анхесенпаамон и Кийя, шагнул вперёд и сказал:
Владыка, ты дал им почувствовать свою железную руку. И они отныне будут бояться тебя. И не лучше ли теперь вернуть их назад, чтобы твои враги всегда были перед божественным взором царя царей.
Я не желаю их видеть.
Эйе метнул на меня острый взгляд, и я понял, что это он убедил царя прогнать Нефертити, Хоремхеби и Манрепту, чтобы таким образом уничтожить своих соперников.
Тиберий жестом остановил астролога.
Ты сказал: Кийя, но разве она не была брошена тобой в подвал дома Вечности?
Глава восемнадцатая
Нет, Цезарь. Всё было подстроено заранее, чтобы скрыть мумию Эхнатона от мести жрецов, но в те времена ничего не было тайного при дворе.
Чем же закончилась эта история?
Тутанхамон был убит, спустя год. Царица послала меня в страну хеттов, чтобы я привёз ей сына царя Супилулиума. Но я, окружённый врагами, не знал, что Эйе дал знак Хоремхебу, который находился в Сирии, перехватить меня на обратном пути и уничтожить царевича, хотя это была его мысль: найти мужа для Анхесенпаамон в стране варваров.
Я вместе с царевичем Занназой и его огромной свитой уже приближались к Пеллузию, где мы должны были отдохнуть после долгого пути по горячим пескам, как в горном ущелье попали в засаду. Нас расстреливали египетские лучники со всех сторон. Мы пытались пробиться к близкому Пеллузию, но наши кони были перебиты во время атаки. Хоремхеб подверг мучительной пытке и казни царевича, а меня отпустил в Нэ, чтобы я рассказал Анхесенпаамон о смерти Занназы. А сам Хоремхеб двинулся за мной во главе армии, чтобы воссесть на престол, но престол был занят Эйе. Он, не дожидаясь известий из Сирии, принудил юную вдову стать его женой. Он правил недолго. Был так же убит. И тогда Хоремхеб, женившись на КийеМутнеджамент стал фараоном. Этот правил долго, а я вновь удалился в Вавилон. И вернулся только спустя многие годы по просьбе Клеопатры Седьмой
Ирод Антипатр оживлённо спросил:
А правда ли, Латуш, что Клеопатра любила моего отца Ирода Великого?
Да, государь, он был единственным из мужчин, кого она любила.
Тиберий повернулся к Антипатру и тихо сказал:
Я боюсь этого чародея. У него на рогах сено. Он указал пальцем на дверь и громко добавил: Как и того мерзавца, который слушает нас в коридоре.
За дверь прозвучали удаляющиеся шаги.
Тиберий прошёл по залу, задумчиво глядя в пол и поигрывая пальцами, спросил египтянина:
Ну. А что ты скажешь о моей будущей жизни? Где и когда меня ожидает смерть?
Тебя убьёт Калигула.
Тиберий ожидал такой ответ. Но услышав этот страшный приговор от человека, которому он верил, задрожал и вскрикнул, схватив себя за горло:
Но за что меня убьёт этот гадёныш?
Ради того, чтобы стать Цезарем.
Принцепс тяжело вздохнул. По его лицу скатились обильные слёзы. Он сел на ложе и, сжав голову руками, трудно сказал:
Да, это судьбаЯ всегда что-то предчувствовал, глядя на этого выродка. Я раньше думал, что если стану Цезарем, то наконец ко мне придёт душевное спокойствие, исчезнут враги, народ будет любить меня. Но вот я Цезарь, а врагов ещё больше, а народ ненавидит меня. Он вскочил на ноги и как слепой метнулся по залу, сметая на пути кадки с цветами и столы, ударил себя в грудь кулаком. Как жить, когда вокруг злоба?! Он остановился и, грозя кулаком в сторону города, яростно воскликнул: О, я не таков, чтобы прощать кому-либо! Я буду говорить, как говорил Август: «Ты должен умереть!» Получайте меня таким, каким вы создали меня в собственном своём воображении! Он цинично рассмеялся. Тем более, что таким быть проще и не стоит усилий И тут же Цезарь умоляюще простёр руки в сторону астролога. Но скажи, Латуш, можно ли изменить свою судьбу?
Нет. Это не дано людям.
Каким я останусь в глазах людей после смерти?
Страшным тираном. Люди будут петь и смеяться, когда узнают, что ты убит. Они разобьют и осквернят все твои статуи. А Правительство объявит месячное молебствие по случаю твоей смерти.
Цезарь метнул на египтянина грозный взгляд.
О, Латуш, как ты говоришь? И не боишься, что я прикажу казнить тебя за такие слова?
Нет, не боюсь.
Тиберий неторопливо прошёл по залу, задумчиво глядя перед собой. Рассказ Латуша подтвердил слова Ливии: прислужником он не будет. А если кто-либо из врагов Цезаря сумеет извлечь египтянина из Мамертинской тюрьмы и воспользуется его даром предвидения, его ловкостью, то
Тиберий вскрикнул от внезапной мысли и хлопнул себя по влажному лбу. Калигула! Вот кто со временем воспользуется прорицанием Латуша!
Принцепс стремительно шагнул к астрологу, вперил в него пристальный взгляд и, чувствуя облегчение от того, что этот опасный человек полностью зависел от его власти, с мягкостью в голосе сказал:
Я доволен тобой, Латуш. Но я не могу тебя отпустить, и не могу оставить здесь. Остаётся один выход. Знаешь ли ты его?
Да, Цезарь, знаю. И я им уже воспользовался.
Ответ египтянина был дерзким, как и всё его поведение
Тем лучше, пробормотал Тиберий сам себе и, досадуя на то, что астролог смел дерзить ему, повелителю вселенной, он, зло посмеиваясь, спросил: Вот как. Ты шутишь перед смертью, которая стоит у тебя за спиной?
Латуш молчал. Цезарь с добродушной улыбкой на лице дал знак палачу. Тот ударил чародея ножом в сердце. Узник, гремя цепями, рухнул на пол.
Тиберий наклонился, вглядываясь в лицо хрипящего человека, и вдруг испуганно отступил назад, удивлённо вскрикнул:
Но это не Латуш!
Глава девятнадцатая
Ночные улицы Рима никогда не были безлюдными, и это несмотря на то, что с наступлением сумерек на улицах появлялись шайки разбойников, которые подстерегали небольшие группы римлян, одиноких любовников, которые возвращались домой или шли на свидания.
Короткие, шумные схватки, звон мечей и кинжалов, крики о помощи заставляли горожан покрепче запирать свои двери домов и ворота. Впрочем, большинство горожан не обращали внимания на то, что происходило ночами на улицах оп той причине, что люди привыкли видеть смерть. А если сами подвергались нападению, то бились до конца, как и подобало истинным римлянам
Та кривая улочка, что тянулась от иудейского квартала, внезапно расширялась недалеко от центра города. От неё под прямым углом уходила в сторону прямая дорога. Она вела к одному из лагерей претория. На перекрёстке этих улиц, в глубине портика, словно скрываясь от яркого лунного света, стояли небольшими группами пятнадцать человек, закутанные в плащи. Люди нетерпеливо посматривали в сторону иудейского квартала, а потом бросали взгляд на противоположную сторону площади, где из-за небольшого храма выглядывали Ефрем и Захарий. Они ждали Иуду.
Юлия-младшая, приёмная дочь Тиберия, попросила молодого центуриона проводить её в синагогу, где она любила молиться в ночной тишине. Бывшая блудница, полюбив и потерпев душевную катастрофу, стала верующей.
Здесь на площади в одном из домов ещё один человек ожидал появление Иуды. Это была Иродиада. Она слышала просьбу Юлии, обращённую к центуриону и, зная, что он вернётся в лагерь по этой улице, хотела убедиться, что он вернулся один. Впрочем, она верила, что поглядывала в окно с целью полюбоваться на яркую низкую луну, поэтому Иродиада поставила у подоконника кресло и, откинувшись на спинку, стала внимательно созерцать ночное светило. Однако едва вдали зазвучали быстрые шаги, как молодая женщина немедленно глянула в ту сторону.
Захарий и Ефрем отчаянно замахали руками, подавая знак своим наёмникам. Те вынули из-под плащей мечи и настороженно стали смотреть на идущего преторианца. Тень портика не позволяла наёмным убийцам оставаться незамеченным тем, кто в эти минуты шёл по залитой ярким жёлтым светом площади навстречу своей гибели.
Едва Иуда вступил в намеченную убийцами точку, как они с трёх сторон, стараясь не шуметь, бросились на него и появились перед ним настолько внезапно, что он, подняв голову, изумлённый их нападением, скорее движимый страхом и ужасом молниеносно метнулся на землю. Перевернулся несколько раз и вскочил, выпрыгнул из полукруга, уже держа в руке свой короткий меч.
Убийцы, смущённые ловкостью преторианца, обескуражено переглянулись, понимая, что перед ними человекувыне слабый.
Ефрем и Захарий, видя, что наёмники в нерешительности замерли, начали щёлкать пальцами и, не выдержав, крикнули:
Эй, вы там! Вы уже получили треть! Неужели вы не хотите получить остальное?!
Наёмники бросились вперёд, стараясь окружить преторианца. Но он, не ожидая, когда за его спиной могло замкнуться кольцо, сам рванулся навстречу убийцам, нанося быстрые удары. Иуда раз за разом вырывался из плотного окружения и мог бы легко убежать прочь, но это ему не приходило в голову.
Иродиада, потрясённая тем, что Иуда внезапно подвергся нападению убийц, дрожащими руками вцепилась в подоконник и расширенными глазами несколько секунд смотрела на бешеную схватку. А потом начала умолять иудейского Бога, в которого она никогда раньше не верила, чтобы он спас и защитил Иуду.
Наёмные убийцы, злые от того, что они никак не могли покончить с каким-то мальчишкой, бросались на него, презрев всякую осторожность. И тотчас натыкались на молниеносные удары и с проклятьями, обливаясь кровью, отступали назад. Но их было много. Они настойчиво нападали на Иуду со всех сторон, и юноша начал уставать.
Захарий и Ефрем, по-прежнему прячась за углом храма, в страхе поглядывали на яростный бой. И не заметили, как на площади появился человек в лохмотьях. Он стоял секунд пять неподвижно, наблюдая за клубком человеческих тел, потом простёр торопливым жестом руку в сторону Захария и Ефрема. И он, не замеченный людьми, отступил в тень портика.
Захарий вдруг подпрыгнул и замахал руками.
Ефрем! Ефрем, нам же придётся вернуться домой.
Да, придётся, если мы выполним приказ Манасии.
А неужели тебе так скоро надоел Рим?
Ефрем не хотел «так скоро» возвращаться в Палестину. За много лет секарий прижился в огромном городе, и теперь в ярости на своего соплеменника он повернулся к нему.
Это ты, проклятый Богом Захарий, надоумил меня найти убийц, когда можно было только следить за мальчишкой, выполняя приказ Манасии.
Захарий в досаде на Ефрема за его лживое обвинение размахнулся и весьма опасно дрыгнул ногой вперёд. Попал в срамное место Ефрема и счастливо рассмеялся, удивлённый точностью своего удара. Ефрем охнул, согнулся и рухнул на землю, как подрубленный. А Захарий уже стоял над ним с поднятыми кулаками, крича:
Значит, по-твоему, это я нарушил приказ Манасии!?
Да, и я всё расскажу ему об этом, трудно ответил Ефрем, поднимаясь с земли на ноги и громко охая, но вдруг он распрямился и с торжествующим криком: «Получай, Захарий!» ловким пинком в живот опрокинул того на спину.
Наконец, наёмникам удалось оттеснить преторианца к стене и взять его в плотное полукольцо, как к полному их изумлению рядом с Иудой выросли два секария и обратили своё оружие против убийц. Те в гневе на своих нанимателей бросились на них, забыв об Иуде.
Секаре, которые привыкли в далёкой Палестине наносить удары в спину или из укрытия тайно, увидев сейчас направленные на них мечи наёмников, вопия и вжимая головы в плечи, помчались прочь.
В глубине дома, подбадривая друг друга, перекликались рабы. Вскоре ворота открылись. В узкую щель протиснулись дубины и головы. Иуду, стоявшего рядом у ворот, окликнули, и он, ещё не зная, кто назвал его имя, метнулся на зов. Тогда как наёмники, горя жаждой мести и желая получить плату за свою пролитую кровь, помчались вслед за Ефремом и Захарием.
Латуш стоял в тени портика и громко смеялся, наблюдая, как убегали Еврем и Захарий. Кто-то опустил на его плечо тяжёлую руку. Латуш обернулся, увидел перед собой царя Антипатра и хотел рвануться в сторону, но тот быстро сказал:
Не убегай. Я друг тебе.
Он снял с пальца золотой перстень и протянул астрологу.
На, возьми. И немедленно покинь Рим. Цезарь завтра объявит о большой награде за твою голову. Только за голову. Живой ты ему не нужен.
Антипатр замолчал, прислушиваясь к голосам, которые звучали в доме его брата Филиппа, насторожился. Ему показалось, что он различил среди прочих голосов голос Иродиады. Латуш чуть улыбнулся, следя за взволнованным лицом Антипатра, спросил:
Не хочешь ли ты, государь, узнать о том, что тебя ожидает в этом доме?
Антипатр оживлённо подался к египтянину, схватил его за плечо.
Да, говори быстрей.
Если ты сейчас войдёшь к Филиппу, то вскоре
Вскореэто сегодня?
Не требуй от меня точности. Всё будет зависеть от твоего поведения.
Латуш, ты ведь знаешь, зачем иду в дом своего брата?
Разумеется, государь. Ты хочешь отнять у него Иродиаду.
А удастся ли мне это, Латуш?
Ну, если ты скажешь мне, чтобы я отправился в твою тетрархию, то я буду одним из первых, кто выйдет навстречу тебе и твоей жене Иродиаде, когда ты вернёшься из Рима.
Антипатр одним рывком сорвал с пальца второй перстень.
На, держи. Ты его покажешь в моей Тивериаде управителю дворца. И жди меня. Я сделаю твою жизнь беспечной и счастливой.
И он быстро ушёл в дом. Латуш, иронично улыбаясь грязным, безбородым лицом, пожал плечами.