Кондратий с факелом в руке подошёл к воротам, ударил мечом по медному гонгу, назвал пароль и крикнул:
Быстрей, государь ждёт!
В глубине крепости зазвучали торопливые команды, грохот запорных крючьев. Небольшие узкие ворота с пронзительным визгом и скрипом открылись.
Антипатр, в нетерпении скакавший перед крепостью по кругу, рванул коня в тёмный зев коридора. Перед царём, освещая факелом дорогу, помчался Кондратий. Впереди распахнулись ещё одни ворота, и за ними на широком дворе у тёмной громадной цитадели, окружённым глубоким рвом, под навесом в свете факелов зашевелились узники тюрьмы. Их руки, ноги, головы были ущемлены деревянными колодками, лишая узников всякого движения.
Во двор сбежались полусонные, растерянные охранники, принеся с собой десятки факелов.
Разгорячённый царь ищущим взглядом скользнул по узникам, властно спросил:
Где пророк?!
Я здесь, откликнулся хриплый голос. Если ты за мной, Антипа, то я рад этой встречи.
Царь, оскорблённый насмешливым тоном Крестителя, яростно ударил коня плетью, поднял его на дыбы и бросил в сторону пророка. Туда в темноту метнулись с факелами надзиратели и охранники. Царь, давя их, сбивая с ног конём, подскакал к Крестителю и отрывисто бросил:
Отрежьте ему голову. Я не желаю слушать поносные слова. Но отрежьте медленно, а я посмотрю на то, как он будет корчиться.
В ответ прозвучал снизу глумливый каркающий смех пророка. Над ним уже встали двое с ножами, глядя на Антипатра. Он сделал палачам знак, чтобы они подождали его приказ. Царь мучился торопливой мыслью: как заставить Крестителя страдать, бояться смерти и молить о пощаде?
Латуш подскакал к Антипатру и тронул его за плечо.
Государь, позволь мне поговорить с этим человеком. И ты увидишь, как он изменит своё поведение. Только прикажи всем удалиться вон со двора, и сам уйди в другой конец.
Хорошо. Я подожду и дам подышать ему несколько минут.
Антипатр отъехал к воротам, а Латуш, взяв у охранника факел, поднёс его к своему лицу, негромко позвал:
Эй, Креститель, узнаёшь ли ты меня?
Снизу прозвучал насмешливый хриплый голос:
Нет.
Астролог спрыгнул с седла на каменный двор, подошёл к узнику, от которого исходил зловонный запах, осветил пророка факелом. Пророк голый в согнутом положении, в сидячей позе, висел с зажатыми в деревянные колодки руками, ногами и головой. Он мог видеть только ноги астролога.
Латуш присел перед ним на корточки.
А теперь ты видишь меня?
Нет. Но если ты хочешь, чтобы я увидел тебя, протри мои глаза. Я от счастья, что скоро окажусь в Царствии Божьим, заплакал.
Латуш снял с пояса кожаную фляжку, брызнул из неё воду на чудовищно распухшее лицо пророка, протёр его глаза платком. Креститель с облегчённым вздохом приподнял голову, посмотрел в умащённое благовонными маслами красивое лицо египтянина.
Да, человек, я где-то видел тебя, но не помню.
Ты не мог забыть меня.
Не помню, откликнулся устало пророк и опустил голову вниз.
Латуш улыбнулся и рывком разорвал свою тунику на груди, поднёс к телу факел.
Вот посмотри сюдауж не знаю, как теперь тебя назвать Видишь этот глубокий шрам на левой стороне груди?
Да.
И неужели он ничего не говорит тебе?
Нет, человек. Я никогда не пытался кого-либо убить, хотя Креститель дёрнулся вперёд. Я действительно помню этот шрам, но я не знаю, кто ты?
Хорошо, я скажу. Это было почти полторы тысячи лет назад
Оставь эту сказку для других, а мне дай воды.
Латуш приподнял голову узника и поднёс к его распухшим губам фляжку.
Вот мы и встретились, пророк. А ведь я однажды говорил тебе, что это произойдёт.
Не вижу в это счастья для себя. Но продолжай, может быть, я узнаю, кто ты такой.
Итак, это было полторы тысячи лет назад в городе, который тогда назывался Нэ или «Стовратые Фивы».
Пророк, хрипло смеясь, перебил астролога:
А кем был я в то время?
Ты был великим визирем царя царей Египта.
Как меня звали?
Иудеи называли тебя «Моисей».
Креститель охнул и ослабел телом.
Глава сорок вторая
Открой мне память! повелительно прохрипел Моисей. Я видел порой, во сне какие-то смутные картины из давнего прошлого, но никогда не придавал им значения.
Ещё бытвоя вторая жизнь мало походит на первую.
А что было в первой?
Кровь и смерть твоих соратников, которых ты обрекал на смерть.
Говори, человек, говори. Я словно у глухой стены и не могу найти вход.
То, что ты увидишь за стеной, тебя не обрадует.
Пускай так, но я хочу знать.
Астролог сел на колодку, из которой торчала голова Крестителя, пригнув того весом своего тела ниже к каменному полу, негромко заговорил, внимательно поглядывая по сторонам:
Вот день и час, когда царь царей, раскрашенный, как Озирис, сидя на высоком троне, что стоял на широкой ладье, медленно проходил по дворцовому каналу, затенённому с двух сторон деревьями, в ту сторону, где его ожидали толпы придворных и посланники далёких царей. Люди, при виде фараона, опускались на колени, считая его воплощением Озириса. Опускались на колени со слезами счастья на глазах и приветствовали владыку. Ты стоял внизу, на палубе ладьи по правую руку царя царей, двадцатилетний красавец и любимец египетских женщин, царя и друг Латуша и страдал от того, что взоры людей были обращены не на тебя, а на раскрашенное ничтожествотак думал ты. По твоему лицу катились слёзы. Ты истово хотел власти. Внимание красивых женщин двора тебя уже не волновало. Я был кормчим на той ладье и видел твои замыслы уничтожить того, кто любил тебя и поднял до себя.
Ладья, сопровождаемая чудесной музыкой, прошла между берегов канала, полных ликующей толпы людей и остановилась в той части парка, куда имели право доступа только родственники царя, тыМоисей, и я астролог.
Мы начали пировать.
Я приблизился к царю и рассказал владыке о твоих мыслях и заметил, как насторожилось у тебя лицо. Ты понял, что я говорил о тебе. Царь, смеясь, принял из корзины сочный плод, поцеловал его и протянул слуге.
Дай МоисеюУспокойся, Латуш. Ему на трон путь закрыт. Народ никогда не возложит урей на голову иудея. Царь вновь улыбнулся визирю, то есть, тебе, и сказал: Стань его сокровенным другом. И удержи его руку, если он захочет убить меня.
Владыка, ты его подозреваешь?
Нет, я его люблю. Но в последний годс того дня, как ты появился при дворемои кравчие, которые пробовали моё вино, стали куда-то исчезать.
Царь, весело мигая мне глазами, откинулся на подушки и, хлопая в ладоши, сказал:
Их кто-то отравил, как собак. Последний издох сегодня утром.
Царь поднял своё лицо к небу и, сильно распахнув наполовину беззубый, огромный рот, оглушительно расхохотался. Я ушёл к тебе за маленький столик. Ты осторожно крутил в руках подарок царя и обильно потел. Было душно. Опахала слуг нагоняли на нас горячий воздух, что приходил с ливийских гор и пустынь.
Моисей, окликнул я тебя, позволь мне быть твоим доверенным другом.
Ты вздрогнул, сжал пальцами абрикос, брезгливым жестом отбросил раздавленный плод и улыбнулся.
Мы давно друзья, Латуш.
Тогда, визирь, могу ли я спросить тебя кое о чём?
Говори, с деланным равнодушием ответил ты, обращая улыбку в сторону царя, который внимательно следил за нами.
Был ли ты, Моисей, прошлой ночью в иудейском квартале у купца Варнавы?
Ты бросил на меня стремительный, ненавидящий взгляд и, вздрагивающим голосом жестоко сказал:
Мне ли, великому визирю, болтаться по ночам и говорить с купцами?
Выходит, что имя Варнавы тебе неизвестно?
Конечно, нет.
Я указал взглядом на одно из богатых украшений, что висели на твоей широкой груди. Украшение представляло собой обычную золотую пластину, без каких-либо знаков и рисунков. Я мягко заговорил:
На оборотной стороне этой пластины начертаны египетскими знаками двенадцать имён. И первое из нихВарнава. А ниже следует: «Мы двенадцать сыновей семени Израиля выбрали тебя, Моисей, своим царём. Повелевай нами»
По лицу твоему скользнула растерянность, но уже в следующий миг, опомнившисьведь царь, любопытствуя, весь подался вперёд, пытаясь понять, о чём мы говорилиты растянул в улыбке губы и сильно сжал их, чтобы они не дрожали. Потными пальцами ты схватил золотую пластину и ответил:
Да, Латуш, здесь какое-то письмо. И вряд ли я смогу прочесть его. Оно на древнем языке.
Тогда я прочитаю: «Повелевай нами, двенадцатью коленами Израиля, как царь царей. А мы и наши сыновья припадаем к твоим ногам, как рабы твои. И если кто-то из нас не услышит тебя, да будет тот предан смерти».
Ты, глядя на фараона, ударил в ладоши и, смеясь, крикнул:
Владыка, Латуш говорит занимательные сказки!
Царь зевнул. Наступило время царского сна. Все немедленно покинули столы и, пятясь, разошлись по дворцовому парку, присоединились к огромной толпе придворных.
Музыка, танцовщики, фокусники и борцывсе эти люди двигались среди придворных бездельников, одним из которых был я, Латуш. Красавицы, положив глаз на того, кого они выбирали в эту минутуздесь же на ложах услаждали свои тела в различных позах, а более юные женщины скрывались в глубине парка. На них, кроме стариков, никто не обращал внимания.
Мы шли с тобой по аллее. Ты сказал:
Да, я был ночью в доме у Варнавы. Но как ты проник туда? И что слышал, что видел?
Я видел, как ты, Моисей, вошёл в зал, где тебя ждали двенадцать человек. Одиннадцать из них были из низовья. И по одежде походили на пастухов. Они подозрительно смотрели на тебя, а потомна дверь, словно ожидали другого человека. Варнава произнёс твоё имя. Поцеловал тебя, но пастухи не двигались с места и, угрюмо поглядывая на купца, заговорили:
Почему мы должны покинуть эту землю, в которой нам так хорошо?
Нас никто не ждёт в далёкой стране.
Мы посылали гонцов в тот край, и нам ответили: «Не приходите!»
Тогда ты, Моисей, ненавидя своих соплеменников за их упорство, простёр к ним руки.
Царь хочет погубить вас. И только я, его визирь, удерживаю владыку от его желания сделать вас. иудеев рабами.
Пастухи в изумлении вскрикнули, заволновались, а ты следил за ними и в душе торжествовал: власть, к которой ты стремился годамибыла близка! Ты уже видел себя великим царём мира.
После короткой беседы пастухи повесили тебе на шею знак верховного вождя иудейского народа и, упав к твоим ногам, облобызали их. После чего ты приказал иудеям готовиться к исходу из страны, готовить оружие, скот, одежду
В это время мы остановились в конце аллеи у дворцовой стены. Ты, Моисей, с лицом твёрдым и жестоким, обратился ко мне:
Говорил ли ты, мой сокровенный друг, царю о том, что видел и слышал ночью?
Нет.
Ну, тогда ты ему скажешь в мире теней.
За моей спиной прозвучал тихий скрип, как если бы открылась небольшая калитка. Я обернулся. Из узкой щели тайного хода в парк стремительно вбежали двенадцать человек. И по твоему знаку они окружили меня. Я не успел выхватить из складок юбки свой испытанный временем кривой кинжал, как ты, Моисей, бросился на меня и вонзил нож в мой левый бок. Я уже падал на землю, когда пастухи закричали:
Моисей, мы не хотим зла царским людям! Мы пришли сказать тебе, что отказываемся покидать эту страну! Ты нас обманул!
Я медленно, как мне казалось, опустился на землю, и жизнь моя прекратилась. Но странное дело: я, не ощущая себя, продолжал видеть и слышать так, как если бы стоял среди пастухов над своим телом.
Рядом в кустах прозвучали мерные хлопки ладоней и смех. На поляну в окружении гвардейцев вышел царь. Смеясь, он спросил тебя:
Итак, мой любимый, ты убил того, кто пытался отравить царя царей?
Да, владыка.
Что ж, я так и знал. А кто эти люди?
Ты метнул на пастухов и Варнаву яростный взгляд и, указывая окровавленным ножом на соплеменников, сказал:
Это слуги астролога. Он их вызвал, чтобы погубить тебя, царь царей.
Изумлённые пастухи попятились к стене. А ты, Моисей, прыгнул на них, нанося удары ножом. Царь одобрительно кивал головой. А когда гвардейцы добили пастухов, он равнодушно приказал выкинуть трупы за дворцовую стену.
Гвардейцы сорвали с моего тела ожерелья, перстни, браслеты и швырнули меня в глухую улочку стовратых Фив. Вскоре около моего тела появились мои жёны. Они, не найдя на моём теле украшений, быстро ушли прочь.
Я был одинок в этом мире. Космический холод уже вошёл в мою душу, но я хотел вернуться назад, потому что для меня было страннобез погребенья и без наёмных плакальщицпокинуть землю. Я всегда знавший только предательство и одиночество должен был посмеяться над теми, кто предал меня.
И вдруг я открыл глаза. увидел стоявшего передо мной на коленах нищего человека, который неторопливо снимал с моих бёдер залитую кровью белую юбку. Я похлопал его по плечу.
Эй, приятель, ты разбудил меня.
Нищий глянул мне в лицо и, разъяв в ужасе рот, с пронзительным воплем помчался по улице прочь. Я ощутил боль и понял, что я жив.
Я с трудом поднялся на ноги и, опираясь рукой о стену, медленно пошёл по дороге, зажимая разорванный ножом бок. Я покинул город и Египет, питаясь падалью и тем, что подавали мне иногда люди. И через полгода я добрался до ассирийского царства, государь которого меня, к счастью, не забыл.
Спустя десятки лет, очередной царь царей Египта прислал за мной гонцов, и я немедленно вскочил на коня и направился на родину. Я был здоров, цел и невредим, и уже не чувствовал того страшного одиночества, которое охватило меня в мгновенья моей смерти.
Проезжая по земле ханаанской, я узнал, что какие-то отряды людей пытались с боем проникнуть на территорию ханаанских царств, но цари обьединилсь и разгромили захватчиков. Я попросил показать мне пленных. То были иудеи. Я спросил:
Кто вас привёл сюда?
Пророк Моисей.
Пленным грозила участь рабов, и они на все лады проклинали своего вождя, который погубил их, соблазнив привольной, сытой жизнью в чужих краях. Иудеи, найдя во мне слушателя, наперебой с плачем и воплем стали жаловаться на свою горькую долю беглецов от счастливой жизни в Египте к бедствиям в пустыне, где их погибло от голода и болезней больше половины из тех, кто пошёл за Моисеем. И рассказчики, в полной растерянности, хлопая себя по бокам, пожимая плечами, удивлялись тому, что они соблазнились на посулы.
Боги нас покарают за жадность
Я загорелся желанием увидеть Моисея, который ныне, как я понял, достиг царской власти. Иудеи вызвались проводить меня в далёкие пески, в которых скрывался пророк, если я выкуплю их из рабства и отвезу в Египет, где у них остались многочисленные родственники. Я купил рабов и немедленно поехал.
Глава сорок третья
Спустя много дней, я добрался до горной гряды, и здесь мои рабы обезножили, упали передо мной на колени и с воплями стали просить меня не губить их жизни. Потому что тамони в ужасе показывали пальцами на горынаходился лагерь Моисея. Я оставил перепуганных людей на месте, а сам, жаждая увидеть своего убийцу, поскакал по тропинке вверх, на вершину горы, задыхаясь от горячего воздуха и тщательно кутая лицо толстым платком. И вскоре я одолел высокий подъём, и сверху жадно глянул на раскалённые пески, что волновались там, внизу. Увидел маленький оазис, и вокруг него, огороженный каменной стеной, лагерь из тысяч палаток. Он показался мне брошенным. Как я не вглядывался, я не заметил в нём ни людей, ни животных, ни собак. В лагере было тихо, а ведь было утро, когда жара ещё только наступала.
Я ударил плетью коня, у которого от усталости дрожали ноги, и поспешил вперёд. И едва я спустился с горы, как почувствовал тошнотворный запах гниющего мяса. Я оглянулся по сторонам. Вдруг мой конь с храпом поднялся на дыбы. И только теперь я увидел, что вокруг, куда бы я ни направлял свой взгляд, лежали полузасыпанные песком трупы людей, вернее, то, что от них осталось.
Я успокоил коня и двинулся дальше. И чем ближе я подходил к лагерю, тем больше было трупов. Я внимательно осматривал их, ища причину смерти. И всякий раз отмечал, если, конечно, трупы не были объедены собаками или диким зверьём, что люди погибли от ударов ножом в горло.
Где-то рядом прозвучали тихие голоса. Я обернулся. В ста локтях от меня оборванные люди торопливо резали свежие трупы и уносили под горный навес, где чадил небольшой костёр.
Впереди меня за невысокой полуразрушенной стеной стоял чуть пригнувшись и держа раскрытую ладонь над бровями, крепкий старик с длинной бородой, что росла у него от глаз. Мне показалось, что он следил за мной, но подъехав ближе, я понял, что он высматривал тех, оборванных людей. Я так же услышал странный, скулящий звук, как если бы множество собак выли сквозь зубы. Лагерь был пустым. Я остановился рядом со стариком и, откинув с лица платок, смеясь. крикнул: