Синие цветы I: Анна - Литтмегалина 7 стр.


 Извини,  я слегка приоткрыла окно и просунула сигарету в узкую щель, стряхивая пепел.

 Они наблюдали за квартирой, знали, когда мы приходим и уходим. Знали, что в ночь с пятницы на субботу я отсутствую, и Эрве остается один. Как бы еще они могли проведать о тебе, кроме как проследив за мной? Я даже твоего полного имени никому не называл. Но иногда я провожал тебя до дома Я должен был заметить их. ДолженНауэль потер глаза кончиками пальцев. Я поняла, почему его тушь была вся размазана, когда я нашла Науэля на складе.  Слепой кретин. Витаю в черных тучах целый месяц.

 Каких черных тучах?  спросила я, но он меня как будто не слышал.

 В ночь убийства, незадолго до встречи с тобой, я разговаривал с Эрве по телефону-автомату. В городской квартире Эрве не оказалось, так что я позвонил в загородный дом, где располагается его маленькая частная клиника. Эрве известил меня, что вернется в город поздно. Его голос показался мне взволнованным, но момент и место были не лучшими для расспросов. Вероятно, когда Эрве вошел в городскую квартиру, его уже ждали внутри. Звук выстрела привлек бы внимание соседей, поэтому они ударили Эрве ножом. И тутраньше, чем ожидалосьвозвращаюсь я.

Я открыл дверь своим ключом, а это значит, что на тот момент дверной замок поврежден не был. Не удивительноу них было более чем достаточно времени в предшествующие недели, чтобы подобрать подходящий ключ. В прихожей было темно, но в комнатах горел свет. Я услышал, как в спальне Эрве хлопнула дверца шкафа. Я направился туда, но по пути остановился у приоткрытой двери кабинета, привлеченный беспорядком внутри. Все записные книжки и бумаги Эрве были извлечены из ящиков и грудой свалены на столе. Раздался слабый стон Я шагнул в кабинет и увидел Эрве. Он находился между столом и диваном. В последнем усилии Эрве попытался мне что-то объяснить, но хватило его буквально на одну фразу.

 Что он сказал?  во мне тускло, как окурок в ночи, затлела надежда.

 Я не понял. Он был обескровлен. У него путалось сознание. Может, в его словах смысл и вовсе отсутствовал.

 Понятно,  протянула я и подавленно замолчала.

 Застигнутые врасплох, убийцы Эрве начали палить в меня и этим сами установили себе временной лимитблагоразумные соседи едва ли бы сбежались на выстрелы, но полицию вызвали. Оставалось всего несколько минут на то, чтобы наспех инсценировать грабеж и смыться. В новостях, рассказывая о происшествии, продемонстрировали варварски раскуроченную дверную ручкувидимо, ее выбили ударом молотка. И только я знаю, что дверь взломали после того, как убийцы проникли в дом, а не до того. Бумажника или какой-либо наличности в квартире обнаружить не удалось, из чего полиция заключила, что их забрали грабители. В действительности Эрве всегда воспринимал городскую квартиру как перевалочный пункт, красть там было нечего. Он относился к деньгам сдержаннооплачивал дочерям учебу в хороших университетах, не скупился на медицинское обслуживание, но пустой роскоши и бессмысленных трат не одобрял. Он пользовался банковской картой, крупных сумм наличности с собой не носил. Поэтому забрать его практически пустой кошелек могли с единственной цельюпустить пыль в глаза полиции. Зато не тронули его наручные часы. Они выполнены в минималистичном стиле и выглядят просто, чем Эрве и приглянулись. Но по факту часы сделаны из платины и стоят бешеных денег. Подарок от благодарногои весьма богатенькогопациента. Настоящие грабители обычно разбираются в таких вещах.

 Но зачем потребовалась имитация грабежа?

 Как минимум для того, чтобы отвлечь полицию от истинного мотива убийства. Рассматривая то видео в новостях, я заметил, что записные книжки Эрве пропали. Но откуда полиции знать, что они вообще были? А так ситуация яснее ясного: домушники заприметили пустующую квартиру, влезли в нее, тут нагрянул хозяин, вот его и пырнули ножом. Только вот сомневаюсь, что эта версия станет основной. Мое бегство с места преступления не осталось незамеченным. Гораздо проще повесить всех собак на меня.

 Нет, если ты отправишься в полицейский участок и дашь показания.

 Да? Милая, полицейский участокэто не то место, где заканчиваются мои проблемы. Это место, где они начинаются. В лучшем случае там решат, что я все вру, выгораживая себя, и задержат меня по обвинению в убийстве. В худшемвозьмут с меня подписку о невыезде и отправят гулять. Тут-то меня и встретят. Днем я перемещался быстро и соблюдал осторожность. Тогда эти типы решили потрясти тебя. С тобой они даже не пытались быть аккуратными. Кого интересует женщина из бедного квартала, где еще и не такая херня случается?

 Да что им нужно?!

 Я нежелательный свидетель. Кроме того, если Эрве владел некой потенциально опасной для них информацией, они могли предположить, что он поделился ею со мной, следовательно, этой ночью собирались покончить с нами обоими. Что ж, они сильно преувеличили нашу с Эрве близость. Я в тотальном неведении.

 Тем не менее они намерены довести свой план до конца,  резюмировала я.  Добавив в список на отстрел и мое имякак подружки нежелательного свидетеля.

 Похоже на то,  протянул Науэль.

Мне бы его спокойствие. Я закурила вторую сигарету. Науэль отобрал ее у меня, брезгливо схватив кончиками пальцев, и выкинул в окно, из которого в салон вливался поток холода.

 Дай мне докурить,  сказала я и застучала зубами.  Меньше всего сейчас мне следует опасаться сигарет. Мы как в черном туннеле. Пока что я не вижу выхода.

 Не будь столь пессимистичной. Моя злость и стены пробивает. Мы разберемся в происходящем.

 Что значит «разберемся», Науэль? Ты намерен вступить в разборки с бандитами?

 А ты думаешь, я позволю им безнаказанно вваливаться в мою жизнь и резать моих приятелей? Они проклянут тот день, когда связались со мной.

 Главное для насэто перебраться в безопасное место, где они не найдут нас.

 Если найдут, это будет их проблема, поверь мне. «Я твой сладкий пирожок. Ну-ка, съешь меня, дружок!»  процитировал Науэль рекламу выпечки.

Я решила не продолжать спор. Даже Науэль не настолько безумен, чтобы в это ввязываться. Сейчас он разозлен, но, остыв, откажется от своих безрассудных намерений. Скудно освещенные окраины за окном Скоро мы покинем город. Мне представилось тело Янвеке, лежащее на полу в темной кухне, и глаза снова защипало. Нет, его должны были уже забрать оттуда. Впрочем, городской морг едва ли лучшее место. Поворошив воспоминания о начале дня, я попыталась отыскать знаки близящегося бедствия. Ничто не предвещало такого развития событий. Просто резко все ухнуло и покатилось.

Вскоре Науэль свернул с шоссе на дорогу поменьше и попустыннее.

 А у тебя вообще есть права?  запоздало решила утончить я.

 После того, как мы стали свидетелями двух убийств, едва не были убиты сами и, сделав вывод, что от нас так просто не отстанут, угнали машину, отсутствие у меня прав едва ли главная наша проблема. Еще спроси, есть ли у меня разрешение на ношение оружия,  над ветровым стеклом болталась тряпичная игрушка, мягко постукивая в стекло. Науэль сорвал ее и выбросил в окно.  Достала. Мы выезжаем из города. Постарайся расслабиться и получить удовольствие. Только уползли на заднее сиденье. Вероятно, они ищут двоих. Вот пусть двоих и ищут. Если что, плюхайся на дно машины и убедительно изображай, что тебя нет.

Я не знала, как изображать, да еще убедительно, что меня нет, но перебралась на заднее сиденье с максимальной неуклюжестью, которую Науэль, к счастью, не стал комментировать. Колени дрожали. От волнения чувствуя себя совершенно обессиленной, я легла и сжалась в клубочек, ощущая щекой шероховатую обивку сиденья. Темнота салона окружала меня, прохладная и плотная, как грязная вода. Героини романов, попадая в переплет, воодушевлены предстоящими приключениями, а я почему-то только боюсь и хочу курить.

Когда машина преодолела поворот, раздался свисток, пронзительный, как крик птицы, и Науэль надавил на тормоза. Я мгновенно соскользнула с сиденья. Началось? Я зажмурилась. Науэль вышел из машины.

 В чем проблема?  спросил он. Он говорил спокойно, но как-то непривычно, не так, как обычно.

 Просто проверка. Ваши документы.

Полицейский Я не знала, радоваться или наоборот.

 Счас,  сказал Науэль, скомкав слово, и полез в салон с несвойственной ему неловкостью.  Где-то, где-то. Что о погодке скажете? Не блеск, да?  он шарил долго, но свет в салоне не включал, чтобы полицейский не увидел развороченную приборную панель. Науэль продолжал говорить все в той же странной манере, делающей его речь неразборчивойставил ударение иначе, проглатывал последний слог. В звучании исковерканных слов было что-то знакомое, но мне было так непривычно слышать их в исполнении Науэля, что я не сразу догадалась, где мой слух уже ухватывал подобную речь. После нескольких минут недоумения я узнала искаженный говорок нищих окраин.

Обшаривая поверхности, Науэль говорил с полицейским о том о сём, какой-то простодушной ерунде. Его словно подменили. Полицейский понимал два слова из пяти, отвечал невпопад и, наверное, уже не чаял отвязаться. Наконец Науэль выбрался из машины и протянул полицейскому что-то.

 Динки,  сказал Науэль.  Динки здесь не видали?

 Динки?  совсем замороченно повторил полицейский.  Кто такой «динки»?  и, после короткой паузы, во время которой он взглянул на то, что протянул ему Науэль, недоуменно спросил:  Карта?

 Да, кто такой «динки»?  спросил Науэль уже своим голосом и, резким движением схватив полицейского за шею, приложил его головой о машину. БУ-У-УМ!

Я взвизгнула.

 А кто ты?  прорычал Науэль яростно, но его жертва была безмолвна.  Кто ты?

Приподнявшись, я выглянула в окно. Вздохнув, Науэль схватил за ноги лежащего на асфальте полицейского, подтащил его к обочине и столкнул с насыпи. «Сегодня все неправильно,  подумала я,  ВСЁ». Происходящее действительно напоминало сумбурный, непонятный, пронизанный тревогой кошмар.

Науэль легко впрыгнул в машину, и мы сразу тронулись с места.

 Зачем ты его ударил?  спросила я.

 Это был один из них,  сообщил Науэль таким тоном, как будто уведомлял, что дождь начинается.

 А вдруг он

 Подохнет? Нет. Самое страшное, что ему грозит, это рвота и постельный режим. Ну и еще простуда, все же не август, чтобы валяться на земле.

 Ты не мог быть уверенным в том, что это один из них,  возразила я. Мой голос звучал плаксиво, что мне самой не понравилось, а Науэля и вовсе могло привести в тихое бешенство.  Не мог, но все равно его ударил

 Во-первых, с каких это пор здесь дежурит полицейский. Во-вторых, он не показал свое удостоверение, хотя и тискал его в руках, а это непрофессионально и подозрительно. В-третьих, он был смуглым. Видеть полицейских мне доводилось гораздо чаще, чем хотелось бы, и все как один соответствовали национальным стандартам. Это негласное правило, но оно действует. В-четвертых, значок крепится справа, а не слева. В-пятых, у него обувь не по форме. В-шестых блядь, он даже не знает, кто такой динки. Ну что за идиоты. Будет сложно научиться презирать их больше. Впрочем, оно нам на пользу.

 Что именно?

 Пока что все, к чему приложились шоколадные ручки, выглядит кособоко. Недостаток опыта очевиден. Вероятно, сама ситуация для них так же свежа, как и для нас.

Когда позже мы проехали мимо поста полиции, на нас даже и не посмотрели.

 К слову о водительских правах,  вяло отметил Науэль, скользнув взглядом по ярко освещенной изнутри полицейской машине.  Как и все прочие права, они доступно изложены на банкнотах. И особо подробнона крупных. По виду нашей кобылки легко догадаться, что крупных купюр у нас нет, а свистеть задешево безмерно утомляет.

Лично я была только рада, что нам дали спокойно проехать.

 Те которые напали на Эрве Они тоже были смуглые?

 Один из них. Не то чтобы совсем смуглый. Полукровка. Но все равно кшаанцев наблюдается избыточное количество. Дьобулус будет в восторге.

Я не знала, кто такой Дьобулус и почему он будет в восторге, но не стала спрашивать.

 Они в принципе не редкость. В Роане много иностранцев.

 Не редкость. Но не до такой степени.

Я перебралась на переднее сиденье и стиснула в пальцах пачку с сигаретами. Посмотрела на надменный профиль Науэля, едва различимый в темноте. Как по мне, так Науэль чересчур спокоен для человека, который только что приложил кого-то головой о железку.

 Ты говорил, как шпана.

 Была возможность научиться. Раньше только так и разговаривал.

 Зачем?

 Чтобы все от меня шарахались.

Мне всегда становилось не по себе от таких его высказываний.

 Как ты холоден,  протянула я, машинально выдыхая дым в его сторону. Науэль отмахнулся от него.

 А я должен рыдать?

 Я бы никогда не смогла ударить человека по голове.

 Рад за него,  безразлично отозвался Науэль, поленившись придумать более остроумную реплику. Он сунул в рот жвачку и по салону расползся запах клубники. Науэль не признавал жевательной резинки без сахара. Ему нравились те, которые были максимально приторными на вкус и запах, с наклейкой или вкладышем под оберткой.

 Кто такой динки?

 На полицейском жаргоне бродячий подросток уязвимого вида,  с сухим раздражением объяснил Науэль.  Которого можно забрать в участок и делать с ним что только вздумается. Знаешь ли, далеко не все люди видят проблему в том, чтобы причинять боль другим. Да и кто его хватится.

Я кивнула. Старые фотографии Науэля объясняли понятие «динки» яснее любых слов. Во мне смешивались жалость и осуждение, теперь изрядно разбавленное пониманием, хотя я и не поверила Науэлю полностью. Неужели мир и люди в нем настолько плохи?

 Предлагаю немного срезать,  объявил Науэль и резко свернул влево.

С крутой обочины мы почти скатились в темноту, и я проглотила взвизг, вцепившись в сиденье. Колеса сминали разбухшую от влаги траву.

 Мы застрянем тут намертво,  пессимистично предрекла я.

 Мне не привыкать разрабатывать дорожку там, где никто раньше не ездил,  усмехнулся Науэль.

 Рада, что при всей серьезности ситуации ты еще способен пошло шутить,  съёрничала я.

 Рад, что при всем твоем занудстве ты еще способна уловить пошлый подтекст,  фыркнул Науэль.

За стеклом покачивалась трава. Колеса машины погрузились в воду. Не знаю, как Науэлю вообще удавалось ориентироватьсятемнота стояла кромешная. Тем не менее спустя двадцать минут тяжелого движения сквозь мрак и неизвестность мы достигли дороги. По ней мы двигались недолго, а потом свернули, игнорируя оранжевые столбики, извещающие, что проезд запрещен.

 Мост чинится,  сказала я.

 И что с того?  Науэль вышел из машины, убрал загородку, проехал. Снова вышел и аккуратно поставил загородку на место.

У меня не было сил возражать ему, да и вряд ли Науэль намеревался угробить нас обоих. Проблемные участки он объезжал уверенно, и я догадалась, что он бывал здесь ранее.

 Экстремальные гонки,  объяснил он.  Кое-каким моим приятелям было нечем заняться однажды вечером. И мне, так получилось, тоже.

Я только кивнула. Мост дугой вздымался в небо. Машина двигалась аккуратно, неспешно. Я все время выпадала в туманный промежуток между сном и явью, но мое сознание полностью прояснилось сразу, как мы остановились. Науэль открыл дверь, и на меня налетел поток холодного ветра.

 Выйдем на минуту.

Я выбралась в ночь, под ветер до того леденящий, что дух захватило. Науэль подошел к бортику моста.

 Смотри.

Тьма разлилась чернильным океаном, в котором золотистые огоньки города мерцали, как погребенные на дне сокровища. В отдалении проплывали полоски света, прочерченные фарами машин. В темноте кожа и волосы Науэля ярко белели. Странно, но, несмотря на все пережитое за день, от его высокой фигуры исходили сосредоточенность и спокойствие.

 Люблю огни,  сказал Науэль, и я приблизилась к нему на шаг. Ветер так и рвал мои волосы, то отбрасывал их назад, то швырял на лицо. Они били, как проволока, но причиняемый ими дискомфорт помогал сосредоточиться на реальной обстановке, отвлекшись от мрачных картин неопределенного будущего.

Не обращая внимания на холод, мы постояли минут пять, наслаждаясь видом. Мне было сложно угадать чувства Науэля, которые он держал за семью замками, меня же наполняла грусть. Сегодня я пережила шок, но значительнее его было удивление. В некоторые дни унылые отношения с Янвеке казались мне бесконечными, как пожизненное заключение. В другие я утешала себя, представляя, как однажды это закончится. Но то, что финал окажется таким, мне и в голову не могло прийти. Его внезапная самоотверженность потрясла меня. Он умер, спасая меня, ради меня? Я так привыкла считать его своим врагом, что язык не поворачивался дать утвердительный ответ на этот вопрос. Все же я ощущала нечто, похожее на прощение, словно своим поступком Янвеке искупил если не всю свою вину, то хотя бы ее часть. Это чувство было пронзительным и горьким

Назад Дальше