А почему мы читаем Шекспира, и Мильтона, и Донна? Пусть на этот раз ответит кто-нибудь другой, не мисс Гоки. Мистер Бушар? спросила мисс Уилкокс.
Майк Бушар покраснел.
Не знаю, мэм.
Не осторожничайте, мистер Бушар. Рискните наугад.
Потому что велено, мэм?
Нет, мистер Бушар, потому что это классика. А нам нужно основательно знать классику, чтобы понимать произведения, которые появились позже, и чтобы преуспеть в собственных пробах пера. Изучение литературы подобно строительству дома, мистер Бушар: вы не начнете строить с третьего этажа, сначала вы заложите фундамент.
Мисс Уилкокс приехала из Нью-Йорка. У нас тут трехэтажных домов не строят разве только богачи вроде Беккеров или владельцы трех лесопилок, как мой дядя Вернон
Возможен ли Мильтон без Гомера, мистер Джеймс Лумис? И откуда взялась бы Мэри Шелли, если б не было Мильтона, мистер Уильям Лумис? Да-да, если бы не было Мильтона, не появилось бы и чудовище Франкенштейна
Едва прозвучало это магическое имя, оба Лумиса навострили уши. Джим так разволновался, что упустил свежепойманного паука. Паук ринулся к краю парты и скрылся, волоча за собой ниточку-поводок. С ноября мисс Уилкокс обещала нам, что завершающей книгой в учебном году станет «Франкенштейн» при условии, что все, то есть в основном Джим и Уилл, будут себя хорошо вести. Достаточно было ей шепнуть это заклинание «Франкенштейн», и Лумисы становились вдруг кротки и прилежны, как два алтарника. Их восхищала сама идея сшить части трупа и воскресить его. Только и разговоров у них было о том, как наберут лягушек, жаб, разрежут, а потом снова оживят.
Мы читаем классику, чтобы черпать вдохновение у великих умов, продолжала мисс Уилкокс, и вдруг послышался тихий перезвон. Снова она рассыпала свои браслеты. Эбби подобрала их с пола и вернула учительнице. Мисс Уилкокс вечно что-то крутила в руках, пока читала лекцию: снимала и надевала кольца, ломала в пальцах мелок или перебрасывала браслеты с одного запястья на другое. Ничего общего с нашей прежней учительницей, мисс Пэрриш. У мисс Уилкокс были кудрявые темно-рыжие волосы и зеленые глаза в точности изумруды, так нравилось мне думать, хотя настоящих изумрудов я никогда не видела. Она любила золотые украшения и носила очень красивые наряды приталенные блузы, юбки из тонкой шерсти, жилетки, отделанные шелковой лентой. Так странно она смотрелась в нашем классе, где печка с ржавой плитой, деревянные стены, пожелтевшая карта мира. Как будто драгоценную жемчужину положили в старую потертую коробочку.
Помучив нас еще несколькими страницами «Потерянного рая», мисс Уилкокс закончила урок и распустила класс. Джим и Уилл Лумис ринулись прочь из школы, по дороге чуть не сбив Томми Хаббарда с ног и распевая: «Томми, Томми, нет ни крошки в доме!» Мы с Мэри Хигби собрали с парт полдюжины книг, по которым занимался наш состоявший из двенадцати человек класс. Эбби протерла доску, Лу спрятала грифельные таблички, на которых мы с утра решали математические задачи.
Я сложила книги на учительский стол и собралась уходить, как вдруг мисс Уилкокс мне сказала:
Мэтти, задержись, пожалуйста, ненадолго.
Во время уроков всех нас именовали «мистер» и «мисс», но после уроков учительница обращалась к нам по имени. Я сказала Уиверу и сестрам, что догоню их по пути домой. Я думала, может быть, мисс Уилкокс принесла новую книгу почитать. Но нет. Как только все ушли, она выдвинула ящик стола, достала конверт и протянула мне. Большой, яркий. На нем было мое имя. Напечатано посреди наклейки, а не написано от руки. И обратный адрес как только я увидела этот адрес, во рту вмиг пересохло.
Вот, Мэтти. Держи.
Я покачала головой.
Ну же, трусишка! Мисс Уилкокс улыбалась, но голос ее дрожал.
Я взяла конверт. Мисс Уилкокс вытащила из сумочки шкатулку, украшенную эмалью, достала оттуда сигарету, зажгла ее. Тетя Джози говорила и мне, и моим сестрам, что мисс Уилкокс «больно уж бойкая». Бет решила, это она о том, что наша учительница слишком быстро водит свой автомобиль. Но я-то понимала, что речь о курении и о короткой стрижке.
Я уставилась на конверт, собираясь с духом, чтобы его открыть. Услышала, как снова зазвенели браслеты мисс Уилкокс. Она стояла у стола, обхватив ладонью локоть другой руки.
Давай же, Мэтти! Открывай, бога ради!
Я глубоко вздохнула и разорвала конверт. Внутри один-единственный листок, прикрепленный к моей помятой старой тетради для сочинений. «Уважаемая мисс Гоки, гласил текст, счастлива уведомить вас, что вы зачислены в колледж Барнард»
Мэтти?
«Вам будет предоставлена полная стипендия, достаточная для покрытия издержек на оплату обучения в первый год, при условии, что вы успешно сдадите экзамены за выпускной класс. Стипендия возобновляется ежегодно в случае, если средний балл и личное поведение остаются вполне удовлетворительными»
Мэтти!
«И хотя ваша академическая подготовка в некоторых аспектах недостаточна в особенности это касается знакомства с иностранными языками, высшей математикой и химией, ваши выдающиеся способности в области литературы компенсируют эти изъяны. Занятия начнутся в понедельник 3 сентября. Вам следует сообщить о своем прибытии куратору в субботу, 1 сентября. С вопросами о размещении вы можете обратиться к мисс Джейн Браунелл, заведующей общежитием. С наилучшими пожеланиями, декан Лора Дрейк Гилл».
Черт побери, Мэтти! Что там написано?
Я посмотрела на учительницу я дышать-то не могла, не то что говорить. Тут написано, что они готовы меня принять, думала я. Колледж Барнард рад мне мне, Мэтти Гоки с Ункас-Роуд в Игл-Бэе. Тут написано, что сама декан прочла мои рассказы и одобрила их, а не сочла мрачными и угрюмыми, и меня готовы учить профессора, настоящие профессора в длинных черных мантиях, профессора со всякими учеными степенями и званиями. Тут написано, что я умная, пусть я и не могу стронуть с места Милягу и неправильно засолила свинину. Тут написано, что я сумею стать кем-то, если решусь, кем-то бóльшим, чем деревенская недоучка в измазанных навозом башмаках.
Тут написано, что меня приняли, выдавила я наконец. И что мне дают стипендию. Полную стипендию. Если я не провалю экзамены.
Мисс Уилкокс испустила боевой клич и прижала меня к себе крепко, изо всех сил. Потом сжала мои руки и поцеловала в щеку, и я увидела, как сияют ее глаза. Я не знала, почему для нее настолько важно, чтобы я поступила в университет, но была рада, что она так переживает за меня.
Я знала, что у тебя все получится, Мэтти! Знала, что Лора Гилл распознает твой талант. Твои рассказы великолепны. Я же тебе говорила, что они замечательные! Она покружилась на месте, глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым. Только представь себе! со смехом продолжала она. Ты будешь учиться в университете! И ты, и Уивер, вы оба! Уже осенью. В Нью-Йорке!
И как только она это сказала, как только заговорила о моей мечте вот такими словами, вывела ее на свет дня и сделала реальной, я поняла, насколько это все несбыточно. У меня есть папа, и он не позволит мне уехать. А денег нет, и нет надежды их заработать. К тому же я дала слово и одного этого достаточно, чтобы удержать меня тут, будь у меня хоть все деньги на свете.
Когда нет другого выхода, папа сдает нескольких телят на мясо. Коровы так кричат, когда папа уводит их малышей, что я не могу находиться при этом в хлеву. Убегаю в кукурузное поле, зажав уши руками. Если вы хоть раз слышали, как мычит корова, у которой отняли теленка, то знаете, каково это: обрести что-то новое, прекрасное, дивиться ему и радоваться, а потом лишиться. Вот что я чувствовала в ту минуту, и эти чувства, должно быть, отразились на моем лице: улыбка мисс Уилкокс внезапно погасла.
Ты же будешь летом работать? спросила она. В «Гленморе»?
Я покачала головой:
Папа не разрешил.
Что ж, не беда. Моя сестра Аннабель предоставит тебе комнату и стол, а ты будешь помогать ей по хозяйству. У нее городской особняк в Мюррей-хилл, она живет одна, места много. Стипендия плюс Аннабель вот тебе оплата учебы, жилье и еда. А деньги на книги, на трамвай, на одежду и прочее ты всегда сумеешь заработать. Найдешь какую-нибудь подработку печатать на машинке, к примеру. Или пробивать покупки в супермаркете. Очень многие девушки так устраиваются.
Девушки, понимающие, что к чему, уточнила я про себя. Решительные и уверенные девицы в белых блузах и саржевых юбках, отлично разбирающиеся в печатных машинках и кассовых аппаратах. А не девушки в старых застиранных платьях и потрескавшихся башмаках.
Да, наверное, пробормотала я.
А что твой отец? Он хоть немного поможет?
Нет, мэм.
Мэтти? Ты ему рассказала? Ведь да?
Нет, мэм, я ничего ему не говорила.
Мисс Уилкокс кивнула резко, решительно. Загасила сигарету, ткнув ею снизу в свой стол, а окурок спрятала в сумочку. Мисс Уилкокс знала, как не попасться на неподобающем поведении. Странный навык для учительницы.
Я поговорю с ним, Мэтти, если захочешь. Сама ему все расскажу.
Я засмеялась невеселый то был смех, а потом сказала:
Нет, мэм, не стоит разве что вы умеете уворачиваться от багра.
Обескурáжить
Привет, Мэтти! крикнул мистер Экклер с носа своей лодки. Есть новенькая. Совсем новая. Только что поступила. Написала какая-то миссис Уортон. «Обитель радости» называется. Сунул ее за кофейные зерна к книгам на букву У. Там и найдешь.
Спасибо, мистер Экклер! ответила я, разволновавшись при мысли о новой книге. Вы сами-то ее прочли?
Угу. От корки до корки.
О чем она?
Толком и не скажешь. Какая-то легкомысленная городская девица, сама не знает, чего хочет, то одно ей подай, то другое. Не пойму, почему это называется «Обитель радости». Ни радости там, ни обители.
Фултонская плавучая обменная библиотека это на самом деле крошечная комнатка в трюме огуречного баркаса Чарли Экклера. До настоящей библиотеки в Олд-Фордже ей далеко, но зато здесь случаются приятные сюрпризы. В этом же помещении мистер Экклер хранит свои товары, и когда наконец сдвинет ящик с чаем или мешок кукурузной муки, заранее и не знаешь, что там обнаружится. А время от времени центральная библиотека в Херкимере даже присылает нам пару новых книжек. Приятно первой взять в руки новенькую книгу. Когда страницы еще чистые, белые, и корешок не заломлен. Когда она еще пахнет словами, а не фиалковой водой миссис Хигби, жареной курятиной мамы Уивера или мазью моей тети Джози.
Баркас Экклера плавучий бакалейный магазин, он обслуживает все дачи и отели на берегах Фултонских озер. Это единственный магазин на много миль вокруг, больше нет никаких, ни плавучих, ни обычных. Мистер Экклер отправляется на рассвете из Олд-Форджа, дальше идет по цепочке озер Первое, Второе, Третье, затем вокруг всего Четвертого, останавливаясь у отеля «Игл-Бэй» на северном берегу и «Инлет» на восточном, а затем возвращается в Олд-Фордж. Огуречный баркас ни с чем не спутаешь. На воде да, по правде говоря, и на суше, не найти ничего и близко похожего. На самом верху выставлены бидоны с молоком, на палубе корзины с фруктами и овощами, а на корме огромная бочка соленых огурцов из-за нее баркас и зовется огуречным. В каюте мешки с пшеничной и кукурузной мукой, сахаром, овсом и солью; корзинка яиц; банки с конфетами; бутыли меда и кленового сиропа; жестянки с корицей, мускатным орехом, перцем и содой; коробка сигар; ящик с вяленой дичью и три освинцованных сундука со льдом: один для свежего мяса, другой для рыбы, а третий для сливок и масла. Все чисто, аккуратно, закреплено каждое на своем месте, чтобы и в качку не перемешалось. Мистер Экклер продает и кое-какие другие товары, например гвозди и молотки, иголки и нитки, открытки и ручки, мазь для рук, пастилки от кашля и средство от мух.
Я ступила на борт и спустилась в трюм. «Обитель радости» действительно стояла на букву У, как и сказал мистер Экклер, рядом с «Миссис Уигс с капустной грядки» (мистер Экклер иногда путает авторов и названия). Я записала книгу в тетрадь, которую мистер Экклер держит на бочке патоки, потом еще порылась за клетью с яйцами, банкой со стеклянными шариками и коробкой сушеных фиников но все, что там нашлось, я уже читала. Вовремя вспомнив, я купила мешок кукурузной муки нам в хозяйство. Рада была бы купить овсяной или пшеничной, но кукурузная дешевле, а хватает ее на дольше. Мне было велено купить десятифунтовый мешок. Пятидесятифунтовый стоит, конечно, дороже, но в пересчете на вес выгоднее, и я говорила об этом папе, но он ответил: чтобы таким способом экономить, нужно быть побогаче.
Я собралась уж было подниматься на палубу, но тут мне кое-что попалось на глаза ящик с толстыми тетрадями. Очень красивые тетради, с прочным переплетом, красочными завитушками на обложке и с ленточкой-закладкой. Я отложила мешок с мукой и книгу миссис Уортон и взяла в руки тетрадь. Страницы белые, гладкие. Как было бы приятно писать на такой красивой бумаге. В моей старой тетради страницы шероховатые, разлинованы вкривь блекло-голубыми полосками, а изготовлены так небрежно, что даже виднеются опилки.
Вернувшись на палубу, я обнаружила там Ройала Лумиса. Он расплачивался за две палочки корицы, десять фунтов муки, жестянку зубного порошка и мешок гвоздей. Хмурился, глядя на растущую на прилавке груду, дважды пересчитал сдачу и все это время не переставал жевать зубочистку.
Привет, Ройал, сказала я.
Привет.
Я вручила мистеру Экклеру папины пятьдесят центов за кукурузную муку.
Сколько она стоит? спросила я, предъявляя красивую тетрадь для сочинений. У меня накопилось шестьдесят центов за папоротник, что мы с Уивером продали отелю «Игл-Бэй», и за живицу, которую мы собрали и продали ОХаре в «Инлете». Эти деньги следовало отдать папе, я и собиралась их отдать, честно, только пока случай не представился.
Тетради-то? Дорогие, Мэтти. Витальянские. По сорок пять центов штука, ответил мистер Экклер. Ты погоди, через неделю привезут другие, по пятнадцать.
Сорок пять центов большие деньги, но я не хотела «другие, по пятнадцать» теперь, когда увидела эти. У меня столько накопилось идей. Тонны идей. Рассказов, стихов. Я прикусила изнутри щеку, размышляя. Я знала, что, когда попаду в Барнард если попаду в Барнард, мне предстоит много писать, и не мешало бы начать заранее. Я вспомнила Уивера: «Слова надо пускать в ход, а не коллекционировать», и я представила себе, как слова потекут по этой прекрасной бумаге, а когда я что-то напишу, я закрою тетрадь, и они будут надежно и укромно спрятаны под обложкой. Прямо как в настоящей книге. Меня грызло чувство вины, и я поспешно достала из кармана деньги и отдала их мистеру Экклеру, чтобы дело было уже сделано и нельзя было передумать. Затаив дыхание я следила, как он заворачивает мое приобретение в коричневую бумагу и перевязывает веревочкой. Я сказала ему «спасибо», забирая покупку, но он уже отвернулся мистер Пуллинг, наш почтальон, спросил его, почем апельсины.
Уже на причале я услышала оклик:
Мэтти, постой!
Я обернулась.
Да, мистер Экклер?
Скажи папе, я буду покупать у него молоко. Места наверху маловато, и молоко заканчивается, не успеваю я добраться до Четвертого озера. Буду отдавать ему пустые бидоны и забирать четыре или пять полных. Мог бы продать больше на обратном пути, будь у меня чего продавать.
Я скажу, мистер Экклер, но он уже обещал «Гленмору», и «Хигби», и «Уолдхейму». А еще отелю «Игл-Бэй». Его и другие просили, но он думает, столько молока у него не наберется.
Мистер Экклер сплюнул в озеро; слюна была бурой от жевательного табака.
Какое у него нынче стадо?
Двадцать голов.
Всего-то? Но у него же сколько, бишь? Шестьдесят с гаком акров? Он там мог бы куда больше держать, чем двадцать коров.
У нас только двадцать пять акров расчищено и большая часть распахана.
А с остальными он что делает? Тридцать пять акров пустоши фермеру ни к чему. Он же налоги платит за землю, ведь так? Платит, а землей не пользуется! Надо расчистить ее под пастбище, не бросать зря. Стадо побольше надо, вот чего!
Он думает расчищать. Думал. Но потом Когда Лоутон уехал и все такое Ему просто нелегко, сказала я тихо, зная, что Ройал вслушивается в каждое слово.
Мистер Экклер кивнул. Кажется, он смутился. Он знал, что Лоутон ушел из дома. Это все знали. Он даже спрашивал меня, почему Лоутон так поступил, вот только объяснить я не могла ни ему, ни Уиверу, ни всем прочим, кто хотел знать. Мамы с нами больше нет, потому что она умерла, это я объяснить могла. Но теперь с нами нет и брата. Брата, который однажды потратил все, что заработал, продавая туристам наживку, на тетрадь и карандаш для меня: он застал меня ревущей в сарае, потому что папа отказался мне их купить. Лоутон бросил нас, и я даже не знала почему.