Ну, скажи ему, чтоб заглянул потолковать со мной, Мэтт. Ройал, и ты своему па то же самое скажи. Я только что видел, как расчищают место под два новых дачных поселка на Третьем озере. Лон Вуд застраивает свой участок, «Микер» и «Фэйрвью» расширяются. С каждым днем туристов все больше, а лето еще и не началось. Если кто-то из ваших сможет поставлять мне молоко, я уж сумею его продать.
Да, мистер Экклер, скажу, сказала я и заспешила домой. Уроки в школе закончились час назад. Сестры вот-вот вернутся. Нужно доить коров, сгребать навоз, кормить свиней и кур, да и самим поесть надо.
За спиной раздался глухой тяжелый звук кто-то спрыгнул с борта на причал.
Подвезти, Мэтт? послышался голос рядом. Ройал.
Кого? Меня?
Тут никого больше «Мэтт» не кличут.
Хорошо, сказала я, радуясь приглашению. Мешок с кукурузной мукой тяжеловат, да и домой я попаду гораздо быстрее, чем пешком.
Я сунула мешок в повозку, а сама залезла на жесткое деревянное сиденье рядом с Ройалом. На таких повозках ездят все в Северных Лесах. Все, у кого хватает здравого смысла. Новенькие приезжают в экипажах, но скоро от них отказываются. Повозки устроены очень просто: несколько планок, под ними пара осей, сверху одно-два сиденья, можно и крытый кузов обустроить. Планки упругие, они смягчают толчки, иначе зубы того и гляди повыскакивают на ухабистой дороге.
Н-но, пошли! скомандовал Ройал лошадям и развернул скрипучую повозку на подъездной дорожке отеля, чтобы избежать столкновения с красивым экипажем крыша с бахромой, в котором парочка туристов, только что сошедшая с парохода «Клируотер», направлялась к Большому Лосиному озеру. Пара гнедых у него новенькая. Папа говорил, мистер Лумис купил их по дешевке у человека из-под Олд-Форджа, у которого банк забрал ферму. Гнедые лягались и ржали, испугавшись экипажа, но Ройал их быстро успокоил.
Он помахал рукой мистеру Сэттерли, сборщику налогов, прошагавшему мимо нас в отель. Мистер Сэттерли помахал в ответ, но без улыбки.
Пари держу, он от Хаббардов, сказал Ройал. Наложит арест на их землю. Эта беспутная Эмми опять не заплатила налог.
Меня удивило, как резко он говорил. И уже не в первый раз.
Ройал, за что ты не любишь Хаббардов? спросила я. Они бедные, но они же ничего дурного не делают.
Вместо ответа он фыркнул. И больше ничего не говорил, пока мы ехали по длинной дорожке отеля, мимо только что удобренного огорода и бороздчатого картофельного поля. Миновали железнодорожную станцию, пересекли рельсы, а потом и тракт узкую грунтовую дорогу между Олд-Форджем и Инлетом. Вот что такое Игл-бэй, весь как есть: бухта на Четвертом озере, там отель, станция железной дороги, рельсы и узкий тракт. Не город. Даже не деревня. Глушь для туристов. Если только ты не живешь тут. Тогда это твой дом.
Направив гнедых в сторону Ункас-роуд, Ройал вдруг обернулся ко мне и спросил:
Ты все еще играешь в ту игру?
В какую?
В твою игру. Ну, в эту ерунду со словами.
Это не ерунда, заспорила я. Послушать его, так мое «слово дня» какая-то детская глупость.
Что ли честно кажный день ищешь в словаре новое слово?
Да.
И чего у тебя сегодня?
Обескуражить.
Чего это значит?
Сломить дух. Лишить мужества. Подорвать веру в себя.
Ого. Слова у тебя прям с языка слетают. Вумная девчонка, ничего не скажешь.
«Кажный», «вумная» Ройал говорит, как все местные парни. «Тубаретка», «дыршлаг». Мама шлепала нас, если слышала от нас «дыршлаг». Говорила, нас примут за деревенщину. И еще Ройал говорит «не, а чо», имея в виду «да». «Не, а чо», отвечал он Лоутону, когда тот звал его на рыбалку. Я пыталась, и не раз, объяснить ему, что если он говорит «нет», то возражает Лоутону и отказывается идти на рыбалку, но мои лекции никакого впечатления не произвели. Спасибо, не говорит «чумадан» вместо «чемодан» и если ругает кого дурой, то хоть не «дурындой». Уже что-то.
Кивком он указал на книгу у меня на коленях.
Чего это у тебя?
Роман. «Обитель радости».
Он покачал головой.
Слова да выдумки, сказал он, сворачивая на Ункас-роуд. И что ты в них находишь? Зряшная трата времени, если хочешь знать мое мнение.
Спасибо. Не хочу.
Ройал то ли не услышал мой ответ, то ли и слышать не желал. Продолжал рассуждать:
Само собой, человеку положено уметь читать и писать, чтобы разбираться, что к чему, но сверх того слова они и есть слова. От них дух не захватывает. Не то что от охоты или рыбалки.
Откуда тебе знать, Ройал? Ты же не читаешь книги. От хорошей книги дух захватывает так как ни от чего другого.
Зубочистка сдвинулась из левого угла рта в правый.
Неужто? спросил Ройал.
Точно, сказала я, чтобы положить конец спору. Так я рассчитывала.
Угу, буркнул он. А потом щелкнул вожжами. Резко. И рявкнул во весь голос: Н-но, пошли!
Лошади зафыркали, почувствовав, что он ослабил поводья. Повозка вздрогнула и резко набрала скорость.
Я глянула на пару гнедых молодых, сильных и норовистых и на Ункас-роуд: бревенчатая гать, камни, ухабы да ямы.
Мы куда-то спешим, Ройал?
Он глянул на меня лицо серьезное, но глаза сверкают озорством.
Я на них первый раз выехал. Знать не знаю, как они себя окажут. Но любопытно ж поглядеть, из какого они теста. Йо-хо-хо!
Лошади понеслись, до отказа натягивая упряжь. Копыта гулко застучали по бревнам. Книга миссис Уортон соскользнула у меня с колен и упала на дно повозки, за ней и моя новая тетрадь.
Ройал, останови! крикнула я, хватаясь за передок повозки. Нас так раскачивало и подбрасывало на изрытой дороге, что я была уверена вот-вот кто-то из нас вылетит под ноги лошадям. Но Ройал и не думал останавливаться. Наоборот, он привстал и защелкал вожжами.
Останови! Сейчас же! вопила я, но он меня не слушал. Слишком был занят орал и нахлестывал гнедых.
Ройал, перестань! Остановись! умоляла я.
И тут мы влетели в глубокую яму, меня сбросило с сиденья, я ударилась головой о спинку и только успела ухватить Ройала за ногу, чтобы не выпасть на дорогу. На обочине мелькнули знакомые цвета голубой комбинезон Лу, желтое платье Бет. Они расскажут папе, в смятении подумала я. Ройал сейчас погубит нас обоих, и сестры хотя бы смогут рассказать папе, как это произошло.
Мы свернули так резко, что правые колеса на миг оторвались от земли, а потом с грохотом опустились. Я ухитрилась выпрямиться, одной рукой все еще держась за Ройала, другой цепляясь за передок повозки. Ветер растрепал мне волосы, они выбились из узла, а глаза слезились. Я оглянулась и увидела над дорогой облако пыли. Наконец прошла, кажется, вечность Ройал придержал лошадей, и они пошли рысью, потом шагом. Он опустился на сиденье. Лошади дергали поводья, фыркали, трясли головами, хотели еще пробежаться. Ройал заговорил с ними, шикая, цокая языком, успокаивая.
Ого! сказал он мне. Чуть в канаву не вывернулись, такие дела.
А потом дотронулся до меня. Перегнулся через сиденье и прижал руку к моему сердцу. Распластал ладонь по ребрам, пальцы обхватили снизу грудь. Мгновение перед тем как я отбросила его руку я чувствовала, как сильно стучит в нее мое сердце.
Моторчик тарахтит чуть не треснет, засмеялся он. Посмотрел бы я, какая книга с тобой эдакое проделает.
Дрожащими руками я собрала со дна повозки свои вещи. На обложке романа миссис Уортон появилось пятно, на корешке вмятина. Мне хотелось ответить Ройалу умно и дерзко. Хотелось отстоять мои любимые книги, сказать ему, что «захватывает дух» и «пугает до смерти» совсем не одно и то же, но я так разозлилась, что не могла говорить. Попыталась отдышаться, но с каждым глотком воздуха вдыхала и запах Ройала потной кожи, накренившейся земли, лошадей. Я закрыла глаза и все равно видела, как он стоит на сиденье, погоняя гнедых. Высокий и сильный на фоне неба. Бесшабашный. Не знающий удержу. Идеально красивый.
Я снова подумала о сегодняшнем слове. Может ли девушка быть обескуражена парнем? Может ли он лишить ее мужества? А мозгов?
Гамлет опять пустил слюни. Серебряные нити свисают из пасти. Он скулит, храпит, потом глубоко, с оттяжкой, рыгает. Самый мой нелюбимый гость после Номера Шесть. Я кидаю ему блинчик с блюда, которое держу в руках, и он глотает его на лету. За каждой трапезой он съедает половину жареной курицы, бифштекс и дюжину блинчиков. Он бы и дюжину дюжин проглотил, только дай.
Гамлет пес мистера Филлипа Престона Палмера, эсквайра, адвоката из Метачена, штат Нью-Джерси. Я познакомилась с ним две недели назад, как только он приехал в отель. Войдя в столовую, он тут же загнал меня в угол и хотел поживиться беконом с блюда, которое я несла гостям. Гамлет, разумеется, не мистер Палмер.
Он тебя не укусит, лапонька! заорал из холла мистер Палмер. Его кличка Гамлет. Знаешь, почему я его так назвал?
Нет, сэр, понятия не имею, ответила я, чтобы не испортить ему удовольствие. Туристы ведь за этим являются в «Гленмор» получать удовольствие.
Потому что он датский дог! Настоящий датский принц! Ха-ха-ха! Поняла?
Хотела бы я сказать мистеру Палмеру, что шуточка его с бородой и довольно глупа, а вместо этого пролепетала:
О да, сэр! Как остроумно, сэр! потому что кое-чему я научилась за время работы в «Гленморе», в том числе когда говорить правду, а когда лучше помолчать. Улыбкой и лестью я добилась доброго расположения мистера Палмера и теперь зарабатываю дополнительный доллар в неделю, кормя и выгуливая Гамлета. Выгуливать его надо в лесу подальше от отеля, потому что противное животное кладет кучи, что твоя пахотная лошадь.
Обычно я не радуюсь прогулке с Гамлетом после ужина, однако сегодня жду ее не дождусь: за весь вечер мне так и не удалось пробраться в погреб, письма Грейс Браун все еще лежат у меня в кармане. И вот я придумала новый способ избавиться от них, и Гамлет мне в этом поможет.
Накормив пса, я отношу тарелку обратно в кухню. Человеческий ужин закончился часом раньше. Уже смеркается. В кухне пусто, остались только Билл, мойщик посуды, и Генри, помощник повара, который одной рукой сжимает разделочный нож, а другой пытается что-то нашарить в ящике.
Гамлет благодарит за угощение, Генри, говорю я.
На самом деле Генри зовут Хайнрих он немец и появился в «Гленморе» в ту же неделю, что и я.
Печь плинчики для собака, ворчит он. Для того я делаю путь в Штаты? Мэтти, ты видеть моя тучилка?
Он имеет в виду точильный камень для ножей.
Нет, Генри, извини. Не видела, говорю я, пятясь к двери.
Сколько раз я ему повторяла: точить ножи после захода солнца плохая примета. Но Генри мне не верит, вот я и спрятала его «тучилку». Бед у нас тут в последнее время и без того хватает, незачем новые притягивать.
Пошли, дружок, говорю я.
Гамлет прядает черными ушами, виляет хвостом. Я беру его поводок, висящий на ручке пустого молочного бидона. Мы сворачиваем за угол отеля, и Гамлет тут же задирает лапу у одной из колонн веранды.
Прекрати! возмущаюсь я, дергая поводок, но пес не сдвигается с места, основательно поливая колонну. Я озираюсь в тревоге: не заметила ли нас миссис Моррисон. Или Стряпуха. Но, к счастью, поблизости никого.
Пошли, Гамлет! Слушайся меня, а не то! грожу я.
Он тянет вперед. Мы пересекаем центральную лужайку и спускаемся к озеру. Я оглядываюсь через плечо. «Гленмор» ярко освещен. На веранде мелькают силуэты мужчин, кончики сигар вспыхивают, словно светлячки. А вот и женщины в белых прогулочных платьях, издали похожие на призраков.
Мы подходим к кромке воды.
Постой, Гамлет.
Он терпеливо ждет, пока я соберу пригоршню камешков.
Теперь пошли, говорю я, выводя его на причал.
Пес проходит несколько шагов, цокая по доскам, потом упирается, скребет когтями. Ему не нравится, как причал слегка приподнимается и опускается на колышущейся воде.
Пошли, дружок. Все в порядке. Посмотрим, может, найдем гагар, ты их облаешь. Ты же любишь погавкать, верно? Пошли, Гамлет хороший пес уговариваю я, но он застыл, и мне приходится выложить козырь достать из кармана остывший блинчик, и тогда пес радостно трусит за мной.
Я чувствую, как сверток писем толкается мне в бедро на ходу напоминает, подгоняет. Скоро я избавлюсь от них. До края причала осталось всего три ярда. А там развязать ленточку, запихать в верхний конверт камушки, снова связать всю пачку и бросить ее в воду. Грейс Браун не совсем об этом меня просила, но сойдет. У конца причала глубина уже двенадцать футов, дальше еще больше, а бросок у меня неплохой. Никто их никогда не отыщет.
И вот наконец я на месте. На самом краю причала. Отпускаю поводок и наступаю на него, чтобы Гамлет не убежал. Лезу в карман за письмами, но тут из темноты раздается голос:
Поплавать собралась, Мэтт?
От испуга я вскрикиваю, роняю камешки. Смотрю вправо а там Уивер, все еще в черной жилетке официанта, брюки закатал до колен, посиживает на причале.
Ройал в курсе, что у тебя есть другой ухажер? интересуется он, кивая в сторону Гамлета.
Очень смешно, ага! Чуть сердце не разорвалось.
Извини.
Что ты здесь делаешь? спрашиваю я, но тут же понимаю, что ответ мне известен. Он приходит сюда каждый вечер горевать. Мне следовало бы об этом помнить.
Я смотрел на лодку, отвечает он. На ту, которую они брали покататься. «Зилфа» притащила ее обратно.
Где она?
Там, он машет рукой в другой конец причала. Там действительно качается на воде ялик. Подушки со скамей исчезли, уключины пусты.
После ужина я зашел в гостиную. Посмотреть на нее.
Сейчас он смотрит куда-то далеко, словно высматривая другой берег озера. Потом закрывает глаза, а когда открывает, щеки у него мокрые.
Ох, Уивер, не надо, шепчу я, поглаживая его по плечу.
Он нащупывает мою руку.
Ненавижу это место, Мэтти, говорит он. Оно всё убивает.
Изнурённый
Я часто прикидывала, как обернулись бы события, если бы персонажи книги могли что-то изменить. Например, если бы у сестер Дэшвуд имелись деньги тогда, возможно, Элинор отправилась бы путешествовать и предоставила мистеру Феррарсу дальше мямлить в гостиной. Или если бы Кэтрин Эрншо сразу вышла замуж за Хитклиффа и избавила всех от ненужных печалей. Или Гестер Прин и Димсдейл сели бы на тот корабль и уплыли подальше от Роджера Чиллингуорса. Порой я жалела этих людей, понимая, что им не вырваться из своих сюжетов, но опять-таки, если б я могла с ними заговорить, вполне вероятно, они бы велели мне заткнуть свою жалость и снисходительность куда подальше ведь и я ничего не могла исправить в собственной судьбе.
По крайней мере, так оно выглядело в середине апреля. Прошла неделя с тех пор, как я получила письмо из Барнарда, но я ни на шаг не приблизилась к решению основной проблемы: как мне туда попасть. Понадобилось бы собрать ужас сколько папоротника и целый воз живицы, чтобы заработать на проезд, книги и, наверное, на новую блузу и юбку. Если б я могла выращивать цыплят и жарить их для туристов, как мама Уивера, думала я, или если б мне разрешили оставлять себе деньги от продажи яиц, как разрешает Минни ее муж
Голубая сойка пролетела над головой, заверещала, отвлекая меня от этих мыслей. Подняв голову, я сообразила, что прошла мимо подъездной дорожки к «Клифф-Хаусу» на Четвертом озере и приближаюсь к повороту, откуда недалеко до жилья моей подруги Минни Симмс. Точнее, Минни Компё. Я всё еще путала. Я расправила слегка поникший букетик фиалок я собрала их для Минни. Хотела ее подбодрить. До рождения ребенка оставался всего месяц, и Минни все время была усталой и слезливой. Усталой, слезливой и изнуренной.
Изнуренный мое слово дня, оно означает «усталый, истощенный, обессилевший». Изнурить человека может болезнь, тяжкий труд или горе, а также недостаток пищи. Основное значение глагола «изнурять» «истощать», но родственно ему и прилагательное «понурый», то есть «печальный». И в слове «изнуренный» присутствуют оба эти смысла, и печаль, и голод, как будто оно унаследовало черты своих родителей, как новорожденные котята Фиалки, живущей в хлеву, похожи и на свою прирученную мать, и на дикого котяру по прозвищу Тень.
На полпути по боковой дорожке разбитой грунтовке, местами замощенной бревнами, а то и вовсе бы не пройти показался дом Минни. Это бревенчатая однокомнатная хижина, муж Минни Джим построил ее из деревьев, которые сам свалил. Она бы предпочла жить в доме, обшитом досками, побеленном и с красными обводами вокруг окон, но на это нужны деньги, а денег у них особо не имеется. Доски, встык уложенные в грязь, позволяли подойти к крыльцу. На переднем дворе торчали обгорелые пни срубленных деревьев черные, неровные, как зубы старика. Позади хижины Джим расчистил участок под овощи и огородил пастбище для овец и коров. Земля их граничила с северным берегом Четвертого озера, и они надеялись, когда расчистят больше акров и построят дом получше, принимать постояльцев.