Николас рассмеялся, а я махнул продавцу рукой, чтобы тот убирался.
Другой торговец стоял в дверях своей лавки, держа на плече полную суму хворостин.
Тонкие розги! кричал он. Покупайте свежие розги, лучшие в Лондоне! Специально вымочены в рассоле! Учите послушанию жен и сыновей!
К нам бросилась стайка из семи-восьми ребятишек, оборванных, босых беспризорников, и я заметил у одного из них острый нож.
Мошенники, шепнул я Николасу, они срезают кошельки. Следи за своими деньгами.
Я их тоже заметил.
Мой спутник уже положил руку на кошелек, а другой схватился за меч.
Мы строго посмотрели на сорванцов, и они, поняв, что мы догадались об их намерениях, пробежали стороной, вместо того чтобы окружить нас. Один из них крикнул:
Горбатый черт!
Рыжий конторщик! добавил другой.
Овертон обернулся и сделал шаг в их сторону. Я взял юношу за локоть, а он, качая головой, печально сказал:
Правильно мне говорили, что Лондон бурное море, полное опасных рифов.
Это верно. Во многих смыслах. Когда я приехал в Лондон, мне тоже пришлось кое-что узнать. Не уверен, что я привык к этому, и порой мечтаю о возвращении в деревню, но все время что-то отвлекает. Я взглянул на молодого человека. Одно могу тебе сказать: убитый, как и его друзья, в вопросах религии придерживался радикальных убеждений. Насколько я понимаю, у тебя не будет трудностей при общении с такими людьми.
Я верую, как требует король, ответил Николас, повторяя формулу тех, кто хочет себя обезопасить, и посмотрел на меня. Откровенно говоря, я хочу лишь, чтобы меня не трогали.
Ну и хорошо, кивнул я. А теперь свернем сюда, на Аве-Мария-лейн, чтобы сначала встретиться с констеблем.
Аве-Мария-лейн оказалась длинной узкой улочкой с трехэтажными зданиями, множеством лавочек и жилых домов все с нависающими крышами. Я заметил пару книжных лавок: на столах перед ними были выложены книги, за которыми присматривали приказчики в синих блузах и с дубинками, чтобы отпугивать воров. Большинство изданий предназначалось для высшего слоя общества латинская и французская классика. Но были тут и экземпляры нового труда Томаса Бэкона «Христианство и брак», где автор побуждал женщин к скромности и послушанию. Будь эта книга подешевле, я бы шутки ради купил ее в подарок Бараку пусть бы Тамазин запустила фолиантом муженьку в голову. До чего же все-таки неприятно, что приходится притворяться и обманывать своего помощника.
Констебля зовут Эдвард Флетчер, сказал я Николасу. Он живет под вывеской с красным драконом. Смотри, вот она. Если не застанем Флетчера, попытаемся найти его на службе.
Дверь открыл слуга, сказавший нам, что его хозяин дома. Он провел нас в маленькую гостиную, где все было буквально завалено бумагами. За столом сидел тощий человек лет пятидесяти в красном камзоле и шапке городского констебля. У него был крайне усталый вид. Я узнал его это был один из тех, кто накануне носил хворост, чтобы разжечь костер на Смитфилдской площади.
Дай вам Бог доброго дня, мастер Флетчер, сказал я.
И вам того же, сэр, почтительно проговорил хозяин дома, несомненно, на него произвел впечатление мой наряд. Он встал и поклонился. Чем могу помочь?
Я здесь по делу об убийстве Армистеда Грининга, да помилует Господь его душу. Его убили на прошлой неделе. Насколько я знаю, коронер возложил расследование на вас.
Да, верно, вздохнул Эдвард.
Я сержант Мэтью Шардлейк из Линкольнс-Инн. А это мой ученик, мастер Овертон. Родители мастера Грининга очень опечалены утратой и попросили меня, с вашего позволения, помочь в расследовании. У меня есть доверенность от них. Я протянул ему документ.
Прошу садиться, джентльмены. Флетчер убрал бумаги с двух стульев и положил их на пол. Когда мы уселись, он с серьезным видом посмотрел на нас. Вы понимаете, сэр, что если убийца не схвачен в течение первых двух дней и его личность не установлена, шансов найти его потом очень мало.
Сие мне прекрасно известно. Я участвовал раньше в подобных делах и понимаю, как это трудно. Я посмотрел на сложенные вокруг бумаги и добавил, сочувственно улыбнувшись: И знаю, как тяжелы обязанности констебля в наши дни. Расследование запутанного убийства это, должно быть, лишь дополнительное бремя.
Истинно так, печально кивнул Эдвард и, поколебавшись, добавил: Если вы возьметесь за расследование, я буду только благодарен.
Да, я верно оценил этого человека. Многие лондонские констебли ленивы и продажны, но Флетчер производил впечатление человека добросовестного и был безнадежно завален делами. И возможно, он находился под впечатлением от того, чем ему пришлось заниматься вчера.
Конечно, я буду держать вас в курсе. А вы можете докладывать обо всем, что удастся выяснить, коронеру, сказал я ему, мысленно добавив: «И приписывать все заслуги себе».
Констебль кивнул.
Пожалуй, я бы начал с вопроса, что вам известно об обстоятельствах убийства, продолжил я. Мой ученик, с вашего позволения, будет записывать.
Николас достал из сумки перо и бумагу. Флетчер указал ему на чернильницу, а потом сложил руки на груди, прислонился к спинке стула и стал рассказывать:
Десятого числа, где-то после девяти вечера, как только стемнело, ко мне пришел один из караульных. И сказал, что убили некоего Армистеда Грининга, печатника с Патерностер-роу, а также доложил, что его сосед мастер Оукден, нашедший тело, поднял шум. Я немедленно отправился на место происшествия. Оукден был там и выглядел очень расстроенным и взволнованным. Он объяснил, что вместе с подмастерьем работал допоздна у себя в типографии, пользуясь последними лучами солнца, и вдруг услышал громкие вопли из мастерской своего соседа Грининга тот звал на помощь. Потом раздались удары и крики. Мастер Оукден человек состоятельный, в отличие от Грининга, мастерская которого размещалась в крохотной деревянной лачуге.
И тем не менее они коллеги по цеху, заметил я.
Да, действительно. Мастер Оукден сказал мне, что бросился посмотреть, что там такое происходит. Дверь была заперта, но он ее выломал и едва успел заметить двоих здоровенных оборванцев, которые убежали через боковую дверь. Помощник мастера Оукдена, старик, оставался в дверях его типографии, но видел, как эти двое выбежали и через стену позади сарая перелезли в сад. Он все подробно описал. Мастер Оукден хотел было броситься за ними, но заметил, что здание подожгли: на кипу бумаги уронили лампу.
Злоумышленники хотели сжечь место преступления? спросил Овертон.
Ну да, ведь если бы потом нашли обугленное тело, сказал я, смерть Грининга можно было бы приписать случайно возникшему пожару.
Флетчер кивнул:
Я так и предположил. Как бы то ни было, Оукден вовремя заметил огонь и поспешил потушить его, пока тот не добрался до краски и других типографских материалов. Они моментально возгораются, и пламя могло бы перекинуться на его мастерскую.
Я согласно кивнул. Летом пожары были одним из ужасов Лондона, а для печатников риск, наверное, был особенно высок.
Потом он увидел, что мастер Грининг лежит в луже крови рядом со своим прессом и голова его пробита. Констебль нахмурился. Я тогда слегка рассердился на мастера Оукдена за то, что после беседы со мной он ушел и несколько часов где-то пропадал. Сам он потом сказал во время дознания, что был так потрясен случившимся, что ему было просто необходимо выпить, и он отправился в какую-то таверну у реки, которая не закрывается после вечернего звона. Эдвард пожал плечами. Однако, до того как уйти, мастер Оукден рассказал мне все, что знал, а он слывет честным человеком.
Я напомнил себе, что в эти часы Оукден был в Уайтхолле.
Рассказчик в нерешительности замолк, а потом продолжил:
Должен вам сообщить, что у меня уже было указание присматривать за мастером Гринингом. Он был печально известен своими религиозными взглядами и водил дружбу с радикалами. Три года назад его с пристрастием допрашивал епископ Боннер: речь шла о некоторых книгах Джона Бойла, которые контрабандой привезли из Фландрии. Доносили, что Грининг был одним из распространителей. Но доказать тогда ничего не удалось. Однако странная вещь: его типография была маленькой, всего с одним печатным станком и одним подмастерьем, но все эти годы он сумел держаться на плаву, хотя вы знаете, каким рискованным занятием является книгопечатание.
В самом деле. Необходимы деньги, чтобы вкладываться в оборудование, согласился я. А когда книга напечатана, нужно продать большой тираж, чтобы получить хоть какую-то прибыль.
Флетчер согласно кивнул:
При этом он был сравнительно молодым человеком, еще и тридцати не исполнилось, а его родители, полагаю, не очень богаты.
Насколько я понял, это всего лишь мелкие фермеры.
Констебль вдруг бросил на меня подозрительный взгляд:
И тем не менее они позволили себе нанять сержанта юстиции?
Один человек, перед которым я в долгу, попросил меня помочь им.
Эдвард внимательно посмотрел на меня и стал рассказывать дальше:
Были допрошены знакомые Грининга, в том числе несколько радикалов, за которыми епископ велел нам присматривать. У всех имелось алиби, и ни у кого не было никаких мотивов убивать его. Он не держал в типографии денег. Жил там же, где и работал, спал на выдвижной кровати в углу. В кошельке у погибшего нашли несколько шиллингов их не тронули. Он был холост, и, похоже, у него не было никакой женщины.
А какого сорта радикалом был убитый? уточнил я.
Флетчер пожал плечами:
Его самого и его дружков вроде как считали протестантами, но кто их разберет. Я слышал, что родители Грининга закоренелые лолларды. А сегодня лоллард, как вы понимаете, запросто может стать анабаптистом. Но в любом случае никаких доказательств найдено не было.
Эдвард снова с подозрением посмотрел на меня, словно бы прикидывая, не являюсь ли я и сам радикалом.
По дороге сюда мой ученик говорил мне, непринужденно сказал я, что достаточно веровать так, как велит король.
Да, согласился Флетчер, это безопаснее всего.
А что насчет подмастерья Грининга?
Здоровенный такой нахальный парень. Я бы не удивился, окажись он тоже радикалом. Но в ночь убийства он был дома с матерью и сестрами, и все говорят, что он хорошо ладил с хозяином. Теперь его взял на работу мастер Оукден.
А те двое, которых видел помощник?
Сгинули без следа. По описаниям они не местные. Я бы объяснил это случайным налетом каких-то нищих в надежде украсть хоть сколько-нибудь бумаги, которая, конечно, стоит денег, если бы не одно обстоятельство.
Какое?
Констебль нахмурился:
Это было уже не первое нападение на Грининга.
Я принял удивленный вид, словно бы прежде даже не слышал об этом.
Подмастерье, молодой Элиас, сказал мне, что за несколько дней до этого он пришел на работу рано утром и увидел, как двое неизвестных пытаются проникнуть внутрь, ломают замок, пояснил Эдвард. Он закричал и разбудил мастера Грининга, который спал внутри. Элиас громко воскликнул: «За дубины!» как вы знаете, таким образом мастеровые призывают на помощь всех собратьев, кто услышит. И взломщики убежали. Согласно описанию подмастерья, это были не те люди, кто убил Грининга. Он настаивает на этом. Мой собеседник развел руками. Вот и все. Вчера на дознании вынесли вердикт об убийстве, совершенном неизвестными лицами. Меня попросили продолжить расследование, но у меня больше нет никаких нитей ума не приложу, где искать.
А вам известны фамилии товарищей Грининга, которых наряду с ним подозревали в радикализме?
Да. Их трое. Констебль порылся в бумагах и написал имена и адреса. Мы склонились над столом, и он по очереди вкратце рассказал о каждом: Джеймс Маккендрик шотландец, работает в доках; раньше служил солдатом, но стал одним из тех проповедников-радикалов, которых шотландцы напустили на наше королевство. Андрес Вандерстайн голландский торговец тканями, постоянно ездит из Антверпена в Лондон и обратно. Говорят, что якобы привозит в Англию не только ткани, но и запрещенные книги. Третий, Уильям Кёрди, свечных дел мастер, довольно преуспевающий. Все они по воскресеньям ходят в церковь и на людях следят за своими словами, но все дружили с Гринингом и иногда встречались в его типографии. Между прочим, они якшались и с другими подозрительными типами.
Откуда вам это известно? спросил Николас.
Конечно же, от осведомителей. Моих собственных и епископа. И еще мне сказали, что этих троих в последнее время нет дома. Эдвард приподнял брови. Может быть, они намеренно скрываются.
Странная компания, чтобы собираться вместе, заметил Овертон. Голландский купец, имеющий свое дело в Антверпене, джентльмен; свечник мещанин; а рабочий из доков и вовсе принадлежит к низшему слою общества.
Некоторые радикалы верят, что социального разделения в принципе быть не должно, ответил я. И собираться таким людям вместе не запрещено.
Так же, как и нет ничего противозаконного в том, чтобы быть голландцем или шотландским изгнанником, добавил Флетчер. Жаль только, что и те и другие зачастую оказываются радикалами. Он вздохнул и сокрушенно покачал головой, показывая, как непросто ему работать, а потом добавил: Тем не менее в апреле люди епископа устроили обыск в мастерской Грининга
Я не знал этого, сказал я, подавшись вперед.
Они устроили обыски в нескольких типографиях в поисках появившихся в Лондоне памфлетов Джона Бойла. Их явно напечатали где-то здесь. Но тогда так ничего и не обнаружили.
Да уж, похоже, что самые опасные книги в королевстве каким-то образом попадали в эту типографию.
Так что же, по-вашему, все-таки случилось, мастер Флетчер? спросил я.
Очевидно, у Грининга были враги, которые решили его убить. Но никто о них ничего не знает. Не исключено, что всему виной вражда с другой радикальной группировкой: эти люди быстро переходят от любви к ненависти, разругавшись из-за какого-нибудь пустяка. Описания двух пар злоумышленников, которые пытались проникнуть в типографию, не соответствуют никому в этом районе, а здесь все друг друга знают. Теперь понимаете, почему следствие не двигается с мертвой точки?
Я сочувственно кивнул:
Если не возражаете, я бы хотел допросить мастера Оукдена и его помощника. А также подмастерье. Возможно, это его друзья. И я также хотел бы осмотреть мастерскую мастера Грининга. У вас есть ключ?
Эдвард достал из стола маленький ключик:
Я повесил новый висячий замок. Можете пока оставить этот ключ у себя. Мастерская находится под вывеской с белым львом. Желаю успеха. Он обвел рукой разбросанные вокруг бумаги. Сами видите, я завален работой. В этом году мне пришлось, помимо преступников, охотиться еще и за еретиками, хотя, похоже, сейчас охота затихла. Он посмотрел мне в глаза. Я видел вас вчера на сожжении, вы были на лошади, а ваш друг рядом с вами чуть-чуть не упал в обморок.
Я тоже вас видел, кивнул я.
Пришлось выполнять обязанности, которые возложил на меня мэр, словно бы оправдываясь, добавил констебль, хотя на мгновение в глазах его мелькнула тревога.
Понимаю.
Эдвард по-прежнему не отрываясь смотрел мне в лицо:
Помните, что если вы что-либо обнаружите по этому делу, то должны сообщить мне. Я действую под юрисдикцией коронера.
Непременно доложу все до последней мелочи, солгал я. А кстати, что стало с телом?
Тело нельзя было оставлять в ожидании прибытия родителей из Чилтерна: сейчас лето. Его похоронили в общей могиле.
Мы прошли по Аве-Мария-лейн до Патерностер-роу. Эта улица была длиннее и шире и являлась центром отечественного книгопечатания, пока еще достаточно скромного, но развивающегося быстрыми темпами. Здесь также имелось еще несколько книжных лавок, над которыми располагались типографии, и несколько отдельных печатных мастерских. Как и говорил Флетчер, некоторые из них были просто сараями, пристроенными к дому или возведенными на клочках арендованной земли. Я подумал, что Грининг, возможно, потихоньку печатал запрещенные книги Джона Бойла, некогда любимца Кромвеля, но теперь самого одиозного из радикалов, скрывающегося где-то во Фландрии.
Что ты думаешь о Флетчере? спросил я Николаса.
Он был на сожжении? уточнил тот.
Да, сказал я и удрученно добавил: Выполнял свои служебные обязанности.
Я бы лучше умер, чем стал выполнять подобные обязанности!
Состоятельному молодому человеку легко так говорить.