Но кто же будет бродить в таком наряде по заброшенному саду, заросшему колючками?
Возможно, предположил мой ученик, совсем не бедные люди надели грубую одежду поверх рубашек, чтобы прохожие на улице не обращали на них внимания.
Святая Дева, Николас, воскликнул я, а ведь и правда!
А про себя подумал: «И укравшие Стенание грешницы люди имели доступ к высшим лицам при дворе».
Николас, ты поговорил с тем семейством нищих? спросил я Овертона.
Да, сэр. Это крестьянин с женой, из Норфолка. Их землю огородили для овец, и они перебрались в Лондон. Заняли одну комнату, где еще осталась крыша. Они меня сперва испугались: думали, кто-то купил участок и послал адвоката вышвырнуть их. Молодой человек говорил о нищих с пренебрежением, и Оукден неодобрительно нахмурился. Я спросил, не видели ли они кого-нибудь в день убийства. Они сказали, что проснулись от шума, когда какие-то люди бежали через сад: двое с дубинами, здоровенные молодые парни, один почти лысый. Оба скрылись, перебравшись через дальнюю стену.
Значит, Джон Хаффкин разглядел все верно. Печатник посмотрел на обрывок кружевной манжеты. Меня это тревожит, сэр. Выходит, убийство могли совершить люди с положением.
Да, не исключено. Ты хорошо справился, Николас. Пожалуйста, мастер Оукден, держите это в тайне.
Джеффри горько рассмеялся:
Могу поклясться, со всей готовностью.
Я засунул обрывок в карман и глубоко вздохнул:
А теперь я должен допросить молодого Элиаса.
Подмастерье оторвался от возни со шрифтом на станке и сказал Оукдену, когда мы вошли:
Хозяин, мы здорово отстаем
У нас большой заказ, пояснил Джеффри. Однако, Элиас, эти джентльмены расследуют убийство мастера Грининга по поручению его родителей. Мы должны им помочь.
Мэтью Шардлейк из Линкольнс-Инн, представился я, протягивая руку.
Элиас Рук. Юноша прищурился. Мастер Грининг говорил мне, что его родители бедные люди. Как они могли позволить себе нанять юриста?
Это был смелый вопрос для простого подмастерья.
Элиас, предостерегающе проговорил Оукден.
Я только хочу выяснить правду, Элиас, установить, что же на самом деле произошло, и, если смогу, сделать так, чтобы убийцы мастера Грининга предстали перед правосудием, заявил я, проигнорировав его вопрос. Я должен кое-что спросить у тебя.
Юноша по-прежнему смотрел подозрительно, и я ободряюще добавил:
Насколько я знаю, в вечер убийства ты был дома.
Да, вместе с матерью и сестрами. И к нам приходил сосед. Я сказал это на дознании.
Да. Еще мне известно, что до этого ты сорвал нападение на жилище мастера Грининга.
Это я тоже рассказал коронеру. В тот день я пришел в типографию рано утром было много работы, а рядом с хибарой стояли двое, пытаясь открыть замок. Они держались тихо: думаю, знали, что мастер Грининг внутри.
Но это были не те люди, которые напали на него потом?
Нет. Старый Хаффкин описал тех, кто убил моего бедного хозяина: оба крепкие и высокие. А эти двое были совсем не такие. Один низенький и толстый, а другой худой, со светлыми волосами, и у него не хватало половины уха. Как будто отрублено мечом, а не большая дыра, как когда уши прибивают к позорному столбу.
Они были вооружены?
У них на поясе висели кинжалы, но сейчас многие их носят.
Как они были одеты?
В старые кожаные куртки.
То есть в дешевую одежду?
Да. Элиас немного успокоился, увидев, что я повторяю старые, уже знакомые ему вопросы. Но нынче большинство так одеваются, когда богатые хапуги и знатные бездельники забирают все себе.
Не дерзи моему хозяину, хам, возмутился Николас.
Я примиряюще поднял руку. Мне несложно было стерпеть мальчишескую дерзость, если это давало информацию. И я понял, что этот юноша, похоже, придерживается самых радикальных взглядов на устройство общества.
Когда случилось первое нападение? спросил я. Мне говорили, что за несколько дней до убийства.
За неделю. В понедельник, пятого числа.
Я нахмурился, поняв, что это было до кражи рукописи, а стало быть, не имело смысла.
Ты уверен? Не путаешь дату?
Рук прямо посмотрел на меня:
Это день рождения моей матери.
Я кивнул:
И что ты сделал, увидев тех двоих?
То, что на моем месте сделал бы любой хороший подмастерье. Закричал: «За дубины!» чтобы остальные парни на улице знали, что здесь беда. Несколько человек прибежали на помощь, хотя и не очень скоро было рано, они, наверное, еще не встали. Если сомневаетесь, они подтвердят, какого числа было дело. Однако эти двое уже скрылись перелезли через стену сада позади мастерской мастера Грининга. Несколько человек бросились за ними, но не догнали. (Я подумал, что злодеи перед нападением хорошенько обследовали местность вокруг жилища Грининга, чтобы знать, куда бежать.) А я остался и постучал хозяину.
И как он отреагировал, когда ты все ему рассказал?
Он встревожился. А вы как думали? грубо ответил Элиас.
Николас предостерегающе на него посмотрел, но парень не придал этому значения.
У твоего хозяина были какие-нибудь догадки, кто могли быть эти люди? продолжил я расспросы.
Он решил, что это случайные воры. Но они, должно быть, связаны с теми, что пришли потом и убили мастера Грининга. Верно? поинтересовался подмастерье.
Я уловил в его голосе легкую дрожь. Несмотря на свою браваду, молодой Рук был всерьез напуган. Но если на жилище Грининга напали за неделю до убийства, зачем же он беспечно открыл дверь, когда к нему постучались неизвестные люди? Или его успокоили вежливая манера, с которой говорили посетители, их приличный вид ведь у одного из них под грубой рубахой была кружевная рубашка? Снова взглянув на Элиаса, я подумал, не знает ли он про книгу. Если знает, то это явно представляет для него опасность. И все же парень не спрятался, как, похоже, сделали трое друзей Грининга, а стал работать по соседству.
Что тебе известно о друзьях бывшего хозяина? неуверенно спросил я. Мне тут назвали три фамилии: Маккендрик, Вандерстайн и Кёрди.
Я встречался с ними. Подмастерье снова прищурился. Хорошие, честные люди.
Они могли бы дать отчет о своих перемещениях в ту ночь, сказал я с ободряющей улыбкой, но почему-то их нигде не видно уже несколько дней.
Я тоже не видел их после убийства.
Маккендрик шотландская фамилия, напрямик заявил Николас. А совсем недавно мы воевали с шотландцами.
Рук гневно посмотрел на него:
Паписты выгнали мастера Маккендрика из Шотландии за то, что он называл душу папы вонючей менструальной тряпкой. А ведь так оно на самом деле и есть.
Элиас! одернул его Оукден. Не говори таких слов в моей типографии.
Я умиротворяюще поднял руку:
Скажи, а был мастер Грининг близок с какой-нибудь женщиной? Ведь твой хозяин был еще молодым человеком
Нет. С тех пор как его бедная жена умерла, он полностью посвятил себя работе и служению Богу.
Я уже обдумывал, как бы половчее задать Элиасу вопрос, принимал ли он сам участие в религиозных дискуссиях между Гринингом и его друзьями, когда Овертон вдруг выпалил:
А как насчет этого Джурони Бертано, которого, я слышал, мастер Шардлейк упоминал наверху? Грининг знал его?
На лице Рука отразился страх, и вся его напускная грубость моментально исчезла. Он попятился.
Откуда вам известно это имя? спросил он и посмотрел на Оукдена. Хозяин, этих людей подослал епископ Гардинер!
Не успел Джеффри что-либо ответить, как его подмастерье с покрасневшим от страха и злобы лицом закричал на меня:
Ах ты подлый горбатый папист!.. И с этими словами ударил меня по лицу, отчего я пошатнулся.
Парень остервенело бросился на меня и, учитывая его габариты, вполне мог бы покалечить, если бы Николас не схватил Элиаса за горло и не оттащил в сторону. Юноша вырвался, вцепился в Овертона, и оба повалились на пол. Мой помощник схватился за меч, но Рук оттолкнул его и кинулся в открытую дверь типографии, и его шаги загремели по лестнице. Я услышал крик жены Оукдена: «Элиас!» и стук входной двери.
Через секунду Николас был уже на ногах и бросился вниз по лестнице вслед за беглецом. Оукден и я смотрели из окна, как мой ученик стоит на людной улице, озираясь по сторонам и высматривая Элиаса, но тот уже скрылся. И неудивительно: парень знал эти улицы и переулки как свои пять пальцев.
Джеффри уставился на меня с изумлением и тревогой:
Почему это имя вызвало у него такой ужас? Я никогда не видел Элиаса в подобном состоянии.
Не знаю, тихо ответил я, вытирая со щеки кровь.
Вернулся Николас.
Убежал, печально констатировал он. Вы ранены, хозяин?
Нет.
Лицо печатника потемнело от гнева.
Элиас так перепугался, что теперь вряд ли вернется. Он вперил взгляд в Овертона. И сейчас, когда работа в самом разгаре, мне придется искать нового подмастерья А все из-за того, что ты неосмотрительно сболтнул это имя. Мастер Шардлейк, с меня хватит. Я больше не хочу заниматься этим делом. У меня есть работа, и я должен думать о жене и детях.
Мастер Оукден, мне очень жаль, вздохнул я.
И мне тоже. А еще мне жутко страшно. Переводя дыхание, Джеффри снова выглянул в окно. А теперь, пожалуйста, уйдите. И прошу вас, больше не впутывайте меня в эту историю.
Я постараюсь сделать так, чтобы впредь вас не беспокоили. Но если Элиас все же вернется, не могли бы вы сообщить мне об этом в Линкольнс-Инн?
Оукден не обернулся, но устало кивнул.
Благодарю вас, снова сказал я. Извините, пожалуйста, что так вышло. Затем я повернулся к Николасу. Пойдем уже! Ну и кашу ты заварил!
Я быстро шел по Патерностер-роу. Лицо у меня болело после удара Элиаса. Скоро во всей красе проявится синяк.
Нужно заявить констеблю, сказал Николас. Побег подмастерья от хозяина серьезный проступок
Мы еще не знаем, сбежал ли он, ответил я. Кроме того, я не собирался вмешивать в это власти во всяком случае, предварительно не посоветовавшись с лордом Парром. Остановившись, я повернулся к своему спутнику. И о чем ты только думал, назвав это имя?
Я услышал, как вы и мастер Оукден говорите про этого человека, когда подошел к двери. Это показалось мне важным. И я подумал, что будет неплохо припугнуть этого наглеца.
Разве ты не видел, что под своей наглостью он скрывает страх?
Я видел только, что он разговаривает с вами не так, как подобает неотесанному подмастерью с человеком вашего ранга.
Да уж, Николас, ты буквально помешан на рангах и классах, а Элиас раздражал тебя, вот тебе и захотелось поставить его на место. Я старался успокоить этого паренька, чтобы завоевать его доверие. Разве ты не знаешь поговорки, что не стоит пришпоривать коня сверх меры? Из-за тебя мы потеряли самого ценного свидетеля.
Овертон, казалось, упал духом:
Вы же сказали, что я могу задавать вопросы.
После того, как хорошенько их обдумаешь. А ты долго не раздумывал, но просто отреагировал на его поведение и дал волю эмоциям. Для юриста это самое страшное. Больше никогда у меня на службе не изображай из себя галантного джентльмена.
Мне очень жаль, сухо сказал молодой человек.
И мне тоже. А уж как сожалеет бедный мастер Оукден
Похоже, это убийство затрагивает самые деликатные религиозные вопросы, тихо проговорил Николас.
Тем больше причин и вести себя осмотрительно, проворчал я. А теперь возвращайся в Линкольнс-Инн. Поступаешь в полное распоряжение Барака, будешь делать все, что он велит. И ни слова о том, где мы были. Думаю, даже ты понимаешь, сколь важно хранить конфиденциальность в ходе этого расследования. А сейчас я тебя покину, у меня есть важное дело в другом месте.
Я повернулся к Овертону спиной и пошел прочь, к реке, чтобы взять лодку и добраться до Уайтхолла.
Глава 10
Я спустился по ступеням к Темзе. Вдоль берега стояли в ожидании множество лодочников, выкрикивавших: «А вот кому на восток?» или «А вот кому на запад?» в зависимости от того, куда они намеревались плыть: вверх или вниз по реке. Я подозвал одного из тех, кто собирался вверх, и он подогнал лодку к ступеням.
Мы проплыли мимо дворца Уайтхолл, и я попросил причалить к Вестминстерской пристани, чуть подальше. У общей пристани Уайтхолла слуги выгружали из другой лодки огромные вязанки дров, вероятно предназначавшиеся для дворцовых кухонь. Мне снова вспомнилась вчерашняя казнь, и меня аж передернуло. Лодочник странно посмотрел на меня. Я опустил глаза и стал разглядывать его руки, ловко орудовавшие веслами. Руки у этого сравнительно молодого человека уже были натруженными и узловатыми. Я знал, что с годами лодочники приобретают болезненный артрит, суставы теряют гибкость и застывают в согнутом положении. И все это только ради того, чтобы перевозить богатых людей, вроде меня, куда им надо.
Мы миновали Королевскую пристань. Широкая крытая галерея, раскрашенная в зеленый и белый цвета, на пятьдесят футов выдавалась в реку и заканчивалась просторным крытым причалом, к которому как раз подплывала королевская баржа. Наверху вытянулась длинная линия прекрасного дворцового фасада: его красная кирпичная кладка ярко горела в лучах клонящегося к закату солнца, и свет рассеивался на выступах, богато отшлифованных бастионах с высокими застекленными окнами, а на южном конце виднелись покрытые лесами новые апартаменты леди Марии. Я заплатил лодочнику и поднялся по Уайтхолл-роуд к западной стене дворца, к воротам. Мне было жарко в мантии, я был весь в пыли, усталый и расстроенный.
На этот раз меня никто не встречал, но мое имя было в списке, и стражник у ворот впустил меня. Я прошел под арку, пересек двор и направился вверх по лестнице в помещение королевской охраны. Процедура тщательной проверки повторялась возле каждой двери.
Я поднялся в королевскую приемную. Когда я вошел, слуга в коричневой ливрее пронес мимо серебряный кувшин с водой, и мы с ним чуть не столкнулись. Я осмотрелся. Странно, но впечатление фантастического великолепия немного ослабло, хотя я чувствовал присутствие королевских телохранителей в их красочных, словно бы кукольных, мундирах. Однако сами они были здоровенными молодцами с тяжелыми алебардами. Здесь я видел меньше молодых хлыщей, пришедших в надежде попасться на глаза важным особам. Мой взгляд снова привлекла картина королевского семейства с основательной квадратной фигурой Генриха, контрастирующей с тем гротескным жалким персонажем, которого я недавно видел из окна.
Двое кандидатов в придворные играли в серебряные кости. Один из них вдруг вскочил и закричал:
Ты жульничаешь! Ты уже третий раз подряд выбросил пятерку!
Другой встал и откинул в сторону свой короткий испанский плащ, чтобы освободить руку:
Придержи язык! Ты оскорбляешь меня
Тут же подошли двое телохранителей, которые взяли хлыщей под руки.
Эй, мужланы, да вы никак забыли, где находитесь! прикрикнул на них один из стражей. Вы посмели подумать, что здесь можно поднимать гам, как в обычной таверне! А ну убирайтесь! Лорду-камергеру короля будет доложено обо всем!
Незадачливых игроков отвели к дверям, и все присутствующие в комнате проводили их взглядами.
И тут у меня перехватило дыхание: я увидел двух человек в черных одеждах и с золотыми цепями. Они вошли с лестницы и стояли, глядя на скандалистов. Обоих этих людей я видел недавно на сожжении Энн Аскью. Один из них был Уильямом Пейджетом, личным секретарем короля, его квадратное лицо хмурилось над русой бородой, обрамлявшей его странную, словно перекошенную прорезь рта. Субтильная фигура другого контрастировала с крепким сложением Пейджета, а на его худом лице играла сардоническая улыбка. Это был сэр Ричард Рич. Они не заметили меня, и я поскорее проскользнул к двери в приемную королевы и шепотом назвал стражнику свое имя. Он открыл, и я проскочил внутрь. С противоположной стороны двери другой стражник в мундире со значком королевы вопросительно посмотрел на меня.
Сержант Шардлейк, сказал я, еле дыша. К лорду Парру.
Дядя королевы уже ждал меня: кто-то снизу, видимо, успел доложить ему о моем прибытии. На фоне всех этих великолепных декораций и роскошных одежд придворных Уильям Парр в простом черном одеянии выглядел скромно. Его наряд оживляли лишь значок королевы на груди и массивная золотая цепь на шее. Я низко поклонился.