Совершенно правильно,разулыбался шкипер.Если вы поднырнете, то окажетесь в красивейшей пещере, окруженной нежно-зеленым мерцанием. Не нужно думать, будто это искусственная подсветка: хотел бы я посмотреть, как ее туда проведут.
Диаметр полуотверстия составлял полторы человеческих головы. Я нырнула раньше всехне оттого, что я такая смелая, а во избежание сюрпризов внутри пещеры. Но сюрприз поджидал значительно раньше. Я дождалась, пока выдует струю, и, очевидно, просчиталасьподнырнула в тот момент, когда в лицо ударила вода под давлением! Я потеряла весь запас воздуха в легких. Забарахтала руками, проплыла под водой метра два и в панике вынырнула, хватая ртом воздух. Пещера в самом деле была озарена мягко-салатным цветением. Томное мерцание исходило от водыона была настолько светла и прозрачна, что даже поднятая мной волна не помешала разглядеть продолжающиеся под водой стены. Но радость моя была недолгойкто-то врезался мне в ноги и потащил на глубину. Я неистово заработала пятками и устремилась в сторону. Кто-то другой уткнулся в спину, придав дополнительное ускорение. Мокрая голова, за ней другая вынырнули напротив, ошарашенно отфыркиваясь.
Женщина, вы создаете помеху,возмутился щетинистый.Отплывайте скорее.
Вы мне чуть голову не пробили!воскликнула дама, любительница мелкого стриптиза.Ну нельзя же так в самом деле!
Забурлила вода, еще одно тело вознамерилось всплыть. Мы пустились врассыпную. Я отплыла подальшек стене, переходящей в купол над головой. Ухватилась там за выступ, подтянулась и провисела с ним в обнимку, пока народ, шумно восторгаясь, барражировал по гроту. Голова пухла от воды. Разболелось ухо. Изловчившись, я пыталась выбить из него воду. Стало немного легче.
После этого подныривания я больше не рисковала. Вернувшись на яхту, быстренько оделась, зашнуровала «греческие» сандалии и стала ожидать конца экскурсии. Но оказалось, что удовольствие еще в самом разгаре. Мы поплыли дальше. Обогнули скалистый замшелый мыс и за исполинским драконообразным камнем свернули в тихую живописную бухточку, где вода у берега играла голубым перламутром, а камни отступали, создавая идеальное для купания место. Сразу за пляжем, метрах в четырех, начинались каменные лабиринты. За ними, вверх по склону, кустарник, а далеевысоченный холм, до самой макушки усыпанный тонкоствольными мохнатыми сосенками.
Сорок минут купаемся,объявил Боря.Вещи можно не брать, сигареты тожекурить вредно. А я пока к своим ребятам смотаюсь. С пляжа никуда не разбредаться.
Не пойду, решила я. С Борей останусь, в лодке. И пусть думает, что хочет, мне наплевать. Ни за что не поплыву на этот берег, тамготовая западня...
И снова пронизывающий взгляд в затылок! Лютый холод по коже, несмотря па несусветную жару. Да когда же это кончится, боже ты мой!.. Я суетливо задвигаласьи опять загородила спущенный в воду трап.
Опять она трап загородила,посетовала тетка с крепким телом.Ну что ты будешь с ней делать! Как нарочно...
Кто-то рисковый уже падал в воду. Остальные намеревались воспользоваться трапом. Нырять здесь было небезопасно. То и дело в прозрачной воде просвечивали огромные валуны, покрытые разноцветным лишайником. Меня уже обступали. Шоркались. Самый драматический момент я, конечно, проворонила. Не могла я просто так потерять равновесие! Что произошло? Кто-то пихнул меня, я присела, дабы не грохнуться в воду, и тут последовал четкий толчок!
Тетя Таня,завизжал пацаненок,я ныряю!!!
Не удержав равновесия, я камнем бухнулась в воду! От удара в голове совсем померкло. Бултыхалась в воде кривым поленом, а когда наконец всплыла, двигатель работал на полную мощность, а яхта уже неуклюже виляла задницей.
Женщина, ну зачем вы так, не раздеваясь-то?!задорно кричал с кормы Боря.Постираться решили?
Гнаться за яхтой смысла не было. Всласть позубоскалив, Боря повел яхту в море. Решение созрело внезапно, вместе с первой судорогой, пробежавшей по ноге. К берегу, бегом, раньше всех! Пока остальные весело перекликаются и явно никуда не спешат, я успею доплытьздесь рукой подать. К черту экскурсию, смываться надо.
Я поплыла широкими размашками к берегу. Краем глаза отмечала, что головы экскурсантов поравнялись со мной, затем начали отставать. Они, вероятно, были удивлены: с чего это вдруг их спутница пошла на олимпийский бросок?..
Я достигла берега секунд за двадцать. Уткнулась в разноцветные камешки, которые лениво облизывала вода. Спокойно, больная, спокойно, не надо резких движений... Стараясь сохранять невозмутимость, я поднялась и побрела на сочно-коричневую глыбу, с которой и начинались хитросплетения заваливших берег камней. Оперлась о него рукой, перешагнула баррикаду из гнилого топляка, выброшенного штормом, свернула за соседний камень... По нужде мне надо, кому непонятно? Выпав из поля зрения экскурсантов, я обошла еще несколько препятствий и встала, напряженно вслушиваясь. Если я правильно рассуждаю, то вражья сила непременно поинтересуется, куда это я намылилась. Так и естьжуткий страх меня тряхнул!хрустнул топляк, и где-то рядом грубо чертыхнулись! Какие еще доказательства?..
Пока отпустил столбняк, я метнулась в просвет между камнями, взмыла на гладкий, с прожилками белый валун, перепрыгнула низенький кустик, прошмыгнула между двумя покрупнее... Далее пошел склон, но у меня уже не было времени расстраиваться. Я бежала по мягкому, податливому мху, запинаясь о сучья, виляя между морщинистыми соснами, очень непохожими на наши, сибирские...
Бесподобная экскурсия! Иногда участки леса обрывались, я карабкалась по голым камням, заполнявшим трещины и впадины, опять вбегала в лес, хваталась за стволы, чтобы не упасть, секунду отдыхала и гнала дальше.
Пропоров ногу о сучок, я вскрикнула от боли, схватилась за дерево и машинально оглянулась. Опять меня подбросил страх: через кусты, которые я одолела буквально секунды назад, ломились двое! Трещали ветки, тряслась листва. Их лиц я не видела. Стоять и всматриваться, теряя последние секунды? Нет! Подвывая от ужаса, я бросилась дальше. Уже виднелась вершина холма, свободная от деревьев. Но силы мои таялия одолела не меньше трехсот метров по склону, с препятствиями, отбив и изрезав до крови ноги. Я задыхалась, а в глазах уже начинались сумерки, и цвета окружающего мира стали какими-то блеклыми, тускнеющими...
Я уже не бежала, а плелась. Деревянные ноги отказывались нести. Какой смысл? Эти двое все равно выносливее. Я запнулась о корягулютая боль пронзила щиколоткуи полетела лицом в мох, но успела сгруппироваться и упала на бок. Потом повернулась на спину, сделала попытку приподняться, но тщетно. Задрав голову, обреченно уставилась на небо, которое в Крыму ясное-ясное, просто нереально лазурное и такое высокое, что в него можно падать бесконечно...
Запыхавшись, подбежали двое. «Папаша» с «сынулей». Оба в плавках, оцарапанные, вроде меня, неприлично возбужденные. У «сынули» в руках пластиковый кулек. У «папаши» ни черта нет, кулаки сжимает и разжимаетузловатые, мозолистые.
Допрыгалась деточка,сплюнув, объявил «папаша».Все ноги, сука, из-за тебя изрезал...
Я говорил тебе, Сергеич,на чистом русском затараторил «сынуля».Гротыэто херня. Не могла она там спрятать. Прикинь и отправь команду спецов, они за неделю эти гроты прошарят и найдут. Подвези собакуда она за полчаса этот долбаный схрон локализует. Баба умная. Ночь была, прикинь, да? Бензина в лодкедо усрачки... Она проплыла бухтуи сюда... Помяни мое слово, Сергеич, под Балаклавой где-то укрыла. Стаскала с лодки, закопала, законопатила, а резину сдула и утопила. В игры решила поиграть, Сергеич. Рокоту нервы потрепать и нас одурачить... Ты подумай сам, ну на хрена ей эта экскурсия, ей о деньгах думать надо...
Да хрен ее знает,сплюнул «папаша».Поди теперь допытайся у нее... Неуклюже сработали, Сашок.
А это мы мигом исправим.«Сынуля» присел па корточки, потрепал меня по щеке:Эй, детка, подъем, мы уже прибежали.
Я лежала, равнодушно рассматривая то его, то подельника. От неба я усталаэта бесконечная синева над головой может до одури довести. Однако рановато мне сдаваться. Думать надо, не все я еще додумала.
«Сынуля» ударил посильнее:
Поднимайся, крошка, есть у нас с тобой одно незаконченное дельце, порешать надо... Поднимайся, сука!Звонкая пощечина тряхнула меня. Ублюдок встал и занес надо мной ногу.Ты что, падла, издеваться будешь? Не наиздевалась еще?!
Нет, я, кажется, все додумала. Высамое слабое звено! Прощайте! До чего мне не хотелось подниматься. Не буду, полежу еще...
Прозвучали два слабых, но отчетливых хлопка. Я открыла глаза. Удивительное дело. Просто beautiful life в чистом виде. Пули срезали обоих моих преследователей под коленными суставами. Оба взвыли от боли. Их лица исказились. Рухнули одновременно и принялись кататься по земле, матерно ругаясь...
Подошел щетинистый в «ковбойских» плавках. В одной руке целлофановый кулек, правда пообъемнее, в другой пистолет с навернутым глушителем. Покорябав ребром глушителя висок, задумчиво обозрел орущих, затем направился ко мне. Присел на корточки:
С вами все в порядке?
Не такой уж безобразной показалась мне его щетина. А лицо не хмурым, а задумчивым. Даже грустным. Правда, волосы были слипшиеся, перепачканные землейтоже растянулся, бедный,мне захотелось поднять руку и зачесать их на затылок. Чтобы покрасивее было. Но он бы не понял такого странного жеста.
Не знаю,прошептала я.Дышу, моргаю... Я продолжаю создавать вам помехи?
Он улыбнулся. И сразу перешел к более важным делам. Сидеть у ног дурочки у него, видимо, не было времени. Устало поднявшись, размяв ноги, склонился над «сынулей», который перестал кричать и теперь со злостью смотрел на противника.
Сука,сказал он, демонстрируя ограниченность лексики.
Щетинистый ударил его по виску рукояткой. «Сынуля» дернул головой. Щетинистый подошел ко второму. «Папаша» скрипел зубами, извернувшись в неловкой позе. Он пытался обеими руками зажать рану, но кровь продолжала сочиться.
Падла,зло прошептал он. Щетинистый ударил и его. «Папик» успел дернуться, металл рассек кожу.
Щетинистый поднялся, высыпал на траву содержимое трофейного кулька. Внимательно осмотрел компактную японскую рацию фирмы «Сони», отложил в сторону. Остальное небрежно перебрал. Не найдя ничего интересного, бросил на камни. Затем опорожнил свой пакет. Натянул велюровые джинсы, рубашку-мятку, «кухонные» тапочки. Пистолет убрал под рубашку, а из нагрудного карманчика извлек красные корочки и небрежно сунул мне их под нос.
Вадим Казарновский, Служба безопасности Украины.
Я уже догадалась,прошептала я.Волосы со лба зачешите, а то некрасиво...
Он посмотрел на меня с немым изумлением, поднял руку, помялся, но все-таки сделал, что я просила.
Спасибо,улыбнулась я.Теперь значительно лучше. И за помощь спасибо, вы как нельзя кстати, а то я уже начала нервничать.
Он тоже позволил себе улыбнуться. Щетинистые губы чуток разъехались.
А вы думаете, у нас одни дураки работают?спросил он. И сам же ответил на свой вопрос:Уверяю вас, не одни дураки.
На этом месте наша милая беседа прервалась. Он поднял рацию, отошел в сторону и безжалостно размозжил ее о ближайший камень. Затем вернулся, осмотрел мои израненные щиколотки, лодыжки. Мне кажется, ничего серьезного там не было. Мелкие порезы да синяки. Кровь уже не сочилась. Казарновский помог мне сесть, предложил сигарету. Я не отказаласьмой раскисший «Парламент» даже видеть не хотелось. Он дал мне прикурить, затем прикурил сам, молча поднялся и подошел к тем двоим, которые уже начинали шевелиться. Я думала, Вадим опять их ударит. Но он не стал. Постоял, задумчиво покачиваясь на носках, потом вопросительно посмотрел на меня: дескать, не гореть ли нам в аду за такие кандебоберы?
Лично я этих ребят не любила. Оклемаются. О чем и сказала.
А вот недавно в Бразилии,добавила я, с наслаждением затягиваясь паршивой украинской сигаретой,прооперировали человека с одиннадцатью пулями в груди. Они так удобно у него в теле устроились, что приняли решение не вынимать. И не вынули. Он стал тяжелее на сто граммов. Сейчас человек чувствует себя хорошо, идет на поправку.
Он посмотрел на меня, как на не вполне нормальную.
А вот тоже был случай,несло меня.Пожилой немец пришел на осмотр к дантисту. Сделали рентген и обнаружили в шее у старика русскую пулю. Думал фашист, думал, вспоминал и вспомнил, как в сорок четвертом в Восточной Пруссии его танк попал под обстрел, и что-то легонько царапнуло по шее. Представляете? Шестьдесят лет с пулей прожил, и никакого беспокойства. Решили оставитьне дело же будоражить человека на старости лет...
Я думала, он хотя бы кулаком по голове постучит. Но нет, не стал. Он затушил сигарету, помог мне подняться, отряхнул одежду. И делал это с таким невозмутимым лицом, что я подумала, будто он женат. Причем безнадежно счастливо. Хотя кольца на руке не носил.
Вы совершаете необъяснимые поступки, Лидия Сергеевна,сказал он, когда, по его мнению, я стала выглядеть лучше.Это не мое, конечно, дело, я рядовой исполнитель, но хотелось бы знать: с вами это часто случается?
Сколько помню, всегда вела борьбу с превосходящими силами зла. Меня постоянно пытаются убить.
Тут я, конечно, набивала себе цену. Во-первых, только раз пытались убить, в злополучной дачной истории, во-вторых, хотели ли это сделать «папик» с «сынулей»вопрос сложный. Хотя как сказатьЛарису Куценко тоже поначалу убивать не планировали, а чем кончилось?
Гэбэшник угрюмо помолчал. Профессиональная выдержка не позволила выразиться по-военному прямо.
Приготовьтесь к затяжному переходу,вздохнул он.За холмами должна быть дорога, но я не уверен. Эта местность сильно изрезана. Можем потерять время. Пойдем параллельно берегу, через бухту Робинзона... И не шагайте широко,он позволил себе ухмыльнуться в стальную щетину,штанишки порвете. Узенькие они у вас.
А на экскурсию не вернемся?
Вам не хватило развлечений?Гэбэшник посмотрел на меня строго, но в глубине глаз притаилась улыбкаВам не кажется, что по возвращении с экскурсии вас могут ожидать?
Крым не тайга, здесь гораздо уютнее. Мы шли по холмам, мимо редких кустиков и сосенок. По приветливой травке. Обходили скалистые утесы. Хорошая беседа сокращает дорогу, но мы почти не разговаривали, поэтому тянулись целую вечность, пока не уперлись в стену кустарника. Неподалеку шумел прибой, кричали чайки, доносился гул цивилизации.
Сбиться не могли,пожал плечами гэбэшник.В этих краях единственная бухтаРобинзона. Я не был в ней целый год, в принципе она не должна переехать.
Эта бухта чем-то знаменита?поинтересовалась я.
Да нет, ничем. Если за год не произошли изменения... Песочек там особенно красивый. Теплый такой.
Он раздвинул ветви и помог мне пробраться через карликовые деревца, усыпанные овальными кожистыми листочками. Мы уткнулись в какую-то каменную изгородьвроде тех лабиринтов, по которым я уносилась от «папика» с «сынулей», только более плотную. Предстояло либо идти в обход, либо пытаться перелезть, рискуя последним здоровьем.
Пойдем в обход,вздохнул Вадим.Должно же это несчастье где-то кончиться.
Эй!раздалось у нас за спиной.Вы что, новенькие? Сюда проходите, здесь тропа.
Мы резко обернулись, он даже бросил руку за спину... Но так и оставил ее под ремнем, на шершавой табельной рукоятке. Мы онемели от изумления. Из кустарника выбралась абсолютно нагая девица в шлепанцахкрутобедрая, со взбитой шевелюрой. Когда мы обернулись, она одной рукой чесала попу, другой указывала прямо перед собой. Убедившись, что мы ее услышали, девица мазнула глазками по Вадиму, игриво вильнула кормой и скрылась.
Мы посмотрели друг на друга. Помолчали. Поняли по глазам, что каждый увидел примерно то же, что и другой.
Что думает по этому поводу всезнающий чекист?спросила я.
На мой вопрос был единственный правильный ответ: мол, когда видишь эта, то вообще перестаешь о чем-либо думать. Он и ответил примерно так, не покривив душой. Потом добавил, что следует воспользоваться указанным проходом, поскольку неизвестно, во что выльется «объездная» дорога, а выйдя к бухте, уже не промажешь, и минут за сорок мы дойдем до Жемчужного.
По узкой, снаружи почти невидной тропе мы вышли к бухте. И за первыми же камнями, в тени развесистой белой акации, напоролись еще на одно потрясающее явление.