Эй, Юр, Юр, мальчишку кто-то легонько пихнул в плечо, перегнувшись с задних рядом. На сцене шло представление, самый разгар концертакак раз когда ты уже успел заскучать, но еще не набрался наглости встать и пробраться к выходу. Юра обернулся.
Чего?
Мы хотим сегодня ночью пойти исследовать территорию. Не спрашиваю, с нами ли ты, Марина поджала губы, то ли подчеркнув, что ее тоже не спрашивали, то ли по привычке, просто держу в курсе, что встречаемся за корпусом где-то в половине одиннадцатого.
Юра приподнял бровь.
Хочешь сказать, что вожатая у насдура?
Тшшш! Хочу сказать, что если не пойти с Тарасовым, то к утру можно найти на месте лагеря руины. А если еще и Окс выпустить, то будут не руины, а воронки от обстрела.
Словно услышав ее, с верхнего ряда Саша нарочно мило и по-пионерски помахал другу. Оксана уткнулась лицом в ладони и захихикала, Ренат ткнул ее под ребра.
Партиянаш рулевой, хмыкнул Юра. Половина одиннадцатого так половина одиннадцатого. И никаких «где-то».
Марина кивнула, словно записала домашку и включила ее в свои планы на вечер.
Им было по тринадцать-четырнадцать. А двадцатилетняя вожатая, конечно, не была ни великим стратегом, ни гениальным дипломатом. Зато ей нравился вожатый четвертого отряда «Звонких», песни под гитару и мешок сушек вперемешку с челночками, который пускали по кругу. Она провела свечку, уложила всех своих подопечных спать и проверила комнаты еще по одному разувсе, даже бешеные, вели себя прилежно. Предыдущий отряд был у вожатой совсем малышней, если затевали что-то, это было слышно за полчаса и за пятьдесят метров.
Все это вместе стало деталями ее большой ошибки. И большой удачи, если смотреть с другой стороны баррикад.
Они возникали из темноты один за другим, подобно серым густым теням. Тарасов был на месте первымстоял, как непоколебимый страж, и молча рассматривал черное небо, смотрел туда, где едва угадывался горизонтпо оборвавшемуся ковру звезд. Ренат тоже недавно вылез из кустов, ругаясь злым шепотом, долго отдирал от себя какой-то мусор и отчаянно скреб ногу, то ли укушенную, то ли ободранную.
Расчешешьтолько хуже сделаешь! Саша не выдержал и шикнул на него, тот пожал плечами и выпрямился. А сам предложил чесаться уже ребром подошвы кроссовки.
Марина вышла из-за корпуса, высокая и очень прямая, все в той же легкой кофточке и в красном галстуке, таком партизанском и чужом ночью. Кажется, ей было ни на грамм не страшно. А если бы и было, Марина ни за что не дала бы остальным это понять.
Перила балкона перемахнул Юрка, приземлился смазано, некрасивоно беззвучно расхохотался, и остальные тоже сложились пополам от сдерживаемого смеха.
Че ржете? и новый взрыв хохота, старательно проглоченного и загнанного обратно в горло, чтобы не разбудить весь лагерь.
С балкона этажом выше хихикнулиОкс помахала друзьям рукой и скрылась за занавеской. Скоро она придет, если не попадется вожатойа она-то не попадется.
И вот все в сборе.
Так же, как появились, бесшумно и по цепочке, тени пионеров нырнули в черноту живой изгороди и растворились в самом сердце лагеря. От них остался только шепот шагов, шелестящее хихиканье и звук, который издает Тарасов, если ткнуть его под ребра, а он старательно зажимает себе рот ладонямито ли послышалось, то ли нет, то ли было, то ли нет.
И почему-то от этой ночной вылазки веяло неисправимым теплом, как бы ни морозил кожу соленый морской ветер.
Пятеро пионеров добрались до границ того мирка, который успели рассмотреть в первые дни: столовка, корпуса, костровое, дорожки между живыми изгородями из какого-то куста вроде мягкой туи, чуть подальшеамфитеатр и медпункт. Позади остались те тропки, которыми водили их вожатые.
Тарасов перелез через упавший заборчик и ступил на хрустящую иссохшую траву. Начинались нарушения правил.
Ну что, идете? он почему-то все еще шептал.
А вдруг там змеи? Юрка поморщился, хотя бесстрастно перелез заборчик следом за товарищем.
Ну кто круче, ты или змея?
Впереди вырисовывался остов закрытого на ремонт корпуса «Люкс» и какое-то несуразное, медузообразное здание, смахивающее на беседку. Слышался голос моря, и огоньки обитаемой части лагеря только едва-едва просвечивались из-за деревьев.
Было такое время, такой год или несколько таких лет, что дальние углы небольших летних лагерей как-то сами собой обрастали такими остовами, как морское дно затонувшими кораблями. Их клянутся достать, подлатать и снова спустить на воду, но на самом деле, если трюмы не таят сокровища, то черта с два их про них кто-то вспомнит. Лагерь, который «не «Артек», конечно», сокровищ в дальних неудобных корпусах не таил, это уж точно.
А Окс кашлянула, чтобы ей тоже дали пролезть в самой низкой части заборчика:
Мы так шумим, что разогнали всех змей в округе, и они сейчас рвут когти подальше от нас, она задрала обгоревший точеный носик. Мызмеиный ночной кошмар.
Марина перелезла следом за ней, даже не опиравшись руками для равновесия. И, как бы между делом:
А совы?
А че тебе совы, съедят они тебя? Ты чай не мышь.
Ренат не выдержал и заржал, громко, в голосрвано расхохотался и тут же зажал себе рот ладонями, сгибаясь пополам и утыкаясь прямо лбом в мертвую траву. Он выхватил взглядом из темноты бледные спинки спящих улиток, гроздьями на этой траве угнездившихся. За несколько вдохов и выдохов загнал смех туда, откуда он отчаянно рвался наружу.
Простите, народ, это нервное, отмахнулся он от шипения со всех сторон.
На него смотрели как на врага народа, но то, что на внезапный взрыв хохота не сбежались ни мужики в форме, ни армия негодующих вожатых, ни даже все окрестные змеи, весьма отрезвляло. Ребята замерли, прислушиваясь и уточняя, правда ли к ним не летит со всех ног ни одна из этих напастей.
«Из напастей только комары, про себя проворчал Ренат, принимаясь скрести где-то под коленкой и тут же натыкаясь пальцами на кровавую каплюбывшего комара, да и те какие-то доходяги».
И к ним все еще никто не бежал. На самом деле, всем было попросту наплевать.
Они осознали это спустя еще восемь секунд напряженной тишины в ожидании, и И свобода обрушилась им на буйные пионерские головы, словно ушат ледяной воды.
Сашка Тарасов, конечно, встрепенулся первым.
Ну что, айда в заброшенный корпус?! Там наверняка не очень плотно все закрыто, но лестницы должны быть еще крепкие. Идемте!
А что ты собрался там смотреть? Грязные стены? Марина нахмурилась, прикусила губу. Звучит ужасно скучно.
Остальные молчалибыло, в общем-то, все равно, где нарушать правила. И потом, если будет скучно, всегда ведь можно уйти, да?
Это и озвучил пройдоха-Ренат.
А еще, подлила и Оксана масла в огонь, там могут быть какие-нибудь бумаги или забытые вещи, или еще что-нибудь, интереснее! Здорово, что мы не знаем даже, но любопытно же посмотреть!
Не то чтобы очень.
Маринка, ты че?! Чур не обламывать все веселье! в голосе девочки зазвучали угрожающие ноткиуж это она умела.
Тогда Юрка фыркнул, как-то даже примирительно, приобнял ее за плечи и мягко повернул прочь от подруги, лицом к недалекому морю.
Разругаетесь и точно никому уже не будет весело. А? Саш, скажи, мы туда ненадолго, да? Когда кому-нибудь одному надоест, сразу выйдем и пойдем дальше.
Тарасов важно кивнул, и, пока никто не передумал, взял курс прямиком на корпус «Люкс» и по пути успел утянуть за собой мигом подрастерявшую весь свой пыл Марину. Она шагала за ним все еще с недовольной миной, без особого восторга, но была вынуждена признать, что все же что-то любопытное в стенах корпуса может найтись. А лестницы не прошло еще столько лет, чтобы они всерьез повредились и стали небезопасными.
Оксана и Юра над чем-то посмеивались за ее спиной, и девочка попыталась прислушаться, не звучит ли там ее имя. Но все, что она успела уловитьэто «сходить с тропы» и «черная река». Не очень-то походило на обидные слова о друзьях
Даже не пытайся, вынырнуло из темноты возле ее плеча.
Ааа! Ренат, ты совсем дурак?!
Тот пожал плечами, не изменившись в лице. И спокойно продолжал:
Даже не пытайся подслушивать за ними. Так ты можешь упустить куда больше интересного рядом с собой илимногозначительная пауза, невинная улыбка.
Или что? нетерпеливо буркнула Марина.
Или наступить в кошачье говно. Тарасов то его мастерки обходит, а ты не бдишь, подруга.
И мальчишка ловко поднырнул под рукой, нацелившейся отвесить ему подзатыльник, а потом легко отбежал вперед. Окс и Юра захрюкали над ней, Тарасов обернулся и подмигнули про тишину окончательно забыли, просто выбросив из головы что требования вожатой, что проклюнувшийся было инстинкт пионерского самосохранения и обязательности. На том заросшем пустыре было просто весело, да и все.
Так что они пробирались дальше и дальше, то вспомнив героев из недавно прочитанных историй, то дразня друг дружку совами и кошачьими тайникамии никто из пятерки так и не услышал и не увидел, что за ними еще с четверть часа кралась какая-то тень. Потом, когда они уже высовывались из окон закрытого корпуса, и правда скучного, как сон-час, тень замерла, выждала минуту и утекла восвояси, растворившись в зарослях возле разбитой дорожки и оставшись незамеченной до самого конца.
Горнист играет три
Они проснулись наутро как ни в чем не бывало, и были, может быть, даже бодрее обычного. Общее приключение только объединило их. Вожатая не могла понять, как так быстро сплотились ребята, еще вчера шипевшие друг на друга по любому поводу и не упускавшие случая подцепить другого из-за пустяка. Скажи ей кто-нибудь, что самые непионерские действия, нарушения общественного порядка и непослушание привели к таким результатам, она рассмеялась бы и не поверила в виновность приключенцев.
Оксана даже спала на толстой книге, не боясь помять или уронить ее под кровать, в невытертую пыль. Вернее, боясь не впитать из этой истории все до капли больше, чем помять или уронить.
После обеда в окне их спальни на восьмерых девчонок появилась вихрастая голова Рената.
Эй, Окс, ты идешь? громкий шепот, хотя кто в тринадцать спит в тихий час?
Окс вскочила, даже не обувшись. Обувь схватила в одну руку, книгув другую, и вылетела на балкон, каким-то непостижимым образом зацепив с собой еще и Маринку. Та не возражала.
В тихий час лагерь странно преображается, из живого, неутихающего оплота пионерии превращаясь в какой-то законсервированный остров, словно пленочный кадр, сохраненный навечно. Раскаленный солнцем песок хранит отпечатки подошв. Площадки, костровые, скверики и бюсты пионеров затаиваются, замирают. Кое-кто плавится под палящем солнце, кое-кто нежится в благословенной тени. Под краниками на пути с пляжа высыхают натекшие за утро лужи, по балконным периламзнамена полотенец и мокрых плавок. Где-то украдкой бренчит гитара.
Стоит тишина. Не та, звенящая, какая бывает ночью в гулком длинном коридоре, и не та, давящая, как на контрольной. Особая тишина дремлющего пионерского лагеря, тишина дракона, уснувшего на горе золота.
Хочется или ворваться к нему с безудержным ором, но от этого тебя берет дрожь. И ты крадешься по песку, стараясь слиться с ним, почувствовать его, впустить в себя все полуденное тепло.
На старом месте встретились пятеро пионеров и уже знакомой тропкой выбрались из тех мест, где еще действовала истончающаяся в каждой такой вылазкой власть вожатых.
Марина единственная надела панамку, и теперь на нее поглядывали с завистью.
У меня есть кое-что на примете, Саша начал заговорщически, но его голос звенел, выдавая мандраж, кое-что, что нам точно подходит.
Юра пихнул его локтем:
Сначала нужно рассказать сюжет!
Давай сам тогда. Надо было сделать это когда-нибудь с утра.
Вожатая бы пристала с расспросами, и от нее потом не отвяжешься, Ренат поддержал Юру, но на самом деле он поддержал того, кто меньше орал и выдавал больше конструктива.
Тшшшш! Юра рассказывает!
Спасибо, Марин. Так вот, если кто помнит, эльфы отправлялись в свой заокраинный край, куда людям был путь заказан, а у них там был какой-то свой остров. Я вчера ночью прочитал, когда вернулся, Юра поправил очки, и движение «зубрилы» смотрелось у него непонятно почему чем-то обычным. Эльфы вроде как обладали особыми знаниями и были хранителями своих тайн, которые помнили с древних эпох. И вот мы тоже знаем больше, чем остальные, и у нас есть особые знания. Нам должен открыться эльфийский остров, если мы правильно будем его искать. У меня все.
Пионеры переглянулись. Тарасов ловил их взгляды жадно, голодно, высматривая проблески очарования или разочарования, и непонятно, что волновало его больше. Окс лукаво щурилась, просчитывая, видимо, варианты. К себе прислушивалась Марина, а Ренат просто ждал, чтобы посмотреть, что будет. Юра ерошил себе волосы, и с них сыпался мелкий белый песок, унесенный с пляжа.
Я буду искать, кивнула Оксана серьезно. Звучит, как надо.
Окс глянула на подругу, и та следом за ней согласилась без видимого сожаления:
И я буду. Хочу это лето запомнить.
А по-моему, звучит абсурдно, Ренат все же сделал свой ход и теперь изучающе рассматривал лица друзей в ожидании реакций. Остров? Эльфов? Мы в пионерском лагере «Чайка», куда попали от завода или от школы при заводе. Серьезно?
Серьезно, Тарасов шагнул к нему, и взгляды карих и голубых глаз схлестнулись в суровом бою. Голубые смотрели сильно сверху вниз, карие обжигали так, словно Сашка смотрел на костер.
Ренат прикусил губу и поднял руки.
Сдаюсь. Это звучит достойно, пойдем и поищемтолько запасемся картой и изрядным количеством времени. Я люблю море.
Тарасов сделал шаг назад, возвращаясь на свое место в импровизированном кругу, и напряжение в воздухе схлынуло. Стало буквально легче дышать.
Они пошли к побережью, болтая об эльфах и о мечах вместо автоматов, и про то, что было бы легче там, между холмов и вольных белых городов, переходить речки вброд и по утрам седлать лошадей. И что это совсем не то же самое, что в походе, и не то же, что кататься на лошади в стареньком колхозе у дедушки. И даже не пионерский выезд со старшими. Это вообще что-то отдельное, особенное. Очень настоящее.
Потом, после ужина сидя вокруг костра и слушая, как настраивает гитару большой парень, которого привела вожатая, Марина наклонилась к Оксаниному уху и прошептала:
Ты когда-нибудь чувствовала что-то подобное? Там, когда Саша так посмотрел на Рената, про остров. В воздухе как будто что-то произошло, что-то такое плотное, странное
Как нити натянулись, одними губами произнесла девочка, да?
Точно, нити! Натянулись от каждого к каждому, сильно-сильно, и сильнее всего между мальчиками. Даже почти звенели. Я их едва не увидела, эти нити!.. Хорошо, что ничего не взорвалось.
Хорошо, протянула Оксана, глядя в огонь. Очень хорошо.
Тогда они пробродили весь тихий час, и вернулись в комнаты за несколько минут до прихода вожатой. Та не была довольна абсолютно бодрыми, сгоревшими на солнце лицами своих боевых подопечных, но ничего не сказала. Кое-кто из девчонок все еще хихикал с появления Рената в окне и того, как сбежали за ним Окс и Маринка, но своих как-то не было принято выдавать: выдашь, а потом до конца смены задразнят крысой. Да вожатая и не спрашивала.
И большой парень, видимо, вожатый другого отряда, наконец настроил гитару.
Что споем, ребята? спросил он уже заранее мелодичным голосом, красивым и мягким, и некоторым отнюдь не почудился румянец на щеках их вожатой.
Про Алые паруса! попросил кто-то.
«Валерку»!
А как же про оркестр?
Парень растеряно улыбался, слушая нестройный хор голосов. Перебирал струны, и они блестели в свете костра, и оранжевые отсветы ласково гладили загорелые лица, смягчали черты и окружали светом и теплом. У костра не было видно разбитые коленки и шелушащиеся носы. Только серьезные лица ребят, по которым то и дело блуждали улыбки, и руки и ноги, некоторые в нитках или браслетах, на шеяхкамешки с дырками и грозди ракушек. Все пахнут морем и солью, а теперь еще и костром.
Давайте про любовь, особенно громко сказал Тарасов, и парень улыбнулся на эти слова и взял пробный аккорд.
Будет песня про любовь. Слушайте и подпевайте, если знаете слова. А если не знаете, не беда, быстро выучите.