Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы - Голякова Елизавета 5 стр.


Он заиграл перебором, нежно касаясь струн. В гитарные звуки вплетался треск поленьев в костре, во взгляды, обращенные на единый организм, составленные человеком и гитарой, врывались танцующие на фоне темного звездного неба искры.

Было хорошо, так, как бывает хорошо только в пионерском лагере у костра. Так хорошо, чтобы завтра в новый день без сожалений о старом; как когда мокрые соленые волосы лезут в лицо; чтобы босиком по горячим от солнца каменным плитам и брызгаться в полосе прибоя, а краем уха слышать «на замочите солью галстуки, вы пионеры, помните!». Было хорошо.

Окс тронула Сашу Тарасова за плечо на предпоследнем повторе припева. Подошла сзади, заговорила, наклонившись к нему поближе:

 Море манило эльфов, а за ним их ждал их Благословенный Край,  нараспев проговорила она, роняя неубранные волосы мальчишке на лицо. Волосы пахли солью.

 Подожди, дай песню дослушать,  дернул он головой.  Пока позови остальных.

 Они уже давно собрались.

Саша легонько дернул болтающуюся перед глазами прядь и снова уставился в огонь, над которым, он знал, были искры и звезды, и где-то было море, и песок, и светящиеся в темной воде существа. Пионерские песни и отрядные позывные тоже были, но подернутые дымкой, как будто онисон, пришельцы из другого мира. Красные галстуки превращались в костры в плывущем расфокусированном взгляде. Красные-красные костры.

Песня закончилась, и мальчишка выскользнул из освещенного круга и отступил назад, бесшумно и крадучись, как большая кошка. Его ждали верные тени, готовые пуститься в путь.

За спинами начали наигрывать новую мелодию, ее затянули нестройным хором детских голосов.

 Я одолжила карту в кружке,  шагая к их тропинке, начала менторским тоном рассказывать Марина. В руках у нее был вкладыш из атласа.  Здесь есть береговой рельеф. Смотрите.

 Ниче ж не видно!

 А мне видно.

 Стой под фонарем и не суй пальцы в карту, тогда будет видно еще кому-нибудь!

Марина шикнула, и спорщики (не так уж и важно, кто это был) замолчали. Обратили наконец внимание на карту.

Недалеко от берега, плавно изгибающегося и изредка уступающего воде бухточки с пляжами, был остров. Крохотный, плохо прорисованный островокскорее всего, выросший из скал, так нагроможденных, что не причалить ни моторной лодке, ни катеру. Вполне эльфийское место. Для умных.

Тарасов поднял голову, и у него в глазах плясали безумные бесенята.

 Пойдем на него посмотрим?

 Конечно, посмотрим,  согласился Юра осторожно,  но я же вижу, что ты что-то задумал.

 О, правда?..

Мальчик поправил очки и глянул на того со смесью любопытства и настороженности. И ничего не сказал.

Они вышли на берегкак оказалось, совсем не в том месте, где было нужно. Пререкались, брызгали друг в друга водой и хохотали, по колено намочив ноги и края одежды. Попало и на карту, но Ренат вылетел с ней на берег и срочно промакнул ее рубашкой. В кружке так и не узнали о приключениях их наглядных материалов.

Пока вертел ее так и эдак, мальчишка заметил, что

 Я знаю, где остров! Смотрите, вот мыси напротив него, как бы в продолжение гряды,  Ренат повернулся к морю и в подтверждение своих слов увидел, что звезды у части горизонта заслонены скалами.  Там остров, просто сейчас его почти не видно.

Им понадобилось несколько минут, чтобы выйти из волн, отдышаться и пригладить одинаково мокрые волосы. В свете далеких огней лица блестели, как у краснокожихно стоило отвернуться к лунной дорожке на черном море, они тут же обращались в дивно красивых эльфов. Это все наваждение ночного моря.

 Да это с горизонта ползет туча,  предложила Окс.

Ренат тряхнул головой и ткнул пальцем, силясь показать, поделиться своим взглядом, своим знанием:

 Ничего подобного! Вот, смотри внимательно! Видишь?

 Уверен, что там?  Юра протирал очки краем Оксаниного платья.  Тут куча разных мысов.

А Тарасов, все еще тяжело дышащий, один в один повторил его движение, показывая, что нужно надеть все-таки очки и увидеть все самому. Юра хмыкнул, но поступил по доброму совету.

 И правда, вполне себе тот мыс,  изрек он через всего полминуты осмотра влажной карты.

Кивнула и Марина:

 Все сходится. Оно.

Пионеры тут же посерьезнели, затихли, становясь на порядок взрослее и словно бы выше. Спины сами распрямлялись от мысли об острове, который будет принадлежать только им. О Заокраинном острове.

Саша вскинул голову и молча пошел к морю. Вошел по колено, по пояс и по середину груди. Вслед ему кричали, звали по имени и по фамилии (так даже чаще), окликали по-доброму и по-злому. Но он обернулся, только когда воды стало по плечи. Воодушевленный, как, наверное, самый первый пионер в Союзе, как знаменосец пионерского движения. С совершенно красивым взглядом.

 Доплывем минуты за три,  его голос дрогнул почти мольбой.  Доплывем же, а?

И Оксана прекратила голосить, выдернула из рук Рената карту и сунула ее под тяжелый камень.

 Чтобы ветром не унесло,  ее голос звучал точно так же, и в ее глазах бесенята подхватывали диковинный бешеный танец.  Фонарик есть?

Фонарик нашелся у Юры в шортах. Его положили здесь же, положили, приговаривая, как все это глупо, небезопасно, страшно и какая это подстава для вожатой. И что их не будут даже знать, где искать, случись что. А фонарик может погаснуть, и берега им тогда никогда не найти. И много чего еще говорили, пока снимали одежду, которая может помешать, разувались и отвязывали галстуки и придавливали их камнями.

Тарасов сделал первый гребок и обернулся к друзьям, скользя по воде на спине.

 Десятилетие страницы всех газетин (вдох) смерть начинялаувечья, горепродекламировал он «Летающего пролетария» Маяковского звенящим голосом, который разлетался далеко над темной блестящей водой.  Но вздором покажутся бойни эти (еще вдох) в ужасе грядущих фантасмагорий!

Оксана тоже поплыла, легко, сильными плавными гребками, как рыба. Она хорошо плавала. Обернувшись, сказала с жаром:

 Вы же понимаете, после всего мы просто обязаны попробовать!

Юра кивнул, глядя ей в глаза. Он все прекрасно понимал. Хотел было сказать, что если кто решит не плыть, останется на берегу и проследит за фонарем, то они поймут, правда, поймут и не будут держать на него зла или как-то потом это припоминать. Но он не сказал, потому что понял, что никто теперь не отступится и не останется ждать, как другие расширяют их мир во имя прекрасного и вечного. Остаться ждать было бы самой жестокой пыткойнесмотря на всю очевидную безбашенность мероприятия. И в этом он оказался прав.

2006 год. Все то же дурацкое лето, Когда Ломались Аттракционы

Парень, который сидел за Юрием, потянулся и подогнул одну ногу под себя, чтобы было удобнее сидеть. Кажется, он вообще оставался равнодушным к шаткой безопасности их положения.

 Там пионерский лагерь,  зачем-то пробормотал он,  наверное, ужин уже прошел

 О, не говори об ужине! Ни слова о еде, прошу, парень!  заголосили со всех сторон.

И тут же в голову полезли раздражающие мысли о горячей пицце и тянущемся сыре, помидорках, соусе барбекюи самом барбекю, только с огня, да под пивко Юрий вздохнул, отгоняя нахлынувший голод образами тещиных заготовок, кажется, оживших в своих банках и оттуда замышляющих мировые заговоры и захват галактики. Впрочем, если рискнуть

Он понял, что действительно проголодался, и принялся рассматривать окрестности, чтобы хоть как-то отвлечься. Кусочек темного моря. Светящийся парк под ногами. Где-то там, далеко, дорога и вечная тусовка ушлых таксистов под семечки и незнакомые ему языки. Какой-то забор. От пионерского лагеря, что ли, про который паренек говорил? Точно, лагерь

Мужчине то ли показалось, то ли в уголке его сознания что-то шевельнулось. Забор мерещился знакомымно как много разглядишь с высоты аттракциона, в темноте, когда забор среди кустов и деревьев там вдалеке, черт знает где? Но взгляд все равно упорно блуждал по забору, и в голове всплыло невольно название лагеря. «Чайка».

 Слушай, пацан,  все равно ведь делать было особо нечего.  А не знаешь случайно, как называется санаторий?

Юрий только полубернулся к нему, не до конца, и увидел краем глаза, как тот дернул болтающейся над пустотой ногой. Лениво протянул:

 Не очень-то он и санаторий. Называется «Чайка».

 Пасиб.

 А что?  в таком же ленивом голосе на мгновение померещились странные нотки. Но с другой стороны, если пару часов провисеть на сломанных качеле-каруселях, и не так заговоришь.

 Да что-то подумал Ерунда.

 Ерунда,  вздохнул парень согласно.

Конечно же, ерунда. А интересного ничего нет тут в окрестностях?.. Юрий задержал взгляд на дорогеи увидел, как среди деревьев мелькнула мигалка.

Пожарная машина?

Пожарная машина, за ними?!

 Так, народ

Одна, потом вторая мигалки блестели с дороги. Звук сирены приближалсяони явно повернули ко въезду в луна-парк. Затарахтелибыло слышно даже отсюда.

Проснулась Настя, ласково тронутая Маркушей за плечо.

 Что там, что?.. О! Спасатели!!

 Нас наконец-то снимут, солнышко.

 А они не торопились, я смотрю,  буркнул Антон, но эти слова утонули в общем гомоне, вновь ожившем на аттракционе.

Девушка издала восторженный возглас, как на особенно крутых виражах, захлопала в ладоши, и ее поддержала Ольга, Марк, за ними остальные. «Хали-гали» разразился овациями.

Слава выпрыгнул из кабинки, где у Леры на коленях дремала малышка Ксюша в обнимку с ее новой подругой «коловкой-пилатом». Долгожданное облегчение, вот оно! Бригада спасателей!

 Подождите хлопать, пилот принимает аплодисменты по приземлении!  крикнул парень пассажирам, и те, вместо ожидаемой брани, засмеялись, кто-то из парней свистнул, как когда вызывают на бис. Много ли нужно, оказывается, для счастья?

Пожарные машины уже выруливали по дорожке к аттракциону, мигалками только больше подсвечивая парковые гирлянды и необычайно удачно вписываясь в общий колорит. Ведь точно же им сюда не впервой приезжать

 Уважаемые пассажиры, спасибо, что выбрали нашу авиакомпанию, пристегните ремнискоро посадка, наш рейс подходит к концу,  хмыкнул Юрий, распрямляясь и хрустя затекшей спиной. Тридцать летне тринадцать. Заодно хрустнул правый локоть и, кажется, шея.  Жаль, без стюардесс сегодня.

 Вон там бегает одна, больше нас переживает,  Настя хихикнула, кивнув на Славу, и правда чуть ли не бегом встречающего пожарные машины.

Снова раздались смешки.

«Хали-гали» подмигивал им своими разноцветными огоньками, заигрывал и ехидничал, разве что не махал сломанным крылом.

2006 год. Лето вдоль дороги.

Между кипарисовых колоннад, санаториев и россыпи пляжных рынков извивались мелкие грунтовые дороги. Выходили они все на дороги, выложенные бетонными плитами с впечатанными в них кольцами для подъемных кранов и падений в самый неподходящий момент. До нормального, человеческого шоссе еще десятки километров путии в таких условиях это внушительная, пугающая цифра. Ездить здесь отвратительно.

И по этим плитам тряслась милицейская машина. Пассажиры, конечно, ругалисьбыло слышно из-за полностью опущенных стекол. Но делали они это больше уже по привычке, чем от раздражения. Просто такова жизнь.

Так что когда из-за поворота показался желтый фонарь палатки с сигаретами, сияющий подобно маяку, водителю был дан безоговорочный приказ притормозить.

Щуплый, немного сутулый человечек в летней форме с короткими рукавами и брюках в крошках выскочил к палаточке. Наклонился над крохотным окошком, неловко постучал в грязное стекло. Когда ворчливая продавщица открыла, стал слышен его голос с паузами для чужих слов:

 Здрасьте Мальборо Рубль? Сейчас поищу

А потом он получил заветную пачку, по-хоречьи улыбнулся. Рассовывая мелочь по карманам, запрыгнул в машину и закурил. Их возили бывалые сине-белые жигули, не раздолбанные, но покоцанные нещадно. Об стекло бились плюшевые игральные кости, посаженные на присоску. Хорошо хоть дисков по периметру лобового стекла не былоа они так сюда просились.!.. В общем, жалеть салон и беречь его от сигаретного дыма было смешно. Поэтому, а еще потому, что очень хотелось курить, он курил.

Патрульная машина тащилась вдоль дороги, фары выхватывали узловатые, артритные пальцы деревьев, сомкнутые в кулаки заросли у обочины и ракеты кипарисов, устремленные в космоспо тропе Гагарина, как последние стражи «триумфа в космосегимна стране советов».

А потом они заметили какого-то парня, бредущего вдоль дороги. Девчонке вслед менты бы присвистнули, к компании бы придрались, бабушку предложили бы проводить (и получили бы нагоняй в ответ). А такпросто парень, один. Кажется, усталый (ну да кто сейчас бодрый и полный сил, в десять вечера да в четырех часах пути от ближайшего автовокзала?)

Щуплый человечек выбросил окурок, еще раз глянул на пацана. Что-то внутри защемило.

 Садись, пацан? Подвезем,  неожиданный приступ щедрости, с языка сорвалось прежде, чем мысль пробилась в мозг. Он и сам не понял, зачем это спросил. Но когда паренек поднял голову, щемить в груди перестало, и это было хорошо.

И парень возьми да и сядь в машину, и только в свете мигнувшей лампочки менты разглядели, что у него какое-то очень детское лицо и очень экзистенциальный взгляд. (Вместо "экзистенциального" в голове водителя, который глянул только мельком и через зеркальце над стеклом, всплыло скорее "как муха на говно", но автор позволяет себе вольность интерпретации).

 Как зовут тебя?  водитель тоже потянулся за сигаретой, и щуплый человечек охотно поделился.

Секундная пауза, словно успокоение сердца перед выстрелом.

 Ренат.

 Я Максим, это Стас.

 Добрый вечер,  блекло улыбнулся тот, что покупал сигареты.

Паренек пожал плечами, даже не повернув головы.

 Добрый.

 А ты чего тут, Ренат? Не случилось ничего?

Тот помотал головой.

 Все норм. В парке на аттракционе застрял, пока спасатели ехали, пока снимали, вот пока шел

 А, поэтому невеселый,  он затянулся и выдохнул дым в окно, примерно в окно, прежде чем продолжать.  Надеюсь, тебе так обломилось не свидание?

Мальчишка фыркнул и ничего не ответил. Но, видимо, не свидание. Он не стремился ни поболтать, ни поспать, и сидел молча, но вскоре все же снизошел до беседывскинул взгляд на зеркальце, убрал отросшую челку с глаз нервным движением.

 А вы чего тут?  спросил просто.

И тот милиционер, который был похож на хорька, по-быстрому рассказал: что здесь недалеко побережье, да? И там, как иногда бывает, есть остров, обычный такой маленький островок, где ничего не построишь и никому ничего не продашь, а, следовательно, там никто не бывает и ничего не делает. Пустой островок, значит. Аппендикс земли. И недавно на матрасе от берега случайно отплыла слишком далеко какая-то тетка. Отплыла, значит, и придрейфовала к этому островку, а пока возвращалась назад, вдруг услышала, как кто-то стреляет неподалеку. Позвонила и наорала на секретаршу, секретарша спит с начальником, так что теперь двое нормальных мужиков должны трястись по каким-то бетонным плитам и ехать осматривать пляжи. Они заблудились, устали, едва не остались без сигарет, но осмотрели все более менее человеческоеостался только кусок дикого пляжа, к которому подобраться можно только с другой стороны лагеря, и этот несчастный островок.

 Не у одного меня сегодня хреновый день,  кивнул пацан и снова откинулся на сиденье.

 Ожидал супергеройских разборок, да?  усмехнулся водитель безрадостно.

 Ну типа.

 Я тоже купился на эту хрень после восьмого класса. Там еще была девчонка, и шел сериал, который ей так нравился, и она мне говорит

Ренат сидел с видом больше, чем безразличным. Сонно посматривал за окно, на забор и задники каких-то одноэтажных домиков для отдыхающих, которые выхватывал свет фар из темноты. Только вот худые руки у него на коленях были сжаты в кулаки, крепкие, до дрожи, и под коленкой по сантиметру вниз бежала капелька холодного пота.

Ренат много знал про крохотные острова. Может быть, даже про конкретно этот крохотный остров. Вдобавок, у него ныл старый шрам на плече, которому должно было исполниться двадцать на будущий год. Шрам кривой, некрасивый, скверно заживший и во всех отношениях странный. Шрам-сувенир.

1985 год. Лето, которое не скупилось на дожди

Горнист играет четыре

Оксана проснулась измотанной и разбитой. Все тело болело, она сглотнула и обнаружила, что болело и горло тоже. Волосы пахли тиной и травой.

Назад Дальше