Ну, чего? нелюбезно спросил следователь.
Разрешите доложить! Ваш агент сегодня прибегал на минуту и исчез.
Какой агент? Я никого не посылал, неприятное предчувствие овладело Терновым.
Не назвался, дворник замялся, только счел долгом доложить. Да разе я ошибусь? Он и о мадмуазель спрашивал.
Обо мне? игриво прощебетала Лялечка, цепко державшая рукав терновской шинели. Ой, как интересно.
А мне это не кажется интересным, возразил Тернов. Напротив. Кажется весьма подозрительным. Кто здесь тобой интересуется? Как самозванец выглядел?
Дворник пожевал губы.
Да обычно. В приличном пальто, в шапке. Молодой. Длинноногий. Зубы редкие. Разговорчивый.
А может, это пресса? Лялечка кокетливо улыбнулась.
Вот-вот, сударыня, как есть пресса, обрадовался дворник, теперь припомнил. Он так и заявил: пресса, мол я, и из полиции.
Насчет полиции врал, уверенно опроверг Тернов. А насчет прессы? Вот что, дружок, если еще раз появится, вяжи его, голубчика. Вот, возьми гривенник за службу.
Премного благодарен, кисло поблагодарил дворник, ожидавший большей платы за свои сведения и, заперев ворота за полуночниками, остался топтаться у парадной.
Что творилось в душе взбешенного любовника, не мог бы словесно живописать даже Шекспир. Павел Миронович чувствовал, как откуда-то из печенок в нем поднимается жгучая волна ревности. Неужели злодейка изменяет ему с пошлыми писаками?
Разумеется, Тернов сдерживался, пока они прошли в гостиную и сели на диван.
Но едва прислуга удалилась, Павел Миронович вскочил и забегал по гостиной как разъяренный тигр. Он отдавал себе отчет, что выглядит театрально, и даже замечал, ловя свое отражение в зеркале, ухватки актера, изображавшего Викторена, но справиться с собой не мог! Лицо его покраснело, глаза налились кровью, усы, всегда тщательно уложенные, топорщились. Он осыпал возлюбленную страшными упреками и позволял себе произносить вслух самые гнусные домыслы! Он распалял свое воображение и грозил неверной подруге неминуемой смертью.
Бедная, уставшая Лялечка сначала удивлялась, затем, скинув синие, шелковые туфельки, подобрав под себя ноги и облокотясь на диванные подушки, приняла эффектную позу и с интересом наблюдала метания любовника по гостиной, будто перед ней разворачивался новый спектакль. Затем она стала нервно смеяться, затем загрустила и, наконец, заплакала.
Но Тернов не смог правильно истолковать слезы подруги: ему и в голову не приходило, что изменница и лицемерка плакала от несправедливых оскорблений. Он считал, что вызвал в ее душе слезы раскаяния.
И он бросился на колени перед диваном.
Как распрямившаяся пружина, Лялечка вскочила на ноги и вжалась в стену, испуганно сложив руки на груди.
Не подходи ко мне! рыдала она. Умоляю! Я ни в чем не виновата.
Я все прощу, рыдал уже и сам ревнивец, только скажи, как ты могла? Как ты так низко пала, что спуталась с таким ничтожеством, с бумагомаракой? И это за моей спиной, неблагодарная? Я убью тебя! Признавайся!
О Господи, спаси и помилуй! Лялечка завизжала, увидев, что любовник поднимается с колен и в поисках орудия убийства обводит комнату мутным взором. Не надо, не убивай меня! Я все расскажу! Я во всем признаюсь!
Будто ледяным душем окатило следователя Казанской части. Он вмиг ощутил себя старым и разбитым рогоносцем. Взор его прояснился. Он упал в кресло и подал рукой знак, чтобы его неблагодарная пассия успокоилась и села.
Несколько минут тягостное молчание нарушали только всхлипывания актрисы. По щекам ее катились настоящие слезы, прокладывая дорожки: светлые по густым теням в полукружии глаз, темныепо выбеленной белой пудрой коже. Наконец она простерла руки к любовнику и заговорила глубоким контральто:
Друг мой, я виновата перед вами и прошу у вас прощения.
Бог простит, устало откликнулся Тернов.
Думаю, этот журналист приходил ко мне, осторожно сказала она уже обычным голосом и, увидев тяжелый взор любовника, блеснувший из-под насупленных бровей, поспешно добавила:хотя я его не знаю, Богом клянусь.
Я жду разъяснений, зловеще напомнил ревнивец.
Я боялась тебе говорить, Павлуша, Лялечка попробовала сократить дистанцию, я боялась, ты меня не поймешь, осудишь меня и вообще запретишь мне. А ведь ничего в этом предосудительного нет. Если, конечно, хорошенько поразмыслить.
Не понял, Тернов мотнул головой. В чем нет предосудительного?
Ну, в конкурсе, Лялечка через силу улыбнулась. Ты только не сердись. Ты ведь знаешь, послезавтра в Благородном собрании конкурс красоты. И я буду в нем участвовать. Видимо, пресса пронюхала и прибежала.
Тернов, бледный как мел, машинально поднялся с кресла и, подобно Командору, железными шагами двинулся к подруге.
Что ты сказала? в бессильной ярости прошептал он. Какой конкурс? Тына конкурсе?
Павлуша, не горячись, прошу тебя, Лялечка спрыгнула с дивана и на всякий случай приготовилась ретироваться. Выслушай меня. Вот видишь, я так и знала, так и знала, ты меня не поймешь.
Разумеется, не пойму, уже спокойнее ответил Павел Миронович и повернулся на каблуках к столику, на котором стояли графины с коньяком и вином. Резко схватил графин, плеснул в рюмку жидкость и опрокинул в рот.
Конкурспредставление обычное в цивилизованном мире, быстро перешла в наступление красавица. Мы ведь не в средневековье живем. В конкурсе участвуют порядочные дамы Петербурга. Из хороших фамилий. И мужья их не беснуются. И любовники тоже.
Ты хоть понимаешь разницу между ними и собой? Тернов топнул ногой. Сядь и слушай меня внимательно. Ты что, хочешь погубить мою карьеру?
Как же я ее погублю? вскинулась Лялечка.
Весь Петербург будет говорить, что в конкурсе участвует пассия следователя Тернова! Что подумает товарищ министра?
Но ведь и так весь Петербург видит меня с тобой в театрах и ресторанах, возразила пассия.
Ну и что? Так принято в светском обществе, отрезал Тернов. Это простительно. То есть во вред карьере не идет.
Я не понимаю, что в этом плохого, захныкала Лялечка, дай мне тоже выпить.
Павел Миронович покорно налил в бокал вина и поднес подружке. Усевшись рядом с ней, он строго, как гувернер, принялся внушать:
Глупая ты, глупая, ведь все мое окружение будет мыслить примерно так: он, Тернов, отправляет на добывание средств любовницу. И минимум месяц во всех салонах станут перемывать нам кости. Приговор будет жесткий: Тернов не может содержать любовницу, не отправляя ее на панель.
При чем здесь панель? Лялечка надулась. Там все невинно, я условия конкурса хорошо изучила. Мне хочется стать королевой красоты. Неужели я недостойна?
Ты, конечно, красавица, не стал спорить Павел Миронович, но на конкурс не пойдешь. Я не позволю, чтобы чужие глаза оценивали твои формы и судили их, как судят лошадиные стати.
Я буду в темном закрытом платье.
Нет, нет и нет, Тернов повысил голос. Не пойдешь.
Пойду, уперлась Лялечка.
Хочешь всем продемонстрировать, что готова выставить на торги саму себя?
Да, моя красотамой капитал.
Ужас! Какой цинизм и разврат! Хочешь продемонстрировать, что готова предложить свою красоту за вознаграждение в перстень с бриллиантами?
Ты не можешь меня ни в чем упрекать! взвизгнула Лялечка. Я столько времени тебе верна! И что в том плохого, что я получу дорогое кольцо с бриллиантами? Ты ведь мне такое не даришь!
Я я я Мало ли я тебе дарил? взвился Тернов и снова забегал по гостиной, но мне казалось, что важнее не безделушки, а наше чувство!
Это тебе важно чувство! закричала, разъярившись, Лялечка. А мне важно все. Семья, дом, сценическая будущность, моя красота и драгоценности! Сколько я могу ждать? Да, да. Я тоже хочу иметь мужа и семью!
Так ты вышла на охоту за состоятельными содержателями? Или желаешь подцепить богатого старичка-подагрика?
Дальнейшая сцена получилась безобразной. Павел Миронович не узнавал самого себякуда подевалась его воспитанность и сдержанность? Актерские способности в полной мере проявила и Лялечка: временами следователю казалось, что она шпарит целые монологи из каких-то захудалых дурацких пьес. Впрочем, прислушиваясь к себе, он ловил себя на том же.
Нет, все было натурально и надрывно! Подлинно и трагично! И завершилось примирением, страстной оргией и сладким бессилием. Засыпая, Павел Миронович шептал в маленькое ушко Лялечки, что непременно подарит ей перстень, самый лучший, с брильянтами, а Лялечка отвечала ему клятвами, что никогда более, никогда не предпримет какие-нибудь шаги втайне от милого
Проснулся Павел Миронович Тернов, сжимая в объятиях свое обретенное сокровище. Поцеловал малышку в лоб, перевел взгляд на стенные часы и похолодел: вот она, плата за страсти! Впервые в жизни он сегодня не придет вовремя на службу! Впрочем, через несколько секунд следователь утешил себя тем, что вовремя придет на службу его верный помощник Лапочкин. А значит, беспокоиться не о чем. Всю черновую работу старик выполнит. Останется лишь внести заключительные обобщающие штрихи.
«Есть в создавшейся ситуации и большой плюс, размышлял Тернов по дороге к следственному управлению, вдыхая привычные запахи конского пота и навоза, исходившие от вороной лошадки, бойко влекшей санки, я хорошо отдохнул, выспался, и теперь будет легче вести ответственные разговоры с преступниками».
По-настоящему он встревожился, когда не обнаружил в следственной камере Льва Милеевича Лапочкина. Со слов дежурного получалось, что Лапочкин еще на службу не являлся. Правда, вчера сидел допоздна и уходил вместе с дамой, которая его дожидалась.
Павел Миронович с недоумением пригладил ус: разве Лев Милеевич может еще интересовать дам! Да так, чтобы они ждали его у служебного подъезда затемно! Тернов рассмеялся, представив себе коленопреклоненного Лапочкина перед дамой, нет, не соответствовала такая диспозиция образу помощника! И, верно, в постели он выглядит смешно.
Усевшись на свое место, Тернов вызвал надзирателя и поинтересовался, как себя чувствует задержанный Сыромясов. Надзиратель ответил, что арестант ведет себя спокойно. Много времени проводит над бумагой, которую вчера выдал ему господин Лапочкин. Хотя вид у него еще неважный, но сегодня уже получил две передачи: одна дама утром принесла ему превосходный английский пиджак и французские паштеты, а другаяпревосходные ботинки и бутылку коньяка. Все арестанту передано, за исключением коньяка. На это разрешения в инструкции нет.
Павел Миронович сосредоточенно пожевал губу и приказал:
Коньяк тоже передайте, но перелейте в жестяную флягу, для безопасности.
Слушаюсь, взбодрился надзиратель и покинул следственную камеру.
По установившейся привычке следователь изучил газетыбегло, только чтобы существо ухватить. А существо было отрадным: ни одна газета не писала ничего о возмутительном происшествии в «Бомбее». Полицейская же хроника лапидарно сообщала, что в результате остановки сердца скончался мещанин Т.
Покончив с изучением газет, Тернов погрузился в содержимое синей папки, в которой лежали утренние отчеты агентов.
Как и следовало ожидать, заключения о вскрытии тела мещанина Трусова в деле еще отсутствовало. Тернов припомнил слова письмоводителя, что Лапочкин велел курьеру не возвращаться, пока документ не добудет.
Зато присутствовали в деле омерзительные фотографии, первичное заключение доктора, заключение эксперта о медвежьей морде: выделана по всем законам чучельного искусства, на внутренней стороне следы мышьяковистых соединений, глицерин, клей, опилки.
В папке также находились протоколы осмотра гостиницы «Бомбей», опросы служащих, отчеты агентов, наблюдавших за сообщниками Сыромясова. Читая отчеты, повторяющие одно и то же, Павел Миронович укреплялся в мысли, что он на правильной дороге.
Агент, посланный к редакции журнала «Флирт», донес, что за время его дежурства, то есть в понедельник и в ночь на вторник, госпожа Май в своих апартаментах не появлялась.
Агент, посланный на квартиру Синеокова, буквально то же самое сообщал относительно театрального обозревателя.
И фотограф Братыкин дома не ночевал.
Что бы все это значило? Не замешаны ли все в сыромясовскую эпопею? Но где затаились, злодеи? Как привести их на очную ставку с Сыромясовым?
Тернов снял трубку и велел телефонной барышне соединить его с редакцией журнала «Флирт». К аппарату подошел конторщик Данила.
Добрый день, Данила Корнеич, приветливо поздоровался следователь, вас беспокоит следователь Тернов. Могу ли я поговорить с госпожой Май?
Госпожа Май отсутствует, вряд ли сегодня появится. Да ваш помощник вчера интересовался, просил ее прибыть к вам. Но как же ей передать? Связи у меня с ней нету.
А где изволит пребывать госпожа Май?
Не могу знать, Данила Корнеич говорил искренне и услужливо, своим умишком я так понял, что она собиралась отбыть для лечения на курорт.
А, дело богоугодное, согласился Павел Миронович, а нет ли господина Либида?
Господин Либид, как я слышал, вчера уехал в Москву.
Вот оно что, протянул Тернов, а нет ни кого из ваших сотрудников?
Ни единой живой души. Только машинистка да уборщица приходящая. Да еще матушка господина Черепанова. Беспокоится, сынок сегодня дома не ночевал. Но мы-то с вами, как мужчины, понять Фалалея можем, не правда ли?
Правда, истинная правда, поперхнулся Тернов. А стажер ваш еще спит?
Господин Шалопаев? Данила хихикнул, так этот еще со вчерашнего не являлся. Совсем от рук отбился сорванец. Пользуется тем, что госпожа Май ему свободу предоставила. Может, вместе с Фалалеем и кутят.
А господин Лиркин не собирался заглянуть в редакцию? нехотя поинтересовался Тернов: общаться с музыкальным обозревателем всегда было трудно, Леонид Лиркин по самой природе своей был прокуроромвсех обвинял в своих бедах, явных и вымышленных.
Может, и явится, ответил Данила, да сестрица его уж звонила, тоже дома не ночевал.
Ну ладно, братец, благодарю за подробнейший отчет. На прощанье скажи мне, не заходил ли ваш фотограф, как его?
Братыкин-то? Заходил. Да ведь вы о журналистах спрашивали, а он фотограф. Смешные фотографии принес: коровы целуются. Или быки. Не разберу. И еще какие-то зверушки. А зачем он вам?
По делу сгодился бы, по небольшому порученьицу.
Так убежал уж, убежал, сказал, что его господин Платонов ждет в Зоологическом саду. Так что там и ищите.
Тернов опустил трубку на рычаг и задумался. Значит, в преступлении замешаны все сотрудники. Возможно, и Платонов, и Мурин тоже дома не ночевали. А фотографии скорее из разряда тех безобразий, к которым арестант Сыромясов причастен. Может, это не коровы целуются, а два мужика в коровьих масках?
В дверь постучали, и Тернов встрепенулся: неужели Лапочкин? Но в дверях застыл дежурный курьер.
Ваше высокоблагородие, отрапортовал он, из Казани пришел ответ на наш запрос.
Быстро они сработали, Тернов одобрительно махнул рукой и взял у курьера бумагу. Так, что мы имеем? Трусов Силан Давыдович, так, содержит мясной двор в волости Тихий, смирный, выделка окороков и буженины, забой скота Добрый, ударом кулака в лоб сшибает с ног бычка. Собирался в столицу по коммерческим надобностям. Больших денег с собой не имел. Отбыл вместе с товарищем, приехавшим из Петербурга. Фамилия товарища неизвестна, а называл его покойный Сеней.
Тернов поднял глаза на курьера, который, казалось, остолбенел перед ним.
Ты чего, братец, стоишь? спросил недоуменно следователь. Разве я тебя не отпустил?
Никак нет, ответил курьер, да я еще не все доложил. Там к вам в кабинет просится дама.
Тернов сунул сообщение в папку, захлопнул, скинул в выдвинутый ящик стола и одернул мундир.
Кто такая?
Не знаю. По виду приличная.
Проси.
Курьер прошествовал к дверям и, распахнув их, посторонился.
Через мгновение в следственной камере появилась женщина красоты необыкновенной. Она была довольно высока и очень стройна, из-под шляпки с вуалью выглядывали пышные золотые волосы, огромные голубые глаза сияли под высоким лбом. Чувственные губы, раздвинутые в робкой улыбке, обнажали белоснежные зубы, ровные и крепкие, как боровики. В руках дама держала небольшой баул.
Господин Тернов? пропела она.
Совершенно верно, Павел Миронович поднялся и сделал приглашающий жест. С кем имею честь?