Бомбейские чудовища - Елена Басманова 4 стр.


 Погодите, господин Черепанов,  тем временем прервала словоохотливого гостя сыромясовская супруга.  Таких долгих экскурсов не надо. Вы лучше мне объясните, почему вы работаете ночами?

 Я?  Фалалей поднял брови.  Я не работаю То есть да, иногда а в общем мысль журналиста работает безостановочно, и в этом смысле наша профессия не знает ни дня, ни ночи

 А вы, Самсон Васильевич? Вы тоже ночные задания выполняете?

Шалопаев оторвал взгляд от рыбок, переливающихся всеми красками: от оранжевой до сизо-голубой, от лимонно-желтой до огненно-красной, от черной до коричневой,  но ответить не успел.

 Пока еще он не дорос,  встрял фельетонист,  он еще несовершеннолетний.

 А какого рода эти задания?  допытывалась дотошная дама, наконец-то удостоившая заинтересованного взгляда и Фалалея.

 Ну, разного,  заелозил на стуле тот,  иногда конфиденциального, мы не имеем права разглашать.

 Хорошо,  сыромясовская супруга выложила на скатерть руки и любовалась своими отполированными ноготками,  но, судя по тому, что вы пришли к Мишелю, его задание должно быть завершено. Не так ли?

 Так,  лапидарно ответил Фалалей и пнул под столом Самсона, хотя тот знал: если друг становился лаконичным, что-то не так.

 А как часто вы, например, Фалалей Аверьяныч, ходите на ночные задания?  Невинный взгляд темных глаз снова обволакивал Фалалея.

 Я? Ну, не знаю Не считал

 Каждую неделю?

 Бывает,  уклонился Фалалей.  А в чем вопрос?

 А в том, господин Черепанов, что мне, как замужней женщине, любящей своего мужа, кажется странным, что Мишель иной раз и дважды в неделю уходит в ночные задания.

 Наше руководство ценит вашего мужа. И доверяет ему самое сложное,  залопотал Черепанов.

 Вы думаете, что я глупа?  ярко-вишневая улыбка любящей супруги стала еще обворожительней.  Я же читаю ваш журнал. Мишель пишет о модах и тканях. В его статьях нет никаких следов, проливающих свет на его ночные отлучки. Что все это значит?

 Не знаю,  пожал плечами фельетонист.  Вы в чем-то подозреваете мужа?

 Да, подозреваю.

 В супружеской неверности?

 Хуже! Гораздо хуже!

 Что же может быть хуже?

Госпожа Сыромясова вздохнула, на ее ясное чело набежала тень.

 Поймите меня, я беспокоюсь за его жизнь. Ведь если человек уходит на ночь глядя из дому, а утром не возвращается, ничего хорошего не жди.

 Согласен,  подхватил Фалалей.  А он ушел и не вернулся?

 Совершенно верно, до сих пор нет. А ведь это дело опасное, признайтесь.

 Какое дело?  непонимающе оглянулся на Самсона Фалалей.

 Как какое? Тайный сыск!

Глава 4

Следователь Тернов и его помощник Лев Лапочкин возвращаться на службу не торопились: перед беседой с чудовищным флиртовцем не мешало хорошенько обдумать план и стратегию допроса. Да и после гостиничной суматохи хотелось чего-то тихого и спокойного, хотя бы и неспешной поездки по городским улицам в экипаже. Однако чахлое северное солнце не могло совладать с вязкой петербургской сыростью, от нее не спасали ни шинели, ни поднятые воротники, ни суконная полость казенных саней. И, углядев вывеску с накладными металлическими буквами, Павел Миронович сам предложил напарнику зайти в ресторан и перекусить. Велев извозчику ждать, он первый спрыгнул с саней на тротуар.

Поскольку следователь и его помощник были в служебной форме, то знаки почтения устилали им дорогу: и швейцар кланялся в пояс, и в гардеробе со всевозможной ласковостью и бережностью помогли снять верхнюю одежду и галоши, и встретивший у входа в залу метрдотель в полупоклоне передвигался сбоку с льстивой улыбкой, то приотставая на полшага, то забегая вперед.

Стол почетным гостям был предложен самый наивыгоднейшийи для обзора, и для комфорта. Словно из-под земли явились два официанта, скатерть тут же была сменена на накрахмаленную до хруста, метрдотель воркующим голосом принялся выяснять, что будут есть и пить дорогие гости.

Ненужную суету Тернов прервал излишне сурово, попросив метрдотеля обеспечить клиентам в первую очередь покой. И это желание было исполнено с радостью, официанты мгновенно бросились выполнять заказ, бесшумно выныривая из-за колонны с подносами в руках. Лишь изредка являлся метрдотель и застывал в отдалении, проверяя, все ли в порядке.

 Лев Милеевич,  заговорил Тернов, когда под действием живительной влаги из хрустального графинчика руки немного отошли от мороза,  есть ли у вас соображения?

 Признаюсь, испытываю замешательство. От дерзкой наглости убийцы,  хмуро ответил видавший виды дознаватель, озирая окружающее пространство: расставленные в шахматном порядке столы, лампы с цветными абажурами, с полдюжины жующих и пьющих за отдаленными столиками посетителей.  Даже не знаю, о чем его спрашивать. Ведь вопиющий факт налицо. Непонятного много,  кустистые брови его сомкнулись, глазки-буравчики вонзились в сотрапезника,  но больше всего меня тревожит мотив преступления.

 То есть?  не понял Тернов.  Вы полагаете, смерть наступила не от экстаза?

 Может быть, и от него,  помощник с удовольствием подцепил на вилку розовое полукружие маринованного лучка,  но зачем же такие смертельные экстазы задумывать?

 То есть вы полагаете, что развратник из «Флирта» умышленно довел своего любовника до смерти?

 Кто их знает,  уклонился от определенного ответа Лапочкин,  у них там свои страсти кипят, ревность нам непонятная. Может, наш арестант что-то пронюхал об изменах дружка в Казани, вот и захотел отомстить.

Павел Миронович молчал. Он размышлял, вызывать или нет в следственную камеру обольстительную госпожу Май, не единожды ставившую его в неловкие ситуации. С одной стороны, она, по-видимому, к этому делу отношения не имела. А с другой, все-таки замешан ее сотрудник: просочится история в печать, урон репутации журнала неизбежен. И хотя эта мысль вызывала у следователя тайную радость, если не сказать злорадство, все же он, воспитанный в понимании мужского великодушия, ощущал, что такая победа в схватке с красавицей стала бы для него не гордостью, а унижением.

 Вот что,  наконец произнес он,  без помощи Сыромясова нам никак не разобраться. А он в полнейшем беспамятстве. Как воды в рот набрал. В своем ли он уме?

 Будем надеяться, оправится вскоре, душевный кризис случается и у преступников. Особенно по первому разу. Они ведь не всегда понимают, какое потрясение испытывает организм, когда преступает заповедь

 А может, ключ к разгадке злодеянияв личности покойника?  отвлекшись от золотистых оливок, задумчиво изрек Тернов.  Надо в Казань запрос послать.

 Сделаем,  ответил Лапочкин, и в голосе его Павлу Мироновичу послышалось что-то тревожное.

Проследив насупленный взгляд помощника, Тернов обнаружил, что в ресторане появились новые посетители.

 На ловца и зверь бежит,  процедил Лапочкин и с несвойственной ему развязностью крикнул на весь зал.  Эй, официант, живо сюда!

Тернов понял маневр помощника: мужчина и женщина в дверях непроизвольно обернулись на крик, на лице мужчины промелькнула мимолетная досада, тотчас же сменившаяся радушной искусственной улыбкой. Аккуратно взяв спутницу под руку, мужчина направился прямо к столу, за которым сидели сыщики. Метрдотель сделал два шажка за ними и замер в ожидании.

 Никуда не скрыться от ока правосудия,  начал еще издалека мужчина, чуть склонив голову к спутнице, миловидной женщине маленького роста, черноволосой, облаченной в струящееся платье. От одного ее вида Павел Миронович ощутил дуновение февральского холода.  Позвольте, уважаемые господа, засвидетельствовать вам свое почтение.

Тернов встал и поклонился.

 Здравствуйте, господин Мурин,  сказал он любезно,  какими судьбами вы в этом непрезентабельном заведении? При ваших-то возможностях?

Журналист многозначительно усмехнулся.

 Теми же судьбами, что и вы, уважаемый Павел Мироныч. Знаете ли, бывают такие темы для бесед, которым публичность противопоказана Вы меня понимаете?

 Да, понимаю,  смущенно ответил следователь, стараясь не смотреть на муринскую даму, которая холодно и равнодушно взирала на беседующих.  Чем убежище скромнее, тем переговоры удачней. Представьте меня вашей спутнице, Гаврила Кузьмич.

Мурин посерьезнел. Казалось, он не решался назвать имя. Затем, вздохнув, произнес:

 Мадмуазель Буранова, Нина Павловна.

 Тернов, Павел Миронович, судебный следователь,  лаконично отозвался Тернов и прямо взглянул в матово-белое лицо красавицы. Ее надменность и равнодушие странно контрастировали с миниатюрностью и милой округлостью молодых форм и как-то необычно взволновали следователя. Он склонился в смущении и поцеловал руку даме.

Мурин демонстративно вынул из внутреннего кармана часы, взглянул на циферблат:

 Если у Фемиды к нашим скромным персонам вопросов нет, мы сочли бы за честь избавить ваше общество от своего присутствия.

Мадмуазель Буранова с недоумением взглянула на спутника. Тернов рассмеялся:

 Вопрос у меня лишь один: относительно вашего коллеги мсье Сыромясова

 Дон Мигель у нас более не служит,  не дослушав следователя, ответил Мурин и, сделав знак метрдотелю, добавил:госпожа Май Сыромясова уволила, он нам не коллега.

С явным облегчением репортер «Флирта» повлек спутницу в другой конец зала. Рядом с ними, помогая выбрать столик, семенил метрдотель.

Павел Миронович не сразу осознал услышанное. А осознав, взглянул на Лапочкина.

 Что скажете, Лев Милеевич?

 Что тут сказать? Мадмуазель Буранова кого-то мне напоминает Лицо знакомое Есть еще одно подозрение.

 Какое, не томите!

Однако томиться следователю все же пришлось: официант принес заказанные котлетки из рябчиков, декорированные свежей зеленью и моченой брусникой, деликатно расположил тарелки перед клиентами и почтительно склонил голову с прилизанным пробором набок: не будет ли еще каких приказаний? Только дождавшись, когда официант удалится, Лапочкин снова заговорил:

 Случайно ли здесь они появились? Все-таки в этом факте есть большая странность.

 Да какая там странность!  воскликнул с досадой Тернов.  Конечно, журналисты без конца нам попадаются на пути, но такова их судьба, носятся, как очумелые, по городу, вынюхивают что-то, разведывают

 Вот именно что вынюхивают,  Лапочкин понизил голос, демонстративно отвернувшись от стола, за который уселись Мурин и его спутница.  Вы, Павел Мироныч, посматривайте за ними, так, искоса, изредка, натурально, чтоб в глаза не бросалось А я пока буду вам свои соображения излагать.

 У вас появились какие-то соображения? Прямо здесь?  неприятно поразился молодой начальник.

 Есть, Павел Мироныч, возникли.  Помощник выдержал нарочитую паузу, сосредоточенно прожевал кусочек котлетки.  Может ли быть так, что этот Мурин за нами следит?

 Глупости,  с ходу отверг первое соображение Тернов,  он из всех флиртовцев самый вменяемый. Скажу больше: сегодня впервые вижу его с дамой. Раньше даже не задумывался, женат ли он? Слишком он какой-то не легкий Ну, не знаю, как точнее выразиться

 Понимаю, понимаю,  подхватил Лапочкин,  смысл ясен. А что они сейчас делают?

 Ничего, едят, беседуют Кажется, Мурин достал из кармана какую-то фотографию, протянул даме

 Так вот, вы наблюдайте, а я продолжу. Второе соображение. Господин Мурин сведущ в науках. В том числе и в химии. Вполне мог и отравить этого Трусова, мог и морду медвежью изготовить.

 Зачем?  Павел Миронович, на миг забыв о мадмуазель Бурановой, о котлетках из рябчиков, о поданном к ним «Шато-Икеме», с неприкрытым интересом уставился на своего помощника.

Глаза Льва Лапочкина горели, на щеках выступил румянец.

 Не знаю,  честно признался он.  Однако вспомните последний номер их проклятого журнала.

 И чего там?  нелюбезно поторопил помощника следователь.

 Так там же этот Мурин писал о венерологе Самоварове, помните?

 Не помню.

 А я помню!  торжествующе зашипел Лапочкин.  И даже не про самого венеролога, а деталиони-то и есть самое существенное. Там на полу в приемной лежала шкура медведя! Помните?

 Э-э-э, да, было,  в растерянности согласился Тернов,  а не белого ли?

 Неважно. Из белого всегда можно сделать бурого, если с химией знаком. А если шкуру во время погрома подпортили, венеролог мог подарить ее Мурину как сувенир. Кстати, что делают наши голубки?

 Ничего не делают, фотографию мадмуазель положила в ридикюль, теперь пьют и разговаривают.

 А на нас смотрят?

 Вроде нет. Мадмуазель-то точно не смотрит.

 Возможно, маскируют свой интерес показным безразличием. Так часто бывает.

Оба сыщика сосредоточенно предались трапезе, они пережевывали воздушные котлеты с тщательностью, способной убедить любого соглядатая в том, что кроме еды в настоящее время их ничто не волнует. Однако Тернов не выдержал:

 Правильно ли я вас понял, Лев Милеевич? Вы полагаете, Мурин подарил Сыромясову самоваровскую морду белого медведя, перекрашенную в бурый цвет?

 Версия, только версия,  пробормотал искушенный дознаватель, на собственном опыте ведая, как тернист путь к истине.

 По-вашему, Мурин знал о содомитских наклонностях нашего арестанта?

 Не исключено.

 А госпожа Май?

 И госпожа Май знала. Она-то все и придумала.

 Чтовсе?

Увидев, что миловидные черты начальника исказила недовольная гримаса, Лапочкин поспешил с ответом:

 Всю эту инсценировку, всю эту операцию возмутительную.

 Зачем?

 Дорогой Павел Мироныч,  Лапочкин придал голосу ласковую интонацию, лицу скорбное выражение,  вы не берете в расчет извращенное сознание современных литераторов. Одна писательница из модернистов снялась в мужском костюме: выразила так протест условностям. Если костюм условный, то в следующий раз она за милую душу снимется и без костюма. Так и для флиртовцев: стыдпродукт буржуазного миропонимания. Они все помешаны на двух вещах: на любви и на сногсшибательных материалах, так называемых «бомбах». Ради них готовы на все.

 Это-то я понимаю, но зачем инсценировать, когда в столице и так преступлений хватает!

 А вот и нет, Павел Мироныч! Вот и нет! А тонкости эротических переживаний? А новые пути в искусстве? Наши-то преступления все обычные, неинтересные. А флиртовцам подавай что-нибудь экзотическое, необычное.

 Сегодняшнее безобразиедействительно необычно,  вынужден был согласиться Павел Миронович, бросив беглый взгляд на подтянутого репортера эротического журнала и его обворожительную даму.

 Вот это-то и подозрительно!  внушал ему тем временем старый сыщик.  Такие преступления просто так, от души не совершают. Такое преступление можно только придумать!

Тем временем метрдотель со своего поста заметил, что гости котлетки уже выкушали, и по его знаку к столику подскочил бесшумный официантубрать ставшие ненужными тарелки, за ним другой с подносом. Проворно составив с подноса серебряные кофейник, сахарницу, фарфоровые чашечки, этот второй деликатно положил на край стола счет. Наконец мельтешение прекратилась, и Павел Миронович смог задать выстраданный в тяжелых размышлениях вопрос:

 А при чем тогда несчастный покойникмещанин Трусов?

Виртуоз дознания задумался ненадолго.

 Есть две версии. Или онслучайная жертва. Илис ними в сговоре.

 Как это в сговоре?

 Не знал, что такие забавы до смерти доводят. Хотел заработать.

 Ваши соображения чрезвычайно интересны. Версия любопытная. Но слишком сложная,  охладил пыл сотрудника Павел Миронович.

 Мою версию подкрепляет один занятный фактик,  интригующе добавил Лапочкин.  Нашелся в гостинице человечек знакомый, шепнул: возле места преступления с утра прошел некто в клетчатом с фотографической треногой. Не подослан ли госпожой Май?

 Я этого не знал,  Тернов откинулся на спинку стула и в открытую вперил суровый взор в журналиста и его подругу,  это дело меняет. Недаром я боялся газетчиков.

 Эту версию можно проверить,  воодушевился напарник.

 Что ж, уже горячее. Вызовем госпожу Май вместе с ее фотографом. Предъявим фотографа свидетелям из гостиницы. Если опознают, спросим: откуда знал о преступлении?

 Павел Мироныч, Павел Мироныч! Смотрите, как все хорошо сходится! Тогда ясно и помрачение рассудка Сыромясова. Потеряешь здесь рассудок Когда станешь убийцей поневоле

Назад Дальше