Ну и что? Сам поминал: под то описание многие подойти могут!
Во-первых, командировочных сумм Порошкин выдал Краевскому, на сей раз, просто огромадную сумму пять раз до Парижа доехать можно! А во-вторых, Краевского приятели Англичанином иной раз кличут так ловко он на их языке говорит. Деньги выданы по личному указанию Сытина, а Дорошевич прибегал к бухгалтерам, ругался, что тянут с выдачей. Вот тебе, Владимир Николаевич, и разгадка британского паспорта!
Допустим. И что это нам дает?
Пока ничего. Но не худо было бы проследить, господин ротмистр, куда Краевский из Парижа двинется!
Краевский или упомянутый тобой Палмер, пробормотал Лавров, выстукивая пальцами на столешнице какой-то марш. Жалко: почти все парижские связи под Манасевичем-Мануйловым остались
Неужто все, Владимир Николаевич? Медников даже подался вперед, вглядываясь в невозмутимое лицо начальника.
Ну, допустим, не все, протянул Лавров. И я, конечно, попытаюсь навести справки. Но признаюсь, Евстратий, что перспектив этого дела для нас пока не усматриваю Впрочем, поживем увидим!
Эх, самим бы в Париж кого откомандировать! мечтательно прикрыл веки Медников. Наши точно бы всё раскопали!
И думать забудь! погрозил пальцем Лавров. Такая поездка мигом Мануйлову известна станет! Через пограничную стражу, подведомственную Департаменту полиции. Только и будет заботы, что от его «хвостов» отделываться! Во-вторых, бюджетец наш слишком тощ ныне, чтобы такие командировки организовывать. И в-третьих, не вижу смысла
Пока не вижу, помолчав поправился Лавров. Здесь надо покопать хорошенько. В той же Москве очень осторожненько, чтобы полицейский департамент не насторожить! Такие поездки, под чужой личиной, в газете, конечно, в большой тайне держат. Но кто-то все равно сию тайну знает. Друзья-приятели Краевского могут знать А уж Сытин-то наверняка! Ладно, Евстратий! Спасибо за службу, как говорится. Рапорток мне к вечеру подробный на стол положишь. Вот Архипова провожу, дай Бог, чтобы получилось у него и сам съезжу в Златоглавую!
Глава шестая
Петербург Париж
Закрытое авто, приткнувшись к поребрику правыми колесами, замерло у дома 12 на набережной Мойки, где обосновалось Охранное отделение. Сторож в мундире унтер-офицера едва поспел сбежать с невысокого крыльца и, оскальзываясь на мокром булыжнике, распахнуть дверь перед важным посетителем. Однако замечания не избежал:
Спишь, что ли, братец? Посетитель, плотный мужчина среднего роста тяжело выбрался из автомобиля, недовольно покосился на низкие, моросящие мелким дождем тучи и быстро зашагал к подъезду. Зонтика в охранке нет, что ли?!
Виноват-с! козырнул оробевший унтер. Не подумавши, стало быть
Обогнав посетителя, он распахнул перед ним массивную дверь и аккуратно притворил ее за грозным гостем, не забыв нажать кнопку электрического звонка, оповещающего начальника о подобных неожиданных визитах.
В пустом вестибюле Манасевич-Мануйлов на ходу стянул с плеч мокрый плащ, бросил его на перила первого лестничного марша, бросив унтеру через плечо:
Почисти, что ли Просушить все равно не успеешь
Слушшш, вашш превосходительство! подхватив плащ, унтер проводил посетителя недобрым взглядом, прошипел вслед. «Превосходительство»! Тьфу! Надворный советник, а попробуй не назови рад не будешь! Какую власть при департаменте заимел, «бугор» проклятый!
Полковник Николай Леонидович Кременецкий, исполняющий должность начальника Отделения по охранению общественной безопасности и порядка по Санкт-Петербургу с прошлого года, о визите Манасевича был предупрежден из Департамента полиции еще по телефону, поэтому не слишком приятного гостя встретил у лестницы на втором этаже. Тот, словно чувствуя скрытую неприязнь, холодно кивнул в ответ на приветствие, последние ступеньки преодолевать не стал, осведомился:
Привезли голубчика? В подвале? Ну, проводи, что ли! И, развернувшись, начал спускаться вниз.
Кременецкий кашлянул:
Не по этой лестнице, Иван Федорович! Извиняйте, придется подняться! Прошу за мной!
Пройдя длинным коридором второго этажа, Кременецкий распахнул неприметную дверь на черную лестницу, ведущую в подвал бывшего пушкинского дома, где были наскоро оборудованы несколько камер для задержанных преступников. Обогнав посетителя, пошел по коридору и остановился у железной двери, возле которой дежурил второй унтер.
Открывай!
Погоди, братец! Манасевич, прежде чем заходить в камеру, прильнул к глазку, оценивая содержащегося там «подмастерья», привезенного по его приказу из Москвы. Разочарованно пробормотал, отступая от двери. Да это карлик какой-то цирковой! Отпирай! И ведро воды приготовь
Я полагаю, что тут вам не потребен? осведомился Кременецкий, догадываясь о том, что будет происходить в камере был наслышан!
Буркнув в ответ что-то неопределенно, Манасевич шагнул в камеру, остановился напротив соскочившего при виде начальства уголовника. Оглядел карлика с ног до головы, приказал:
На стул становись. Я люблю, чтобы глаза в глаза Живее!
Дождавшись, пока карлик вскарабкается на стул, надворный советник снова оглядел задержанного с большой головы до коротких кривых ножек.
Имя? Кличка?
Сроду Крохой-Матехой кликали, господин начальник! Ту вашему благородию и имя, и кличка мои
Давно ли по «куклимам» работаешь?
Сызмальства научен, господин начальник.
Английский паспорт для господина литератора сделал? Для господина Дорошевича?
Мне побоку для кого, господин начальник! Велел старшой наш сделать я и сделал.
Хорошо сделал? Качественно? Не засыплется на границе человек с твоим «куклимом»?
До сей поры претензиев не было, господин начальник. Потому мне старшой и велел человеку помочь
«Претензиев»! передразнил Мануйлов, паспорт-то английский! Языкам обучен?
Знаю мало-мало, господин начальник.
Знаешь, говоришь? Мануйлов вытянул из кармана кожаные перчатки с нашитыми на фаланги пальцев свинцовыми полосками. Quel âge as-tu, la punaise pervers?
При виде перчаток Кроха-Матеха заметно побледнел, переступил ногами:
Quarante ans dans l'année à venir sera. Battre les aurez, monsieur le chef? Après tout, j'ai tout dit
Не бить, а учить! развеселился надворный советник. А может, и не стану как разговор пойдет. Вот скажи, клоп, сколько ты за паспорт тот с господина литератора взял?
Ни копейки не взял, господин начальник, Кроха не спускал расширенных глаз с перчаток, которые Манасевич медленно натягивал на руки. Уважают его на Хитровке за правду, за честность, за книжку его про Сахалин
Уважают, говоришь? И ты уважаешь? А что ж сдал господина литератора со всеми потрохами? А? Тебя же по другому делу замели, клоп поганый!
Мой грех, господин начальник! Я ведь перед тем, как за паспорт настоящий браться, руку на черновичках набивал. И не выбросил те бумажки, будь они прокляты! А ваши, сыскные московские, нашли их. И взялись за меня
А ты и соврать не мог, уважаемого человека сдал, продолжал веселиться Манусевич. Вот отпустим тебя как полагаешь, что с тобой обчество ваше блатное сделает?
Могут и убить, пожал плечиками Кроха. А может, и с пониманием отнесутся: знают, как сыскари московские допрашивать умеют! Про мать родную расскажешь то, чего сроду и не было!
И как же тебя допрашивали? прищурился надворный советник. Ну-ка!
Как? Собрали все дерьмо с камер, из параш, меня за ногу подвесили и макать стали в то дерьмо, угрюмо признался Кроха. Все расскажешь, чтобы не помереть в говне-то
Ай-яй-яй! Государевы слуги и в говно макать человека! покрутил головой Манусевич. Не врешь, клоп? Не возводишь напраслину на людей?
Вот вам крест святой! Кроха размашисто перекрестился и тут же, только успев ойкнуть, слетел от удара надворного советника с табурета.
Полежав, пощупал ручками зубы, глухо спросил:
За что, господин начальник, убогого калечишь?
А ты Бога с говном не смешивай, поганец! с готовностью пояснил Манасевич. Ладно, вставай, хватит валяться! Не буду больше бить! На кого описание владельца в паспорте подогнал?
Я же все написал, господин начальник! карлик с трудом поднялся, по-прежнему щупая зубы. Имя в паспорте прежнее осталось Персиваль Палмер. Только настоящий Палмер волосы светло-русые имеет, и ростом пониже будет. А в новом описании чернявый господин значится. Брови прямые. Особую примету вписал давний шрам на кисти левой руки, около четырех дюймов. Я и рисунок сыскным вашим представил господин Дорошевич мне фотографию приносил. Вы спросите, господин начальник!
Ладно, черт с тобой! Живи, клоп! Только я бы на твоем месте в Златоглавую возвращаться погодил бы, Манасевич стянул перчатки. Подписку о сотрудничестве дашь?
Как скажете, господин начальник
Не прощаясь, надворный советник быстро вышел из камеры, бросил унтеру через плечо распоряжение запереть пока. Поднялся по лестнице на второй этаж, без доклада прошел в кабинет начальника, упал в кресло, вставил в угол рта сигару и вопросительно поглядел на Кременецкого. Тот, слегка помедлив, вышел из-за стола, поднес спичку.
Какие документы с клопом этим Ратко прислал? вместе с клубами дыма первых затяжек выдохнул Манасевич-Мануйлов.
Кременецкий достал из сейфа засургученный пакет, повертел его перед глазами посетителя, чтобы тот убедился в целостности упаковки, вскрыл тощий конверт и подал надворному советнику. Тот вынул из конверта три листа бумаги и, хмыкнув, начал читать.
Его высокоблагородию начальнику Отделения
по охранению общественной безопасности
и порядка по г. Москве
подполковнику В. В. Ратко
Покорнейше доношу, что сентября 10 числа силами Особого отряда наблюдательных агентов при полном содействии и поддержке полицейских сил в районе т. н. Хитрова рынка было произведено литерное мероприятие 4 (облава).
При проведении мероприятия задержано и доставлено в полицейские части г. Москвы числящихся в розыске 160, неимеющих паспортов крестьян и мещан ближних и дальних губерний 85, беглых из мест содержания под надзором и сибирских губерний 16, всего 261 душ.
Особо доношу, что при проведении проверки жильцов доходного дома Бунина, в одной из комнат второго этажа, числящейся за мещанкой Сысолятиной, в личных вещах квартирующей у нее личности по кличке Кроха-Матеха в числе прочего обнаружено большое количество резаной бумаги с водяными знаками и прочими охранительными особенностями, применяемой обычно для изготовления бланков видов на жительство, «желтых билетов» и пр. приспособлений для изготовления оных. В числе прочего, у упомянутого Крохи-Матехи обнаружено три четвертушки бумаги особого качества, с надписями на англицком языке и представляющие собой пробу пера, чернил и мастики для изготовления англицкого паспорта, выписанного на имя П. Палмера. У него же обнаружено фальшивых банковских купюр в различной степени готовности общим весом 1,5 фунта.
При допросе в полицейской части упомянутый Кроха-Матеха показал, что вносил по просьбе неизвестного ему заказчика в подлинный англицкий паспорт Палмера изменения в разделе описания владельца. Каковые изменения позволяют использования данного паспорта другими лицами.
Из второй бумаги следовало, что «усиленный» допрос Крохи-Матехи позволили установить имя «неизвестного» ему заказчика, каковым оказался, по его утверждению, известный литератор газеты «Русское слово» В. М. Дорошевич. Третья представляла собой список полицейских агентов, проявивших в ходе литерного мероприятия особое рвение и усердие на предмет возможного поощрения и выплаты наградных сумм из особого фонда.
Манасевич-Мануйлов зевнул, небрежно отбросил бумаги в сторону, констатировал:
За такую службу не поощрять надо, а гнать в три шеи! И начальник Московской охранки Ратко хорош! Не удосужился вникнуть в описание владельца британского паспорта и «примерить» внесенные этим клопом изменения на предмет соответствия конкретной личности Британский паспорт это вам не шуточки! Англичане при объявленном ими нейтралитете в Русско-японской войне открыто «макакам» помогают. И займами, и оружием, и наверняка разведочными данными. Телефонная связь у вас с Москвой имеется, полковник?
Кременецкий поскреб голый подбородок:
Дозвониться-то можно, Иван Федорович. Только ведь горло сорвешь, объясняясь. Не только барышни с телефонных станций все прохожие на Мойке будут в курсе наших секретов.
Тогда пиши текст депеши! велел Манасевич. Москва, Охранное, подполковнику Ратко. Вам предписывается силами негласного розыска установить личность сотрудника «Русского слова», подходящего под исправленное описание Палмера. При установлении личности обеспечить негласное усиленное наблюдение за оным. Отчет предоставлять ежедневно, телеграфом. Подпись мою поставь, зашифруй и молнируй депешу в Москву.
Слушаюсь, Иван Федорович, с едва заметной иронией кивнул начальник охранки.
Срочно сделай официальные запрос в английское посольство: не обращался ли к ним по поводу утери паспорта путешественника некто Персиваль Палмер? От имени директора Департамента запроси пограничную стражу: пересекал ли российскую границу в ту или другую сторону этот Палмер. В Бюро иностранцев, в лучшие гостиницы людей послать надо может, там следы англичанина сыщутся? Ведь попал же как-то к Дорошевичу его паспорт!
Кременецкий кивал, делая пометки в своем ежедневнике.
Ну, вроде пока все Да! Карлика этого я бы у себя оставил, полковник. Убьют его в Москве уголовнички. А клоп явно небесталанный глядишь, и нам сгодится! Надо же британский паспорт смастырил!
Кременецкий сделал задумчивое лицо, словно уже прикидывая должность, на которую он определит московского жулика-«недоноска», свалившемуся ему на голову.
Впрочем, как угодно! чувствуя за почтительностью полковника едва скрываемую неприязнь, Манасевич встал, мстительно загасил сигару в кадке с пальмой (хоть пепельница и под носом стояла) и, не прощаясь, вышел.
Трясясь в авто по булыжным мостовым Петербурга, Манасевич-Мануйлов никак не мог отделаться от мыслей о возможной связи британского паспорта с проклятым Дорошевичем. Недолюбливая постылого газетчика, Мануйлов, как и прочая российская чиновная братия, отдавал должное талантам и пронырливости Дорошевича, сумевшего сделать из хиреющей провинциальной газетки практически европейского лидера. За совсем недолгое время «Русское слово» уверенно вырвалось в фавориты и не только отечественной прессы. Что ж, тем больше Манасевичу хотелось вставить фитиль зарвавшимся газетчикам. И уж Дорошевичу в особенности!
Признаков шпионства во все этой истории надворный советник, признаться, пока не видел. Криминальные умыслы Дорошевичу «пришить» можно хоть сегодня. Подделка заграничного паспорта тянула если не на чистую уголовщину, то на серьезную компрометацию газеты и ее ведущего литератора наверняка! Но в целом комбинация с британским паспортом была непонятной.
Для чего мог потребоваться известному газетному мэтру Дорошевичу британский паспорт? В Соединенное Королевство, как и в любую другую европейскую страну, он мог без проблем попасть и по своим документам. Хотя стоп: паспорт был сделан совсем под другого человека! Без сомнения для близкого Дорошевичу человека, скорее всего собрата по газетному ремеслу.
Впрочем, сути загадки это не меняло. Но человечка этого найти надо было непременно! И, уже подъезжая к массивному зданию Департамента полиции на Фонтанке, Мануйлов пожалел, что включил в это дело не слишком крепкого умом Ратко. Напортачит ведь, сукин сын! Сработает грубо, обозлит газетчиков, те спрячут концы в воду и поднимут вой на весь мир об очередном «закручивании гаек», об «атаке на демократическую прессу» а Ратко прикроется его депешей. Нет, надо ехать самому!
К директору департамента надворный советник входил без доклада, не слишком озабочиваясь недовольным порой видом Лопухина. Так поступил он и нынче. Коротко, без подробностей, изложил суть своего беспокойства, испросил разрешения съездить в Москву. Лопухин пожал плечами: поезжайте, милостивый государь, коль есть надобность.