Часовщик, несомненно бывший и скупщиком краденного, поднял на звонок голову, немного удивился приличному виду посетителя, но виду не подал.
Чем могу служить-с?
Дорошевич чувствовал себя крайне неуютно, и, как всегда в минуту смущения, выхватил из кармана летнего пальто платок и принялся полировать стеклышки пенсне. Днем, в редакции, он сказал Сытину правду: после опубликования своей «Каторги» он стал весьма популярной личностью в самых разных кругах от светских салонов до малин Сухаревки и Хитрова рынка. И действительно, был как-то приглашен в этот воровской район одним из тех, кто чувствовал себя тут хозяином.
В знаменитый трактир «Каторга», разместившейся вольготно в доходном доме Елизаветы Петровны Ярошенко на самой Хитровой площади, в Подколокольном переулке, господина писателя доставил «черный извозчик», а несколько дюжих молодцов, одетых с претензией на приличие, уважительно проводили Дорошевича каким-то хитрым ходом в «чистую половину» трактира, куда обычным завсегдатаям и вовсе ходу не было.
За накрытым с некоторой претензией на светскость столом гостя тут ждала принимающая сторона полдюжины людей самого разного возраста. Однако назвался коротко только один Степаном. Он же и говорил за всех один остальные только время от времени кивали и поглядывали на штофы. Степан выразил свое почтение господину писателю, не побоявшемуся самого страшного в России острова-каторги Сахалина. Похвалил честность и меткость описания, сообщил, что с некоторыми «героями» книги знаком лично.
Потом Степан самолично разлил по лафитничкам водку и поднял тост за уважаемого отныне и во веки веков господина писателя. Прибавив, что отныне ни ему, ни его близким никого в Москве не стоит бояться, равно как и за свое имущество. Ну а ежели какой неразумный либо залетный «штымп» посмеет обидеть господина писателя, то жалеть он об этом будет до самого конца жизни, которая станет совсем короткой и незавидной. Что же касается самого господина Дорошевича, то, буде какая нужда возникнет ему будет достаточно лишь дать знать ему, Степану.
Отказываться пить с блатными «хозяевами» Хитровки после такого тоста было, разумеется, нельзя. Дорошевич выпил большую рюмку, закусить решился только парой печеных яиц.
По второй выпили уже по инициативе писателя он поблагодарил за «привет и ласку». И, осмелев, поинтересовался у Степана куда ему обратиться, ежели что?
Сами понимаете, уважаемые: до Подколокольного переулка я могу просто не дойти по причинам, Степан, вам, безусловно, понятным.
Подумав, Степан и назвал тогда лавку часовщика на углу Малого Сухаревского переулка и Трубной улицы (Грачёвки). Господин писатель завсегда может оставить хозяину лавки записку с просьбой, а ответ будет получен через самое малое время. На том и расстались надо сказать, с чувством обоюдного облегчения.
Так чем могу служить, господин хороший? столь же мягко, но уже с оттенком нетерпения повторил часовщик, чуткий нос которого уловил в воздухе некоторое амбре от выпитой Дорошевичем перед визитом водки.
Надо бы мне человеку одному с Хитровки письмецо передать. Степаном прозывается, он же этот адрес и дал в свое время, Дорошевич положил на прилавок запечатанный конверт с короткой запиской.
Степанов тут много, задумчиво нахмурился часовщик, однако конверт сбросил в ящик. Сделаем, господин хороший, не извольте беспокоиться!
Степан протелефонировал в гостиницу «Лоскутная», где время от времени останавливался Дорошевич, собственного жилья в то время в Москве не имевший, на следующий день. Поскольку суть просьбы литератора была изложена им в записке, лишних вопросов у Степана не возникло.
Сыщу я, господин писатель, потребного вам человечка только извиняйте великодушно, в вашей «Лоскутной» невместно вам видеться. Запишите адрес, господин Дорошевич, Степан назвал улицу и номер дома почти в центре Москвы. Там имеют быть нумера коммерсанта Овсянникова, а вывески, кажется, нету. Но вы смело заходите и требуйте ключ от нумера пятого: там в семь часов пополудни сегодня и будет ждать потребный вам человечек. Захватите с собой фотографический портрет с указанием точного роста и особых примет, если таковые имеются. Говорить с мастером можете вполне откровенно, денежками баловать боже упаси! Всего вам доброго, господин писатель! Рад, что хоть в малости услужить вам могу. Даю отбой!
В необозначенных нумерах Овсянникова визиту Дорошевича и его требованию предоставить ключ ничуть не удивились. Гостю подали требуемый ключ и кивнули на правую часть коридора, абсолютно пустого и тихого.
Открывая дверь, Дорошевич поудобнее перехватил тяжелую трость, залитую свинцом и представлявшую собой серьезное оружие. Однако при виде ожидающего его там человека едва не рассмеялся: росточком тот был едва выше пояса Дорошевича. Соскочив со стула, на котором дожидался важного гостя, человечек оказался еще ниже, поскольку ножки в сапогах и вовсе имел короткие и кривые.
Однако лицо у человечка казалось умным, серые глаза смотрели доброжелательно, а редкая растительность на нижней половине лица делала его похожим на мальчишку, смеха ради налепившего на физиономию пряди от шиньона своей матушки.
Не теряя времени, Дорошевич сбросил крылатку и шляпу на единственную в нумере кровать, уселся за стол, придвинул поближе настольную лампу и достал из кармана сюртука британский паспорт.
Человечек к тому времени успел вскарабкаться на свой стул, обтер ладони о скатерть и принялся внимательно рассматривать документ.
Паспорт английский, поэтому записи в нем, прошу убедиться, тоже на английском языке, словно извиняясь, подал голос Дорошевич. Мне желательно внести некоторые изменения вот тут и тут. В первой графе упоминается про рост владельца, а второй
Не извольте беспокоиться, господин Дорошевич! неожиданным басом перебил его человечек. Я, ежели не принимать во внимание свою карикатурную личность, вполне владею и английским, и французским, и немецким языками. Приходилось иметь дело с документами большинства стран Европы. Вам, простите за нескромность, сей паспорт для каких надобностей?
То есть То есть как это для каких? не понял Дорошевич. Для путешествий и удостоверения личности при пересечении границ
То есть не только для внутрироссийского употребления, кивнул человечек. В том числе и в самой Британии?
Ну, там это вряд ли
Уже хорошо, перебил карлик. Предполагается ли, что обладатель сего паспорта будет пользоваться межбанковской и международной системой безналичных расчетов, дорожными чеками, аккредитивами и прочими финансовыми документами?
Разумеется
Угу! Стало быть, работа нужна серьезная, понимающе кивнул головой карлик.
Вооружившись лупой, он внимательно просмотрел всю книжицу паспорта, указывая заказчику на незаметные для дилетанта отметки, проглядел все страницы на свет и даже поколупал кое-где бумагу и чернильные записи сточенным бритвенным лезвием.
Работа серьезная, повторил он. К счастью, паспорт выдан не самой Британии, а консульским отделом Соединенного Королевства в Австралии. Как отмечено взамен утерянного. Иными словами, это не что иное, как дубликат настоящего паспорта. И это обстоятельство внушает нам некоторый оптимизм. У вас есть фотография нового владельца паспорта, господин Дорошевич?
Литератор достал фотографию Краевского и положил на скатерть. Карлик внимательно вгляделся в лицо на фотографии, перевернул ее, убедившись, что там помечен карандашом рост и особая примета старый шрам на кисти левой руки.
Знаете ли вы форму этого шрама и его размеры? Отлично! Диктуйте!
Записав сообщенное на клочке бумаги, карлик вложил бумажку в паспорт и повернулся всем корпусом к заказчику.
Документ будет готов послезавтра, господин литератор. Я буду очень стараться, тем не менее, должен вас предупредить, что использование сего паспорта господином э Палмером в самой Британии, пересечение границ метрополии и денежные операции в оной крайне не рекомендуются!
Стало быть, подделку могут распознать? приуныл Дорошевич.
Я этого не утверждаю. Заметьте, господин Дорошевич, я не задаю вам никаких лишних вопросов. Я не знаю и не хочу знать чем будет заниматься этот человек, карлик постучал коротеньким искривленным пальчиком по фотографии Краевского. Однако если он обратит на себя внимание таможенников, пограничной стражи, чиновников, полиции и банкиров, то внимание к удостоверению его личности будет повышенное. У англичан глаз в этом смысле особо «набит».
Нет, на территории Англии он не будет пользоваться этим паспортом, решительно заявил Дорошевич.
Что ж, в таком случае я гарантирую вам, что в любой другой стране моя работа не вызовет ни малейшего сомнения!
Поняв, что разговор закончен, Дорошевич встал, надел крылатку и шляпу и вопреки предупреждению Степана осведомился у карлика о стоимости его трудов. Тот покачал большой головой:
Разве вам не сказали, господин Дорошевич, что для вас эта работа стоить ничего не будет? Всего доброго. Счастлив был познакомиться с вами! карлик соскочил со стула и раскланялся. Итак, послезавтра, во второй половине дня, у портье этих нумеров вас будет ждать конверт с исправленным паспортом.
Фотографию этого господина я тоже попросил бы вернуть! вспомнил Дорошевич.
Разумеется! Кстати, а этому вашему человеку не понадобится «липовая сара»? уже вслед, словно невзначай, поинтересовался карлик.
Простите? не понял Дорошевич. Впрочем, это, кажется название фальшивых денег? Пожалуй, что нет
Жаль. Я мог бы предложить вам дополнить паспортную экипировку вашего человека бумажными «фантиками» и почти золотыми соверенами, с надеждой предложил карлик. Или, по вашему, господин Дорошевич, пользование фальшивым паспортом менее предосудительно, чем «липовой сарой»?
В голосе карлика звучала явная насмешка, однако тон был серьезен.
Ну, почему же менее? смутился Дорошевич. Просто в этом нет необходимости!
Жаль! повторил карлик. Что «фантики», что «совки» изготовлены отменно! Я ведь, знаете ли, на Коняевском заводе науку сию проходил! Потом: за паспорт с вас плату брать не велено, а насчет всего остального уговора не было! Так что можем доставить друг другу, как говорится, взаимное удовольствие! И возьму недорого
Простите, но все же я, наверное, откажусь! решил Дорошевич. Так что простите, господин э вот не знаю, как вас звать-величать
Крохой-Матехой свои кличут. А настоящее имя свое я и позабыл. Ну, что ж, всего хорошего, господин Дорошевич! Значит, не забудьте послезавтра! Дверь снаружи заприте, сделайте милость! А ключик от нумера портье послезавтра отдадите, в обмен на конвертик-с!
Господин Краевский! Владимир Эдуардович! Впрочем чего мы тут официальщину разводить будем Володинька! Садись, дорогой, поближе и не ужасайся! Дорошевич усадил Краевского рядом с собой на диван и продолжил, внимательно глядя собеседнику в лицо. Володя, редакция имеет к вам серьезное предложение!
Слушаю вас, Влас Михайлович! Краевский присел на край дивана, аккуратно поддернув брючину, закинул ногу на ногу.
Редакция «Русского слова» предполагает отправить специального корреспондента в Японию. Насколько я знаю, во время войны этого не делала ни одна редакция!
Гм Признаться, я тоже не слыхал о подобном, Краевский покрутил стопой ноги, озабоченно проверяя достаточно ли тщательно начищен башмак.
Отправить сейчас своего корреспондента в Японию! Голос у Дорошевича стал мечтательным. Пусть объедет всю страну, своими глазами поглядит что там делается? И по возвращению расскажет нашим читателям всю правду правду очевидца!
Это было бы интересно, кивнул Краевский, сконцентрировав свое внимание на втором башмаке.
Редакция предлагает это вам! торжественно выпалил Дорошевич.
От стола, за которым сидел, взявшись обеими руками за голову, Сытин, послышался чуть слышный стон.
Если Краевский и удивился неожиданному предложению, то виду не подал. Он сел ровно, сложил руки на коленях, подумал пару мгновений и кивнул головой:
Благодарю за доверие, Влас Михайлович! Полагаю, это было бы интересным!
От стола послышался более громкий стон. Дорошевич, гневно сверкнув пенсне в сторону издателя, снова впился глазами в лицо Краевского. Ни смущения, ни сомнения, ни страха Поистине, невозмутим, как истый англичанин!
Что ж, я согласен, господа! Краевский негромко рассмеялся. Ха-ха! Таким образом, «Русское слово» «переяпонит» и саму Японию и всех своих конкурентов! Конечно, я согласен! Надеюсь, редакция подготовит мне соответствующее прикрытие?
Разумеется, мой мальчик! Разумеется! Дорошевич был старше сорокалетнего Краевского всего-то на неполный десяток лет, и такое обращение вызвало новую улыбку корреспондента.
Владимир Эдуардович! послышался от стола голос Сытина. Говорил издатель с некоторым надломом. Голубчик, вы так быстро согласились право, как мальчишка, которому приятели предложили слазить за яблоками в соседский сад! Как же вы так можете? Вам предлагают рискованнейшее дело, а вы смеетесь! Соглашаетесь, не подумав! Не узнавши подробностей, не выговорив условий, наконец!
Позвольте, Иван Дмитриевич! Я знаю господина Дорошевича достаточно давно, еще с «Одесского листка», и хорошо знаю этого человека! Если он оказывает мне этакую профессиональную честь и доверие значит, у него все достаточно серьезно продумано! Я что же должен бегать по кабинету, заламывать руки, причитать и требовать время на размышление? Извините, Иван Дмитриевич: от таких предложений ни один настоящий газетчик не отказывается!
Стеклышки пенсне снова сверкнули в сторону Сытина на этот раз торжествующе.
Володя, я действительно многое продумал и предусмотрел. И окончательно план вашей поездки мы будем шлифовать и шлифовать до полного блеска! Не оставим на нем ни одного спорного пятнышка! Но самое главное: вы говорите по-английски как англичанин! Как меня уверяли совершенно без акцента! А уверяли меня настоящие англичане помните, месяца четыре назад мы после театра заехали в один клуб и вы, дурачась, представились компании британцев как их соотечественник? Вы болтали с ними часа полтора, и никто ничего не заподозрил, пока мы сами не признались им в розыгрыше!
Это было забавно! кивнул Краевский. Помнится, они так до конца и не поверили, что я не британец, а русский! Нет, я действительно готов ехать хоть сегодня!
Авантюристы! не выдержав, Сытин выскочил из-за стола и кругами забегал по кабинету. Мальчишки, право слово! Мало мне было одного Власа Михайловича так теперь и второй авантюрист в редакции завелся! Благодарю покорно! Не солидное издательство, а цирк-шапито, право слово!
Сядьте и успокойтесь, господин издатель! И попрошу не бросаться оскорбительными намеками!
Кроме того, doubt generals before the decisive battle could undermine the spirit of the troops, sir, не удержавшись, вставил Краевский с той же легкой улыбкой.
Сытин, остановившись напротив него, подозрительно наморщил лоб:
Пользуетесь тем, что я сильно плаваю в английском, господин Краевский? Вы изволили сказать что-то про генералов, мешающим своим солдатам? Слушайте, Владимир Эдуардович, а откуда вы вообще столь хорошо знаете английский и так ловко на нем объясняетесь? Только без шуток, пожалуйста! И по-русски, если можно!
Краевский не впервые слышал подобные вопросы, и, как правило, избегал исчерпывающих ответов. Вот и сейчас он пожал плечами:
У меня были очень хорошие учителя, Иван Дмитриевич! Преимущественно англичане. Я, видите ли, получил домашнее воспитание: отец часто менял места службы и всегда говорил мне, что человек не в состоянии быть первым во всем. И решил, что мне надо обязательно знать в совершенстве английский язык. Он и со мной говорил только по-английски как только ему предоставлялась такая возможность
А лучшую языковую практику вы, Володя, получили на английском пароходе, на который нанялись простым матросом, бросили «Одесский листок» и уехали на несколько лет куда-то на Дальний Восток, проявил осведомленность Дорошевич. Если не ошибаюсь, единственное, что вы тогда привезли в Одессу, был шрам на левой руке. Никаких «алмазов пламенных в пещерах каменных» не считая языковой практики, не так ли?