Я заставил себя улыбнуться. Я был уверен в себево всяком случае, выглядел уверенным.
И ты думаешь, тебе поверят? Поверят, что в твою постель отлил папенькин сыночек, который дрыхнет без задних ног? Воображаешь, что они это проглотят? Может, и сделают вид, что поверили, доставят тебе удовольствие, но как же они будут ржать у тебя за спиной! Грозная Мади писается в постель!
До нее дошло. Кобра обмякла, превратилась в диванную подушку. Я догадывался, о чем она думает: одно дело, если весь лагерь поверит, что она целовалась с Арманом, но если ее будут называть зассыхой ужас! Хихиканье за спиной. Она не сможет защититься. Тут хоть убеждай, хоть объясняй, хоть угрожайвсе равно все будут думать, что она дует в постель по ночам.
Я тебя убью, спокойно заявила Мадиха. Кобра дернулась в последний раз. Собственными руками.
Она сделала вид, что хочет встать. Я удержал ее:
Сиди спокойно! Или я подниму шум и разбужу остальных, а сам рвану в постель. Но вернусь через час, или завтра, или послезавтра. Ты не сможешь все время следить за мной, надо же когда-то и спать!
Мадиха посмотрела на меня с уважением, чего я и добивался. Она поняла, что я не боюсь. Должно быть, умела распознавать решимость и удивилась, открыв это качество во мне сегодня ночью.
Чего ты хочешь? Это из-за того, что я тебя обзывала?
Нет. Мне по барабану.
Я выдержал очередную рассчитанную паузу.
Мади, ты должна мне помочь.
По глазам было понятно, что она считает меня опасным психом. Тем лучше.
Я должна тебе помочь?
Ага.
И тут я выложил ей свою историю, всю, от и до, уложился в полчаса. Мади выглядела уставшей, но слушала завороженно. Ни на мгновение не усомнилась в моей версии, не лезла с идиотским вопросом: «А ты уверен, что это на самом деле твой отец?» В ее глазах я стал совсем другим человеком. Она увидела во мне таинственность. Казалось, теперь я могу просить о чем угодно, Мади ни в чем мне не откажет. Теперь она, похоже, гордилась тем, что я выбрал ее доверенным лицом. Когда я собрался вернуться в постель, она сказала:
Ладно, Колен, я тебя прикрою. Ты правильно сделал, что обратился ко мне. И весело прибавила:Незачем было угрожать, что нассышь мне в постель. И уж тем более врать про Армана!
Ты легко отделалась, ответил я. Я сначала подумывал рассказать, что ты затаскивала к себе под одеяло девчонок.
А с чего ты взял, что я этого не делала?
12Полуночное купание
Среда, 16 августа 2000, 23:49
Пляж у Рубиновой бухты, остров Морнезе
Пойдешь купаться?
Кандис лежала рядом с Симоном. На ней было коротенькое платье из ткани, похожей на лен. Светло-желтое. Пляж освещал лишь один фонарь, да и тот вдалеке, и в темноте девушка сливалась с песком, Симон видел только загорелые ноги выше колен, руку, которая шарила по его груди, пытаясь расстегнуть рубашку, и хрупкие плечи. Светлые волосы Кандис тоже терялись на фоне золотистой ткани и песка, казалось, лицо девушки парит в воздухе, прелестное лицо с кошачьими глазами и улыбкой.
Симон не шевелился. Он не мог заставить себя думать ни о чем другом, кроме истории с беглыми арестантами и диссертации, в которой остров Морнезе представал логовом мафии. Кое-чем он поделился с Кандис, не вдаваясь в подробности и не называя имен. Она выслушала его терпеливо и с пониманием, ожидая продолжения. Ее, похоже, возбуждало, что Симон к ней не пристает.
Дерзкая, рискованная и сиюминутная тактика.
Кандис, ты ведь продаешь билеты в развалины аббатства? спросил Симон. И учишься на историческом, правильно?
Верхняя пуговица рубашки отлетела. Рука принялась исследовать его грудь. Он поежился от холодного прикосновения браслета.
Я на пятом курсе. Пишу работу об античных тиранах. Точнее, о Периандре Коринфском. Бессовестный тип, который убил мать и жену. Мне очень нравится Не знаю, какую работу смогу найти с таким образованием, но хотя бы на это лето удалось пристроиться в аббатство, на берегу моря Кстати, купаться пойдем?
Отскочила вторая пуговица. Умелая рука двигалась все ниже, браслет перекатывался по его коже. А Симон гнул свое:
Ты, наверное, хорошо знаешь историю аббатства Сент-Антуан? Подземелья, спрятанные сокровища, Мазарини?
Третья пуговица.
Я здесь на каникулах, милый мой! Извини, но я пришла к тебе не для того, чтобы поговорить про развалины, где за день и десятка туристов не наберется. Уж скорее ты должен мне что-нибудь рассказать. Ты ведь отвечаешь за безопасность на этом бандитском острове? У тебя наверняка припасено для меня какое-нибудь подозрительное дело, убийство, что-нибудь волнующее.
Ты себе даже представить не можешь. Но ты ничего не узнаешь. Извини. Не подлежит разглашению!
Как хочешь.
Пальцы Кандис потеребили светлые волосы на груди Симона, потом внезапно вспорхнули.
Если не можешь решиться, то пойду одна!
Кандис вскочила. Платье соскользнуло на песок.
Красавица знала, что делает.
Разбойники острова за два столетия, Жонас Новаковски и Жан-Луи Валерино, Мазарини со своими монахамивсе они словно по волшебству исчезли. Стоя над Симоном, девушка с обезоруживающей естественностью продолжала раздеваться. Небрежно брошенный лифчик растворился в сумраке, будто его и не было.
Сердце Симона отчаянно колотилось.
Девушка приподняла ногу, удерживая равновесие, как прима-балерина, и кружевные трусики скользнули вдоль одного, затем другого бедра.
Симон целомудренно отвел глаза.
На миг.
Кружева внезапно легли ему на лицо, накрыв глаза, нос и рот.
Почти все органы чувств. Ну и меткая эта чертовка!
Так тебе и надо.
Смех веселой нимфы прозвенел над Рубиновой бухтой.
Это это запрещенный прием, пробормотал Симон.
Кандис уже шла к морю.
Волны набегали на песок метрах в двадцати от них. Легкая пена тянулась светлой чертой, рисуя странные, изменчивые линии, будто слова, небрежно написанные и брошенные в океан, пусть плывут к континенту, чьи огоньки угадываются вдали.
Симон сел. Взгляд поднимался от удалявшейся восхитительной попки к тонкой талии, на которую налез бы и детский спасательный круг, вдоль обнаженной спины, будто притягивавшей слабый свет.
Совершенство.
Тень удлиняла силуэт Кандис, теперь она казалась рослой богиней.
И вот богиня исчезла в воде. Прошло всего несколько минутСимон даже не успел встревожиться или присоединиться к ней, а она уже вышла на берег. Улыбающаяся. Мокрая. Бесстыжая.
От холода соски встали торчком, она выгнулась, подставила лицо, груди, низ живота лунному свету.
И мужскому взгляду.
Симон не обманывалсявсе это продумано, каждый жест просчитан и отрепетирован. И он, конечно, не первый видит этот спектакль. Но не все ли равно, сейчас-то он единственный зритель.
Кандис не спешила, она шла мелкими шажками, подбиралась к нему бочком, словно сексапильный краб. Как будто и песок хотел насладиться прикосновением к ее голым ногам.
«Девушка с эротической открытки, подумал Симон, безупречное тело в лунном свете».
Всем шлю поцелуи с Морнезе.
Глянцевая бумажная куколкаи через несколько мгновений он прижмет ее к себе и почувствует ее тепло.
Симон продолжал сидеть. Кандис подошла еще ближе.
Слишком медленно. Симону стало невтерпеж.
Ее загар не уродовала ни одна светлая отметина. Каким чудом, она же весь день сидит в своем окошке?
Женская тайна.
Еще несколько сантиметров.
Она стояла перед ним. Прелестная Кандис была натуральной блондинкой.
Кандис толкнула Симона, опрокинула на песок и чувственным голоском протянула:
Ну что, мой детектив, так и не расскажешь про какое-нибудь ужасное расследование?
Улеглась на Симона. Мокрая.
Не спеша поцеловала в губы, сползла на грудь.
Мой маленький Брюс Уиллис. Только мой
Сползла еще ниже. Симон закрыл глаза, желание было таким сильным, что он запутался, не знал, куда девать руки, то тянулся к заду Кандис, то теребил пряжку ремня.
В темноте что-то грохнуло.
Выстрел.
В нескольких метрах от них.
Симон, повинуясь рефлексу, извернулся, закрыв своим телом девушку, продолжавшую его целовать.
Наступила тишина.
Жди здесь! приказал он Кандис. Она осталась лежать. Живая. Дрожащая.
Симон полз по песку. Грохнуло где-то севернее. Это явно выстрел. В темноте он почти ничего не видел перед собой.
Если подумать, стрелять могли и дальше, ветер относит звук на сотни метров. Пляж Рубиновой бухты был самым большим на острове, несколько километров длиной. Симон приподнялся и продолжил двигаться согнувшись, почти на четвереньках. Выстрел среди ночи на пляже. Два беглеца, Жонас Новаковски и Жан-Луи Валерино.
Прозвучал второй выстрел.
Симон на несколько секунд замер, потом выплюнул песок, который набился в рот, когда он бросился ничком, и снова пополз.
Второй выстрел тоже донесся с северной стороны. Десять метров? Пятьдесят? Сто?
Как определить?
Симон застыл. Теперь он знал.
Ровно двадцать метров.
Два тела лежали на песке прямо перед ним, одно поверх другого. Убиты чуть ли не у него на глазах.
Симон снова пополз, не задумываясь, не просчитывая. До тел оставалось всего несколько метров, и невидимый убийца мог продолжать целиться.
И он идеальная мишень.
И все же Симон упорно продвигался вперед. Рука коснулась серой полотняной куртки, потом тела. Симон вздрогнул. Он впервые касался трупа. Тело было еще теплым.
Труп дернулся, рука с силой обрушилась на грудь Симона. Падая, он сумел ухватиться за полу куртки, и они покатились по песку. Симон ненадолго одержал верх и попытался заломить противнику руку.
Не дергайся, а то сломаю.
Вместо ответа человек второй рукой ухватил его за волосы. Симон взвыл от боли и выпустил противника. Тут же последовал удар в живот, Симон скорчился. Человек решил, что может встать, но Симон не сдался, перекатился по песку, увлекая его за собой, ткнул кулаком в плечо, в поясницу. Противник зарычал. Он был килограммов на десять тяжелее Симона.
Ублюдок, прохрипел человек, вскакивая.
Служ служба безопасности острова, выдохнул Симон, тоже рывком поднимаясь.
Магическое заклинание.
Человек замер. Мужчины, измотанные короткой, но яростной борьбой, уставились друг на друга. Тишину разорвал женский голос, метрах в двух позади них. Второй жмурик не мертвее первого, подумал Симон.
Хватит, Дени!
Симон икнул. Перед ним стоял человек лет пятидесяти, рубашка на выпирающем животе была разорвана. С виду вполне приличный обыватель. Женщина у него за спиной была примерно того же возраста, она прикрывалась какой-то тряпицей. Взгляд Симона скользнул вниз, на песок, уперся в красные стринги, валявшиеся рядом с юбкой, тоже красной.
Женщину трясло.
Вы вы тоже слышали выстрелы? пробормотал Симон.
Да, сказал толстяк. Мы не знали, откуда стреляют, подумали, что это в нас. Особенно после второго выстрела. Я я прикрыл собой Сюзанну. Мы мы притворились убитыми.
Влюбленная парочка. Скорее всего, они обошлись без стриптиза и ночного купания, но все же парочка.
Симон мысленно обругал себя за тупость.
Это что это было? спросил Дени.
Симон не ответил. Кажется, на пляже все успокоилось. Делать нечего, разве что, дождавшись завтрашнего утра, идти с заявлением в полицию. Наверняка найдутся и другие свидетели. Другие пары.
А может, и парочка трупов обнаружится где-нибудь на острове.
13Недоверчивая сова
Четверг, 17 августа 2000, 02:47
Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе
Возвращаясь в постель, я снова почувствовал в себе огромную силу. Ничто меня не остановит.
В пять утра, когда все, в том числе Мади, еще спали, я разбудил Армана. Он уставился на меня совиными глазами, я его растолкал окончательно и выложил свою историю. Пока я рассказывал, он несколько раз засыпал, и мне приходилось его трясти. Я старался подольше держать его в напряженном ожидании, не говорить раньше времени, что видел в порту живого отца. Когда я дошел до эпизода с угрозами на кровати Мади, до их выдуманного мною псевдофлирта, Арман мгновенно проснулся.
Ты правда это сделал? Я не буду встречаться с этой валькирией!
С этой чем?
С валькирией. Это воительницы из северной мифологии, они утаскивают мужчин в ад.
Вот уж кто не нордического типа, так это Мади.
Ничего, я знаю, о чем говорю. Международное сообщество деспотичных баб, которым нравятся только накачанные придурки.
Я вздохнул, потом рассказал про свою вторую угрозунассать Мади в постель. Мне показалось, что это он воспринял как рыцарский поступок. А под конец я выложил про белый «форд» и моего живого отца, который вел фургон. Арман тут же откликнулся, но совсем не так, как я ожидал. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
Колен, ты бредишь! Я ни на секунду не поверил в твою историю.
Ты мне не веришь?
Нет!
Думаешь, я трепло?
Нет, я не думаю, что ты треплешься или врешь. Просто ошибаешься. Подумай, как ты мог узнать своего отца, если много лет его не видел? Человек забывает лица людей, которых последний раз видел, когда ему было шесть лет.
Да в шесть лет люди запоминают! А лицо своего отца я вот уже десять лет вижу каждый день. Каждое утро и каждый вечер! Через несколько дней после гибели родителей мои дядя и тетя дали мне фотографию папы и мамы. Увеличенную. В рамке. Я поставил ее на тумбочку у кровати. Они никогда со мной не разговаривают о моих родителях, но хоть это сделали. На фотографии мы втроемя, папа и мама. Мы все улыбаемся, стоим на фоне аббатства, под солнцем острова Морнезе. Лица крупным планом. Так что сам понимаешь
Угу
А чуть больше года назад я рылся в дядиных ящиках и нашел коробку с фотографиями. Мои фотографии от нуля до шести лет. И десятки снимков родителей, на острове и даже до того. Их свадебные фотографии. Отпускные. Я даже фильм нашел!
Фильм?
Да, видеокассету. Коротенький фильм, моя тетя сняла его на портативную видеокамеру здесь, на острове. Там минуты три, не больше.
И что там, на этой кассете?
Почти ничего. Взрослые едят под открытым небом, рядом с руинами. Я на этой кассете тоже есть, мне там пять или шесть лет. Играю рядом.
И на этой кассете есть твой отец?
Да.
Твой отец и твоя мать?
Я на мгновение замялся.
Да.
Я и в самом деле узнал отца и мать. Мама все время смеялась. Она держала большую тарелку с нарезанными овощами и угощала сидящих за столомкрасивая, радостная. Но отец сидел не рядом с ней. Он был на другом конце стола, рядом с очень молодой и очень хорошенькой девушкой, спортивной, рыжей, с очень короткой, под мальчика, стрижкой, и одежда у нее тоже была очень короткая. Камера медленно двигалась вдоль стола, снимая всех общим планом. Мой отец под столоммама не могла этого видеть, она была напротивгладил голую ляжку девицы. Поведение отца было недвусмысленным. Он это проделывал незаметно, но долго, даже залез под юбку. Судя по моему возрасту, фильм был снят за несколько месяцев до гибели родителей.
За десять лет люди стареют, продолжал убеждать меня Арман.
Не настолько. С тридцати пяти до сорока пяти не так уж и стареют. И потом, какого черта, если я говорю, что узнал его, можешь ты поверить или нет?
Армана и это не убедило.
Ты видишь то, что хочешь увидеть. Из-за предсказания твоей мамы, ты мне сам рассказывал. «Ты еще встретишься с папой». Ты думаешь, что твой отец жив, а на самом деле она говорила про рай и боженьку. Логично? И вот ты возвращаешься сюда, надеясь снова увидеть отца живым, и принимаешь за него первого встречного, который на него похож. Как утенок, который принимает за свою маму первое, что увидит, вылупившись из яйца, даже если это покрышка или башмак. Говорю тебе, все логично.
Арман, там не только мамино предсказание. Есть еще и доказательства. Куча доказательств.
Арман приподнялся на постели и посмотрел на меня с улыбкой, как следователь на адвоката какого-нибудь мафиозо.
Валяй, я слушаю.
Видишь ли, мои дядя и тетя знают, что папа жив. Они никогда не упоминают о нем при мне, но иногда проговариваются. Когда Тьерри или Брижит созваниваются с давними друзьями, которые остались на острове, я вылавливаю из разговоров фразы типа «передай ему привет, скажи, что все в порядке, Колен здоров». А когда я спрашиваю, кому этоему, они всегда смущаются и говорят: никому, ты его не помнишь.