Как нет, разве ты не священник?
Нет, мальчик мой. Я всего лишь раввин, учитель, наставник, трактую святые писания. Сейчас в иудаизме нет священников.
Как нет? воскликнул от удивления Овадья.
Священники бывают только тогда, когда есть храм.
Но ты же служишь в синагоге, разве это не храм?
Раввин осуждающе покачал головой:
Эх! Молодежь нынче пошла, элементарных вещей не знаете. Синагогаэто просто помещение, где мы проводим свои обряды и читаем святые письмена.
А где же тогда храм? Ведь у всех есть свои храмы: у христиан, мусульман, буддистов, для Менахема эта новость стала откровением.
Храм у иудеев есть только один, но он разрушен. А раз нет храма, нет и священнослужителей.
Но ведь можно построить другой храм, у нашего народа, по-моему, с деньгами никогда не было проблем.
Деньги тут ни при чем. Мы могли бы построить огромное культовое сооружение выше небес, но храм может стоять только в одном местена Храмовой горе. А сейчас там молятся мусульмане. Поэтому священников сейчас у иудеев нет. Давным-давно, когда наш народ вошел в Ханаану, так называлась раньше Палестина, всем еврейским семьям из двенадцати кланов, колен израильских, были даны земельные наделы. Люди построили свои дома, посадили сады, разбили поля и начали счастливо жить. И только потомки Аарона не получили ничего, их было мало, но они обладали острым умом, талантом ораторов и как никто другие веровали в Бога. Дети Аарона и их потомки незаслуженно остались без земли, но им была уготована другая участь. Только род коэнов Отец наш Небесный наделил возможностью входить сначала в Скинию Собрания.
Что это, деда?
Старик нахмурил брови:
Стыдно не знать это, Менахем. Мне иногда кажется, что ты не еврей, он хотел было пригрозить пальцем внуку, но потом передумал. Это такой шатер, переносной храм, в котором хранился Ковчег Завета. Место жертвоприношения и общения с Богом. Один Моисей имел право входить туда, а после пророка такой привилегии удостоились только потомки Ааронапервосвященники. А когда Соломон воздвиг храм, коэны удостоились права входить в Святая святыхв комнату, в которой находился Ларец Бога.
По стене мелькнула серая тень, старик прервал рассказ. Кто-то вошел в синагогу, раввин встал, чтобы встретить посетителя.
Деда, а где сейчас Ковчег Завета?
Старик кивком головы издалека поприветствовал гостя.
Он исчез.
Его кто-то украл?
Я не знаю, раввин хотел направиться к прихожанину. Просто так украсть его не могли, Подарок Бога всегда охраняли левиты, особые люди, тоже из колена Аарона. Они оберегали его днем и ночью. Всевышний наделил их особым даром воинов, которые должны были защищать Ковчег Завета, используя божественную силу.
Постой, деда! Менахем остановил раввина, дернув за рукав. Я знаю, что у тебя нет времени, но скажи мне: левиты исчезли вместе с объектом своего охранения?
Старик блеснул глазами, но подчинился воле любимого внука:
Я не знаю, однако в священных писаниях говорится, что Ковчег Завета не может попасть в чужие руки ни при каких обстоятельствах, пока его охраняют левиты. А их достаточно и сейчас среди нас.
В помещение вошли еще несколько человек. Раввин поклонился внуку и направился встречать прихожан.
«Что же, и этого достаточно!» подумал Менахем и помахал старику рукой.
Спасибо, деда! и поспешил к выходу.
***
Сорок тысяч воинов израильтян, преодолев полноводную реку Иордан, двинулись к горной цепи, за которой открывалась зеленая долина Земли обетованной. Впереди шел Иисус Навин, мужественный воин сорока лет. Высокий и решительный, он всегда отличался тем, что смотрел всем прямо в глаза, не храня за пазухой камня, говорил всем честно свою позицию и умел проявить терпение, слушая других, даже тогда, когда не был согласен с их мнением. Моисей еще в пустыне во время долгого странствия приметил маленького Иисуса, оценив его незаурядный ум, честность и высочайшей степени порядочность, столь не свойственную большинству представителей еврейского народа. Долгие годы рабства в Египте наложили свой отпечаток на израильтян, уничтожив во многих из них чувство собственного достоинства. Отец Иисуса, покорный и слабый человек, спасая жизнь своему ребенку от страшного голода, преодолевая страх и природную застенчивость, поднял бунт против Моисея, оскорбив своим поведением самого Бога. Но Всевышний, наказывая за непослушание многих евреев, почему-то щадил Исхака, оставляя его постоянно рядом с Моисеем. Прошло тридцать девять мучительных лет. Многие люди почти потеряли веру в Моисея, и пророк, понимая, что терпение народа подходит к концу, однажды на закате вошел в Скинию, закрыв за собой вход в шатер плотной тканью. Опустившись на колени, он склонился перед Ковчегом Завета, нежно потер шершавыми ладонями херувимов:
Отец наш, скажи, как долго мы будем ходить по пустыни в ожидании Твоего прощения? пространство между крыльями засияло, обжигая глаза. Моисей невольно закрыл ладонью лицо, отполз на несколько шагов назад. Не гневайся, Отче наш. Скажи, что нас ожидает впереди?
Горящий шар завис над блестящим ларцом. Пророк с раскаяньем в душе замер, трепеща всем телом от волнения.
Моисей! Срок, отмеренный мной, не будет сокращен. Я установил его для того, чтобы очистить народ израильский от скверны рабства, от слабости и трусости, хитрости и предательства, лености и алчностикачеств, приобретенных на берегах Нила под ударами палок жестоких правителей и неподобающих моему народу. Через год закончится полное очищение, и тогда воля моя будет исполнена, евреи получат свой рай на земле, место, где реки наполнены киселем, а берегамедом. Скоро испытания подойдут к концу, но тебе, Моисей, металлический голос зазвучал сильнее, тебе, Моисей, необходимо выбрать себе преемника.
Пророк несколько раз поклонился, сильно ударившись лбом о каменистую землю:
Да, я готов! Кого Ты выберешь, Господь Мой? огонь стал затухать, яркие лучи поблекли. Укажи, Господь мой, перстом своим на преемника! Моисей с силой стал отдавать поклоны, разбивая себе лоб в кровь.
Выбирай того, кто будет лучше всех остальных, кто будет чист перед людьми и Мной, голос затих.
Моисей поднял голову, глядя с испугом на Ковчег Завета, огненный шар на глазах затухал.
Отец наш небесный, не оставляй меня в смятении! Дай знать, кто должен продолжить дело мое и кого Ты, Господин мой, готов вести дальше!
Голос молчал, не желая больше произносить ни слова.
Отец Наш, дай знать! пророк опять отвесил несколько поклонов, кровь ручьями текла с его лба. Он зарыдал от страха, что не сможет выполнить волю Бога и тогда народ Израиля будет обречен на гибель в горящих песках пустыни. Шар потух. Страшное разочарование исказило мокрое от слез и крови лицо Моисея. Отец мой!
Херувимы, казалось, опустили крылья, давая понять, что Бог закончил беседу. Старец беспомощно опустил голову на грудь, в отчаянии кусая губы. И в этот момент шатер наполнился ярким светом. Ангелы подняли крылья, и в голубом свете Моисей увидел знакомые черты лица сына ИсхакаИисуса Навина. Огонь погас, оставив пророка в полной темноте. Теперь Моисей был спокоен, так как знал волю Бога.
Войска двигались дальше, преодолевая путь между двумя горными хребтами, Иисус вышел к небольшой деревушке Гилгале, в страхе покинутой жителями. Он увидел перед собой вдали большой город, который закрывал узкий проход к зеленой, благоухающей тропическими растениями земле. Высокие каменные стены вертикальной скалой преграждали путь дальше. Иисус никогда в жизни не видел ничего более грандиозного, чем эти стены, которые опоясывали город со всех сторон. «Да как же мы будем брать этот город? Это же непреступная крепость, которую нам никогда не одолеть! Как жаль, что рядом нет Моисея. Пророк всегда находил выход из любых ситуаций», подумал Иисус Навин.
Царь Иерихона стоял на балконе своего дворца и с ужасом наблюдал за огромной толпой беженцев, которые устремились в город со всех окрестных поселений, в панике покидая свои земли и дома, в надежде найти защиту за стенами крепости от страшного врага. Люди шли целыми семьями. Со скорбными лицами мужчины возглавляли процессии, таща за собой груженные домашним скарбом телеги, ослов и другой скот. Чуть поодаль, стараясь не отставать от мужей, рыдая, с трудом двигались измученные женщины с детьми на руках, в конце тащились старики.
Царь! правитель обернулся. Прямо напротив него стоял высокий мужчина средних лет и крепкого телосложения. Его огромный кулак негодующе сжимал рукоятку клинка. От сильного потрясения его мощный выступающий подбородок трясся в неуемном гневе. Почему мы так трусливо прячемся в крепости и не преподнесем хороший урок в честной битве этому войску с пустыни? Дай мне возможность вывести свою армию за городские стены и разгромить противника, воевода с огромным трудом сдерживал свою ярость. Царь! Я знаю силу и опыт своих воинов и верю в мощь оружия, которым обладаю. Доверь мне повести солдат наших в бой. Они многое повидали на своем веку и никогда не привыкли отступать.
Но царь Иерихона в этот день был не похож сам на себя. Лицо осунулось, волевой подбородок властного правителя сник, глаза бегали, выдавая животный страх.
Правитель, что тебя беспокоит? Куда делась твоя уверенность, благодаря которой мы всегда одерживали победы? воевода негодующе смотрел на царя, требуя объяснений.
Постой, Эрид, голос царя был слаб, он опустил глаза. Ты многого не знаешь, потому так и горяч. Я не боюсь этих диких племен, пришедших издалека. Мы можем выставить свою армию. Но не в этот раз. Страшная сила пришла на нашу землю.
Но это же обычные кочевники, коих по пустыне много племен водится, воевода с горящими глазами решительно наступал на правителя. Дайте мне возможность, и я вышвырну этих дикарей обратно в пустыню, да так, чтобы они раз и навсегда забыли сюда дорогу.
Эрид, остуди свой пыл. Я знаю силу нашей армии, нисколько не сомневаюсь в твоих способностях. Но на нас идут не просто кочевники, а страшная сила, которая несет нам разорение и смерть.
Царь поднял глаза, полные ужаса. Они потрясли Эрида до глубины души, таким своего правителя он не видел никогда, темные сомнения стали передаваться и ему. Однако, преодолев свое смущение, воевода не отступал:
Мой правитель, да что могут сделать с нами дикари? Увидев наше войско, они трусливыми гиенами разбегутся по пустыне, вплоть до Аравии, ища спасения.
Царь побледнел еще сильнее, его левый глаз начал непроизвольно подергиваться, лицо потемнело от ощущения полной безысходности, с мрачным видом он решительным жестом руки остановил своего командующего войском:
Эрид, ты не все знаешь про этих чужеземцев. Наше объединенное войско амореев, а ты знаешь, что более могущественной армии нет на свете, столкнулось с этими дикарями. Непобедимые воины бросились на противника, готовые смести кочевников, но произошло нечто страшное, на лбу царя появилась испарина, голос понизился, перейдя почти на шепот: Я не знаю, как такое могло произойти, но в одночасье лучшие воины были превращены в пепел, а тех немногих, кто остался в живых, постигла страшная участь, чувствуя, как у него затряслись поджилки, царь замолчал, стараясь взять себя в руки. Неимоверным усилием воли он поднял голову и, набравшись мужества, продолжил: Нам надо запастись водой, провиантом, укрепить ворота. Стены Иерихона выдержат любой натиск, и этим мы спасем жизни многим своим людям. Иди, Эрид! Готовься к обороне.
Иисус Навин разбил огромный лагерь у стен Иерихона, осознавая всю опасность взятия этой неприступной крепости. «Неужели нам опять придется отступить в пустыню и искать свою землю?» задумался предводитель евреев. В лагере разгорелись костры, все пространство вокруг города запылало тысячами огней. Солнце заходило на западе, осветив багровыми лучами окрестные горы и гигантские стены крепости. Навин со страхом в душе смотрел на кровавый закат в ожидании страшного будущего. Ему вдруг стало не по себе. Темные круги поплыли в глазах, голова закружилась. Иисус почувствовал, что ноги подкашиваются, он зашатался. Он чуть не упал на землю, но успел в последний момент опереться о копье, которое крепко сжимал в руке. Навин перевел дух: «Что это со мной?» В ушах все зашумело, и в этот момент он почувствовал легкий толчок в сторону горы, на которой в лучах солнца сияла ярким красным огнем вершина.
Иисус помимо своей воли направился по непонятно откуда появившейся тропе. Она поднималась вверх, светясь в багровом закате ярким золотым отблеском. Навин не чувствовал ног, странная сила поднимала его к вершине горы. Сердце от страха заколотилось, но он, перебарывая сильнейшую тревогу, старался сохранить хладнокровие. Наконец он почувствовал под ногами твердую почву. Это была вершина скалы, на ней никого не было, одни только желтые полуразвалившиеся камни и редкие кусты акации. Вокруг стояла тишина. Казалось, все замерло, и только последние лучи уходящего солнца горели ярким золотом, освещая большие валуны под ногами. Иисус немного успокоился и опять вспомнил Моисея. Он ощутил страшное одиночество, понимая, как не хватает ему сейчас пророка. В золотом отблеске заката что-то засияло. Навин, прикрывая глаза от солнца, посмотрел вперед. Неожиданно прямо перед ним в огненном ореоле вырос воин с мечом в руках. Золотые доспехи блестели на нем ярким пламенем.
Иисус, тебя терзают сомнения?
Предводитель евреев склонил голову:
Да. Я боюсь потерять своих людей на этих непреступных стенах.
Незнакомец, все еще сияя в лучах заходящего солнца, показал мечом на Иерихон:
Ступай в лагерь и пошли несколько лазутчиков в стан противника под видом беженцев. В доме блудницы, красавицы Риав, они найдут убежище. И пусть ждут команды твоей, а потом выступают с твоим заданием. Стены крепкие только тогда, когда слаб дух. Но если дух торжествует, все рушится перед ним. Твоя армия, Иисус, возьмет Иерихон, разрушив крепость только несокрушимой верой. Когда ты возьмешь город, прикажи покарать всех защитников и жителей города. Поклянись мне, что в городе не останется ни одного человека, все должны быть принесены в жертву, все. Только не трогай блудницу и ее родных, и дома их сохрани. Больше в городе не должен выжить никто.
Светящийся воин сделал паузу и добавил тем же спокойным голосом:
И вся живность тоже. Золото, серебро, медь соберите в одно место, все должно быть принесено в жертву.
Он наклонился к Навину и прошептал несколько слов на ухо. Солнце зашло за горизонт, его лучи потухли, вместе с ними исчез и светящийся воин.
Глава 13
Рыбацкая шхуна уходила в море, прощаясь с гостеприимной землей Ливана. Саид стоял на корме, с тревогой глядя на яркие, неумолимо уменьшающиеся огни большого города. Он только что покинул теплую каюту, где уложил шейха спать. Сердце охранника обливалось кровью, ему опять пришлось сделать старику обезболивающий укол. Постоянные переезды, вечная борьба за справедливость и неустанные состязания со смертью подрывали и без того слабое здоровье Исина. Последнее время старца часто стали беспокоить приступы стенокардии и почечная недостаточность, которых раньше не было. Они вызывали у него страшные боли. Шейх никому не рассказывал о своих недомоганиях, стараясь скрыть от посторонних глаз мучительные приступы болезни, и только Саид знал, чего это стоило Исину. Телохранитель всегда следил за глазами старца, если они вдруг закатывались, это означало, что нужно делать обезболивающий укол, иначе сердце старика могло не выдержать мучительную боль. «Почему Всевышний не смилуется над моим другом?» Саид часто обращался к Богу, вымаливая у него здоровье и спокойствие для Исина. Но небеса оставались безучастными ко всем просьбам телохранителя.
Земля скрылась из вида, огни растворились в темноте, только отблески света на горизонте напоминали о покинутом береге. Луна спряталась за тучами. В кромешной тьме не было видно ничего, в темных красках окружающего мира был слышен только плеск волн и глухой стук мотора. Где-то рядом раздались шаги. Саид обернулся. Человек с автоматом прошел мимо, проверяя, все ли в порядке. Телохранитель вздрогнул, вспомнив, что старец остался один, он как лев бросился в трюм, опасаясь, что кто-то чужой вдруг посмеет войти в каюту шейха.
Ночью Саид несколько раз просыпался от стонов старца, он осторожно подходил к кровати, клал руку на его горячий лоб. Исина била лихорадка. Телохранитель достал из походной сумки спиртовой тампон и бережно протер лицо друга. Температура на время падала, старику становилось легче, и он проваливался в беспамятство. Проходило время, опять слышались стоны, бессвязное бормотание. Телохранитель повторно сделал старику внутривенный обезболивающий укол. Шейх расслабился, откинув голову на подушки, и стал медленно засыпать, почувствовав себя лучше.